Лучший коп Мегаполиса

Часть III БОЛЬШАЯ ОХОТА

I

Мрачные стены небоскрёбов нависали над гулкими пустынными улицами. Фонари тускло светили в узких провалах между домами, не столько разгоняя тьму, сколько создавая атмосферу дешёвого фильма ужасов, где страх граничил с раздражением. Мы уже минут пятнадцать шли куда-то, постоянно сворачивая и меняя направление. Я не могла понять, что он хочет найти в этом холодном лабиринте, называемом Мегаполисом, но я молчала, мрачно слушая его бесконечный злобный монолог.

— Проклятые шармы… — хрипло бормотал он. — Теперь я должен пешком тащиться по городу, обходя посты, словно это не мой город. Дёрнуло же меня поставить машину в их чёртов гараж… Теперь до неё не доберёшься. Ну ладно, пусть постоит там, у них под присмотром. Пока обойдусь… Ну погоди, генерал… Ты наверно уже сейчас локти кусаешь. Зря ты меня злил. Теперь пожалеешь… Не думаешь же ты, что я попадусь в лапы твоим шармам, это с моим-то опытом партизанской борьбы в условиях современного города… Я до тебя ещё доберусь, трусливый шакал. Ты вечно только и мог, что протирать свои генеральские штаны в мягких креслах. Обвинить меня в том, что я…

Он смолк, видимо, вспомнив о распечатке ментоскопирования. Некоторое время шёл молча, а потом снова заговорил тем же хриплым голосом и тем же монотонным тоном. В ином случае меня это давно привело бы в бешенство, но сейчас я понимала, что он сам вряд ли осознаёт, что говорит и делает. Видимо, потрясения последних часов так подействовали на его психику, и он начал понемногу заговариваться. Противоречить ему сейчас было просто опасно, и я молча шла следом, время от времени оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к тревож­ной тишине ночного Мегаполиса.

Этот небольшой переулок с самого начала показался мне подозрительным, потому что света в нём было ещё меньше, чем на улице, а затем я уже явственно уловила впереди движение и приглушённые звуки тяжёлого дыхания. Я догнала Лонго и положила руку ему на плечо. Он остановился, и в тот же момент из темноты появилась огромная жёлтая кошка с облезшей шкурой и висящей свалявшимися патлами гривой. По­зади послышался тихий смешок. Из-за ближайшего угла появились три грязных субъекта, отдалённо напоминающих огородные пугала.

— Стоп, дорогуши… — сипло произнёс облезлый тигролев. — При проходе по нашей улице следует оставлять здесь ненужные ценные вещи.

— Эй, да ведь это коп… — хихикнуло одно из пугал.

— И с девочкой, — добавило другое. — И какая девочка!

— Не золотое б правило… — вздохнуло первое.

— А что мне золотое правило! — тигролев оскалил жёлтые клыки. — Тем более что никто ничего не узнает. Я давно мечтал задрать паро­чку легавых!

Он шагнул вперёд и оказался в круге света. Я увидела, что пря­мо из шерсти над его ухом торчит изогнутая «лапка» с клеммой на конце. К таким клеммам подключались электростимуляторы, раздражающие центр удовольствия, что-то вроде нейронаркотика. Ожидать от этого типа благоразумия было бы странно.

— Оставь его… — тоненьким голоском попросило третье пугало. — Узнают, ушлют в посёлок, а там хо-о-олодно…

— Во! И стимуляторов нет, — веско добавило второе.

— Кто скажет? Ты?.. — тигролев открыл чёрную пасть и пугала попятились. — Никто не узнает, а у меня давно уже…

— Иди сюда… — тихо прорычал Лонго, словно внутри у него по­степенно закипала раскалённая лава. — Иди, шарм… У меня на таких, как ты, давно руки чешутся, тем более что никто не узнает. Я тебя голыми руками задавлю, не таких давил.

Он не спеша закатал рукава рубашки, а тигролев, у которого шерсть встала дыбом от ярости, опустился на согнутых передних ла­пах, прижал уши и, оскалившись, двинулся к нам. Он был метра четыре в длину и, несмотря на полусгнившие зубы, представлял некоторую опасность. Лонго смотрел на него, сжав кулаки и недобро улыбаясь. Тигролев припал к земле, готовясь к прыжку, но первой с места сдви­нулась я. Сделав несколько не слишком быстрых шагов к нему, я оста­новилась перед его изумленной мордой и привычным движением вынув из кобуры бластер, направила его в лоб кошки, как раз между глазами.

— Исчезни отсюда до того, как я сосчитаю до трёх, киска, — проговорила я, и мой голос прозвучал низко и холодно. — В противном случае я сделаю в твоей большой голове маленькую дырочку. Вторая, в затылке, будет куда больше. Начинаю отсчёт: один…

Тигролев снова прижал уши и медленно, ползком отступил, глядя перепуганными глазами в дуло «Оленебоя».

— Два…

Он развернулся и беззвучно скользнул в темноту.

— Три.

Я убрала бластер в кобуру и обернулась. Пугал уже и след про­стыл. Лонго стоял, опустив голову.

— Куда мы идём? — спросила я.

— В участок, — со вздохом произнёс он.- Нам нужно оружие и флаер.

II

В дежурном помещении двадцать шестого участка было несколько детективов. Лонго, ни на кого не взглянув, прошёл к двери своего кабинета. Идя за ним, я заметила, как дежурный тихонечко потянулся к трубке экстренной связи, но находившийся рядом Хорн без лишних слов выдернул из боковой панели провод со штекером.

В кабинете в лейтенантском кресле сидел Клайд. Он внимательно посмотрел на Лонго и сообщил:

— Пришёл приказ немедленно арестовать тебя, если ты появишься. Объявлен розыск по всему городу. Перекрыты все дороги.

— Я так и думал, — кивнул тот и подошёл к стенному шкафу. От­крыв дверцу, он достал оттуда штатскую одежду и, бросив её на стул рядом, начал молча стаскивать с себя полицейскую форму. Клайд хмуро наблюдал за ним.

Лонго надел чёрные льняные брюки и кожаную длинную куртку. На талии с усилием затянул широкий пояс с медными бляшками, в ножны которого вложил тот самый нож с потемневшей деревянной рукояткой, что ещё недавно сверкал у шеи комиссара Торсума. Последним аккордом он защёлкнул на шее цепь зеленоватого серебра с грубоватым маленьким медальоном, на котором была кустарно отчеканена отрубленная рука, сжимающая лучемёт.

— Я должен выполнить свой долг, — проговорил Клайд.

— Выполняй свой долг, — равнодушно отозвался Лонго, осторожно поднимая со дна шкафа сверкающий сталью лазерный карабин «Поларис».

— Долг перед кем?

— Перед кем посчитаешь нужным… — он, наконец, взглянул на сер­жанта. — Мне нужен флаер.

Клайд молча смотрел на него, потом покачал головой.

— Я не могу дать тебе флаер.

— Тогда я сам возьму.

— Возьми.

Сержант подошёл к щитку, на котором висели электронные ключи от флаеров и, не говоря ни слова, закрыл стеклянную дверцу и тщательно запер замок. Потом обернулся и выжидающе посмотрел на Лонго. Тот подошёл и без разговоров ударил угловатым прикладом по стеклу. Дверца со звоном осыпалась на пол. Клайд молча снял один из ключей.

— Только что из ремонта. Аккумуляторы заряжены под завязку. Постарайся не свернуть себе шею.

Лонго поймал брошенный им ключ и, не прощаясь, вышел. В дежурке скользнул взглядом по лицам детективов.

— Никто никуда не звонил, мой лейтенант, — промычал Хорн.

— Позвоните, — бросил Лонго и направился к выходу.

Оказавшись на улице, я увидела, как выскользнул из ворот гара­жа двухместный полицейский флаер «Олити» с мигалкой на открытом до половины куполе. Лонго прыгнул на место водителя. Я села рядом. Флаер резко рванулся вперёд и вверх, так что у меня на какое-то мгновение перехватило дыхание.

Мы взлетели выше крыш небоскрёбов. Лонго, наконец-то, додумался опустить купол и, взявшись за штурвал, направил флаер на север, ту­да, где возвышались башни зданий официальных служб Колонии.

— Куда теперь? — поинтересовалась я.

— В центр ментоконтроля.

— Ты уверен, что нас там не ждут?

— Я уверен, что меня там ждут. И я хочу всё выяснить до конца. Имеет мне смысл заниматься всем этим или лучше пустить себе заряд в сердце.

— Мне казалось, что ты уже решил заниматься всем этим. Или я ошиблась? Хочешь переложить всё на мои хрупкие плечи и выйти из игры?

— Тебе-то это зачем? Из-за Альбелина?

— Мне в данный момент нет до него никакого дела. Но я не люблю, когда в этой галактике нарушают законы Объединения. И я не люблю, когда мерзавцы не получают по заслугам.

— Хорошо. Я не оставлю это дело, пока не закончу его. Моё сердце немного подождёт своего заряда.

— Тогда зачем туда лететь? Что изменится от того, что ты узнаешь, что это так? Или ты сомневаешься?

— Нет. Но если я сам увижу это на экране, я перестану об этом думать и смогу нормально соображать.

— Логично, — согласилась я, прицепляя себе сзади на пояс лучевой клинок, который предусмотрительно оставляла в участке и незаметно прихватила оттуда, пока Клайд пронзал взглядами Лонго.

III

Мы не стали спускаться. Это был неожиданный, даже слишком не­ожиданный шаг. Не снижая скорости, «Олити» влетел в окно небоскрё­ба и застыл в метре от пола, усыпанного осколками стекла. Лонго открыл купол и выскочил из салона, прихватив с собой «Поларис».

— Если не вернусь через сорок секунд, разворачивайся и улетай. Именно столько времени понадобиться им, чтоб подняться сюда.

Он плечом вышиб дверь комнаты, в которой припарковался флаер и ушёл. Я молча смотрела на хронометр на приборной пане­ли. Пока я ещё не могла сообразить, что, собственно, произошло и чем всё это может закончиться. Где-то далеко внизу взвыла сирена.

Я покосилась на дверь и пересела на водительское кресло. Размы­шлять было некогда. От сорока секунд оставалось лишь семь. В коридо­ре раздались шаги десятка ног. Я запустила двигатель и, взявшись одной рукой за штурвал, вторую положила на стартовый рычаг. В тёмном про­ёме двери мелькнул свет ручного фонаря. Я потихоньку сдвинула флаер с места. В комнату влетел Лонго и, опершись на окантовку борта, запрыгнул в кабину. В комнату вбежал ещё кто-то, но я увиде­ла это лишь мельком, потому что «Олити» уже вырулил из своего временного укрытия и с разворота помчался на восток.

— Сделай круг и заходи в направлении вон той вышки, — произнёс Лонго, слегка дрожащим голосом.

Я покосилась на него и увидела, что он мнёт в пальцах пласти­ковый шарик — футляр клубковой дискеты. Некоторое время он задумчи­во смотрел на тёмные кубы проносящихся мимо небоскрёбов, а потом тряхнул головой.

— Пусти меня за штурвал.

Мы поменялись местами. Он закатил шарик в небольшой бардачок под штурвалом и обернулся ко мне.

— Ты это делаешь только из любви к законам?

— Нет, — покачала головой я. — Из любви к Звёздному Отечеству. Ещё и из любви к тебе.

Он вздохнул.

— Интересно, что я теперь собой представляю? Наверняка что-нибудь не слишком заслуживающее внимания.

— Расист, — усмехнулась я. — По-твоему, внимания заслужи­вают только чистокровные ормийцы?

— Кто угодно, но желательно чистокровные. Хотя некоторые мутанты… Дьявол! — он ударил по штурвалу. — Я не чувствую в себе ника­ких особых перемен! Не мог же я так измениться за какой-то месяц и ничего не заметить!

Я задумалась.

— Насколько вероятна возможность подделки ментограммы?

— Нулевая вероятность, — помрачнел он. — Ментограмму нельзя подделать. Компьютер сперва идентифицирует личность по нескольким сотням параметров и только потом проводит ментоскопирование.

— Но расшифровку подделать можно?

Он покосился на меня.

— А ты думаешь, почему я взял клубковую дискету, а не кристалл с расшифровками? Но я ничего не понимаю в этих психологических премудростях… Ты можешь самостоятельно расшифровать последнюю ментограмму?

— Если будет подходящий компьютер, то, пожалуй, смогу.

— Только на это я и надеялся, — признался он. — В западном ок­руге есть одна уютная психушка. Неделю назад её прикрыли из-за то­го, что там проводились подпольные операции по вживлению электродов в мозги этим чокнутым нейронаркоманам. Двери опечатаны, но техника вся на местах.

Флаер резко спикировал вниз, где в окружении уютного садика стояли трёхэтажные корпуса. Лонго пролетел над ними, внимательно глядя на экран, где всё, что находилось внизу, подавалось сквозь фильтры инфракрасного преобразователя. Наконец, он повёл «Олити» на снижение и посадил в небольшом квадратном внутреннем дворике. Мы выбрались из кабины и подошли к стеклянной двери, ведущей в дом. Она была не заперта на замок, и на сей раз обошлось без излишнего шума. Пройдясь по процедурным и кабинетам, мы быстро нашли подходящий компьютер. Я достала «клубок» из футляра, положила его на подставку и включила компьютер. Клубок закрутился, замерцал и от него осторожно отделились тоненькие щупальца передающих антенн. Вскоре на маленькой розетке уже сверкало крохотное солнышко, окружённое острыми иголочками ярких лучей. Кибер свистнул и начал выдавать информацию.

