До глубокой ночи мастер Натаниэль мерил шагами пол курительной, пытаясь посредством сухих слов Закона и более живых, но менее надежных воспоминаний госпожи Перчинки проникнуть в ту старую деревенскую трагедию.
Он был уверен, что версия госпожи Перчинки верна. Фермера отравили, но не ивой. Так чем же? И какую роль играл в этом Следопыт, alias[10] – Эндимион Хитровэн? Конечно же, интуиция не подвела мастера Натаниэля и на этот раз. Но будет несправедливо, если эта история так и останется неясным шепотом, слишком тихим, чтобы его уловило ухо Закона.
На столе лежал лоскут с вышиванием, который, по шутливому предположению мастера Амброзия, мог оказаться полезным. Он взял его в руки и стал машинально рассматривать. Амброзий сказал, что при виде его Эндимион Хитровэн подпрыгнул выше головы, и причина казалась ясна. И все же эта пурпурная земляника не похожа на волшебные фрукты. Мастер Натаниэль не мог не узнать их мгновенно. Хотя он ни когда не видел точно таких ягод, но был уверен, что они не росли в Стране Фей.
Он подошел к книжному шкафу и вынул большой фолиант в веленевом переплете. Это был очень старый иллюстрированный справочник растений Доримара.
Сначала мастер Натаниэль рассеянно листал его страницы, словно не ожидал найти там что-либо интересное. Но вдруг он нашел иллюстрацию, под которой было написано: Ягоды милосердной смерти. Он тихо присвистнул и положил вышивку рядом с картинкой. Ягоды нарисованные и ягоды вышитые были одинаковыми.
На соседней странице ягоды описывались в стиле, который мог быть отнесен знатоком литературы ко временам герцога Обри. Текст гласил:
Ягоды милосердной смерти
Это ягоды винного цвета, стебли стелятся по земле, листья похожи на земляничные. Они созревают в первой четверти месяца урожая. Их можно встретить только в некоторых долинах на Западе, и даже там их растет немного. И во имя птиц, детей и других неосторожных любителей ягод, благо, что дело обстоит именно так, ибо они являются смертельным и очень медленно действующим ядом, часто дремлющим в крови многие дни. Спустя время яд дает о себе знать зудом кожи, а язык, словно в наказание за ложь, произнесенную им когда-то, покрывается темными пятнами так, что становится похож на крылышки божьей коровки, и это является единственным предупреждением для жертвы, что близится ее конец. Ибо если дурное может обладать благословенными добродетелями, то мы смеем утверждать, что эти пагубные ягоды – милосердно-жестоки, так как избавляют сваю жертву от отрыжки и рвоты, невыносимого жжения и терзающих колик. А незадолго до смерти ее обнимает дремота, уступал которой, жертва погружается в приятный сон, который станет для нее последним. А теперь я дам вам рецепт смеси, которая, если у вас на совести нет греха и вы в мире с живыми, равно как и с мертвыми, и никогда не убили даже малиновки, и не ограбили сироту, не разрушили чью-либо мечту, может оказаться противоядием от этого яда, а может и нет. Вот и сам рецепт: «Возьмите пинту салатного масла, и поместите в стеклянную бутылку, добавьте розовой и календуловой воды. Цветы должны быть собраны на Западе. Когда масло станет белым, добавьте почек пиона, цветов календулы, а также цветов и верхушек чабреца. Чабрец должен быть собран недалеко от той стороны горы, где, говорят, танцуют феи».
Мастер Натаниэль отложил книгу, и его глаза смотрели скорее испуганно, чем торжествующе. Что-то зловещее было в словах, которыми мертвые рассказывали свои истории, вышивая их с недобрым лукавством в рукоделиях старых дев, пряча их в старинных книгах, написанных задолго до того, как он родился. Но почему его ухо так жадно ловило эту немую речь?
