Я купила шестибаночную упаковку диетической содовой, пакет печенья, два длинных бутерброда с ветчиной и сыром. И сейчас стояла перед скамейкой, на которой отсутствовал Хукер. Я посмотрела на яхту. Палубы пустовали. Есть две возможности. Хукер пошел искать туалет или решил за кем-то увязаться. В любом случае, странно, что он не позвонил мне. Я пошла по тротуару к парковке и стала искать внедорожник. За день парковка битком набилась. Никто не выезжал и не въезжал. За зеленым фургоном без окон слышались голоса. Один был похож на голос Хукера. Я обошла фургон и обнаружила, что Хукер валяется на земле, а над ним возвышаются Жеребец с Лысым. Оба бандита увлеченно пинали Хукера и не смотрели в мою сторону. Лысый стоял боком, Жеребец — ко мне спиной.
— Эй! — заорала я, налетев на Жеребца.
Тот повернулся ко мне, и я заехала ему по физиономии тяжелой упаковкой с содовой. Раздался громкий хруст, и из носа Жеребца брызнула кровь. Ошалев на мгновение, он застыл на месте, и я, недолго раздумывая, врезала ему снова, на этот раз в висок. Потом отпрыгнула, чтобы меня не достали. И побежала к выезду с парковки, вопя во всю глотку:
— Пожар! Горим!
Я услышала, как захлопали дверцы машины и звук заводимого мотора. Побежав обратно к Хукеру, я увидела, как машина громил разворачивается, и они на полном ходу улепетывают с парковки. Хукер встал на четвереньках. Потом, пошатываясь, поднялся на ноги и потряс головой, сгоняя пелену с глаз.
— Да уж, чертовски стыдно, — признался он. — Мою задницу только что спасла женщина с помощью упаковки содовой.
— Какого черта ты с ними сюда поперся?
— Они сказали, что хотят поговорить.
— А не могли они поговорить с тобой на скамейке?
— Сейчас, оглядываясь назад…
Я разорвала упаковку и протянула Хукеру банку содовой.
— Черт, да ты совсем наивный. Будь ты женщиной, и десяти минут не просуществовал бы в целости и сохранности. Сдается мне, что на самом деле Уэво не хотел, чтобы кто-нибудь вообще сидел на этой скамейке.
— Все дело в машинах. Он хочет назад свои тачки. Они потому меня и пинали, что хотели узнать, куда я дел машины.
— Ты им сказал?
— Конечно, я им сказал. Они же меня били!
— Тебе ничего не повредили? Ты в порядке?
— Помнишь, как я врезался в стенку и перевернулся четыре раза в Талладеге? Смутно напоминает.
— Ребра сломали?
— Да не думаю.
— Внутреннее кровотечение есть?
— Трудно сказать. Кровью не харкаю, а это хороший знак. Они могли попинать гораздо сильнее. Убивать-то не хотели. Просто хотели донести до моего сведения, что Уэво настроен серьезно.
— Нужно уходить отсюда. Я не хочу, чтобы они передумали и вернулись выяснить, а что известно мне.
Плавали, знаем.
Хукер дохромал до внедорожника и осторожно вполз на пассажирское сидение. Я устроилась за рулем, задраила двери и выехала со стоянки.
— Наверно, стоит вернуться в отель и сменить тактику, — предложила я Хукеру. — Я вот тут думала насчет чипа. Может, есть люди, которые разбираются в схемах и помогут определить точно, что этот чип делает.
— Я думал, мы знаем, что он делал.
— Я хотела бы, чтобы это оказалось какой-нибудь нелегальной технологией, возможно антипробуксировкой, но я не могу сказать, что точно знаю назначение этой штуковины. Меня сбивает с толку, что эта фигня просто сидела в ручке без всякой связи с какой-нибудь электронной системой. И понятия не имею, зачем нужны два чипа.
— Ты кого-нибудь знаешь, кто мог бы разобраться?
