16. Сколько ты стоишь?

Париж

– Вот вы только что сказали: «Кто не захочет жить в этом доме!?» – Таш показала на серый османовский дом с плоским фасадом и ленточными балконами, опоясывающими верхние этажи. – А на самом деле, далеко не все захотят.

Закончив чаепитие в «Кафе де Флер», Таш и Филипп провожали его маму по бульвару Сен–Жермен.

– Я давно наблюдаю за отношением людей к деньгам и потреблению, – Таш обращалась к Виолетт. – Казалось бы, чем больше у человека денег, тем легче ему живется. Но парадокс в том, что чем больше денег, тем больше хлопот.

Достав из сумки блокнот и ручку, она приложила блокнот к стене из тесанного камня, мимо которой они проходили, и нарисовала кружок.

– Вот это – богатый человек, – она показала на кружок. – Каждый такой человек представляет собой маленькое государство. Во-первых, это его бизнес, – она нарисовала второй кружок. – Как правило, фирмы таких людей имеют в штате тысячи, десятки или сотни тысяч человек. Во-вторых, это его окружение – она нарисовала третий кружок. – Вокруг одного человека собраны финансисты, юристы, консьержи, секретари, персонал, тренеры, экипажи лодок и самолетов и так далее. В-третьих, это его семья. Часто и члены семьи собирают вокруг себя примерно такой же штат людей, как и глава семьи, – и она пририсовала еще несколько кружков. – В-четвёртых, антураж, включающий в себя как близких друзей, так и прихлебателей. В-пятых, дома, лодки, самолеты, машины… – вся страница была изрисована кружками и стрелочками, идущими от одних кружочков к другим. – Все эти кружочки – заботы, и чем больше у человека кружочков, тем серьезнее он усложняет себе жизнь.

Филипп, поглядывая то на Таш, то на мать, улыбался. Он знал, как убедительна и парадоксальна в суждениях бывает его новая подруга.

– Здесь я согласна с Уореном Баффетом, – продолжала Таш, – который понял, что счастье – это вовсе не обременение себя излишествами, а простое удовлетворение насущных потребностей. При этом я отнюдь не призываю к аскетизму в духе Ганди.

Виолетт бросила взгляд на ее строгое платье цвета хаки. Оно очень подходило к рассуждениям об аскетизме.

– Вот Баффет живет в доме, купленном десятки лет назад, и ездит на работу на старом «Кадиллаке». – Таш засунула блокнот в сумку. – Для него машина – обыденная необходимость, и его «Кадиллак» покрывает эту необходимость.

– Можно мы пойдем дальше? – спросил Филипп, держа под руку Виолетт, озадаченную, как долго могут продлиться рассуждения новой подруги ее сына.

Таш поправила платье и прибавила шагу.

– Многие вещи просто не стоят запрашиваемой цены, – она не могла угомониться, – и покупают их, в основном, люди, не уверенные в себе, которые пытаются доказать всему миру, что они чего-то да стоят.

– Хммм … – Филипп задумался. – Вот я с детства люблю гоночные машины и покупаю их. По-твоему, я закомплексован? – Он взял Таш под руку с другой стороны, пытаясь скоординировать ритм движения своих женщин.

– Нет, ты – другое дело. Это – страсть! Гоночные автомобили, искусство, да все, что угодно. Когда тебя мотивирует страсть, когда ты делаешь это для себя, а не для других… – Таш пришлось замедлить шаг, чтобы не вырываться вперед.

– Ты знаешь, что ты у меня гений? – Филипп смотрел на нее влюбленными глазами. – Тебе надо писать учебники, а не сниматься в журналах.

Виолетт внимательно разглядывала Таш: «Что скрывается за этим милым личиком и умными рассуждениями? Любит ли она моего мальчика, или это погоня за его наследством? Надо будет поподробнее расспросить о ней Дори».


Виолетт выглядела как настоящая француженка. Длинное платье в этническом стиле и бежевые лодочки «Шанель». Распущенные волосы на прямой пробор добавляли бунтарства в ее безупречную элегантность. Застав расцвет «Вудстока», Виолетт так и не переросла свою любовь к богемной одежде.