Мои познания в прикладной психологии были далеко не такими обширными, как хотелось бы, где-то на уровне специальной космошколы, но я почти сразу поняла, что Лонго едва не заколол себя кинжалом из-за простейшей подделки. Я не могла выдать такой чёткой раскладки, как на листе, который подсунул нам Рирм, но я хотя бы могла доверять тому, что мне удалось понять в сложной путанице формул и диаграмм, потоком катившихся по экрану.

— Да, бесценный мой. За последний год отклонения действительно возросли, — заметила я. — У вас ментоскопирование проводится каждый месяц?

— У ормийцев? — переспросил он, присаживаясь рядом и напряжённо глядя на экран. — Да. У нас психика, якобы, более подвержена мутациям под воздействием космоса. Землян и алкорцев ментоскопируют каждые пол­года, пелларцев и минотавров — раз в три года, лознийцев и тиртанцев — раз в пять лет. Анубисов вообще не ментоскопируют, просто прополаскивают мозги и вышвыривают на все четыре стороны.

— Не нервничай по пустякам, — проговорила я. — Наиболее значительный скачок у тебя произошёл год назад в пределах двух месяцев, а потом постепенно-постепенно… Только это не мутация.

— То есть как?

— Так. Отклонение от общеормийского уровня произошло под воздействием не внутренних, а внешних обстоятельств. Ко­роче, парочка хороших стрессов и, как результат, переоценка ценностей. Ты много думал в этом году, дорогой?

— Много. Пожалуй, больше, чем за всю предыдущую жизнь.

— Ну, вот видишь. От ормийца у тебя осталось восемьдесят шесть процентов. Ага, это видимо программа, составленная горцем. Тут дополнительная шкала для твоих соотечественников. Ну, любимый мой, ты зря беспокоился, а я зря удивлялась тому, как это можно остаться ормийцем на девять процентов, а вести себя так, словно только что с гор спустился. Девяносто два процента!

— Девяносто два? — он привстал и заглянул в экран, словно мог что-то там понять. — Где ещё восемь?

— Ну, ты даёшь! — рассмеялась я. — Ещё мало!

— По каким параметрам я недотягиваю до горца? — он сверлил меня горящим взглядом чёрных глаз.

— По упрямству явно дотягиваешь, — усмехнулась я. — Ладно, сейчас посмотрим. Так я и думала: снижена эмоциональная возбуди­мость, пошла на убыль ригидность…

— Что?

— Пластичнее становишься, дружок. Например, выдерживаешь купание в бассейне, когда тянет в лужу. Повышенная конвенциальность… пардон, социальная адаптированность. Нет, ты месяц от ме­сяца приближаешься к идеалу. Лопатки не чешутся?

— Нет, до ангела пока не дорос, — наконец, улыбнулся он.

— Слава Звёздам, — вздохнула я. — Кстати, чувство юмора у те­бя тоже выше, чем у твоих земляков.

— У горцев нормальное чувство юмора!

— Для горцев — без сомнения. Но вот повышенная активность, быстрота реакции, спонтанность в социальных контактах, решительность, заниженное чувство самосохранения и ориентация на глобальные цели — это всё уже чисто ормийские достоинства и они у тебя на уровне, соответствующем горцу. Торсум тебя надул. Ты ормийский горец, в этом я не ошиблась, и мне ещё рано уходить на покой.

— Что там ещё?

— Это уже любопытство, Лонго, черта, свойственная горным козлам, а не людям.

— Скажи лучше сразу, что твои познания в этом деле истощились, — рассмеялся он.

— Нет, — возразила я. — Кое-что я вижу и понимаю. Ты как всякий мужчина очень демократичен в свободной любви и жутко деспотичен в браке. Женщина играет в твоей жизни две роли: боевая подруга и жена. Воспринимаешь ты это настолько по-разному, что я согласна всю жизнь быть твоей боевой подругой, но никогда бы не вышла за тебя замуж.

— Всё это вполне сообразуется с нашими обычаями, — пожал пле­чами Лонго. — Боевая подруга сопровождала мужчину на войне и во всём была равна с ним, но её могли убить. А жена оставалась дома и почти ничем не рисковала. Между прочим, большая часть женщин всё-таки предпочитала сидеть взаперти у диктатора-мужа.

— Я, видимо, принадлежу к меньшей части, — усмехнулась я.

Неожиданно я уловила за спиной какое-то движение. Быстро обер­нувшись, я увидела, как из угла выплывает туманный шар видеотектора.

— Это ещё что? — пробормотала я, а Лонго, недолго думая вклю­чил обратную связь. В шаре появился лейтенант Нордони.

— Это ты, Лонго? — спросил он, печально глядя на него. — Да­вайте быстро сматывайтесь оттуда. Через семь минут там будет усилен­ный наряд из моего участка.

— Спасибо, Джули, — проговорил Лонго, вскакивая.

— Не за что, — пробормотал тот и вдруг раздраженно восклик­нул: — И вывинти ты в своём «Олити» этот чёртов маяк! Не все испытывают к тебе такую отцовскую нежность, как я!

Лонго был уже на пороге.

— Джулиано, — проговорила я, выключая компьютер, — мы оставля­ем здесь клубковую дискету с ментограммами Лонго. Сберегите её.

— О’кей, — вздохнул он.

Мы выскочили обратно во внутренний дворик, сели в кресла флае­ра. Лонго достал из-за сидения «Поларис» и ударил прикладом по небольшой планшетке в левом верхнем углу пульта.

— Вывинчивать ещё его, предателя… — пробормотал он, заводя двигатель.

Флаер быстро набрал высоту и полетел над тёмным городом туда, где дома становились всё ниже и ниже и, наконец, последние лачуги из ящиков и разбитых автомобилей остались позади. Внизу чернели ста­рые низкие горы с расколовшимися, осыпавшимися вершинами и бездонные пропасти между ними. Примерно через полчаса «Олити» пошёл на снижение и осторожно приземлился на наклонной площадке, со всех сторон окружённой отвесными стенами, в нескольких местах разрезан­ных трещинами пещер.

IV

Бледная заря вставала над изломанными вершинами гор. Небо становилось серым и потихоньку светлело. Вокруг стояла такая тишина, что без труда можно было услышать медленные усталые удары собственного сердца.

«Олити», накренившись, стоял на каменной наклонной площадке, по­блескивая закрытым куполом кабины. Его фары светили вполнакала, вы­хватывая из предутренних сумерек небольшой каменный круг и часть скальной стены. В нескольких шагах от флаера расположился Лонго. Опустившись на одно колено, он разбирал и чистил свой «Поларис», спокойно и деловито, словно утром ему предстояло идти в бой, и до того буднично, что мне было немного не по себе.

— Не спишь? — спросил он, не поднимая глаз.

— В пещере холодно, — ответила я первое, что пришло на ум.

— Ещё бы, — улыбнулся он, — с такой ледяной кровью можно замёрзнуть и в тропиках. Даже, пожалуй, в аду.

— Не надо про ад, — попросила я, подходя к нему и опускаясь рядом на колени.

— Да, про ад, действительно, не стоит.

Отработанным до автоматизма движением он вставил магазин с па­рализующими зарядами и осторожно положил карабин рядом. Некоторое время он задумчиво смотрел на меня.

— О чём молчишь, мой милый? — улыбнулась я.

— О тебе. И только о тебе, — он придвинулся ближе и положил мне на плечи руки. — А ещё о том, о чём я хочу тебе сказать, но мне не даёт гордость. Мужчина не должен признаваться в своей слабости. Никому.

— Это не верно, — покачала головой я. — Если б это было так, то зачем бы бог создал женщину? На этом свете нельзя быть всегда силь­ным и твёрдым, иногда необходимо расслабиться, отпустить повод, пожаловаться на усталость, сказать, что боишься, что не знаешь, что де­лать, что растерян и сердце стонет от боли, что обидно едва ли не до слёз. Скажи мне это, скажи ещё что-нибудь, всё что хочешь. Я умею слушать, смогу понять и сохраню всё в секрете.

Он устало вздохнул и опустил голову.

— Хочешь быть сильнее себя? — спросила я. — Не хочешь ничего говорить? Пусть так. Молчи. Я и без того всё вижу и всё знаю. Ты даже представить себе не можешь, сколько сильных и твёрдых мужчин приходили ко мне только для того, чтоб посидеть рядом, опустив голову. Некоторые были так же горды как ты, иные не находили слов, а были и та­кие, у которых просто не хватало сил, чтобы что-нибудь сказать. Так было, так есть и так будет. В этой галактике миллиарды отважных воинов переживают такие минуты, но всё проходит, и они снова встают, зажав волю в кулак, загнав страх в самые дальние закоулки души, они снова берутся за дело, и их сердца как факелы освещают путь, забыв об обиде и поднявшись над местью. Ты всё сможешь, мой любимый, потому что ты — один из них, один из тех, на ком держится этот мир.

Он посмотрел на меня исподлобья.

— И ты веришь во всё это?

— Я знаю, что это так, — пожала плечами я.

— Да, конечно, я вывернусь и на этот раз. Наверно я действи­тельно устал, и этот последний удар был слишком тяжёл. В какой-то момент мне показалось, что, и правда, нет смысла жить дальше, если я уже не я, если старый соратник по борьбе вкладывает нож в мои ру­ки, если с плеч едва не срывают погоны… — он неожиданно усмехнулся. — И всё же, вы, земляне — отличные ребята. Ты, Клайд, Джули… Ни один из вас, ни на минуту не задумался, вставая на мою сторону.

— Мы древняя мудрая раса. К тому же страшно сентиментальная и привязчивая, хотя и с холодной кровью. У нас гипертрофированное чувство ответственности за всех и за всё. Нас всё касается, и мы везде лезем. И если факты не совпадают с нашим внутренним убеждением, тем ху­же для фактов.

— А как насчёт «Платон мне друг, но истина дороже»? — насмешливо поинтересовался он.

— Но ведь Платон — всё-таки друг! — рассмеялась я. — Ну вот, мой хороший, ты и ожил.

— И всё же, как насчёт Платона? — не унимался он. — Торсум всегда меня терпеть не мог, но никогда не вставлял палки в колёса, со­лидарность старых вояк была превыше всего, потому что нас сближало дело. Потом оказалось, что я, якобы, не прав, я нарушил закон. И, хотя он понимал, что я в этом нисколько не повинен, он без сомнений и сожалений предложил мне радикальное средство.

— Ну что ты вцепился в этого Торсума? Я не понимаю его и не знаю, почему он это сделал. Если честно, мне кажется, что он пытался подставить тебя, чтоб скрыть собственный провал.

— Нет! — воскликнул Лонго. — Ты пойми! Это не тот слу­чай! Существует железное правило! Закон гор. За каждое нарушение распла­та неминуема независимо от вины. За любой шаг в сторону — изгнание. За предательство — смерть. Вот и получается «Платон мне друг, но истина дороже». Разве могут два друга думать по-разному? Разве может человек защищать неправого?

— Расплата за нарушение независимо от вины… Это закон кармы, закон природы, закон мироздания. Космос холоден, математически точен и бездушен. Он наказывает за любое отступление от своих правил. Это его истина, лишённая эмоций и чувств. А человек слаб, он беззащи­тен перед колёсами мироздания, которые перемалывают судьбы, как щебень на дороге. Он бы просто не выжил, если б был один. Но нас мно­го, мы помогаем друг другу, мы вытаскиваем друг друга из-под колёс, мы прощаем там, где не простил бы космос, и поэтому мы живём.

— Значит, вами движут высокие цели! — провозгласил он с оттен­ком разочарования. — А заодно и ваше земное чувство противоречия. Нужно обязательно помешать нехорошему великому Космосу и выдернуть какого-то конкретного парня из-под колёс.

— Как только ты начинаешь рассуждать на философские темы, ты становишься похож на ребёнка, — рассмеялась я. — Ну конечно никто и не думал о великих целях, нарушая законы Колонии иоказывая тебе помощь. Я могу точно сказать, что толкнуло на это меня, и не ошибусь если скажу, что нечто подобное испытывали и Клайд с Джулиано.

— Что именно?

— Я говорю только о себе, — предупредила я.

— Ну конечно!

— Я влезла в это дело по двум причинам: первая и главная: я безумно тебя люблю, а потому просто не могла поступить иначе.

— Элемент самопожертвования, да? — улыбнулся он. — А вторая и не главная?

— Очень маленькая инизменная. Обыкновенный эгоизм.

— То есть?

— Я впоследствии хочу спокойно спать по ночам, не терзаясь угрызениями совести, что бросила тебя в беде.

Он рассмеялся и покачал головой.

— У тебя даже эгоизм служит великим целям!

— Хватит философствовать! — заявила я. — Я хочу спать, но в этой чёртовой пещере собачий холод. Ночевать в капсуле ты мне почему-то не даёшь. В таком случае, вставай и пойдём со мной. Будешь мне вместо грелки.

— А почему не вместо батареи парового отопления? — съязвил он.

— Потому что обниматься с батареей — это всё равно, что целоваться с кофеваркой. Это свидетельствует об отклонении в психике и от этого лечат.

Он со смехом обнял меня и поцеловал.

— О, звёзды! — воскликнула я, изображая возмущение. — Не мужчина, а дикобраз! Ты же колючий, как кактус! Никогда не слышал, что на свете существуют бритвы? Это же ужасно! У меня такая нежная кожа! Ты же меня исцарапаешь!

— Бритва героически погибла под обломками пентхауза, — с легким злорадством сообщил он. — Так что придётся выбирать: либо мертвецкий холод, либо живой и достаточно горячий дикобраз.

Я уже вскочила на ноги и теперь с нерешительным выражением косилась то на Лонго, то на чёрный провал пещеры.