— Да, но не в Майами.
Я только что свернула на Четвертую, держа курс на Коллинз. Вела я на автопилоте, стараясь не показать Хукеру, как меня трясет, сдерживая слезы при мысли, что ему причинили боль. Я остановилась на перекрестке и посмотрела вправо. Через перекресток двигалась машина. Мы с Хукером без задних мыслей таращились на нее. Это был еще какой-то черный «БМВ». Абсолютно непримечательный… кроме большого собачьего носа, прильнувшего к заднему окну.
— Бинз! — заорал Хукер.
Я уже среагировала. Замигала левым сигналом и до побеления костяшек пальцев вцепилась в руль. Пропустила пару машин, пока смогла тронуться с места. Я завернула за угол, и мы подались вперед на сиденьях, не отрывая взглядов от черного «БМВ». Не выпуская из вида черную машину, я проехала три квартала. «БМВ» проехал на желтый, машина передо мной остановилась на красный свет, и «БМВ» исчез с поля зрения.
Я рванула изо всех сил за ним после смены сигнала светофора, но безуспешно. Он исчез, напоследок направляясь на север.
— По крайней мере, мы знаем, что с Бинзом все в порядке, — произнес Хукер.
Чего нельзя было сказать о самом Хукере. Глаз распух, а на скуле расплылся великолепный фиолетовый синяк. Я отказалась от поисков Бинза и направилась обратно в отель.
— Тебе нужно приложить лед, — заявила я Хукеру.
— Ага, и не помешает «Джек Дэниелс» впридачу, — добавил Хукер. Глаза его были закрыты, голова откинута на подголовник.
Я поехала в отель. Сердце саднило, мысли ворочались с трудом, пытаясь разобраться в путанице неудач и ужасных событий, приключившихся за четыре дня. Мне нужно все расставить по местам. И найти способ со всем справиться.
Я нашла дорогу в «Лауэс», оставила внедорожник на попечение служащего гостиницы и помогла Хукеру дойти до номера. Номер был не люкс, как у Сюзанны, но комната была красивая, с кроватью королевских размеров, письменным столом, стулом и двумя креслами с маленьким столиком между ними.
Хукер опустился в одно из этих кресел. Я дала ему сандвич и пристроила к глазу пакет со льдом. Потом села в другое кресло и стала поедать такой же сандвич.
— Как ты думаешь, Рэй Уэво знает, что его брата прятали в перевозчике? — спросила я.
— Он виду не подал, что знает, но я бы не удивился. Он не выглядел потрясенным смертью брата.
Я стояла у окна и смотрела на бассейн, и тут мое внимание привлекло мелькание белых, черных и коричневых пятен.
— О боже ж мой, — воскликнула я. — Бинз.
Хукер откинулся в кресле.
— Знаю. Я сам чувствую себя ужасно из-за Бинза. Понятия не имею, где же его искать.
— Как насчет бассейна?
— Бассейна?
— Ага. Думаю, Бинз внизу у бассейна.
Хукер подошел к окну и выглянул.
— Это же мой пес!
Он подскочил к своей новой спортивной сумке и начал в ней судорожно рыться.
— Что ты делаешь?
— Ищу пистолет, — пояснил он. — Хочу вернуть своего пса.
— Ты не можешь спуститься вниз с оружием! Мы поступим хитрее. Кажется, они идут мимо бассейна на площадку для выгула собак. Я спущусь в вестибюль и прослежу их до номера, в котором они устроились. Потом мы подождем, пока этот тип уберется, и спасем Бинза.
— Я пойду с тобой.
— Ты не можешь идти со мной. Тебя все знают. Ты вспугнешь Бинзо-вора. Просто посиди на месте и поприкладывай к глазу лед.
Я прошла в коридор, нажала кнопку лифта и несколько секунд спустя была уже в вестибюле, укрывшись за горшечной пальмой. Потом позвонила Хукеру по сотовому.