Она была дочкой одного из крупнейших французских промышленников и была избалована светом софитов с раннего детства. Но только Нью-Йорк показал ей, что такое настоящая светская жизнь. После учебы в Гарварде, познакомившей ее с фестивальной культурой, она вернулась обратно в Нью-Йорк, где тут же завоевала себе титул иконы стиля. Калейдоскоп путешествий и череда светских раутов сменялись рехабами. Так продолжалось до тридцати двух лет, пока она не встретила Андреса Рибейро Гонсалеса. Он был старше ее на пятнадцать лет. Сын экс–президента Эквадора, импозантный хорошо образованный латиноамериканец, он возглавлял алкогольную империю, созданную его отцом. Виолетт была единственной женщиной, с которой он твердо знал, что она любит его самого, а не его богатство и могущество.

Через год после свадьбы и воздержания от стимуляторов Виолетт сорвалась и чуть не умерла от передозировки. Несколько месяцев в рехабе вылепили из нее нового человека, и, не тратя попусту ни секунды, она забеременела Филиппом. Он стал для нее смыслом жизни, наркотиком, от которого она впала в зависимость. Меж ними установилась глубочайшая связь, которая лишь усилилась со смертью Андреса. Филипп был единственным значимым человеком в ее жизни.


Алексию Виолетт знала с рождения. Она была дочкой ее ближайшей подруги, и обе матери молились, чтобы дети понравились друг другу. Алексия была моложе Филиппа на три года, и с раннего детства они были неразлучны, как брат и сестра. Родители послали их в «Ле Розе», и, когда после окончания школы Филипп спросил, подождет ли она его, пока он отучится в Гарварде, она ответила «да». С этого дня они официально стали парой.

Через три года Алексия, окончив школу, поступила в нью-йоркскую школу дизайна «Парсонс». Филипп перебрался к ней в Нью-Йорк, возглавив одну из ветвей в семейном бизнесе. Три года пролетели незаметно за работой, учебой, вечеринками и путешествиями. После выпуска Алексия захотела остаться в Нью-Йорке, чтобы начать карьеру в моде, где за годы учебы обросла обширными связями. Филипп согласился.

В течение двух последующих лет она «искала работу», в основном, в местных клубах и ресторанах. Филипп неоднократно предлагал ей свою помощь, но с каждым днем становилось все очевиднее, что единственное, к чему у Алексии лежала душа, были бесконечные тусовки. Когда в один прекрасный день он напрямую спросил ее, собирается ли она работать, она закатила истерику, мол, хочет жить, как ей нравится, и, хлопнув дверью, ушла. Через неделю Алексия влюбилась в ди-джея, а еще через две недели переехала к нему.

Виолетт долго не могла смириться с тем, что ее надежды рухнули, и Алексия не станет ее невесткой. Филипп же, к ее удивлению, перенес этот разрыв со спокойствием Будды и спустя полгода вернулся в Женеву, чтобы сосредоточиться на работе. Семейный бизнес он оставил на попечение правления, полностью посвятив себя развитию собственной компании по кредитованию населения развивающихся стран. Точнее говоря, компанию по выдаче микрокредитов под большие проценты. Он открыл офисы в Бразилии, Мексике и родном Эквадоре. Виолетт же грезила о политике. Она видела его президентом, будь то Америки, Франции или, на худой конец, Эквадора. С ее связями путь ему был открыт. Но пока время не пришло, она лелеяла в нем его самостоятельность и, как матерый охотник, выжидала, пока жертва не набьет шишки и сама не запрыгнет в ее сети.

– Милочка, – обратилась Виолетт к Таш. – Завтра мы с тобой идем на обед, а потом ты поможешь мне выбрать наряд для гала-приема в Метрополитен-музее. Заодно и познакомимся поближе.

Она с блеском исполняла роль доброй и понимающей матери, полностью поддерживающей выбор сына.


Следующим утром Филипп уехал на деловую встречу, и Таш в одиночестве допивала чай на трассе, наслаждаясь видом крыш Сен-Жермен. Виолетт, вернувшаяся с прогулки с собакой, застала ее за этим занятием.

– Какая замечательная погода, – Виолетт держала в руке газету. – Мы прошлись по Люксембургскому саду и купили утреннюю прессу. Предлагаю прогуляться до ресторана пешком.

– С удовольствием, – Таш встала из-за стола. – Не понимаю, почему парижане не ходят пешком, как в Лондоне? Там все гуляют, а тут ездят в машинах.

– Согласна, милочка, это одна из тех немногих привычек, в которой англичане опережают французов, – как и большинство французов, Виолетт была неисправимым снобом и не переносила англичан.

– У меня вечером съемка в семнадцатом квартале, хочу дойти туда пешком, – Таш уже распланировала самый красивый маршрут на правый берег Сены.