— Ладно, — сокрушённо вздохнула я. — Придётся немного потерпеть. Сколько раз я замечала: если достаточно долго болтаешься в космосе, где холодно и одиноко, то рано или поздно дойдёшь до такой кондиции, что со щенячьим восторгом кинешься навстречу крокодилу, не то, что дикобразу.

Повернувшись, я пошла в пещеру. Пройдя несколько метров в темноте, остановилась и прислушалась. Сзади раздались лёгкие, почти беззвучные шаги, затылком я ощутила тёплое дыхание и невидимые горячие руки сомкнулись у меня на груди.

V

Весь день мы спали или возились с автоматикой флаера, настраи­вая барахливший биосканер и гоняя рацию, которая передавала нам все переговоры на волнах, используемых полицией.

— Нас ищут, — заметила я после того, как чей-то деловитый го­лос закончил излагать наши словесные портреты.

— В высшей степени ценное замечание, — кивнул Лонго. — Интересно, какой дурак составлял ориентировку.

— Чем ты недоволен?

— Своим описанием. Во-первых, меня в городе знают все, включая мышей и тараканов, а, во-вторых, незачем перечислять все мои шрамы. Это слишком долго и никому не нужно. Я не собираюсь раздеваться.

— А вдруг ты пойдёшь к врачу или на пляж? — усмехнулась я.

— Да, — проворчал он. — Или в бордель.

Подняв голову, он окинул взглядом пустые небеса.

— Боишься, что нас засекут с воздуха? — спросила я.

— Тут никто не летает.

— А со спутника могут?

— Конечно, если за дело возьмется колониальный отдел безопасности Звёздной инспекции, — Лонго посмотрел прямо в зенит и произнёс каким-то странным тоном. — А они ещё не взялись. С чего бы им взяться…

— А почему ты так думаешь? Это же их компетенция!

— Ну и что! — он моментально опустил глаза на меня. — Они могут вступить в дело, только если к ним обратится с просьбой префект, комендант планеты или Рирм. Префект скорее удавится, комендант не станет делать этого, пока не исчерпает все резервы, а Рирму не позволит его ослиное самолюбие.

— А ты?

— Я? Я им раньше говорил, что нужно подключить парней из КОБЗИ, чтобы поймать заговорщиков, но теперь, когда ловят меня, мне почему-то хочется, чтоб наши джимены сидели в своих сте­рильных компьютеризированных коробках и не рисковали своими дорогостоящими мозгами.

Он снова занялся сканером, а я села на сидение в салоне и решила ещё немного подумать. Что-то внутри настойчиво говорило мне, что неплохо было бы чего-нибудь съесть, но я злобно приказала этому чему-то заткнуться, потому что есть всё равно было нечего. Вспомнив золотое правило всех, кто болтается в космосе без припасов в ожидании абстрактной помощи, которое гласит: «кто спит, тот обедает», я отки­нулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Когда я их открыла, было уже темно. Кабина флаера была закрыта куполом, внизу проносились неясные очертания горных хребтов, а на­верху темнело чёрным душным покрывалом беззвёздное ночное небо.

— С добрым утром, — пробормотала я, потягиваясь.

Лонго кивнул. Он снова был сдержан и сосредоточен. Вытягивать из него подробности было делом безнадёжным, и всё же я поинтересовалась:

— Куда летим?

— В Мегаполис, — ответил он, бросив на меня быстрый взгляд.

— Исчерпывающая информация, — пробормотала я, доставая из кобуры бластер и проверяя заряд.

Всё было в норме. Регулятор мощности луча двигался легко, словно по маслу.

— Думаешь, пригодится? — спросил он.

— Откуда я знаю? Ты ж ничего не говоришь.

— Единственная нить, за которую я могу ухватиться в моём положе­нии — это Билли, — сухо произнёс он. — Убийца Аблада, как и захвачен­ные на базах мятежники, для меня в данный момент недоступны. Билли некоторое время зависал в норе на Амон-стрит. У меня там есть осведомитель. Это маленький, но шанс. Если дело выгорит, то можно будет попытаться провести нормальное расследование.

— А если нет?

— Тогда придётся вызывать огонь на себя. Так удастся засечь этого снайпера.

— От твоей повстанческо-десантной терминологии у меня руки хо­лодеют, — фыркнула я. — Если мне не изменяет память, то снайпер — это тот, кто метко стреляет. У тебя есть запасная голова?

— Нет, только эта, но и она была бы мне ни к чему, если б я ею иногда не рисковал, — он покосился на меня. — Как выглядит по земным меркам то, что я тащу тебя под прицельный огонь?

— Если б ты меня тащил, то выглядело бы это не по-рыцарски.

— Я со времен войны терпеть не могу рыцарей. Самые трудные про­тивники, хуже императорской гвардии.

— Тогда всё в порядке.

Впереди замерцали тысячами окон-звёзд кубы и пирамиды Мегаполиса. Флаер пошёл на снижение. Лонго включил рацию и вывел на экран азимутную сетку радара.

— Придётся идти на уровне второго-третьего этажа, — пояснил он. — Не то засекут в два счёта, а перехватчики здесь не хуже, чем в лю­бой системе ПВО.

«Олити» по наклонной скользнул вниз и помчался по путаным ла­биринтам улиц. Лонго вёл его уверенно, внимательно глядя на экран и моментально сворачивая в сторону, если на пути оказывался постовой или патрульный андроид. Он как свои пять пальцев знал этот город, и Рирм, если он не совсем глуп, и правда, должен был кусать локти.

VI

В тесной кабинке какого-то подозрительного ресторанчика, раз­мещавшегося в подвале мрачного здания, царил полумрак, изредка отступающий под лучами нервно вспыхивающего света. По стенам тянулись провода, в массивные коконы-кресла были вмонтированы различные при­соски, наушники, антенны, что делало их похожими на некий гибрид пыточного аппарата и десантного кресла для автономного перемещения в невесомости. Перед креслами — вогнутый стол, пластиковая столешница которого пестрела непонятными символами и яркими кнопками. Судя по всему, это заведение не предназначалось для землян. Однако сей­час передо мной стоял поднос с вполне сносным ужином из полуфабри­катов, какими снабжают разведчиков, уходящих на несколько дней с базы научной экспедиции на неисследованной планете. Я делала вид, что всецело сосредоточена на процессе поглощения предоставленной мне еды, но на самом деле внимательно слушала разговор, ведущийся за столом.

Напротив Лонго сидел седой лобастый анубис в чистеньком затёр­том комбинезоне механика. Он печально смотрел на лейтенанта и сипло говорил:

— Вы очень много сделали для меня, лейтенант. Мне не повезло в жизни, я родился с мозгами в черепной коробке и, чтоб не оказаться в котле, был вынужден всю жизнь прикидываться идиотом. Больше всего я боялся, что и мои дети будут обладать умственными способностями выше, чем положено. Слава Амону, трое, как и подобает, выросли здоровыми ребятами, не отягощёнными интеллектом, но Рупан… Мало того, что он перемножал в уме пятизначные числа, так он ещё вовсю демонстрировал свои таланты… Если бы не вы, лейтенант, его бы съели. Это, конечно, большая честь, но… если вы отец, то вы меня понимаете. Детей всегда жалко, а ребенка, наказанного жизнью, вдвойне. Но теперь всё хорошо. Он уже заканчивает космошколу на Тиртане, собирается жениться и забрать нас с матерью к себе. Пишет, что только за пределами колонии он почувствовал себя человеком. Заметьте, Торнадо, не анубисом, а человеком, как тиртанцы. Это печально, но всё же я благодарен вам.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на стоявшую перед ним миску с брагой, наклонил морду и по-собачьи лизнул несколько раз. Лонго молча ждал продолжения. Анубис снова вздохнул.

— Я прошу вас, лейтенант, поберегите себя. Мне точно известно, что на вас объявлена большая охота. Наняты лучшие охотники Клондайка, в том числе и те, кто имеют выход за пределы планеты. Вам не скрыться от них даже в космосе.

— Кто их нанял? — наконец подал голос Лонго.

— Не знаю. Не исключено, что они и сами этого не знают. Но им уже заплачено, и за вашу голову, и за… — анубис указал в мою сторону.

— Это точно? — Лонго тревожно посмотрел на меня, но я с увле­чением атаковала ароматный бифштекс с горошком.

— Вы можете не сомневаться! Разве я когда-нибудь давал вам не­проверенные сведения?

— Имена?

— Мне удалось узнать только местных: РАМ-У, Лизар, Кир То Хан, Бирас и Дункан.

Лонго издал злобное рычание.

— Головорезы один хуже другого и все одиночки… Дьявол с ними, если что, разберусь после. Ты узнал то, о чём я просил?

— Насчёт того охотника из Заира? Да, он торчал в подвальчике у Рахеба. За всё было заплачено и за тот разговор по телефону тоже. Аппарат там старый, даже без видеоэкрана и работает только на проводах, но тот, кто вас интересует, смог к нему подключиться, значит, у него был спецканал, скорее всего, через спутник. Даже если б знать тогда и иметь в наличии доступную нам аппаратуру, мы бы не смогли его засечь.

— А о чём был разговор?

Анубис снова вздохнул и полез в карман. Он что-то достал отту­да и выложил на стол. Это был крохотный телефонный жучок весьма древней конструкции, но работал он отлично. В тишине раздался щелчок, а затем голос Галлахера: «Произошла ошибка. Прошу инструкции».

Потом зазвучал другой голос. Он ровно и монотонно советовал Галлахеру пойти по такому-то адресу и прижать такого-то анубиса тем-то и тем-то, чтоб он сказал в полицейском участке, что это он застрелил лейтенанта Родригеса. Если его прижмут покрепче, то он должен сообщить следующие приметы. Дальше шёл портрет Рута Альбелина в скупых формулировках полицейского протокола. Пока полиция идёт по ложному следу, надлежит продолжать покушения, покуда цель задания не будет достигнута. «О’кей» Билли произнёс уже после отключения абонента.

— Интересно, — пробормотал Лонго, забирая жучок. — Текст словно зачитан с листа и голос какой-то неопределённый, явно человеческий, но совершенно обезличенный. Наверно, синтезатор речи.

— Да, — согласилась я, — судя по тембру и тональности, из тех, что выпускаются серийно для оснащения пилотских и командирских пультов на зве­здолётах малых грузовых космофлотов. Так что это ровным счётом ничего не даёт.

— Жаль… А почему в телефоне оказался жучок?

— На Амон-стрит немного телефонов и во всех стоят мои жучки, — печально пояснил анубис. — Мне ведь нужно кормить семью, а за плохую работу вы платить не будете.

— За плохую — нет, — согласился Лонго, доставая из кармана банкноту в сотню кредов. — Завтра же пойдёшь в участок и расскажешь всё это сержанту Урманису. Но предупреди его, чтоб не пускал всё это в ход, пока не будет уверен, что это своевременно.

Анубис аккуратно сложил сотню и засунул её в нагрудный карман.

— Берегите себя, лейтенант, — попросил он на прощание и, поклонившись мне, вышел из кабинки.

— Ну вот, этот кончик оборвался, — произнёс Лонго. — Остаётся последняя надежда, что кто-то что-то знает о сделке Билли с заказ­чиком, но для того, чтоб это выяснить, придётся лететь в Заир.

— Сперва нужно убедиться, что там есть человек, который может это знать, — заметила я.

Он задумчиво кивнул.

VII

Мы вышли из кабинки примерно через четверть часа, пересекли широкий пустой коридор и вышли в зал ресторана. Прямо перед нами темнела дверь на улицу, к которой вели низкие широкие ступени.

— Она закрыта, — произнесла я, взглянув на замок, и в следующий момент Лонго толкнул меня к стене.

В зале прозвучал раскатистый грохот пулемётной очереди и осколки стены посыпались на пол.

— Пригнись! — скомандовал Лонго, заталкивая меня за массивную тумбу и нажимая на плечо. — Чёрт возьми! Я же оставил «Поларис» во флаере! Где твой бластер?

Я только потянулась к кобуре, как вдруг раздалось резкое:

— Руки за голову!

И прямо перед моим носом как из-под земли вырос высокий, бело­курый алкорец в белоснежной тоге, с золотыми ножнами на расшитом поясе. В руках он, однако, держал не меч, а пулемет «Узи». Лонго лениво усмехнулся, выпрямился и заложил руки за голову. Я последо­вала его примеру.

— Ну что, ормиец, — сурово произнёс алкорец. — Пришла твоя очередь платить по счетам.

Лонго продолжал насмешливо улыбаться, но глаза его метали молнии.

— Вот и всё, бандит, — торжественно прогремел тот, — сейчас ты ответишь за сотни убитых тобою алкорцев, за те бесчинства, что вы творили в наших разгромленных цитаделях и гарнизонах, за всё!

Он прицелился в грудь Лонго и положил палец на спусковой крючок. Но в следующий момент раздался негромкий, но властный голос:

— Не стрелять!

За спиной человека с пулемётом возникла величественная фигура в старой потрёпанной тоге, которая, тем не менее, ниспадала до пола идеальными складками. Я узнала Алмаза. Он спокойно созерцал разыгравшуюся здесь сцену.

— Лизар, ты охотник, но не преступник, — произнёс он, взглянув на своего более молодого земляка. — Почему же ты решил нарушить Зо­лотое Правило и убить полицейского?

— Он больше не полицейский! — возразил Лизар, с почтением гля­дя на Алмаза. — Он лишён звания и изгнан из полиции.

— Так я и думал… — пробормотал Лонго, озабоченно глядя на него.

— Это правда, майор? — спросил Алмаз.

— Правда, барон.