— Ты их видишь? — спросила я.
— Нет. Они прошли мимо бассейна и исчезли. Погоди-ка, вон они. Идут назад тем же путем. Собираются войти в отель.
Топанье Бинза я услышала прежде, чем увидела его. Этот пес не был приспособлен к жаре. Он шел за типом, одетым в хлопчатобумажные шорты цвета хаки и рубашку с воротником. Около сорока лет. Немного расплывшимся в талии. Они остановились у лифта, и тип нажал кнопку. Когда дверь открылась, я поспешила выйти из укрытия и проскользнула в лифт вместе с ними. Вошли еще два человека.
Бинз тут же навострил уши, глаза его засияли, и он стал прыгать, исполняя счастливый танец. Тип пытался его успокоить, но напрасно. Бинз прижимался ко мне, нюхал мои ноги, оставляя собачью слюну от коленок до промежности.
— Обычно он ведет себя хорошо, — оправдывался тип. — Не знаю, что с ним такое.
— Собаки меня любят, — заявила я. — Может, из-за того, как я пахну. Духами «Кастрюля жаркого».
Лифт остановился на шестом этаже, тип вышел, но Бинз отказывался меня покинуть. Он расставил все четыре лапы и вцепился когтями в пол. Тип потянул поводок, и Бинз сел. Бинза трудно сдвинуть с места, когда ему в голову приходит, что он не желает идти. Двое оставшихся пассажиров нервно жались в углу.
— Может, мне стоит его взять себе, — предложила я. — Не хотите сбыть его с рук?
— Леди, без этой собаки моя жизнь не будет стоить и гроша.
Я вышла из лифта, и Бинз встал и пошел за мной.
— Это не мой этаж, но я провожу вас до вашего номера, — предложила я похитителю собак. — Ваша собака, кажется, привязалась ко мне.
— Никогда не видел ничего подобного. Словно он вас знает.
— Да, чудеса да и только. Со мной все время такое случается.
Мы прошли по коридору к номеру похитителя собак, он вставил карточный ключ в замок и открыл дверь.
Я показала на табличку, висевшую на ручке двери:
— Вижу, вы повесили табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» на дверь.
— Ну да, я держу ее здесь, чтобы не вошла горничная. Не хочу дать возможность кому-нибудь случайно выпустить пса. — Он отступил внутрь и потянул поводок. — Входи, верзила. Будь хорошей собачкой.
Бинз прижался ко мне, я погладила его по голове.
— Не думаю, что он хочет идти в номер.
— Он пойдет. У меня дела, и я не могу таскать его с собой.
— Я могла бы с ним погулять.
— Спасибо за предложение, но он только что погулял и сделал все, что нужно, если вы меня понимаете. — Он пошарил в кармане и вытащил собачью галету. — Храню на всякий пожарный случай, — пояснил он. — Много не даю, чтобы не растолстел. — И бросил галету в комнату, Бинз бросился за ней, и дверь захлопнулась.
Я подождала снаружи, прислушиваясь, и мгновением позже услышала, как Бинз залаял. Потом раздался звук ударившегося о пол тела, и последовавшая за этим ругань.
Я вошла в лифт, вернулась в вестибюль и позвонила Хукеру.
— У меня план. Жди меня в вестибюле. И постарайся не светится.
Полчаса спустя мы с Хукером сидели на диване, прикрыв носы газетами, и глядели на лифт. Мы смотрели, как выходит и заходит множество народу, но Бинзо-вора среди них не было. И вот он вышел из лифта. На ходу набрал номер и стал разговаривать, идя к выходу. Потом вышел из отеля и направился к машине, которую только что подогнал служащий парковки.
— Ты его знаешь? — спросила я Хукера.