– Пешком?! В семнадцатый?! – Виолетт была ошарашена. – Мало того, что это у черта на куличках, так там тебя еще пырнут ножом нелегальные иммигранты. Это вы вышли из Евросоюза, и теперь считаете себя вправе на всякие вольности. Нет, милочка, здесь у нас все следуют правилам.

Виолетт придерживалась мнения, что в Париже существуют только второй, шестой, седьмой, восьмой, шестнадцатый районы и Ньюлли. Все остальные кварталы, а точнее «гетто», заполнены деклассированными элементами с пистолетами или с ножами в руках.

– Милочка, вечером тебя отвезет водитель.


*****

Ресторан «Ральф» в особняке «Ральф Лорен» был излюбленным местом обеда настоящих парижанок, предпочитающих левый берег Сены правому. Уютный Сен–Жермен с его очаровательными улочками обладал тем самым скромным обаянием буржуазии, так ярко высвеченном в фильме Луиса Бунюэля, что с него совсем не хотелось переезжать на переполненный туристами пафосный правый берег.

– Ты смотрела фильм о том, что происходит с коровами до того, как они попадают тебе в бургер? Эти девять минут изменят твою жизнь и отношение к мясу. – Виолетт, на протяжении нескольких десятилетий пропагандировавшая вегетарианство, с ужасом наблюдала, как Таш за обе щеки уплетает Ральф-бургер.

– Я представляю, о чем этот фильм, – Таш отрезала кусок бургера, – и мне искренне жаль бедных животных, но мне необходим животный белок в моем рационе, и я ни за что от него не откажусь, – и как бы в доказательство Таш отправила кусок мяса в рот.

– Вот и Филипп такой же, все против меня, – Виолетт методично жевала листья салата. «А эту девочку так легко не сломаешь, – размышляла она. – Но, по крайней мере, ясно, что она не подхалимка». Как мать, обожающая своего сына, она подозревала в неискренности любую его подругу и пыталась найти в ней изъяны. Нащупывала она уязвимые места и в натуре Таш.

– Ну, зачем вы так… Филипп вас боготворит. Он держит вас в курсе всех своих дел! Я только и слышу: «Сейчас позвоню маме, надо с мамой согласовать».

Виолетт заулыбалась, лишний раз, убедившись, что пальма первенства все еще в ее руках и ее советы до сих пор важны сыну.

– Доедай мясо, и поехали смотреть платья.


Прогулка по Авеню Монтень и улице Сент-Оноре заняла не более часа. Куда бы они не зашли, их ждали продавцы с тщательно подобранным ассортиментом на взыскательный вкус Виолетт. Таш надо было либо одобрительно кивнуть, либо отрицательно качнуть головой.

Последним на пути оказался «Шанель» на Рю Камбон. Как только они подошли, генеральный менеджер, ожидавшая их у входа, дала сигнал охраннику пропустить их в магазин в обход очереди японских туристов.

– Хождение по магазинам в последнее время напоминает мне регистрацию на авиарейс. Очереди ничуть не меньше, – они следовали за элегантно одетой женщиной средних лет в костюме «Шанель».

– Виолетт, когда вы в последний раз стояли в очереди в магазин? – Женщина обернулась, и Таш увидела на ее лице лукавую улыбку. – Да и, собственно, можно было не приезжать, мы бы вам все отправили.

– Я хотела, чтобы моя подруга все посмотрела, – соврала Виолетт.

Виолетт примерила четыре платья. Ни одно ей не подошло.

– Придется покупать в Нью-Йорке… Жаклин, – обратилась она к менеджеру. – Нам нужны сумки, все оттенки белого и голубого.

Жаклин позвонила, и через несколько минут перед ними лежала вся гамма цветов от белого до темно-синего.

– Какая тебе нравится? – Виолетт испытующе смотрела на Таш.

– Смотря подо что вам, – Таш взяла в руки нежно-голубую сумку из мягкой кожи. – Вот эта смотрится неплохо.

– Жаклин, мы берем эту и белую сумки, и еще я хотела бы белый стандартный кошелек на подарок.

– Эветт, принеси дамам напитки, пока я все упакую.

Жаклин вернулась с тремя пакетами.

– Вот это белая сумка, вот это голубая, а это кошелек. Кошелек – наш подарок, мы его не включили в счет.

– Спасибо, Жаклин, на следующей неделе жду тебя на покер, – Виолетт поцеловала Жаклин, и они вышли из магазина.

Японские туристы проводили их взглядами. Виолетт протянула Таш один из пакетов.