С его точки зрения старый травник описывал убийцу: хитрого, коварного, смягчающего свои темные дела милосердием, – убийцу, прикосновение кровавых рук которого было бальзамом для тела больного, а голос навевал сон на его мятущийся дух.
История, рассказанная старым травником, показалась ему знакомой. Неистовая, жестокая и порочная женщина захотела избавиться от старого мужа и избрала для этого первое попавшееся средство – сок ивы, который вызывает мучительную смерть. Но ее осторожный, хоть и не менее кровожадный любовник забрал у нее иву, дав ей взамен ягоды милосердной смерти.
Не осталось и тени сомнения, что главным действующим лицом в этой истории был Эндимион Хитровэн.
Да, но как же заставить мертвого рассказать все, что с ним случилось, так громко, чтобы это могло дойти до уха Закона?
В любом случае надо уехать из Луда, и как можно скорее.
Почему бы ему не посетить место, где разыгралась старинная драма, ферму вдовы Бормоти? Может быть, там он сможет отыскать свидетелей, говорящих на языке, понятном всем.
На следующее утро мастер Натаниэль приказал оседлать коня, сложил самое необходимое в саквояж и сообщил госпоже Златораде, что не может в настоящий момент оставаться в Луде.
– Тебе же, – продолжал он, – лучше бы перебраться к Полидору. Я сегодня самый непопулярный человек в городе, и лучше, если о тебе будут думать как о сестре Виджила, чем жене Шантиклера.
Госпожа Златорада была необычайно бледна в то утро, а ее глаза до странности ярко блестели.
– Ничто не заставит меня, – проговорила она тихо, – переступить когда-либо порог дома Полидора. Я никогда не прощу ему того, как он с тобой обошелся. Нет, я останусь здесь, в нашем доме. И, – добавила она с легким презрительным смешком, – тебе нечего волноваться за меня. Я еще никогда не встречала представителя низшего класса, который мог бы стать достойным противником одного из нас, – они умеют только подчиняться, как собаки. Я ничуть не боюсь толпы.
Мастер Натаниэль радостно засмеялся:
– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами! – воскликнул он с гордостью, – Ты молодец, Златорада!
– Ну что ж, не задерживайся, Нат, – сказала она, – иначе, вернувшись, ты обнаружишь, что я сошла с ума, как и все остальные: танцую так же неистово, как матушка Тиббс, и распеваю песни о герцоге Обри! – И она улыбнулась своей очаровательной лукавой улыбкой.
Он поднялся наверх, чтобы попрощаться с Конопелькой.
– Так вот, Конопелька, – весело крикнул он с порога. – В Луде мне становится слишком жарко. Поэтому я с рюкзаком за плечами отправляюсь на поиски счастья, как младший сын из твоей старой сказки. Пожелаешь мне удачи?
В глазах старухи появились слезы, но затем она улыбнулась.
– Да уж, мастер Нат, – воскликнула она, – Сдается мне, что у тебя на сердце не было так легко с тех пор, как ты был мальчишкой! Странные, однако, настали времена, когда Шантиклеров выгоняют из Луда-Туманного! Ох и хочется мне вправить мозги этим Виджилам и всем остальным! – И ее старые глаза сверкнули. – Но ты все равно не печалься, мастер Нат, и никогда не забывай, что Шантиклеры всегда были в Луде-Туманном и всегда будут! Меня только заботит, как это ты обойдешься всего тремя парами носков, да еще и чинить их будет некому.
– Ну что ж, Конопелька, – засмеялся он, – говорят, феи – большие мастерицы, и кто знает, может быть, я встречу в своих скитаниях хозяюшку-фею, которая поштопает мне носки, – и он произнес запретное слово так же легко и беззаботно, как произносил самые обычные и повседневные слова.
Примерно через час после отъезда мастера Натаниэля неожиданно вернулся Люк Коноплин, взъерошенный, с диким взглядом и крайне тревожными вестями. Но сообщить их мастеру Натаниэлю не было никакой возможности, так как он уехал, не сказав о цели своего путешествия.