— Роджер Эстеро. Работает на Уэво. Официальная должность — связи с общественностью, но фактически он нянька Шлепка. Он старается удерживать Шлепка, чтобы тот не выбивал дерьмо из фотографов, приносит ему пиццу по ночам и таблетки от поноса. Думаю, он родственник Уэво. Племянник или типа того. Совершенно тупой. Будь у тебя хоть капля мозгов, ты никогда не станешь нянчиться со Шлепком.
Мы подождали, пока Эстеро уедет, и поспешили на седьмой этаж. Там я нашла нужный номер и сняла табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
— Ладно, — обратилась я к Хукеру. — А теперь звони в обслуживание номеров и скажи, что хочешь, чтобы убрали комнату. Как только появится горничная и сунет ключ в дверь, ты ее отвлечешь, а я проскользну.
Хукер позвонил, и мы заняли позиции по обоим концам коридора. Открылась дверь служебного лифта, я спряталась за угол. Хукер шел по коридору, нащупывая карточку-ключ. Потом я услышала тележку горничной. Вот горничная остановилась у двери Эстеро. Раздался голос Хукера.
— Эй, милочка, — позвал он. Мне не хотелось признаться, но будь я на месте горничной, то все внимание обратила бы на него.
Хукер стал плести горничной, что не может открыть свою дверь. Он перешел на испанский, и я потеряла суть разговора. Я выглянула из-за угла и увидела, что дверь приоткрыта, а горничная удаляется по коридору, хихикая над тем, что ей наговорил Хукер.
Я толкнула дверь номера Эстеро и скользнула внутрь. На кровати лежал Бинз, готовый наброситься, и глядя на меня своим чертовым собачьим взглядом. Он всегда так смотрит, прежде чем свалить меня на землю. Я отпрыгнула и закрылась в ванной.
Несколько секунд спустя вернулась горничная, я расслышала, как она открыла дверь, как Бинз спрыгнул с кровати и галопом помчался через комнату. Горничная громко ахнула и тут же захлопнула дверь.
Хукер постучал три раза и еще два. Наш условный сигнал. Я открыла дверь ванной и выглянула посмотреть, где Бинз. Он стоял, сунув нос под входную дверь, почуяв Хукера. И принялся скулить и пускать слюни. Я вышла из ванной комнаты, и открыла дверь. Хукер вошел, Бинз повалил его на пол и уселся сверху. Картина: «Счастливый пес. Счастливый Хукер».
— Полагаю, горничная решила, что этот номер в чистке не нуждается, — сказала я Хукеру.
— Я бы передал тебе, что она сказала, когда шла по коридору, но это был испанский, а я не уверен в переводе. Думаю, что-то связанное с гениталиями и прожорливыми грызунами.
Мы позвонили, чтобы подогнали нашу машину, пристегнули поводок к ошейнику Бинза и повели его прямо к выходу из отеля, и там стали ждать внедорожник.
— Я найду, где спрятаться, — пообещал Хукер. — А ты забери все из номера и выпишись, я встречу тебя здесь через полчаса.
Внедорожник отъехал и почти сразу подкатил длинный черный лимузин. Посыльный крикнул, чтобы привлечь внимание, и из отеля выкатила задницу Сюзанна Уэво. На ней был черный костюм и черные туфли на шпильках. Юбка кончалась чуть выше коленей, но дальше гораздо выше шел спереди разрез. На плече у нее висела леопардовой расцветки сумка с Итси Пу, а на лацкане была пришпилена брошь из явно не фальшивых бриллиантов.
— Обожежмой! — воскликнула она, увидев меня. — Ты, как там тебя.
— Барни.
— Ага, Барни. Последний раз, когда мы были вместе, я шмякнулась лицом в макароны с сыром. Как ты доставила меня в мою комнату?
— На кресле-каталке.
— Умница. Я устроила представление, да?
— Мой друг нас спас. Кресло-каталка — это его идея. И я опрокинула столик, когда вставала. Так что в кресле-каталке никто тебя и не заметил.