— Вот видите, ваша светлость! — воскликнул Лизар, вновь вски­дывая пулемёт.

— Я не отменял своего повеления, — холодно заметил Алмаз.

— Но ведь это ормиец! — пророкотал тот. — Это повстанец, парти­зан, бандит! Вспомните, что они творили в наших домах, как они жгли наши дворцы и похищали наших женщин.

— Ну, вы от нас не отставали, — огрызнулся Лонго.

— Молчи! — рявкнул Лизар. — Ваше сиятельство! Неужели вы всту­питесь за ормийца, за нашего кровного и извечного врага, за убийцу благороднейших рыцарей?

— Война окончена, Лизар, — напомнил Алмаз. — Мир заключён. Вражда прекращена навеки.

— Что? Что я слышу? Вы, Алмаз в Короне Великого Тирана Алкорского, один из именитейших баронов, гордость рыцарства, и говорите так! Неужели вы всё забыли? Вы забыли, из-за чего очутились здесь, где даже ваше имя не может звучать, настолько презренно это место!

— Кончай, Лизар, — усмехнулся Лонго. — Не надо разыгрывать па­триота и героя. Нет доблести в том, чтоб убить безоружного, да ещё не рискуя угодить под суд. Тебе же просто заплатили за мою го­лову и за голову этой женщины. А женщин вообще убивать грех. Я перебил в боях много вашего брата, но женщин я не убивал.

— Ты поступал с ними хуже! — задохнулся Лизар.

— С твоей точки зрения, возможно, но уверяю, что всё и всегда происходило по взаимному согласию.

— Пёс! — взорвался Лизар. — Чтоб алкорские женщины соглашались на такое? Я убью тебя, даже если война окончена!

— И станешь преступником, — произнёс Алмаз.

— Убить врага — преступление?

— Преступление — убить врага, с которым заключён мир. Или ты не согласен с миром, который подписал наш повелитель?

Лизар неохотно опустил пулемёт. Лонго с облегчением вздохнул.

— Мне тоже иногда хочется придушить его собственными руками, — заметил Алмаз, указав на него. — Но я сдерживаю свои порывы.

Лонго улыбнулся.

— А я чаще испытываю желание заключить тебя в объятия, барон. Если б не память о прошлом, я так бы и сделал.

— Когда-нибудь мы забудем то, что мешает тебе это сделать, — заметил алкорец.

— Алмаз, спроси своего юного друга, кому так приглянулась моя голова?

Барон высокомерно вздёрнул подбородок.

— Это интересует тебя, но не меня, ормиец.

— Ты не последователен, — покачал головой Лонго. — Если он не убьёт меня, то это сделает кто-то другой, а впрочем… При этом ведь не будут нарушены условия вечного мира между Алкором и Ормой.

Алмаз сердито взглянул на него, а потом на Лизара.

— Кто дал тебе приказ?

Лизар покачал головой.

— Я не могу сказать, ваше сиятельство. Я поклялся, что никому не открою эту тайну.

Алмаз нахмурился.

— Тебе известно, что ты не вправе давать такую клятву и не вправе что-либо скрывать от меня! Говори.

Лизар умоляюще взглянул на барона, но не увидел в его глазах ничего, кроме гневного приказа. Он начал потихоньку пятиться к стене.

— Кончай, Алмаз! — крикнул Лонго. — Пусть катится! Я сам всё выясню.

— Говори! — громыхнул Алмаз.

Лизар метнулся к стене, отшвырнув на ходу пулемёт, прижался к ней спиной и ударил себя в грудь. Я услышала глухой удар и треск рёбер. Лизар задохнулся и медленно сполз по стене. Его глаза мутнели, а лицо приобретало синеватый оттенок.

— Ну, зачем? — с досадой воскликнул Лонго. — Я же говорил, что не надо!

— Он не имел права давать такую клятву, — холодно заметил Алмаз.

— Ты ещё меня дикарём называешь!

— Извини, что не смог тебе помочь.

— О, Звёзды… — вздохнул Лонго, подходя к Лизару. — До сих пор не могу понять, как это можно одним ударом раздавить себе сердце.

— Вам ещё многому придётся учиться у нас.

— Как и вам у нас.

— Чему, например? — нахмурился алкорец.

— Умению прощать.

— Разве я не умею?

— Прощать не только врагов, Алмаз. И всё же благодарю. Ты спас нам жизнь.

— Я всегда отдавал долги сторицею, ормиец, — гордо и надменно произнёс Алмаз. — Ты трижды подарил мне жизнь: первый раз, когда не убил в бою, а предложил плен, второй, когда не дал растерзать меня твоим солдатам, и третий, когда спас от голода в Ущелье Стонов.

— И чуть сам не загнулся, потому что делился с тобой собствен­ным пайком, при этом не переставая удивляться, что это на меня наш­ло! Ладно, два раза ты уже отработал, — Лонго взглянул на меня. — Даже, пожалуй, три, так что, считай, что мы квиты.

— Я отработал три, — кивнул Алмаз, — значит, осталось ещё двести девяносто семь раз. Можешь на меня рассчитывать, лейтенант.

Он повернулся и гордо удалился прочь. Лонго усмехнулся и пока­чал головой.

— Ну почему это сокровище алкорских замков ошивается в нашей дыре!

— Разве он не ссыльный? — изумилась я.

— Он сам себя сослал за то, что не смог выиграть войну. Будь я на его месте, давно бы объявил себе амнистию.

VIII

Флаер стоял там, где мы его оставили, но в дверях Лонго остано­вился и настороженно огляделся по сторонам. Откуда-то издалека раз­давались дикие вопли и рёв моторов, из окна над нами слышался визг, в подворотне перелаивались анубисы.

— Засада? — спросила я.

— Откуда ты знаешь?

— Мне так кажется.

Лонго снова посмотрел по сторонам.

— Осведомители есть не только у меня. Если нас нашёл Лизар, то могут найти и другие. Не будем рисковать. В кабину придётся пры­гать на ходу.

Он достал ключ от флаера и что-то на нём нажал. «Олити» сор­вался с места, распахнул купол и понёсся к нам. Он пролетел мимо дверей, и мы едва успели заскочить внутрь. Купол захлопнулся и в тот же миг позади веером разошлись розовые лучи лазеров. Из подворотни вылетела полицейская капсула, а впереди у нас за­маячила вторая. Лонго взялся за штурвал.

— Пристегнись.

Я защёлкнула ремень безопасности. Лонго вёл флаер прямо в лоб тому, что мчался на нас. Он даже глазом не моргнул, когда впереди вспыхнули ослепительным огнём фары, но у того, второго водителя нервы не выдержали, он резко поднял машину и пронёсся над нами. Лонго прибавил скорости и углубился в лабиринт улиц. Он внимательно смо­трел по сторонам и на экран радара. Обе капсулы мчались за нами, отставая на полквартала, так что, оглянувшись, их нельзя было уви­деть, но едва мы сворачивали за угол, можно было не сомневаться, что они выныривают позади из-за того, что мы уже миновали.

— У них тоже есть радары, — заметила я.

— Или локаторы. В данном случае один чёрт… У меня нет ни ма­лейшего желания соревноваться с ними в умении водить флаер.

— Тогда оторвись от них.

— Потрясающая идея! — усмехнулся он. — Как она мне самому не пришла в голову.

Ещё какое-то время мы петляли по улицам, хотя я заметила, что мы продвигаемся в одном направлении. То же видимо заметили и наши преследователи, но в отличие от меня, они поняли, что это значит, поскольку прибавили скорость.

— Поздно, приятели, — пробормотал Лонго и, завернул в узенький переулок, который вывел нас к странному сводчатому сооружению с множеством арок и перекрытий.

«Олити» нырнул под одно из них и помчался вперёд, а потом вдруг рванулся вверх и замер так неожиданно, что, если б не ремень, я влипла бы в ветровое стекло. Вокруг было темно, но внизу влажно поблёс­кивал чёрный асфальт.

— Что это такое?

— Строящаяся энергостанция. Тут вокруг один металл, а мы спря­тались в коробке без дна, каких здесь сотни три. На локаторе нас не засечь, а проверять коробки долго, да они и не додумаются.

— А если додумаются?

— Я их обстреляю, — пожал плечами Лонго и включил рацию.

— Ты с ума сошёл! — воскликнула я.

— Нет, я не собираюсь работать на полицейских частотах. Меня вообще интересует лишь ближайшая телефонная станция.

Он нажал несколько кнопок на цифровом пульте и выжидающе посмотрел на экран. Он долго не загорался, но потом вспыхнул мягкий свет и на нас взглянула заспанная ягуарка. Увидев Лонго, она бархатно за­рычала и исчезла. Ей на смену пришёл КУ-У.

— Лейтенант Торнадо? — удивился он и зевнул, распахнув огром­ную розовую пасть с устрашающими клыками. — Что вам не спится?

— Лизар работал на вас? — деловито поинтересовался Лонго.

— Работал? Если вы говорите, что работал, то, значит, работал, — изрёк КУ-У.

— Так да или нет?

— Я считал, что он на меня работает, но, если вы говорите, что работал, стало быть, это было в прошлом. Раньше работал, но сейчас не работает.

— Это вы дали ему приказ убрать меня?

— Полицейского? За кого вы меня принимаете!

— Бросьте, КУ-У. Вы прекрасно осведомлены, что меня лишили звания и теперь ловят по всему городу.

— Неужели? — равнодушно спросил старый тигролев и вдруг свирепо оскалился: — Где мой сын, Торнадо, или я не ручаюсь за свою по­зицию в этом деле!

— Мне, по-прежнему, очень жаль, — невозмутимо ответил Лонго.

— Ни черта вам не жаль, — вяло отозвался моментом успокоившийся старик. — Ни моих чувств, ни моих седин… Но я не в обиде на вас. Вы отличный полицейский. Я ответил на ваш вопрос?

— Нет.

— До вас сегодня туго доходит, Торнадо. Как будто это вас подняли с постели среди ночи, а не меня. Вы отличный полицейский — это раз. В этом мире найти правду трудно, но не невозможно — это два. Если вы её найдете, то вернётесь в свой участок — это три. С какой стати я буду портить с вами отношения на всю оставшуюся жизнь — это четыре. Теперь ответил?

— Да.

КУ-У задумчиво посмотрел с экрана.

— А что, Лизар пытался вас убить?

— Да, но не смог. Он покончил собой.

КУ-У вздохнул.

— Глупый мальчишка. А впрочем, его жаль. А за что вас ловят?

— За попытку найти правду.

— Но ведь вы её найдёте, верно? Вы опытная ищейка, лейтенант. А где вам будет тяжко, поможет мисс Бентли. Вы ведь тоже ищейка, мисс, только другого масштаба?

— И другой породы, — усмехнулась я.

— Какой? — заинтересовался он. — Лейтенант, прошу прощения, легавый, хотя за что просить прощения, отличная порода! А вы?

— Скорее, сенбернар.

— Мощь и рассудительность, — удовлетворенно кивнул он. — Крепкие челюсти и тяжёлая лапа. При этом добродушие и благородство натуры. Мой сын бы вами заинтересовался.

— Почему вы так думаете?

— Интуиция, — вздохнул он. — Удачи вам, котята. Лейтенант, я жду вас у себя и желательно в форме. Вам идут золотые погоны.

— Спокойной ночи, КУ-У.

— Благодарю…

Экран погас. Лонго тут же набрал ещё один номер. На экране появился Клайд.

— О, чёрт! — воскликнул он. — Ты ещё в городе? Тебя же ищут, дубина ты этакая!

— Субординацию нарушаешь, дружок, — усмехнулся Лонго. — Или надеешься, что я не вернусь? Вернусь, не сомневайся!

— Не сомневаюсь, янычар чёртов! — проворчал Клайд.

— Поработайте на меня, ребятки. Быстренько пошли Хорна выяс­нить, что за капсулы крутятся возле стройки энергостанции. Наши или нет? И пусть их отсюда уберут. А ты моментом подними дело Галлахера и выясни, с кем он жил в Заире. Ну, женщина или приятель, понимаешь?

— Ты меня за щенка держишь, корифей? Я ещё днём всё это выяснил.

— Что ты сегодня такой грубый, Клайд? Ты уверен, что тебя сейчас не держат на мушке?

— Кончай валять дурака! Я замотался и устал. У Билли в Заире была девушка Сюзанна Браун, но сутки назад её нашли в квартире мёртвой. Умерла от приёма повышенной дозы наркотика, никаких следов насилия, никаких свидетелей, никакого дела. Всё чисто.

— Проклятье! — помрачнел Лонго. — Ладно, займитесь капсулами. Я подожду.

Ждать пришлось недолго.

— Это не наши капсулы, — сообщил Клайд. — Номера вообще не Мегаполиса. Едва на месте появились наши патрульные, как они рванули прочь со скоростью кошек, которым на хвосты привязали по громкоговорителю.

— На меня объявили большую охоту, Клайд. КУ-У божится, что не он. За мной гоняются чужие капсулы, нарушая атмосферу беспорядо­чными залпами и удирая при виде патрульных, и две тоненьких ниточки оказываются оборванными. Что ты об этом думаешь, малыш?

— Мне это не нравится, Лонго, — признался сержант.

— Мне тоже, Клайд. Но мы ещё увидимся, и я расскажу тебе, как выкрутился из этой ситуации. До встречи.

Не дожидаясь ответа, он выключил рацию и положил руки на штур­вал.

— Полетим в одно местечко, где можно спокойно подождать… Зна­чит, огонь на себя? Дьявол!