– Это тебе подарок, за то, что помогала мне с выбором платья.

Таш опешила.

– Вы же ничего не купили. Да и принять от вас такой дорогой подарок…

– Но я хочу сделать тебе подарок, хочу, чтобы у тебя была эта сумка. Филипп попросил меня купить тебе ее, это от него, – вновь солгала Виолетт.

Придя домой, она позвонила Филиппу.

– Скажи Таш, что это ты попросил меня купить ей сумку, – она шептала, чтобы девушка не услышала их разговор.

– Конечно, мамочка, я удивляюсь, как я сам не догадался тебя об этом попросить. Спасибо тебе.


Вечером Виолетт собирала подруг на овощной рататуй, специально приготовленный ею по рецепту матери. Когда Таш вернулась со съемок, ужин был в самом разгаре. Подругами Виолетт оказались весьма богемные дамы без тени снобизма, волею судеб заброшенные в Париж. Тут была и уругвайская художница, и голливудская актриса, и владелица лучших магазинов Германии, и даже давняя подруга Виолетт – Роза, известная бразильская модель семидесятых.

Таш наслаждалась их обществом, о каждой из них можно было написать по книге, но и сама она вызывала у дам живой интерес. Таш с гордостью рассказала Розе об успехах их модельного агентства и показала только что законченную версию мобильного приложения платформы МДЛ – сокращение слова «модель».


Приложение превзошло все ее ожидания. Неделю назад, как только оно было завершено, Таш, как и обещала, сообщила о запуске менеджерам Зака. Те быстро провели переговоры с разработчиками, протестировали приложение и, оставшись очень довольными, передали информацию Заку. Через пару дней он позвонил.

– Бенни скучает и передает тебе привет, – рыжая мордочка Бена показалась на экране телефона.

Зак частенько звонил Таш по видео, докладывая, как растет и развивается Бен. Щенок на передержке, ожидая отправки хозяйке в Лондон, временно обитал в Нью-Йорке в районе Сохо. Он мигрировал между квартирой Зака на Мерсер-стрит и квартирами Чарльза и Марка на Принс. Иногда Каролине удавалось забрать всеобщего любимца на выходные в загородный дом Марка в Хэмптонс. Щеночек Бенни постепенно превращался в смесь немецкой овчарки с терьером.

– Я тоже по нему скучаю, – Таш послала воздушный поцелуй в телефон, – Бенни, еще чуть–чуть и ты будешь со мной.

– Таш, я как раз хотел поговорить об этом, у меня две новости, – Зак усадил Бенни на диван, и перевел камеру на себя. – Первая новость, и я хотел тебе сообщить об этом лично. – Мои ребята отчитались по твоему проекту, и мы приняли решение инвестировать больше денег. После того как юристы подготовят документы, мы переведем оговоренную сумму на ваш счет.

– О, Зак! – ее сердце бешено заколотилось. – У меня нет слов! Это как в сказке!

– Успокойся, все хорошо. Ты просто умница! – Зак улыбался. – У тебя классный проект, и нам повезло, что ты пришла с ним к нам. Мы в тебя верим и знаем, что ты принесешь нам кучу денег. И вот вторая новость – Зак погладил щенка по голове, – Бенни сделаны все необходимые прививки, он может смело ехать в Лондон. И я вместе с ним. Мы можем прилететь в Лондон в конце этой недели, давай обсудим некоторые детали.

– Но… – Таш еще не пришла в себя, а их разговор устремился в другое русло. Надо как-то выруливать! – Зак, я в Париже… – осторожно проговорила она. – И пробуду здесь еще не меньше недели…

– Прекрасно! – беспечно откликнулся Зак. – Тогда мы с Бенни приедем в Париж! – Зак еще шире заулыбался в камеру. – Правда, Бенни? – он перевел камеру на пса, который с довольным видом облизывал свой хвост. – Бенни говорит, что никогда не был в Европе, и не возражает, чтобы начать евротур с Эйфелевой башни. – Бенни продолжал упоенно лизать хвост, не осознавая, что за его спиной планируется его европейское турне. – Ты где остановилась?

– Я … – Таш замялась. – У мамы своего бой-френда … – Только сейчас она осознала, что в разговорах с Заком ни разу не упоминала имени Филиппа. Их роман развился так стремительно, что она не успела очнуться, как оказалась в Париже у Виолетт.

Зак был в некотором замешательстве.