— Отлично. Если будешь здесь около шести, мы можем повторить трюк с мордой вниз на бис. Как видишь, сегодня я скорбящая вдова. Встречаюсь с адвокатом, какие-то гребаные похоронные дела, а потом я нацелена на бар.
— Жаль, но я как раз иду выписаться из отеля. Сколько ты собираешься пробыть в Майами?
— Столько, сколько займут дела. По меньшей мере, уик-энд. Оскара еще держат в морозилке.
Я поспешила в номер, собрала все вещи и сложила их в две большие сумки, потом попросила счет. Я покинула вестибюль и устроилась под портиком, прямо рядом с входом. В руках у меня были сумки. Мысленно я хрустела костяшками, моля бога, чтобы Хукер не подъехал одновременно с Роджером Эстеро. У меня вырвался вздох облегчения, когда я увидела, как по улице едет внедорожник и сворачивает на площадку перед отелем. Хукер остановился передо мной, и на меня уставился Бинз. Он так громко гавкнул, аж затрясся автомобиль.
Я открыла дверцу и кинула сумки на заднее сидение. Потом закрыла дверцу и уже почти устроилась рядом с Хукером, как кто-то ухватил меня за ремешок сумочки. Это оказался Эстеро, и вид у него был отнюдь не счастливый.
— Мне следовало догадаться, что здесь что-то не то: как этот пес вел себя с тобой, — произнес Эстеро.
Я потянула за ремешок:
— Отпустите мою сумку.
— А я хочу эту собаку.
— Это собака Хукера. И если не отпустите, я закричу.
— Хукер — мертвец, стоит мне хоть словечко шепнуть. Мне плевать, вопи сколько влезет, я верну эту собаку. — Он впился пальцами в мою руку и потащил к задней двери внедорожника. — Открой дверь.
Я начала визжать, и Эстеро залепил мне рот рукой. Я его укусила, он отдернул руку вместе с моей сумкой.
Я услышала, как кто-то зовет охрану. Бинз залаял. Хукер орал мне, чтобы я залезала в машину. Эстеро сыпал ругательствами, пытаясь удержать меня за блузку. Посыльный встрял между мной и Эстеро, я бросилась в машину, и Хукер рванул с места, не дождавшись, когда я закрою дверцу.
Я захлопнула ее и повернулась на сиденья, глядя назад на отель.
— Он забрал мою сумочку.
— Ты хочешь, чтобы я вернулся и отнял ее?
— Нет! Я хочу, чтобы ты ехал отсюда как можно дальше.
— Тебя устроит Северная Каролина?
— Северная Каролина — это здорово.
— У тебя есть планы на День Благодарения?
Тут меня стукнуло. Завтра же День Благодарения. А я совсем забыла.
— Нет, — ответила я. — Обычно я встречаю его с родителями, но нынче они собрались в круиз. Папа выиграл его в лотерею. Как насчет тебя?
— Мои родители развелись, и праздники — это вечно перетягивание каната. Я их избегаю, когда могу. Я собирался разморозить праздничную пиццу и посмотреть с Бинзом какую-нибудь игру. Приглашаю ко мне присоединиться.
— Поверить не могу, что забыла о Дне Благодарения.
— Когда я возвращался за нашим хламом к Фелиции, то у нее в кухне куча женщин пекла пироги. Она приглашала нас остаться, но Проглоту нужно домой. Он собирается на День Благодарения повидать детей. Для него это великое событие.
— Должно быть, трудно жить отдельно от детей.
— Вроде, как потерять Бинза, — согласился Хукер.