IX

«Олити» вынырнул из своего укрытия и сразу же резко взмыл в высоту. Через несколько минут стремительного полёта над крышами небоскрёбов, он приземлился на одну из них. Прямо перед его носом стоял временный каркасный гараж, чуть в стороне — стеклянный павильон. Я обернулась и с удовлетворением увидела позади кучу мусора, оставшуюся от пентхауза.

Лонго выбрался из кабины и открыл ворота гаража. Потом, мани­пулируя ключом, завёл флаер внутрь, так что мне пришлось прыгать из него на ходу. Потом ворота снова были тщательно заперты, и мы пошли к павильону.

Лифт в несколько секунд домчал нас до этажа, где прямо перед нами оказалась дверь с надписями на нескольких языках, гласящими одно: «Управляющий». Лонго нажал на кнопку звонка и, прислонившись к дверному косяку, стал ждать эффекта. Тот не замедлил последовать. Дверь отворилась, и на пороге возник ещё не старый мужчи­на в тёплой пижаме, с растрёпанными волосами и добрыми глазами сказочника из детского фильма.

— Это вы, господин лейтенант? — удивился он и покосился на ме­ня.

— Нам бы нужно где-нибудь переночевать, господин Антрен, — произнёс Лонго.

— Да, конечно, — закивал тот и куда-то исчез, оставив дверь открытой. Через несколько секунд он вернулся с ключом. — Двенадца­тая квартира в восьмом боксе на двадцать шестом этаже, господин лейтенант.

— Благодарю вас, — Лонго взял ключ, и повернулся к лифту.

— Прошу прощения, господин лейтенант, — остановил его Антрен.

Лонго обернулся.

— Видите ли, господин лейтенант. Сегодня приходили люди из префектуры. Они велели позвонить, если вы появитесь. Я, конечно, не стану звонить, если вы не скажете, что я должен это сделать.

— Вы должны позвонить, — вздохнул Лонго. — Но в таком случае нам придётся провести ночь на улице.

— Бог знает что происходит! — воскликнул тот. — Или в мире не осталось справедливости, или власти сошли с ума!

— Они просто ошибаются, господин Антрен. Скоро они это поймут, но до того нам придётся избегать встреч с некоторыми людьми.

— Я никуда не стану звонить! Живите хоть целый месяц.

— Спасибо, господин Антрен.

— И ещё, господин лейтенант. Я прошу вас не искать другую квартиру! Ваш пентхауз будет восстановлен в течение недели. Мы всё сделаем там так же, как прежде, если вы не пожелаете что-нибудь изменить.

— Пусть всё будет, как прежде, — улыбнулся Лонго.

Улыбка исчезла с его лица, как только сдвинулись створки лифта.

— Ничего не понимаю! — воскликнул он. — Антрен всегда был предупредителен и вежлив. Я надеялся, что эти парни ещё не появлялись здесь и ему ничего не известно, но чтобы так… Он же меня почти не знает!

— Он тиртанец? — уточнила я. — Тогда всё ясно. Было бы странно, если б тиртанец донёс на того, кто попросил у него помощи, даже если б он точно знал, что этот кто-то закоренелый злодей. Я вообще иногда поражаюсь, как они умудряются жить в космосе со своей доверчивостью и безоглядной добротой. А как они живут здесь?

Квартира была небольшая: комната, мебелированная в виде спальни, тут же в нише кухонная плита, холодильник, мойка и синтезатор.

— Здесь что, нет окон? — поинтересовалась я, оглядывая слепые белые стены.

— Меня больше интересует, есть ли здесь душ. И на сей раз, я воспользуюсь им первый.

— На здоровье, — пожала плечами я, заглядывая в холодильник. — Пусто. А жаль. Надеюсь, что хоть пищевой синтезатор работает.

Лонго уже обнаружил дверь в ванную и скрылся за ней. Я возилась с синтезатором, когда в дверь позвонили. Проверив, легко ли вынимается из кобуры бластер, я открыла. На пороге стояла невысокая худенькая девушка в розовом халатике. У неё были глаза святой с картин итальянских мастеров эпохи Возрождения, а в руках она держала стопку белья.

— Здравствуйте, — тихо и кротко произнесла она.

— Здравствуйте, — ответила я и с трудом удержалась, чтоб не назвать её деточкой. — Входите, прошу вас.

— Меня зовут Янта, — сказала она, проходя в комнату. — Я дочь господина Антрена. А где господин лейтенант?

— Он принимает душ.

— Боже! — ужаснулась она. — Там же нет полотенца!

— Ничего страшного, — успокоила её я. — Господин лейтенант однажды уже попал в такое неловкое положение и, уверяю вас, вышел из него без малейшего ущерба для себя.

Она положила стопку на широкую белую постель, посмотрела на дверь ванной и, виновато улыбнувшись мне, пожелала спокойной ночи. Когда она ушла, я взяла полотенце и вошла в ванную. Лонго стоял под ледяным душем с видом раннехристианского аскета, на которого нисхо­дит божья благодать.

— Кто приходил? — не открывая глаз, спросил он.

— Янта. Принеслабельё и, в частности, полотенце.

— Повесь туда.

Он ни жестом, ни взглядом не показал куда, но я догадалась, что он имеет в виду вешалку. Выполнив указание, я снова обернулась к нему. От душа так и несло холодом.

— Ты не заледенеешь? — поинтересовалась я, осторожно подкру­чивая кран с горячей водой, но пока не трогая рычаг переключения.

— Тёплая вода для младенцев и женщин, — ответил он.

— Конечно, — согласилась я. — Только настоящий мужчина может выдержать холод горных рек, текущих с ледников. Это настоящее испы­тание на выносливость.

— Не преувеличивай. Просто холодная вода бодрит.

— Лучше всего бодрит контрастный душ, дорогой, — произнесла я елейным голоском и повернула рычаг.

Уже выскочив из ванной и захлопнув за собой дверь, я услышала позади рёв разъярённого тигра. Тигр появился через минуту, свирепый, как пара леопардов, которых насильно напоили рыбьим жиром. Он к тому же был мокрый, как морской котик и, единственное, что сделал с полотенцем, это обмотал его вокруг бёдер.

— Смешно, да? — рявкнул он. — Лучше связаться со стаей голодных гиен, чем с коварной женщиной!

Он замахнулся на меня одной рукой, а второй мягко толкнул на постель. Я, смеясь, упала на спину. Он стоял надо мной и только качал головой.

— Ты ослепительно хорош! — заявила я, перестав смеяться и сделав серьёзное лицо. — И похож на египетского царевича.

— Не заговаривай мне зубы, — проговорил он. — Отправляйся. Теперь твоя очередь.

— Я закрою дверь на задвижку, — предупредила я, выбирая из стопки другое полотенце и что-то тонкое и голубое, похожее на занавеску.

— Не страшно, — кровожадно улыбнулся он. — Вон там, за той дверью есть парочка вентилей, которыми можно перекрыть, как горячую, так и холодную воду. Я устрою тебе контрастный душ!

Естественно, ничего он не устроил. Мне пришлось самой переключать рычаг, чтоб изобразить что-то похожее. Растёршись полотенцем, я сделала из занавески что-то вроде короткого сари и вышла из ванной. Лонго лежал на постели и смотрел в потолок.

— О чём думает мой царевич? — поинтересовалась я.

Он посмотрел на меня и тут же сел.

— Ты похожа на Аршар.

— Что это такое?

— Голубая лань — символ женской красоты.

— Это та, что с четырьмя рожками? — игриво уточнила я.

Он взял меня за руки и вдруг, резко потянув к себе, откинулся обратно на постель. Я упала ему на грудь, а он тут же обнял меня так крепко, что я едва могла дышать.

— По-моему, мой лейтенант думает не о том, — заметила я, когда он слегка разжал руки. — За нами охотятся по всему городу, а он…

— Я тебя люблю, — заявил он.

— Сейчас я растаю, — кивнула я. — Я тоже тебя люблю и потому не хочу, чтоб тебя убили.

— Ты хочешь, чтоб я сгорел от страсти?

— О, боже!..

— Это всё входит в мои планы.

— Что именно?

— Передышка для нас и немного нервный день для наших врагов. Пусть они нас поищут, попереживают, подёргаются. Пусть теряются в догадках, что я задумал. Они ведь сильно перетрусили, если объявили большую охоту. Что им какой-то лейтенант из периферийного участка, но они бросили против меня такие силы… Вот пусть эти силы немного поработают вхолостую. К следующей ночи они разогреются так, что, когда случайно на нас наткнутся, они решат, что их долгие поиски увенчались успехом, и им даже в голову не придёт, что мы сами подставились.

— У тебя есть план действий?

— Нет. Я ещё думаю.

— О чём?

— О тебе.

— Вот именно!

— Слушай! — начал закипать он. — У нас целый день впереди. Мы придумаем!

— Как бы ни так! Всё нужно придумать сейчас, иначе я не успокоюсь! Что нам нужно?

— Нужно, чтоб мы им вдруг быстро понадобились, но только живыми и невредимыми. Чтоб им вдруг позарез потребовалось поболтать с нами по душам.

— Так… — пробормотала я и принялась шевелить мозгами, но ему как раз в этот момент взбрело в голову меня целовать и, естественно, мои мозги моментом скрутились в изящную розочку, в которую по давней трубадурской традиции влюблялся соловей. — Это невозможно! — воскликнула я. — Пусти!

Высвободившись, я встала и отошла от постели, но мысли путались в голове. Я никак не могла сообразить, чем располагаем мы и какие сведения могут быть в распоряжении у наших противников. В конце концов, я решила, что всё нужно записать. Ручка лежала возле кровати на тумбочке, но блокнота, как всегда, в нужный мо­мент там не оказалось. Я полезла в карманы своих джинсов и в заднем нашла какой-то листок. Сев за маленький столик, я уже собралась пи­сать. Лонго присел рядом и с интересом спросил:

— Тебе что, не нужны деньги?

— А при чём здесь деньги?

Он молча выдернул из-под моих пальцев листок и, перевернув его, положил передо мной. Это был мой чек на миллион кредов.

— Вот он где, оказывается! — воскликнула я. — Он всё время ле­жал там, куда я его сунула на космодроме Изумрудной.

— Приятная неожиданность, да? — съязвил Лонго. — Ты его уже несколько раз выстирала вместе с брюками, но он не утратил ни вну­шительного вида, ни номинальной стоимости.

Я смотрела на чек и чувствовала, как в голове начинают вертеться колёсики. Это блаженное состояние, когда план сам по себе скла­дывается, приобретает стройность, обрастает мелкими, но необходимыми деталями, снова захватило меня. Я некоторое время сидела, всё просчитывая, взвешивая все «за» и «против». Через пять минут я с облегчением вздохнула.

— Всё! План готов!

Лонго, с любопытством наблюдавший за мной, недоверчиво усмехнулся.

— Что, целый план?

— Можешь проверить, — обольстительно улыбнулась я. — Если у нас есть время.

— У нас нет времени, — покачал головой он и протянул мне ру­ку. — Иди ко мне.

Х

Утром Янта принесла завтрак, и я усадила её с нами за стол. Она была чрезвычайно заботлива и внимательна, особенно к Лонго. Она интересовалась, будет ли он потом снова носить форму, и тут же заверяла, что штатский костюм ему тоже очень идёт.

— Янта, — проговорила я, когда она закончила восхищаться его мужеством и профессиональным чутьём, — у нас будет к вам небольшая просьба.

— Я сделаю всё, что нужно! — без колебаний заявила она с таким видом, словно ей предлагали мученическую смерть во благо че­ловечества.

— Нужно совсем немного, — произнесла я. — Вот это — информационный кристалл из обыкновенного компьютера. Находящаяся на нём информация несущественна. Её нужно заложить в ячейку киберпочты, в блок отправлений по требованию. Желательно сделать это с терминала в общественном месте и подальше отсюда. Требование зашифровать паролем и поставить условие для получателя. Содержимое кристалла может быть получено только в том случае, если абонент назовёт пароль и переведёт на анонимный счёт, который вы откроете в каком-ни­будь отделении Галактбанка, миллион кредов.

— Миллион кредитных единиц? — прошептала она.

— Да, — подтвердила я. — Счёт пусть тоже будет закодирован паролем. Вы всё поняли?

— Поняла, — кивнула она. — А какие пароли?

— Для банка что-нибудь несложное. «Синтезатор», например. А для киберпочты что-нибудь более экзотичное. Как ты вчера гово­рил, дорогой, Аршар? Вот «Аршар» и будет вторым паролем. Вы не пе­репутаете?

— Нет, что вы!

— Только прежде, чем заложить информацию в ячейку, убедитесь, что терминал, с которого вы это делаете, не попадает под обзор видеокамер. А лучше вообще наденьте тёмную куртку, старые брюки, опустите капюшон на самые глаза и не поднимайте голову.

Янта ушла, и нам осталось лишь ждать её возвращения и затем — вечера. Она вернулась и сказала, что сделала всё, что нужно. А когда на улице стемнело, мы попрощались с управляющим и его милой дочкой, поднялись на крышу и сели в наш отдохнувший «Олити».

Мы не торопясь ехали по тёмной улице, едва не царапая днищем флаера мостовую. Именно в таких бедных районах, где большинство жителей не имели коммуникаторов, благотворительные организации устанавливали терминалы киберпочты для того, чтоб каждый мог отправить или получить сообщение. Для многих существ, живущих на больших расстояниях друг от друга, это была единственная возможность поддерживать связь.

Лонго внимательно смотрел на экран скане­ра.

— Вот, — наконец произнёс он, останавливаясь. — Здесь за углом есть кабина с терминалом киберпочты со считывающим устройством. В конце улицы стоит постовой андроид. Ты его не увидишь, но он будет внимательно за тобой наблюдать. Будь осторожна.