– Стоило оставить тебя одну на пару месяцев – Зак говорил с явной досадой, – Я же поздравлял тебя с Днем святого Валентина? И ты вроде не была с бой-френдом? – Он не терял надежды.

– Да, не была. Но после этого как раз все и началось… – Она почувствовала угрызения совести. Ведь и правда она должна была сообщить обо всем Заку раньше!

– Все хорошо, это ничего не меняет. Мы все равно приедем в Париж и познакомимся с твоим бой-френдом. Я твой инвестор, не забывай, и должен знать, как у моих подопечных идут дела. Дату прилета я сообщу.

По тону Зака Таш поняла, что в его жизни были ситуации и посложнее.


Таш наблюдала за Филиппом. Он был единственным мужчиной в комнате, но и его вальяжная поза, и слегка кокетливая речь выдавали в нем завсегдатая женских компаний. Он с детства купался в женском внимании, начиная с гипертрофированной материнской любви, заканчивая флиртом с ним ее бесконечных подруг. Казалось, что именно это внимание сделало его чутким, уверенным в себе и не боящимся своих эмоций, мужчиной. Всех этих качеств так не хватало Бену! После той сцены в шале имена Бена и Фло ни разу не всплывали в их разговорах. Похоже, Филипп сделал все возможное, чтобы свести их общение к минимуму.

Ее мысли были прерваны звонком консьержа. Кто-то из опоздавших гостей поднимался в квартиру.

– Я открою, мамочка.

Филипп поднялся, чтобы впустить гостя, и через минуту в прихожей зазвучал знакомый, с характерной хрипотцой, голос:

– А почему меня не встречает хозяйка? Мне в этом доме не рады? Дори черным вихрем влетела в комнату. Виолетт уже спешила к ней.

– Боже, это что на тебе? – Дори разглядывала на Виолетт оранжевый узбекский халат из иката, подарок Таш. Сама Дори, одетая в черное и обтягивающее, диссонировала с богемным стилем вечеринки.


Как впоследствии поведала всезнающая Вивьен, Виолетт и Дори знали друг друга больше сорока лет и когда–то были подругами. Они познакомились в далекие восьмидесятые, когда обе блистали на гламурной сцене Нью-Йорка. Блондинка и брюнетка, европейки, они попали в самое логово американской элиты. Невзирая на свое происхождение, Виолетт мгновенно приняла яркую начинающую модель в свой круг. Они стали почти неразлучны. Дори коротала лето в доме Виолетт на юге Франции, а Виолетт сопровождала Дори на неделях высокой моды. Однако, как только Виолетт встретила своего будущего супруга, Дори была отодвинута на второй план. А вышло так.

Виолетт и Андрес решили объединить свои холостяцкие вечеринки в доме Виолетт в Сен-Тропе и собрали всех друзей под одной крышей. Эта вечеринка вошла в анналы истории как одна из самых длинных, буйных и известных за всю историю джет сета. Газеты и журналы бились за право на эксклюзив, папарацци сутками дежурили возле ворот, пытаясь поймать в кадр кого–нибудь из селебрити. Но Виолетт вечеринка запомнилась не только этим. К утру второго дня, одурев от разгула, она прилегла вздремнуть. Проснувшись через пару часов от грохота музыки, она хватилась Андреса и пошла на его поиски. Она долго бродила по комнатам. Во всех кучковались гости, но Андреса нигде не было. В конце концов, она вышла к бассейну. Там-то, на лежаке, она и обнаружила еле живое распластанное тело своего будущего спутника жизни и лучшую подругу. Дори стояла перед ним на коленях и пыталась вернуть к жизни его обмягший член.

После этого инцидента, о котором, до тех пор, пока ему не рассказали, Андрес не помнил ровном счетом ничего, Дори была сослана домой в Нью-Йорк и исключена из круга близких друзей. Виолетт же получила в подарок огромное ранчо в Аризоне.

На похоронах Андреса Виолетт поздоровалась с Дори, но о возврате к прежней дружбе речи быть не могло. Но спустя годы они стали встречаться то на курортах, то на светских мероприятиях и в школе, где учились Грегори и Филипп. В последнее время они опять стали дружны. Дори напоминала Виолетт о ее беззаботной молодости, и Виолетт, как когда–то, приглашала Дори погостить у нее.

– Конечно же, мы тебя ждем, – Виолетт крепко обняла Дори. – Вот и Таш тоже… Ты помнишь Таш? Оказывается, это ты виной этому замечательному союзу.

Виолетт не сообщила ни той, ни другой о том, кто будет на ужине, и внимательно наблюдала за их реакцией друг на друга.