Путешествовать личным самолетом совершенно безболезненно. Не ждешь в очереди. Никаких досмотров в зоне безопасности. Никаких деток, пинающих сзади твое кресло. Во всю длину белого «Ситейшна» Хукера тянется узкая черно-золотая полоса, а на хвосте выведена надпись «ХУКЕР». Весь такой гладкий и блестящий лайнер. Обстановка из кремовой кожи с бежевыми ковровым покрытием, впереди за дверью маленький центр отдыха, сзади — оборудованная уборная. С одной стороны прохода три кресла и два кресла плюс сделанная на заказ лежанка для пса с другой. Я сидела через проход от Хукера. Он поставил фильм, но мои мысли витали где-то в другом месте. Было раннее утро, и мы летели в Конкорд, Северная Каролина. Мы опустились ниже облаков, и у нас перед глазами возникла знакомая картина. Разбросанные по сельской местности то тут, то там домики, кустившиеся там, где лежали озера. Мы пролетали над Каннаполисом. Это была родина Эрнхардта[18]. Огромные просторы, и хилый маленький городок. С одного конца тянулся торговый ряд. На западе простиралось озеро Норман. С северной стороны к озеру примыкал Морсвилл, а с юга — Хантерсвилл. В них жило множество гонщиков и бригадиров. Там имелись жилищные комплексы, современные дома, площадки для гольфа, сельские бары, хорошие торговые центры и несколько ресторанов быстрого питания.
«Ситейшн» коснулся земли и стал тормозить по асфальтовой посадочной полосе. Длиной пять тысяч пятьсот футов. Это был небольшой аэропорт только для личных самолетов. С одной стороны в ряд выстроились ангары, в середине — здание аэропорта. В дальнем конце находился ангар НАСКАР. Надпись на аэропорте гласила, что это вотчина НАСКАР. Вот уж точно. Фанаты НАСКАР по всем штатам имеются, но в Шарлотте куда не ткни пальцем, обязательно попадешь в такового. НАСКАР всюду — на наклейках на бампере, на персональных номерах машин, рубашках, кепках, флагах, собачьих поводках, куртках, лампах, часах, боксерах, куклах и пижамах.
Черный «блейзер» Хукера был припаркован у ангара «Стиллер Рейсинг». Мы загрузили Бинза назад и понаблюдали, как Проглот идет к ржавому джипу.
— Что случилось с твоим «корветом»? — спросил его Хукер.
— Жена забрала в счет алиментов. Перекрасила его в розовый.
— Фу, — поморщился Хукер.
— Я признателен за все, что вы для меня сделали, — поблагодарил Проглот. — Простите, что втянул вас во все это дерьмо. Я не думал, что все так паршиво обернется. — Он порылся в спортивней сумке, висевшей у него на плече, и вытащил пульт управления. — Я все еще храню вот это. Может быть, пусть лучше он побудет у вас… в случае, если со мной что-то случится.
Хукер сунул пульт в карман, мы сели в «блейзер» и последовали за Проглотом со стоянки.
— Как думаешь, с ним все будет в порядке? — спросила я у Хукера.
— Нет. У меня одно из этих «чувств» Фелиции насчет Проглота. Не думаю, что его проблемы закончились.
Корпоративные штаб-квартиры многих команд примыкали к аэродрому. Хендрик, Пенске, Роуш, Уэво и Стиллер владели кампусами, в которых располагались машинные отделения и заводские здания, научные и опытно-конструкторские центры, отсеки для транспорта, музеи, офисы корпораций и здания для главных сборищ, где собирались все вместе гоночные машины.
Стиллер пригоняет три основные машины для гонок на Кубок и две спонсорские «Буша»[19]. Одновременно в цеховой мастерской собираются готовые к гонке шестьдесят болидов с двумястами новых моторов. Освещение светлее, чем днем, полы — ни единого пятнышка, потрясающее оборудование.
Сезон закончился до середины февраля, и гоночный комплекс стал городом-призраком.
— Тебе нужно что-нибудь купить? — спросил Хукер.
— Ничего срочного, — сказала я. — Я хочу поскорее добраться домой.
