Number ten — это «Пена дней», невинная и печальная сказка, прелестная любовная история, которую Борис Виан (1920–1959) написал за два месяца, в возрасте 27 лет, изложив ее содержание в таком резюме: «Мужчина любит женщину, она заболевает и умирает». (То есть «Love Story» Эрика Сигала — просто бесстыдный плагиат!)
Фантазия… ах, фантазия! Мы-то думали, она давным-давно умерла, приконченная, задавленная, загубленная реализмом и натурализмом, автобиографиями и ангажированным романом. Однако нежная, волшебная поэзия любви Колена и Хлои переворачивает все доводы противников воображения. Нет, воображаемое совершенно не противоречит эмоциям, юмору или сатире. Можно быть в высшей степени парадоксальной личностью и одновременно бунтарем, как доказал Альбер Камю. Вот и Виан, даром что выпускник ВШИР[176] и экзистенциалист, был другом Кено, а стало быть, хорошо разбирался в сюрреализме и патафизике, которыми пронизана его изящная и причудливая идиллия. В ней Виан подсмеивается над Жан-Солем Партром (автором книги «Нечто и Ничто»), предает анафеме работу, деньги и брак, утверждает, что все на свете — и счастье, и здоровье, и любовь, и жизнь — невозможно, и одновременно описывает, как в груди у женщин вырастают водяные лилии и как съеживаются квартиры. У Д. Д. Сэлинджера, автора «Над пропастью во ржи», и Бориса Виана, автора «Сердцедёра», есть одна общая черта (помимо очень сходных названий[177]): оба писателя отвергают мир взрослых, при том что первый из них до сих пор жив, тогда как второй умер в возрасте 39 лет, в 1959 году. «Пену дней» невозможно пересказать вкратце: слишком уж хрупок этот роман, слишком светел и прозрачен, слишком полон волшебства, чтобы его разъяснял какой-то тип, восседающий в кресле перед своим «макинтошем».
Мне бы сюда пианоктейль[178], этот фантастический инструмент, смешивающий коктейли одновременно с нотами (образ, несомненно, внушенный Виану «органом для духов» дез Эссента[179]). И тогда, выдув несколько литров ликерных смесей, я мог бы сходить на каток с хорошенькими девушками, и под их смешки почувствовал бы себя на седьмом небе от счастья, и стал бы играть на трубе, чтобы отпраздновать присуждение Борису Виану 10-го места, а крошечная серая мышка с черными усиками явилась бы, чтобы в прямом эфире прокомментировать победу Жан-Соля Партра над настоящим Жан-Полем Сартром, который застрял у нас на 13-м месте: вот вам и доказательство, что беззаботные гуляки превосходят величием высоколобых философов. Мы чествуем здесь стилягу, отчаявшегося и расхлябанного, чествуем блистательного артиста, которого не принимали всерьез при жизни и который торжествует в своих книгах, ибо они помогают радоваться и не думать о смерти вплоть до того мгновения, когда она поразит вас в совсем еще молодое сердце в кинозале, где ваше творение показывают на гигантском экране[180]. История не сохранила свидетельства о том, была ли найдена при вскрытии гигантская водяная лилия…
Наверняка сыщутся люди, которым не нравится «Пена дней», которые находят эту книгу чересчур наивной или несерьезной, и я хочу прямо здесь торжественно объявить им, этим людям, что мне их жаль, потому что они не поняли самого главного в литературе. Хотите знать, что это? Очарование.
Будь у меня больше места, я бы поговорил с вами о Холдене Колфилде, который с лихвой заслужил право значиться в нашем списке-50 своими глупыми выдумками в духе Дэвида Копперфилда, но у меня нет никакого желания распространяться на эту тему «и все такое»[181].