Я выпрыгнула из кабины, завернула за угол и осмотрелась. Постового я, действительно, не увидела, зато заметила пластиковую кабину с обшарпанным пультом терминала. Войдя в неё, я наложила на считывающее устройст­во чек и набрала код Галактбанка и пароль: «Синтезатор». Когда загорелся сигнал соединения, я нагнулась к вмонтированному микрофону и чётко произнесла в него: «Аршар». Всего несколько секунд потребовалось компьютеру, чтоб проверить выполнение условий получения сообщения и сличить пароль. Я сунула в паз кристалл, и на экране появилась постепенно заполняющаяся красным шкала загрузки. Когда информация была записана на носитель, я вытащила его, вышла из кабины и неторопливым шагом направилась к флаеру.

— Минут пятнадцать им потребуется, чтоб выяснить, что именно ты отправила и что получила, — произнёс Лонго, глядя на часы. — Ещё пять минут они будут соображать, что всё это значит, а потом объявят, что нас нужно поймать живьём.

Лонго опустил купол и поднял флаер над крышами тёмных домов. Вскоре мы снова оказались в районе небоскрёбов. Поднявшись к узкой террасе, опоясывавшей небо­скрёб, Лонго с трудом пристроил «Олити» на этой тесной площадке.

Я открыла бардачок и увидела там несколько обшарпанных футляров с кристаллами. Сунув туда свой, я и сама не смогла бы определить, какой из них стоил мне миллион кредитных единиц.

Лонго включил рацию, настроил её на ближайшую телефонную станцию и набрал номер. Долго никто не отвечал. Наконец, на экране поя­вился какой-то взъерошенный сержант полиции.

— Я Лонго Руфах, — представился Лонго. — Мне нужно срочно поговорить с комиссаром. Если через десять секунд вы меня не соедините с ним, я отключусь.

— Сейчас доложу! — всполошился сержант.

Рирм появился на экране как раз на десятой секунде.

— Слушай, генерал, — проговорил Лонго. — Теперь я знаю, кто у вас там занимается вредительством. Только что я получил доказа­тельства и этим же утром представлю их на всеобщее обозрение. Так что заказывай билет на Орму, старый интриган.

Не дожидаясь ответа, он выключил связь и посмотрел на хроно­метр.

— Максимум, что они успели, это выяснить, к какой станции было подключение. Нас они не засекли. Ну что, будем ждать, когда проявится тот самый спецканал, который наставлял Билли?

Я кивнула и поудобнее расположилась в кресле, решив, что ждать придётся довольно долго.

XI

В ожидании прошел час, второй, третий… Где-то внизу с воем сирен носились, прочёсывая район, патрульные андроиды. Наверху кружили полицейские флаеры, от которых нас закрывал неприметный выступ стены. Я сидела в кресле, скрестив руки на груди и предавалась философским размышлениям. Лонго был напряжён, но терпелив. Должно быть, многочисленные засады в партизанских джунглях Ормы научили его одному достоинству, которое отнюдь не присуще ормийцам, — умению ждать.

Наконец, к исходу четвёртого часа сирены внизу смолкли, а флаеры умчались на базу. Лонго встрепенулся и посмотрел на экран. Тот оставался тёмным, потом неожиданно что-то щёлкнуло, и на какое-то мгновение появилось изображение: томная блондинка в красной парче надрывно пела: «Ступай хоть в ад, я не отстану…» Причину своего неординарного решения она объяснить не успела и исчезла во тьме. Лонго недовольно хмыкнул и покрутил ручки настройки, потом не­много подумал и выключил рацию. Я не совсем поняла, зачем он это сделал, но спросить его об этом не успела. Рация включилась сама по себе, экран вспыхнул и из динамика послышался голос, от которого у меня мурашки поползли по спине.

— Салют, лейтенант! Мы давно не встречались.

На нас смотрел Рут Альбелин, бледный, усталый и злой, как сто анубисов.

— Салют, АН, — отозвался Лонго, свирепо глядя на него.

— Ты опять мне мешаешь?

— Что значит опять? Когда я тебе мешал?

— Сейчас напомню. Я жду вас обоих, — он бросил на меня равно­душный взгляд, — на Тикона-стрит, номер шесть.

— Там где проходной двор?

— Именно. И не заставляй меня нервничать. Это выйдет тебе бо­ком. Поторопись.

Рация выключилась, и стало тихо. На душе у меня было мерзко до такой степени, что немедленно хотелось вымыть руки. Сама не знаю почему, но мне показалось, что на меня только что выплеснули ушат помоев.

— Ты говорила, что его здесь нет, — раздражённо произнёс Лонго.

— Разве сейчас я говорю что-нибудь другое? — уточнила я, невероятным усилием воли сохраняя внешнее спокойствие.

— Значит, он не здесь? Он наладил связь из-за пределов колонии? Почему не из другой галактики?

— Не ори на меня. Мне ничуть не больше чем тебе хочется, чтоб он оказался здесь.

— Почему же? Опасаешься, что он приревнует тебя ко мне? — ядовито поинтересовался Лонго.

— Если он только откроет рот по этому поводу, я его пристрелю.

Лонго, кажется, начал успокаиваться. С любопытством взглянув на меня, он поинтересовался:

— А ты не блефуешь?

— Когда я блефую, бесценный мой, ангелы в небесах рыдают от восторга, но это не тот случай. Я его пристрелю, не задумываясь. Правда, после этого он встанет и нам с тобой не поздоровится, если мы не успеем надеть на него наручники… Чёрт знает, что я несу! Его не может здесь быть!

Лонго покачал головой.

— Но я верю своим глазам больше, чем своим ушам. Ты говоришь, что его здесь нет, а я только что его видел.

— Если ты его так хорошо разглядел, то не подскажешь ли, во что он был одет?

— В тот самый чёрный костюм с металлическими ремнями, если это важно.

Я неожиданно для себя злобно усмехнулась.

— Тогда полетели. Я его пристрелю, даже если он не станет устраивать сцен ревности.

Лонго вздохнул и завёл двигатель. Мы летели молча. Через чет­верть часа «Олити» снизил высоту и замер у входа в низкую чёрную арку. Я нажала кнопку, и купол флаера откинулся. Под аркой раздались шаги. Я спрыгнула из салона на землю и повернулась в ту сторону, откуда они доносились.

Он появился из темноты, как дьявол из преисподней. С нашей последней встречи он сильно осунулся и постарел. Белые волосы приобрели тусклый серый цвет, лицо было бледным, вокруг глаз залегли тени. Посмотрев на него, я почувствовала, как во мне закипает ярость.

— Какая встреча, мистер Альбелин, — произнесла я, стараясь выглядеть холодной и официальной. — Вы сильно сдали с нашей последней встречи. Что же это случилось, а? Чтоб дойти до такого состояния нужно, по меньшей мере, месяцев семь-восемь провести в заключении.

— Хэллоу, мисс, — произнёс он, мрачно глядя на меня.

— Хэллоу, мисс? — изумилась я. — Это всё, что у вас для меня припасено?

Он взглянул на меня и неожиданно улыбнулся. При виде этой улыбки меня охватило некоторое сомнение в правильности моих догадок, а, когда он к тому же протянул руку, я и вовсе готова была раскаяться в своей глупости. Но стоило мне подать ему свою, как он железной хваткой вцепился мне в кисть, а левой рукой быстро прощупал рукав моей куртки сверху донизу, отцепил от моего пояса «Луч Кувера» и оттолкнул меня в сторону. Когда я снова повернулась к нему лицом, он уже держал в руке тяжёлый бластер, направив его на Лонго.

— Выходи из машины, коп, — процедил он. — И держи руки у меня на виду, или я тебе голову отрежу.

— Хочешь снова поупражняться в хирургии, АН? — поинтересовался Лонго, подчиняясь приказу.

— Хватит заговаривать мне зубы.

Когда Лонго оказался рядом, Рут забросил мой лучевой меч на сиденье флаера.

— Вперёд, детки, — скомандовал он, указав в темноту двора.

— С каких это пор вы пропускаете кого-то вперёд? — зло уточни­ла я.

— А, действительно, — он изобразил людоедскую улыбку. — Куда вы денетесь? Ведь я-то вам нужен больше, чем вы мне, не так ли?

Это было не так, но мы не стали возражать. Он пошёл вперёд, мы — следом. Я раздумывала, стоит ли сейчас что-нибудь предпринимать и, наконец, решила окончательно запутать тех ребят, которые, похоже, итак, сильно ошибались на наш счёт. Я незаметно отстала, чтоб Лонго не помешал мне и, когда мы вошли в небольшой дворик, освещённый тусклым фонарём, достала из кобуры «Оленебой» и, сузив луч до минимума, полоснула им по руке идущего впереди нас человека. Он за­мер и обернулся, потом посмотрел на свою окровавленную руку. Кровь была обычной, красной, только имела какой-то неприятный грязно-си­ний оттенок.

— В чём дело? — зло спросил он, не изменившись в лице, и медленно двинулся на меня.

Можно было не отвечать, но я ответила, скорее всего, для Лонго, который и не пытался вмешаться, а молча наблюдал за тем, что проис­ходит.

— Ты сегодня был недостаточно вежлив, пёсик, — улыбнулась я, сдвигая регулятор мощности луча до максимальной отметки. — И к то­му же почему-то забыл, что я ношу кобуру не справа, а слева. Наверно, ты болен. Странный цвет крови, избирательная амнезия. Иногда больного пса лучше пристрелить, чтоб не мучился.

Я нажала спусковой крючок, и красный луч ударил его в грудь. Тут же раздался грохот взрыва. Его отбросило назад и он упал у стены, а, впрочем, взрыв был совсем небольшой, просто рванул энергоблок, который как правило располагается в груди у биороботов подобного типа. Когда мы подбежали, он был уже мёртв. В развороченном туло­вище ещё мелькали голубые огоньки пламени.

— Так я и думал, — произнёс Лонго. — Он слишком спокойно реа­гировал на обращение АН.

— Всё куда проще, — усмехнулась я. — Мы с ним расстались менее месяца назад и он был в отличной форме. При его способностях к ре­генерации просто невозможно так сдать за столь короткий срок. Кроме того, этот костюм он надевал во время десантных вылазок с «Кобры», и я лично видела, как он был исполосован в ремешки тектонским призраком. Возможно, конечно, что у него был другой такой же, но если уж он спалил «Кобру», то чёрта с два бы стал носить форму этого корабля.

— Пожалуй, — согласился Лонго. — Наверно за образец были взяты его голографические снимки, сделанные как раз перед отправкой в колонию.

— Это доказывает, что наши противники имеют доступ к архивам колонии, но не к документации Звёздной Инспекции, иначе бы они знали, что он ни при каких условиях не стал бы вести себя так со мной.

Я присела рядом с биороботом на корточки, достала из кармана платок, из волос — шпильку. Осушив остатки энергоблока от крови, я, пользуясь шпилькой, как пинцетом, начала осторожно развинчивать контакты, чтоб добраться до сердечника. Лонго присел рядом, внима­тельно наблюдая за моей работой.

— Ты хочешь что-то спросить? — не отрываясь от своего занятия, пробормотала я.

— Нет, просто мне показалось, что ты свистишь.

— Да? Возможно. Это иногда случается, когда я работаю.

— А это для тебя работа?

— Я занималась этим много-много лет… А потом ушла на пенсию. Что это такое? — я достала сердечник довольно необычной формы и осмотрела его. — Номера нет. Клейма нет.

— Какое клеймо! Это местное производство.

— Ты так думаешь? — усмехнулась я. — По-моему, ты слишком переоцениваешь местных умельцев. Внутри сердечника на одной из стенок есть фирменный знак — металлический орёл. Если присмотреться, то можно различить даже заклепки на крыльях.

Я снова достала бластер и, осторожно разрезав узким лазерным лучом сердечник на две доли, бросила их ему. Он недоверчиво посмотрел на меня, потом внимательно обследовал половинки сердечника.

— Есть! Металлический орёл. Откуда ты знаешь, что он там?

— Это фирменный знак киотской компании «СингРоботИнкорпорейшн». Три года назад был громкий скандал, связанный с тем, что на заводах этой компании делали киборгов-штурмовиков для господ, которым место здесь, в колонии. Кроме того, по заказу они перестраивали живых людей в киборгов второй степени, в просторечии — зомби. Компанию тогда прикрыли, и теперь, выходит, они перешли на нелегальное положение. Это очень заинтересует комиссара Дайка.

— И они допустили такую оплошность? Фирменный знак.

— Только внутри сердечника, вряд ли кто-то будет туда загляды­вать, а честолюбие не чуждо и злодеям, которые желают остаться инкогнито. Я уже видела один такой сердечник и орла внутри него, но поня­тия не имела, для чего он может использоваться.

Лонго пристально смотрел мне в глаза.

— А теперь скажи честно, ты из Инспекции?

Я поморщилась.

— Глупо, Лонго! Хотя подсылать красивых девиц к ничего не по­дозревающим парням в духе этой организации, но я не из тех девиц, а ты — не из тех парней. Я никогда не работала на Инспекцию и никогда не буду на нее работать.

— Почему?

— У них слишком строгая дисциплина, — усмехнулась я. — Кроме того моё звание не позволит мне заниматься простыми делами. И вообще, я на заслуженном отдыхе и могу, наконец, делать то, что мне хочется. Звания и дисциплина ушли в безвозвратное прошлое. Займемся делом, дорогой.

Лонго поднялся и с сожалением посмотрел на киборга.

— Жаль, что ты его сломала. Он должен был привести нас к ним.