Хукер поехал по Восемьдесят Пятому шоссе на север и отправился к выезду из Хантерсвилла. Если бы Диснейлэнд строила фирма «Гэп», то он бы выглядел, как Хантерсвилл. Это неестественный город с магазинами и ресторанами на первых этажах и квартирами наверху. Центр окружают комплексы кондоминиумов. Здесь отличное место для проживания, особенно, если ты новичок в округе. В мастерских ходит шутка, что это место, где живут члены гоночной команды, когда жены вышвыривают их из домов.
Хукер въехал на стоянку позади моего дома, и тут зазвонил его телефон. Разговор вышел коротким, и вид у Хукера стал несчастным, когда он его закончил.
— Это Рэй Уэво, — сообщил Хукер. — Твоя сумочка попала к нему, он обнаружил в ней рукоятку переключения передач, а он вне себя… в ней кое-что отсутствует.
— Вот и ответ на парочку вопросов.
— Ага. Рэй знает, что в ручке имелся чип. И он хочет его забрать. Он предупредил, что мы можем отдать его по-хорошему или по-плохому.
— Он уточнил, что значит «по-плохому»?
— Нет. Но думаю, описание могло включать в себя много крови.
— Может, нам и стоит отдать ему чип.
— Вряд ли это предотвратит кровопролитие. Все зашло очень далеко, мы слишком много знаем, — напомнил Хукер. — Мы знаем не только о чипе, но и об Оскаре.
— Мне не нравится, куда ведет этот разговор.
— Думаю, у нас крупные неприятности. Я считаю, что нам срочно нужно найти, какие функции выполняет этот чип, и тогда пойти с этим в НАСКАР и в полицию. Уж лучше живой продавец обуви, чем мертвый гонщик.
— Мы вовремя не сообщили об убийстве, — напомнила я ему.
— Мы пойдем на сделку.
— Я знаю одно парня в университете в Шарлотте, который мог бы нам помочь. Этот парень помешан на компьютерах. Он будет рад повозиться с новой игрушкой. Я его какое-то время не видела, но он наверно все еще числится по старому адресу. Он живет с родителями, и я не могу представить, чтобы он когда-либо стал жить отдельно. Он отличный парень, но если у него не будет сторожа, то он с голоду умрет. У меня наверху есть его телефон.
— Я прогуляю Бинза, а ты позвони.
Я жила на втором этаже трехэтажного здания. Подо мной жил флорист, а надо мной — Дэн Кокс. Кокс — спортивный журналист, который пишет о НАСКАР. Он отличный парень. И мой ровесник. Выглядит, как Гамби[20]. Иногда поздно вечером я слышу над головой странный топоток и представляю, что там резвится лошадка Гамби, Поки.
В моей квартире две спальни и полторы ванной комнаты. Кухонное оборудование новенькое, в хозяйской ванной имеется мраморная стойка. Комнаты все свежевыкрашенны в кремовый цвет, а ковер без пятен. Окно спальни выходит в небольшое патио, дальше виднеется парковка. Окна гостиной смотрят на Мейн-стрит, США.
Через дорогу пиццерия «Топперс». Приличная кормежка и ледяное пиво всегда под рукой. Декорации там — смесь охотничьего клуба и парка аттракционов. Большие кожаные кабинки, высокие барные столики, и длинная барная стойка из красного дерева.
Сидя за столом, я смотрела в окно на «Топперс». Вечерами там забито под завязку, но за день до Дня Благодарения посетителей много не наблюдалось. Команды проводили миниканикулы на островах Ки во Флориде и навещали семьи.
Заманить Стивена Сикульски в компьютерную лабораторию было легче легкого. Я знала, что за ним водились две слабости. Как бы решить какую-нибудь компьютерную проблемку и любовь к чизкейку. Сикульски был большим разболтанным парнем, с виду казалось, что ему бы только раскладывать фрукты в супермаркете. В пятьдесят на его лице не было ни единой морщины, и навеки поселилось выражение, словно ему все в этом мире пофиг. И возможно так и было.