– Детка! – Дори набросилась на Таш, как голодная. – Как же я рада видеть тебя!

Она схватила Таш и ни в какую не хотела выпускать из объятий.

– Виолетт, – Дори победоносно смотрела на Виолетт, – ты не знаешь самого главного. Я вырвала ее из грязных лап моего сынка и прямиком препроводила к Филиппу.

При одной мысли о Грегори у Таш начался нервный тик.

– Я ей сразу сказала, что Грегори ей не пара. И пригласила к Филиппу на Новый год. – Дори ликовала в своем новом амплуа свахи. – Так что с моей легкой руки …

– Ладно, Дори, уймись! Отпусти бедную Таш. Еще наболтаетесь! – Виолетт ухватила Дори под локоть и повела к себе в комнату.


Виолетт расположилась на своем любимом китайском канапе.

– И что ты о ней думаешь?

– Я думаю, что Филиппу очень повезло, а мой Грегори остолоп, что ее прохлопал.


Дори не кривила душой. Таш напоминала ей ее саму в молодости, красивую, смышленую и брошенную в океан высшего света на растерзание акулам.

– Она далеко пойдет. Она красива, но не кичится своей красотой, вежлива, но не заискивает ни перед кем, она знает себе цену. Таш чувствовала себя свободно в новой для нее компании у Валентино, она тактично отшивала неинтересных ей мужчин и даже вытерпела меня.

Виолетт ухмыльнулась. Как никто другой, она хорошо представляла себе, что такое Дори в больших количествах.

– Я ставлю ей пятерку! – подытожила Дори.

– Ты думаешь, она с ним не из-за денег? – Виолетт все еще сомневалась в мотивах Таш относительно ее сына и, зная, что лучше Дори золотоискательницу никто не раскусит, нуждалась в ее метком взгляде.

– Нет. Гарантирую, – Дори подсела к Виолетт и прошептала ей на ухо: – Она романтик. Хочет любви!


*****

Таш почувствовала на себе пристальный взгляд. Она никак не могла привыкнуть просыпаться по утрам в чьих-то объятиях. Уже несколько минут что-то мягкое, как перышко, ласково щекотало ей грудь. Она открыла глаза и попыталась приподнять голову с подушки, но Филипп твердо вернул ее в исходное положение. Она хотела двинуться, но его сильные ноги сковывали ее движения. Он согнул колено, и она почувствовала легкие покалывания в паху.

– Я уже вся мокрая, – тихо простонала она.

– Я чувствую, детка, – перышко переместилось ниже, меняя ритм с плавного на прерывистый. – Моя умница, – она застонала от удовольствия, – тебе нравится, что я с тобой делаю?

Она хотела ответить, но он рукой закрыл ей рот.

– Скажи, сука, тебе нравится, когда тебя ласкают или трахают?

Он резко перевернул ее на живот, заломил за спину руки и сжал запястья. Резкая боль пронзила ее тело. Она хотела закричать, но он продолжал зажимать ей рот.

– Так тебе больше нравится, когда тебя трахают? Вот так? Как шлюху, которая раздвигает ноги перед всеми фотографами? – Она вырывалась, но Филипп не отпускал. – Шлюха! – Он двигался с каким-то диким остервенением. – Так тебя они трахали? Сколько их было? – Она не понимала, что происходит. – Скажи, они кончали в тебя? Или тебе в рот? – Филипп схватил ее за волосы и подтащил ее лицо к своему члену. – Соси! Я хочу кончить тебе на физиономию! Как и положено делать со шлюхами!


Он задрожал, и вязкая жижа растеклась по ее лицу. Она свернулась клубком и закрыла глаза. Внутри все жгло от сильного трения. Горло саднило. Он поднялся, прихватив с тумбочки какой-то журнал.

– Держи, шлюха!

Он швырнул в нее этим журналом и закрыл за собой дверь в ванную. Дрожащими руками Таш подобрала его и стала автоматическими движениями листать страницы, пытаясь найти объяснение происходящему. Слезы текли по ее липкому от спермы лицу и падали на страницы, расползаясь в уродливые волнистые кляксы. Наконец на предпоследней странице, в разделе светской хроники, она увидела фотографию с благотворительного ужина. Они – с Филиппом счастливо улыбаются, обнимая друг друга за талии. Но то, что было под фото, заставило ее содрогнуться. «Неужели это все наяву?» – гулко билась в ее мозгу мысль.

