Смотри-ка, номер 36 опять не мой, хотя на что я, собственно, надеялся, дурьямоябашка?
Номер 36 — это Раймон Кено (1903–1976), гениальный выдумщик, который начал с сюрреализма и пришел в УЛИПО через коллеж метафизики и «упражнения в стиле». Этот одержимый успел потрудиться всюду, где в XX веке подвергали пытке синтаксис, где терзали и перемалывали слова. После Селина и Сан-Антонио[64] он стал третьим насильником над глаголами. А главное, он автор «Зази в метро», которая начинается с одного слитного слова: «Откудажэтотаксмердит?»
«Зази в метро» можно рассматривать как один из «молодежных» вариантов «Путешествия на край ночи»[65], поскольку арго, разговорный французский, изуродованная орфография, каламбуры и фонетические сокращения — не единственное ее оружие. Здесь пересмотрен даже сам принцип реалистического повествования: как и у друга Кено Бориса Виана[66], персонажи выглядят так, словно родились из бредового сна; они совершают бессмысленные поступки, и им плевать абсолютно на все, даже на правдоподобие своей истории. Для определения этого жанра можно было бы сказать, что Кено — натуралист по форме и антинатуралист по сути, и это довольно-таки неожиданно со стороны выдающегося члена Гонкуровской академии.
Зази двенадцать лет, как и Лолите, но она не спит с мужчинами, хотя регулярно посылает их «в жопу». Она прибывает поездом в Париж, на Аустерлицкий вокзал, чтобы провести пару дней в гостях у своего дяди Габриэля, работающего стриптизершей в «гормосессуальном» кабаре. Они будут колесить по городу, но не в метро, поскольку там объявлена забастовка. По пути им встречаются всевозможные личности одна потешней другой: официантка Мадо-Тонконожка, вдова Мужьяк, плейбой-неудачник Педроило, гид столичного города Парижа by night Федор Балванович… Это скорее роман о деформации, нежели об информации: Зази познает свободу через дежурные достопримечательности столицы: Эйфелеву башню, собор Инвалидов, Сакре-Кер и т. д. Но за фривольной видимостью этой прогулки таится нечто очень серьезное. Зази изучает мир взрослых и, кажется, недоумевающе спрашивает себя: «Как, только и всего?» А Габриэль восклицает: «Истина! Как будто кто-нибудь в этом мире знает, фчёмона! Все это блефня!» В конце романа Зази возвращается к матери, и та ее спрашивает:
«— Ну как, хорошо развлеклась?
— Да так себе.
— Метро-то видела?
— Неа.
— А что ж ты тогда делала?
— Я старилась».
Не правда ли, сразу вспоминается Фердинанд Бардамю[67], так же как и Холден Колфилд, герой «Над пропастью во ржи» (романа Д. Д. Сэлинджера, опубликованного за восемь лет до этого), который изъяснялся примерно тем же слогом: словечки Зази типа «попробуйдогони» очень напоминают его «и все такое» или «ну чего там». Можно также обратиться еще дальше в глубь веков, например к Рабле, но тогда наша маленькая очаровашка состарилась бы еще быстрее, так что давайте останемся там, где мы есть.
Великие книги часто бахвалятся своим величием; так и чудится, будто они пускают пыль в глаза, трубя направо и налево: «Внимание, шедевр!», а вот при чтении «Зази в метро» все кажется легким. Ее юмор, нежность, непочтительность, беспечность непреложно доказывают, что иногда гений должен уметь скрыть свою гениальность, чтобы стать подлинным гением. Дело здесь не в ложной скромности, но в истинной элегантности, ибо, по выражению самого Кено, «только читая, становишься почитаемым». И не состоит ли главная заслуга этой книги в том, что автор раз и навсегда доказал: можно прекраснейшим образом сочетать авангардизм с веселой насмешкой.