Я принесла ему требуемое подношение в виде нью-йоркского чизкейка, и теперь мы с Хукером нервно прохаживались возле Сикульски, похрустывая костяшками в ожидании, когда он разрешит загадку чипа.
— Крошечный чип явно поврежден, — заявил Сикульски. — Это микропроцессор с беспроводной способностью. И я догадываюсь, что поврежденная часть содержала выводы для контроля какого-то механического процесса. Схема не очень сложная, но миниатюрность впечатляет. Это все, что я могу сказать при беглом осмотре. Второй чип гораздо интереснее. Он посылает и принимает беспроводной сигнал. То, как его умудрились засунуть в эту капсулу, просто чудо. Это говорит о том, что он не присоединяется к проводам. Он может функционировать полностью беспроводным способом. И схема сложнее, чем у поврежденного чипа. И он тоже микроминиатюризован. А вот это хорошая новость… у него имеется собственный источник питания. Он сидит на тонкой пластинке, которая, кажется, работает, как батарейка. Я тут не эксперт, но подозреваю, что эта батарейка самая волнующая часть этой милой крошки. Будь у меня побольше времени, я прошелся бы по схеме и рассказал еще.
— К сожалению, временем мы не располагаем. Еще что-нибудь можешь добавить?
— Раз уж я знаю расположение чипов и поскольку в курсе ваших подозрений, то могу обрисовать гипотетическую ситуацию. Водитель мог настраивать механические функции машины, такие как число оборотов двигателя, на расстоянии. В этом случае кто-нибудь на треке мог бы передать сигнал на схемную плату. Похоже на те игрушечные радиоуправляемые детские машинки, только этот чип управляет настоящей машиной. Загвоздка в том, что здесь две микросхемы. Мне кажется, что работу проделывает вот этот маленький чип.
— Кто-то на треке мог контролировать эту штуковину? — спросил Хукер. — И это должен быть не гонщик?
— Я говорю гипотетически, — сказал Сикульски. — Беспроводное устройство — это просто переключатель вкл\выкл. Нет причины, почему бы кому-нибудь на трибуне не суметь с ним поработать.
— Будет ли какое-то преимущество, если будет работать с ним член команды? Например, наводчик.
— Я так себе представляю, что наводчик лучше знает, когда включить, а когда выключить. — Сикульски закрыл файл. — Вы понимаете, эта беспроводная технология могла бы иметь другое приложение. Это же настоящее джеймсбондовское дерьмо. Или типа из кино «Миссия невыполнима».
Мы с Хукером сидели в его доме в Морисвилле перед огромным плазменным экраном и смотрели футбол, поедая праздничную пиццу. На диване рядом лежал Бинз в ожидании кусочков корочки и выглядел счастливым от того, что он дома.
Я тоже была счастлива оказаться дома, но не могла избавиться от ощущения, что мне что-то время от времени щемило в груди. Казалось, неплохо, что мы помогли Проглоту. И если бы пришлось снова так поступить, я бы ему постаралась помочь. Просто хотела, чтобы вышло лучше. Если бы только мы не забыли в перевозчике Бинза…
— Я так устала, — пожаловалась я. — Не могу ясно мыслить.
Хукер взглянул на меня.
— Я пропустил первую половину.
— Я просто переживаю.
Он обнял меня за плечи:
— Все получится, я чувствую.
— Еще одно «чувство»? У тебя нынче что-то много «чувств».
— Ты и половины из них не знаешь. Я настоящий рассадник для чувств. Если бы ты перестала злиться на меня, я бы в некоторые из них тебя посвятил.
— Я на тебя не злюсь. Я разочарована. Ты разбил мне сердце.
— Знаю. Прости. Хочешь последний кусочек пиццы? Может это нас помирит?
— Ты спал с продавщицей! Никакой последний кусочек пиццы не сравнится с этим.
— Не много же ты понимаешь в мужиках, — заметил Хукер. — Пицца-то свежая. С огромной кучей сыра и пепперони.