Как они постарались! Объединили три фото в один макет. Вверху – ее недавний снимок из Санкт–Морица со спортивной командой. А внизу мастерски скомпонованы две фотографии. На одной она, лет десять тому назад: сидит на диване ноги полураздвинуты, на руках черная кошка. Мысли Таш крутились в голове, хаотично сменяя друг друга: «Откуда могла взяться эта фотография?» Но второй – высший пилотаж папарацци. Она же просила их удалить! Это была та самая фотография, когда ее купальник утонул в волнах. Совершенно голая, она, улыбаясь, выходит из моря. И под триптихом подпись: «Продам киску дорого!».

Что подумал Филипп? Он думает, что она спит с фотографами. И хочет его деньги. Она чувствовала, что теряет сознание. И… это же увидит Бен… и Виолетт… и Фло… Стоп! Главное сейчас – Филипп…

Она поднялась и пошла к нему в ванную. Ноги подкашивались, Голова кружилась, тошнило, тело трясло мелкой дрожью. Филипп принимал душ.

– Филипп! – она сползла по стенке на мраморный пол. – Это подстроено.

Ее будто обморозило от его леденящего взгляда.

– Да? – он отвернулся к стене, – Мама так не считает! Мы пригрели шлюху. Она приняла тебя как дочь, а ты – обыкновенная стерва, которой нужны мои деньги.

Она услышала, как истошный глухой звук разнесся по ванной. Это был ее собственный крик. На секунду она увидела в его глазах страх. Он смотрел на нее, как на умалишенную. Но страх тут же уступил место презрению. Ее сердце судорожно колотилось, а тело содрогалось в конвульсиях.

– Все твои рассказы, какая ты порядочная, – ложь! Ты бесстыжая и распущенная! А чего я, собственно, ожидал? Ты переспала со мной через час после знакомства. Да еще трахала Бена, зная, что у него есть девушка! – Филипп выключил воду и, мокрый, переступил через нее, пройдя за полотенцем. Он снял полотенце с крючка и обмотал его вокруг бедер. Бросив безучастный взгляд на ее съежившееся тело, он вышел из ванной.

Холод мрамора пронизывал ее до костей. «Надо взять себя в руки», – сказала она себе и попыталась сделать глубокий вдох, но словно кусок свинца застрял у нее в горле. Она с трудом встала и пошла в комнату. Филипп перед зеркалом равномерно распределял гель по своим темным кудрям.

– Знаешь, Филипп, – тихим голосом проговорила она, – если ты действительно так считаешь, я не стану тебе ничего доказывать.

– Я тебе один раз поверил, когда ты сказала, что между тобой и Беном ничего нет, – Филипп продолжал укладывать волосы, – не надо было. Я думаю, ты до сих пор с ним спишь. Надо было поверить Фло.

– Филипп… – начала было Таш, но тут же осеклась и умолкла, перехватив его безразличный взгляд. Помолчав, она нашла в себе силы продолжить: – Как попал к тебе этот журнал?

– Мама утром принесла. Они с Дори пошли выпить кофе и купить утреннюю прессу. – Филипп закончил укладку и подошел к двери. – Все эти фотографии есть и в сегодняшних газетах. Можешь попросить почитать у мамы.

Он вышел из комнаты. Ей во что бы то ни стало надо уехать из этой квартиры.


Свет из окна был невыносим. Ведь каждый прохожий там за окном уже видел ее голой. Все ее друзья, враги, клиенты, и даже Бен. «Слава Богу, что мамы и бабушки больше нет в живых, и они не увидят моего позора!» После минутных колебаний, она все-таки взяла с тумбочки телефон. Тьма пропущенных вызовов и сообщений. Ее взгляд остановился на сообщении от Зака:. «Мы с Бенни в «Плаза Атене». Ждем тебя!», – и прикрепленная фотография щенка Бенни. Черт, она совсем забыла, что Зак должен приехать сегодня.

Она пыталась сосредоточиться на мыслях о Бенни. Совсем скоро она его увидит и все будет хорошо. Наверное, Зак уже в курсе. Как она будет смотреть ему в глаза? Ей захотелось умереть. В прямом смысле заснуть и больше не проснуться. «Может быть, напиться таблеток? Или взять билет на первый самолет и улететь на необитаемый остров? Папа. Как я могу оставить папу? И Лулу? И агентство? И Бенни?» Что в трудных случаях советуют психологи? Описать свои чувства. Внутри нее была пустота. Одна большая дырка с бесконечно вливающимся в нее дерьмом. И это дерьмо никак не кончалось. «Надо вставать, ведь Филипп скоро вернется».