— Если мы им нужны, то они нас, итак, получат. Пойдём.

Мы повернулись и пошли в сторону флаера.

ХII

В белом зале было пусто и гулко. Я сидела в высоком кресле. Мои руки, ноги, шея и талия захватами удерживались в полной непод­вижности. Я смотрела на стену, сплошь покрытую экранами, шкалами и приборными панелями. В зале стояло ещё одно кресло. Из-за конструкции подголовника я не могла повернуть голову, но краем глаза видела в нём Лонго. Его положение было не лучше моего. Кроме нас здесь было ещё пять человек, высоких сухощавых пелларцев с непроницаемыми лицами в полицейской форме. Судя по погонам, это бы­ли офицеры от лейтенантов до капитанов. Они молча смотрели на нас. Я сразу поняла, что произошло. Мы сами не раз пользовались таким трюком в былые годы. Если нам нужно было тихонько взять ребят, которые могли оказать вооружённое сопротивление, мы применяли газ с длинным сложным названием, который в просторечье назывался «нежным обухом», поскольку он мягко вырубал жертву, попутно стирая из его памяти последние воспоминания перед отключкой. Сами же мы в зоне распыления работали в костюмах индивидуаль­ной защиты. В подтверждение моей догадки в стороне на одном из кресел были сложены серебристые оболочки лёгких скафандров.

Дверь в зал отворилась, и появился ещё один капитан, высокий, с красивым надменным лицом, породистый, как вся свора Людовика ХV.

— Добрый вечер, господа, — спокойно произнёс он. — Я думаю, что вы удивлены тем, что перенеслись в одно мгновение из двора на Тикона-стрит сюда. Но вы удивляетесь зря, поскольку прошло уже двадцать часов. Простите, я не представился. Впрочем, лейтенант Руфах меня узнал, а вам, мисс Бэнтли, я назову свое имя. Я комендант Клондайка капитан Нейт. По вашим глазам, лейтенант, я вижу, что вы не удивлены. Как вы догадались, что это я?

— Откровенность за откровенность, Нейт. Как вы всё это провер­нули?

— Нет, не пойдёт, лейтенант, — покачал головой пелларец. — Вы уже прекрасно поняли, что обречены. Живым вы отсюда не выйдете, но всё же откровенничать я не буду. Я не землянин. Это у них слабость исповедоваться перед палачом и перед жертвой. Не хотите говорить, я всё узнаю и так. Мне остаётся лишь возблагодарить свою прозорливость за то, что я не приказал уничтожить вас до пробуждения. Вы-то мне были больше не нужны. От вас я получил всё, что меня интересовало. Это была хорошая идея с кристаллом. Вы, действительно, ввели нас в заблуждение и заставили пойти на контакт. И всё же, вы ошиблись.

— Где?

— Вы недооценили наши возможности, лейтенант. Впрочем, это не ваша вина. Техническое оснащение колониальной полиции сильно отстаёт от уровня Объединения, хотя и полностью соответствует возложенным на неё задачам. Пока вы были в бессознательном состоянии, мы вас проментоскопировали, и теперь нам известно всё о вашей гениальной операции с миллионным чеком. Кстати, как я и подозревал, идея принадлежала не вам.

Нейт повернулся ко мне.

— Вы крепкий орешек, мисс Бентли. Вы меня очень заинтересовали, и я хочу знать о вас всё. Вам известно о засекреченном деле «СингРоботИнкорпорейшн», вы меньше месяца назад встречались с Альбелином, вы не служите в Инспекции, и вы совершенно не поддаетесь ментоскопированию.

— Даже в бессознательном состоянии! — посочувствовала я.

— Это не так сложно, если есть соответствующая подготовка, — возразил он. — В десанте, разведке и некоторых других подразделениях земного космофлота очень многие специалисты автоматически сопротивляются любому посягательству на информационные хранилища мозга. Точно так же они мало поддаются внушению и совершенно не подчиняются насильственному воздействию на волю. У вас на Земле отлично развито психокодирование и область аутотренинга. Поэтому мне придётся поговорить с вами просто.

— Я не обещаю искренних ответов на ваши вопросы, Нейт.

— Очень жаль. А мне бы хотелось знать кто вы, зачем вы здесь, где находится Альбелин.

— На первый вопрос я не отвечу. На второй… Я здесь по чисто личным делам. Третий… Альбелин там, где считает нужным находиться, но у вас будут крупные неприятности из-за того, что вы прикрываете свои махинации его именем. Ему это не понравится.

— Он не узнает. Его ведь нет в Колонии.

— Вам это известно и без меня, иначе бы вы не решились на та­кую наглость. Но то, что он не узнает, весьма сомнительно.

— Кто ж ему скажет? Вы?

— Не знаю. Главное, что он узнает об этом.

— Я вижу, вы до глубины души оскорблены моим поведением, — холодно улыбнулся он. — Вы что, полномочный представитель Альбелина? Представляете его интересы на Клондайке?

— Последнее время я представляю только свои интересы.

— У вас есть связь с Альбелином?

— Нет.

— Вы лжёте!

Я с удивлением посмотрела на него.

— А почему вы нервничаете? Зачем он вам нужен?

— Он преступник и должен сидеть в тюрьме, — заявил Нейт

— Это вы преступник и будете сидеть в тюрьме, а, впрочем, вас и тюрьма не спасёт. Спросите-ка тех, кто прикрывался его именем, где от него можно скрыться?

— Да где их искать! — неожиданно рассмеялся Лонго. — Вы лучше спросите у меня, сколько трупов Альбелин оставил на моём участке, когда орудовал там под именем Ночного Капитана. А я и сейчас бы не смог предъявить ему обвинение.

— Где он? — Нейт снова взял себя в руки и подошёл ко мне. — Скажите мне сами, или нам придётся применить аппарат жёсткого ментоскопирования.

— Эту картофелечистку? Да она же сдирает информацию вместе с мозгом!

— Вот именно. Нам даже не придётся вас убивать. Вы превратитесь в безобидное растение, и будете доживать свой век в какой-нибудь тихой психиатрической лечебнице.

— Долго доживать придётся, — вздохнула я. — Но сказать мне вам нечего.

— Я и без вас доберусь до него раньше, чем он до меня, — произнёс Нейт. — А если наш опыт удастся, то это будет ещё легче.

— Слушайте, Нейт! — воскликнул Лонго. — Кончайте, ради Звёзд! Не будете же вы поступать так с женщиной!

— Замолчите, лейтенант, — огрызнулся тот. — Пелларцы не подвержены распространённым предрассудкам о неравенстве женщин и мужчин, будь то принижение или возвышение их. Женщина не менее сильна, умна и способна. Если она в чём-то отстаёт, то в чём-то и превосходит мужчину. Она имеет те же права, но может нести и те же обязанности. Не так ли, мисс Бентли? Вы уже подвергались подобному воздействию?

— Подобному, но не точно такому, — мрачно ответила я.

— И результат?

— Полугодовой отпуск под наблюдением специалистов.

— Вы легко отделались.

— Эту штуку вовремя выключили.

— Значит, на сей раз вы полны решимости идти до конца?

— Последняя просьба, Нейт.

— Я слушаю.

— Пусть первый язык, которому меня научат в психушке, будет русский.

— А у вас отличное настроение!

— Куда уж лучше… — проворчала я. — Когда после встречи с Альбелином окажетесь в соседней палате, стукните мне в стенку: два длинных, три коротких.

— Начинайте, Рикатан!

Один из его молчаливых подручных подошёл к моему креслу и принялся что-то крутить в подголовнике.

— Послушайте, Нейт… — снова заговорил Лонго.

— Оставьте, Руфах, — отмахнулся Нейт. — Ваша очередь — следую­щая.

Лонго замолчал. В конце концов, боевая подруга всегда рискует погибнуть. Я вздохнула и закрыла глаза. Противиться жёсткому ментоскопированию было бесполезно, поскольку оно просто выжигает инфор­мационные центры, но расшифровать считанную информацию компьютер всё равно не сможет. Так что, хоть игра и не стоит свеч…

Я сидела, раздумывая над отвратительной ситуацией, в которой оказалась, а потом вдруг до меня дошло, что время идёт и ничего не происходит. Я открыла глаза и увидела перед собой озадаченного Нейта. Из-за спинки кресла послышался глухой голос Рикатана:

— Не включается.

— Почему? — спросил Нейт.

— А действительно, почему? — с возмущенным видом воскликнула я.

— Помолчите, — пробормотал Нейт и обернулся к другому офи­церу. — Сходите и выясните, в чём дело.

Тот кивнул и пошёл к двери. Как только он её открыл, по залу пронеслось какое-то странное, почти неразличимое движение, и в тот же миг в разных местах возникли четыре чёрные фигуры в эффектных позах. Они держали на мушках парализаторов всех, кто находился в зале. Я присмотрелась и чуть не ахнула. На этих симпатичных мальчи­ках были костюмы-хамелеоны наподобие одеяний древних ниндзя. Просто сейчас они включили чёрный цвет — любимый цвет спецподразделения Звёздной Инспекции «Лепестки Сакуры». Это уже был даже не КОБЗИ, это был отдел Рэма Дайка, Отдел безопасности Объединения при Высшей Ассамблее.

Чинные шаги прозвучали для меня как музыка, я узнала этот «фир­менный» марш инспекторов. И действительно, в зал королевской походкой вошёл молодой красавец в сияющей форме. По его огромным карим глазам, прическе под маршала Мюрата и особой грации французского льва я сразу же определила в нём одного из офицеров личной гвардии председателя Звёздного трибунала советника Леруа. И я не ошиблась.

— Старший инспектор Отдела безопасности Объединения Галактики Ле Соланж. Капитан Нейт, вы арестованы. Обвинение вам будет предъявлено в тече­ние ближайших трёх часов.

Нейт стоял возле меня, бледный, как полотно. Он застывшим взглядом смотрел на того спецназовца, что держал его на мушке.

— Сдайте шпагу, Нейт, — рассмеялась я. — И поблагодарите старшего инспектора, потому что эти парни избавят вас от беседы с Альбелином.

Нейт, наконец, смог пошевелиться. Бросив на меня испепеляющий взгляд, он, ничего не сказав, вышел в сопровождении своего «опеку­на». Проводив его официально-пристальным взором, старший инспектор немедля кинулся ко мне, расстегивать зажимы.

— Мне очень жаль, мадам, — очаровательно улыбнулся он.

Потом подошёл к Лонго и, освободив его, спросил:

— Всё в порядке, лейтенант?

— Что-то вы не слишком торопились, — проворчал тот.

— Всё было под контролем, — ответил Ле Соланж. — Мы не решились ломать дверь, это было рискованно. Нам пришлось ждать, пока они откроют её сами. Вы, в сущности, ничем не рисковали. Пелларцы никогда не прибегают к грубому наси­лию, а канал энергоснабжения вспомогательной аппаратуры мы перекрыли. Кроме того, мы надеялись, что Нейт что-нибудь скажет, ведь разговорить его будет очень сложно, а ментоскопированию он тоже не поддаётся.

— Значит, вы отлично контролировали ситуацию? — улыбнулась я.

— Да, мадам. Иначе мы прекратили бы всё это раньше. Ведь я не пелларец и ни за что не допустил бы, чтоб опасности подвергалась такая очаровательная женщина.

— Могли бы и предупредить, — проворчал Лонго, ревниво погляды­вая в нашу сторону.

— Я повторяю, лейтенант, — твёрдо произнёс Ле Соланж. — Вы не подвергались ни малейшему риску. Уже несколько часов назад мы блокировали эту секретную базу, а едва Нейт вошёл сюда, разоружили всех его людей. Энергия была перекрыта и мы полностью контролировали си­туацию.

— Да ладно, не оправдывайтесь… — пробормотал Лонго, подошёл ко мне, подал руку, а когда я встала, обнял за плечи. — Поехали к Клайду. У него всегда найдется бразильский кофе и с десяток банок пива.

VIII

В гостиной было тепло, весело потрескивали поленья в камине и жар оранжевого пламени овевал мои ноги, хотя они были покрыты плотным клетчатым пледом. Теперь у меня для счастья было всё: кресло, камин, полный кофейник кофе и любимый мужчина, на сей раз полностью довольный жизнью, потому что у него под рукой стояла целая батарея банок с пивом.

Третьим в гостиной был комиссар Рирм Торсум, красный, как рак, он уже с полчаса внимательно изучал резного рыцаря, украшающего старинные часы на секретере. Наконец пробило полночь, и рыцарь скрылся в маленькой пещере, которая закрылась щитом с изображением герба.

— Я тебе никогда не прощу, что ты действовал в обход меня! — заявил Рирм, отворачиваясь от часов и бросая суровый взгляд на Лонго, который с блаженным видом потягивал пиво.

— Он мне не простит. Слышала? — Лонго взглянул на меня и банкой указал в сторону Торсума. — Ты, козёл безрогий, скажи мне спасибо, что я за это дело взялся, а то б этот змей до сих пор в твоих штабных апартаментах вензеля выписывал.

— Выбирай, по крайней мере, выражения, — буркнул тот.

— Ничего, один раз в жизни послушаешь то, что о тебе на самом деле думают подчинённые.

— Ты меня уже двадцать лет регулярно снабжаешь самой исчерпы­вающей информацией по этому вопросу… Но неужели ты не понимаешь, Лонго, то, что ты, минуя меня, напрямую вышел на КОБЗИ, не луч­шим образом скажется на моей деловой репутации? Меня могут даже снять с этой должности!

— Какая невосполнимая потеря!

— Кончай издеваться, Торнадо.

— Не всё ж тебе надо мной измываться, Рирм. Ты ещё меня упрекаешь, что я действовал, минуя тебя, а что я мог сделать, если ты не нашёл ничего лучшего, как сунуть мне в руки нож и выдать такую про­вокационную идею, что я могу доказать свою приверженность к горцам, лишь проткнув себе горло?

— Я этого не говорил.

— Неужели? Жаль, что мы не составляли протокол.

— Кстати, Лонго, верни нож. Это родовая реликвия нашей семьи.

Лонго молча достал нож из ножен и бросил Рирму. Тот ловко его поймал и сунул за ремень.

— Объясни, как ты всё это сделал, — примирительным тоном попросил Торсум.

— Очень просто, генерал. Очень просто. Ведь я же много раз го­ворил, что без КОБЗИ нам не справиться, но они никогда не подключаются, если не дать им знать, что их помощь необходима. Ты не хотел этого делать, а когда я остался без поддержки, да ещё на нелегаль­ном положении, у меня уже просто не оставалось другого выхода. Я полетел в горы, в сорок третий квадрат района между Мегаполисом и Нью-Сьера-Мадре. Над ним из-за гопстопников постоянно ви­сит спутник наблюдения КОБЗИ. Вот я и поставил флаер в самом центре на видном месте. Джимены ведь всегда в курсе, что у нас происходит. Они увидели «Олити» и поняли, что хотя я прячусь от полиции, мне нечего скрывать от них. Это и был мой сигнал. А потом я принялся за расследование. Мне совершенно не хотелось изображать из себя червя на крючке, особенно после того, как я узнал, что на нас объявили большую охоту, но обе имевшиеся у меня нити оказались оборванными. Нейт — умный парень, и мне остаётся только удивляться, как он на это клюнул. Я не имею в виду дело с кристаллом — это пустяки. Я не понимаю, что он собственно ожидал от меня, когда я до него доберусь. Или, и правда, считал меня абсолютным ослом и думал, что я при встре­че просто собираюсь палить из бластера? Ты б догадался на его месте, что я собираюсь привести к нему джименов?

— Нет.

— С ума сойти можно, — пробормотал Лонго. — Кто нами командует!

— Но как ты решился идти туда, не получив от КОБЗИ подтвержде­ния, что твой сигнал принят?

— Ты что? — он удивлённо посмотрел на комиссара. — Это ж совершенно ясно. Флаер стоит? Стоит. Спутник висит? Висит. Увидели? Без сомнения. Захватили? Нет. Вас навели? Снова нет. Так какие ж могут быть сомнения? Кроме того, сигнал они всё-таки подали, хотя это было совершенно из­лишне,

— Они подали сигнал? — встрепенулась я.

— Ну конечно! Неужели ты думаешь, я потащил бы тебя дальше, если б они не пообещали прикрытие. Помнишь то случайное на первый взгляд включение? Песню?

— «Ступай хоть в ад, я не отстану?» — улыбнулась я.

— Судя по тому, что это был джаз, за дело взялся наш чёрный ангел-хранитель Джимми Чинуа, а значит, мне уже не о чем было беспо­коиться.

— Да… — Рирм подошёл к нему и тоже взял банку с пивом. — Хорошо сработано.

— Как всегда.

— Не преувеличивай, Торнадо. У тебя и провалы бывали.

— Очень мало и очень маленькие. К тому же, говорят, что я за последнее время поумнел.

— Не заметил.

— Ты чертовски не наблюдателен.

— Ну, ладно. Теперь можешь нацепить погоны и вернуться в учас­ток. Я тебя награждать не буду. Ты работал с КОБЗИ, Чинуа сказал, что представление будет исходить от них.

— Погоди, — нахмурился Лонго. — То есть, как это вернуться в участок? Я же в этом деле с самого начала. Вы что, собираетесь меня от него отстранить?

— Для нас дело закрыто, а дальнейшее расследование будет вести КОБЗИ.

— Дело закрыто? — Лонго зло усмехнулся и покачал головой. — Ты мне зубы не заговаривай. Кто будет искать центр заговора? КОБЗИ? Это дело колониальной полиции!

— Ты с ума, что ли, сошёл! — взревел Рирм. — Какой ещё центр? Мы уже нашли Нейта!

— Нейт — предатель, но не заговорщик.

— Ты шутишь?

— А, по-твоему, это смешно?

В прихожей раздался звонок. Лонго моментально развалился в кресле и вызывающе посмотрел на Рирма. Тот снова побагровел и вновь вернулся к созерцанию часов. Я откинула плед, встала и пошла откры­вать.

ХIV

Едва я распахнула дверь, как мне захотелось её с треском за­хлопнуть. Или стукнуть визитёра чем-нибудь тяжёлым по голове и бе­жать со всех ног. Дело было не в том, что я испытывала к нему какую-то антипатию или что-то в этом роде. Совершенно наоборот, Рэм Дайк мне всегда нравился. Я вообще нежно и трепетно обожаю всех без исключения начальников отделов Звёздной Инспекции, и его в том числе, но мне со­вершенно не хотелось сталкиваться сейчас с теми, кто знал меня раньше, и кто мог посвятить других в моё героическое прошлое.

— Добрый вечер, мисс Бентли, — произнёс он, входя.

— Сейчас вечер? — пробормотала я. — Хотя, какая разница! Здравствуйте, Рэм, хотя не могу сказать, что я безумно рада вас видеть.

— Не нужно ничего принимать так близко к сердцу, — улыбнулся он, и на меня повеяло чем-то домашним, то ли яблочным пирогом мамаши Леруа, то ли чемпионатом ветеранов бокса. — Я прекрасно понимаю вас и не стал бы являться на глаза, если б в этом не было необходимос­ти. Нам нужно выяснить наши отношения.

— Отношения с вами? — изумилась я.

— Отношения со Звёздной Инспекцией, Лора, — уточнил он. — Вы же не надеялись, что мы вас забудем и проигнорируем ваше исчезнове­ние с Земли. С одной стороны это мог быть добровольный шаг, но с другой — это могло быть похищение…

— Ох, Рэм…

— Кстати, очень многие так и подумали. На Земле ваше решение было неизвестно, да и кто бы поверил, что вы всё бросили и умчались ловить удачу в одиночку. Вы ж сами создавали свой имидж, а он не допускал подобного предположения.

— И что, там уже объявили компанию по моему спасению?

— Нет. Мы заявили, что вы отправились инспектировать и реорганизовывать базы поисково-спасательного флота в периферийных районах галактики. Это всех удовлетворило. А через не­сколько лет всё сгладится и утрясётся, и никто уже не будет спраши­вать, почему вы так долго не возвращаетесь.

— Понятно, — я присела на невысокую скамеечку у вешалки. — Что ещё?

— Что именно?

— Ну, обеспечение моего феноменального инкогнито — тоже ваша работа? Меня ведь в Объединении знают все, кто профессионально ле­тает в космосе, и вдруг ни полиция, ни базовые отделы инспекции не могут меня идентифицировать. Без вас не обошлось?

— Это было требование Шелла Холлиса. Леруа не стал возражать, и я приказал засекретить ваши данные в информационной сети Инспекции. В свободном доступе рядовых сотрудников есть только данные о вашей легенде.

— Боже… — пробормотала я. — За что ж такая честь?

— Не могу сказать точно, — снова улыбнулся он. — Может, вы за­служили право жить, как вам заблагорассудится, может, это следствие огромной личной симпатии к вам с нашей стороны, ведь мы друзья, не так ли?

— А, может быть, вам что-то от меня надо? — продолжила я перечисление, но Рэм тут же сделал сердитое лицо.

— Ради бога, Лора! Не думаете же вы, что мы будем вас исполь­зовать! Скажу вам честно, вся инициатива в вашем деле исходила от Холлиса, это — внешняя разведка, и даже я не знаю, что они там делают, хотя работаю с ними в тесном контакте. Но я ни за что не поверю, что Шелл сделал это из каких-то меркантильных побуждений.

— Я тоже, — согласилась я.- Тем более что Шелла я с тех пор так и не видела.

— Всё будет по-прежнему. Я только уполномочен передать вам, что мы и дальше будем обеспечивать ваше инкогнито доступными нам сред­ствами, что мы совершенно не собираемся вмешиваться в ваши дела и согласны дать вам прикрытие, если вы его запросите. Это всё.

— Всё? — недоверчиво переспросила я.

— Хорошо, — сдался он. — Не всё. Это я мог бы вам и не говорить, поскольку насчёт вашей былой известности вы не слишком переживаете, вмешиваться в ваши дела не позволите самому Господу Богу, а за при­крытием обратитесь сами, если очень захотите. Но у меня к вам просьба. Я думаю, что у Шелла это не вызвало бы восторга. Он вообще настаивает на полном прекращении контактов с вами с нашей стороны. Однако события складываются так, что мне приходится нарушить ваш вполне заслуженный покой. Вы оказались втянутой в это дело, у вас есть достаточный опыт работы, кроме того, вам уже приходилось выполнять подобные задания, и мы можем не сомневаться, что вы впоследствии всё сохраните в секрете.

— Задание? Рэм, за двадцать с лишним лет мне надоело работать за Инспекцию!

— Разве? — очень убедительно удивился он.

— О, Господи… — проворчала я. — Идёмте в гостиную. У этих ормийцев опять смертный бой. И не забудьте, что вы обещали держать язык за зубами.

— Я просто вычеркнул из памяти всё, что носит гриф «секретно».

— Посмотрим.

Я встала со скамеечки и направилась в гостиную.

ХV

Едва я вошла, Рирм смолк и снова обернулся к часам, которые в этот вечер привлекали к себе его пристальное внимание. Лонго пожал плечами и забросил пустую банку в раструб комнатного утилизатора.

— У нас гость, — мило улыбнулась я. — Чашечку кофе, комиссар?

— Не откажусь, — светским тоном откликнулся Рэм. — Добрый ве­чер, Торсум. Могу вас поздравить, у вас отличные офицеры.

— Да уж, — пробормотал Рирм, пожимая протянутую им руку и недовольно косясь на Лонго, однако я видела, что он польщен.

— Добрый вечер, лейтенант, — Дайк подошёл к вставшему Лонго и обменялся с ним крепким рукопожатием. — Это была великолепная рабо­та. Я уже получил полный отчёт, как от Чинуа, так и от моего за­местителя Ле Соланжа.

— От вашего заместителя? — переспросил Лонго. — За что ж такая честь этому делу?

— За его масштабы, лейтенант. В деле замешаны силы, находящиеся как в колонии, так и за её пределами. Но мы пока знаем слишком мало.

— То есть… — Рирм обернулся и с жалобным видом посмотрел на Дайка. — Дело не закрыто?

— Увы, комиссар… Благодарю, мисс Бентли, — Рэм взял чашечку, которую я для него налила, и отошёл к третьему креслу. Лонго снова сел.

— Я говорил комиссару, что Нейт — не ключевая фигура в этом деле. Он не согласился.

— А почему вы решили, что он — не ключевая фигура? — поинтере­совался Рэм.

— Во-первых, у него не было мотива, чтоб раскручивать этот мя­теж. Он не ормиец, не алкорец, не босс мафии. Ему вообще не должно было быть до всего этого дела. Значит, мятеж был нужен кому-то дру­гому. Во-вторых, вполне возможно, он имел доступ к шифрам захваченного мятежниками крейсера, но координаты баз ему не могли быть известны. Значит, есть ещё кто-то. И третье, последнее, тот, кто объявил большую охоту, был сильно напуган и напуган именно мною. Я видел, как может быть напуган Нейт, но страх у него вызвал отнюдь не я. На меня ему было, грубо говоря, плевать. Если указания убрать меня исходили от него, то, скорее всего, он выполнял чей-то приказ.

— Очень убедительно, — кивнул Дайк. — Мы пришли к тем же выводам. Нейт был не более чем исполнителем.

— Звёзды!.. — простонал Торсум. — Значит, это лишь начало. Но вы допросили его? Он же знает своего хозяина.

— Мы не успели его допросить. Он покончил собой.

— Что? — воскликнули мы в три голоса.

— Да. Национальный способ самоубийства — остановка сердца. Реанимировать мы его не успели, он сгорел так же, как и Галлахер, правда, по собственной инициативе. Его подручные, как и мятежники с базы лишь выполняли приказы и ничего не знают.

— Так что же, нет ни одной нити? — мрачно спросил Лонго.

— Есть, но только одна. Это вы.

— Я?

— Да. Вы совершенно справедливо заметили, что тот, кто нахо­дится в центре паутины, по какой-то причине боится именно вас. Именно поэтому он уже допу­стил ошибку и потерял из-за этого Нейта. Но в его глазах всё выглядит так, будто это не его ошибка, а ваша ловкость. Вы покончили с Нейтом и ищите его, большую охоту никто не отменял. Если вы согласитесь продолжить игру, то появится шанс спровоцировать его на новую ошибку.

Лонго молча посмотрел на меня.

— Я не справлюсь с этим делом один.

— Мисс Бентли, в этом и заключается моя просьба, — произнёс Дайк. — Инспекция снова просит вас о помощи.

— Я ни за что не согласилась бы, комиссар, — мрачно произнес­ла я, — Если б опасность не угрожала лейтенанту Руфаху. Вы обошлись бы и без меня, если б пошевелили мозгами, но ему действительно бу­дет трудно одному. А от этой работы он не откажется.

— Нет, — подтвердил он. — И у меня одна надежда — на тебя. Я ведь даже звездолёты водить не умею.

— Да, — подхватил Дайк. — Возможно, вам придется помотаться по Колонии…

— Я же уже сказала, что согласна, — вздохнула я. — Если у меня и есть какой-нибудь талант, так это — талант нарываться на неприят­ности!