Таш быстро оделась и собрала чемодан. На минуту остановилась перед дверью, за которой ей предстояла встреча с Виолетт. Она вдохнула и, встряхнув шевелюрой, вышла из комнаты с высоко поднятой головой. В гостиной ее ждали Виолетт и Дори.

– Доброе утро!

Таш была подчеркнуто вежлива, и женщины кивнули в ответ. Дори попыталась что-то сказать, но жесткий взгляд Виолетт остановил ее.

– Мы все понимаем, что произошло, – Таш старалась говорить как можно более официально. – Эээ… Эти фотографии… эта подборка… сделана специально, чтобы оклеветать меня.

Женщины молча, слушали ее монолог.

– Филипп не захотел меня слушать, – ее голос сорвался. Она откашлялась и продолжила: – Фото с игроками поло было сделано для обложки журнала «Спорт». Фото с кошкой – десятилетней давности, оно сделано в институтские годы. Они взяли его из фейсбука моих друзей. Последнее фото, – она смотрела на Дори, ища в ней поддержки, – чистейшая, нелепейшая случайность. Это со съемки пляжной коллекции «Манго» на Сен–Барт. Там было еще три модели… Стоял очень ветреный день, и у меня в волнах, – Таш запнулась, – когда я выходила из воды… развязался купальник и утонул. Фотографы обещали удалить фотографии. Это чудовищное стечение обстоятельств. Я не знаю, кто это сделал, но кто бы то ни был, это сделано специально, чтобы меня опорочить.

Стеклянные глаза Виолетт не выражали никаких чувств.

– Милочка, не мне решать эти вопросы. Это ваше с Филиппом дело, и он сам принимает решения, – она подошла к Таш. – Я очень хорошо представляю, как ты себя сейчас чувствуешь, но и понимаю, каково ему. У него разрушился мир, который ты для него строила. Время покажет, кто прав, кто виноват, но сейчас, – на ее глазах выступили слезы, – сейчас я вижу, что он очень ранен.

– Я все понимаю, – Таш подошла к двери. – Я пришлю за вещами вечером. Спасибо вам за все!

И она закрыла за собой дверь.


Таш посмотрела на телефон, на него ежеминутно приходили новые сообщения. У нее не хватало смелости их прочитать. Как она зайдет в гостиницу? Ей казалось, что все вокруг видели свежий номер журнала «Стар». Миновав мост Инвалидов, машина выехала на улицу Франсуа Премье и свернула на авеню Монтень. Водитель остановился прямо перед входом в отель и открыл ей дверцу. Она замешкалась перед стеклянной дверью, и толстый мужчина в полосатом костюме подтолкнул ее, пробормотав по-французски: «Дерьмо, что за неспешная гусыня». Он оглянулся и, не найдя в ней ничего примечательного, продолжил путь. Она посмотрела вокруг. Люди как обычно торопились по своим делам, не обращая на окружающих никакого внимания.


Она прошла сквозь овальное фойе с мраморной колоннадой и торопливо свернула направо в бар, где ее ждал Зак.

– Смотри, кто идет! – Зак развернул рыжую мордочку Бенни в направлении Таш, показывая, с какой стороны ждать хозяйку. Бенни никак не прореагировал на ее приближение. Вместо этого он норовил разгрызть деревянную ножку стула.

– Бенни! Пес наконец-то обернулся, услышав свое имя. К нему направлялась незнакомка в длинном черном пальто. – Бенни! – снова позвала она, наклоняясь к нему. Через долю секунды Бенни, вспомнивший запах хозяйки, облизывал ее лицо.

– Наконец-то, вы встретились! – Зак чувствовал себя причастным к воссоединению семьи, снимая происходящее на видео, – отправлю нашим друзьям в Нью-Йорк. Все очень беспокоились, как Бенни перенесет трансатлантический перелет.

Таш тискала щенка в руках, не давая ему вырваться ни на секунду. В ответ Бенни облизывал ее руки, радостно виляя хвостом. Она была так рада, встрече с Бенни, что на минуту даже забыла о фотографиях.

– Зак, – Таш села в кресло, продолжая гладить пса между ушами. – Не знаю, как я могу тебя отблагодарить за то, что ты все это время присматривал за Бенни и привез его мне. – Она поцеловала Бенни в нос, – проси все, что хочешь!

– Брось, я это делал с удовольствием. Теперь сам не знаю, как буду без щенка жить. Все так к нему привыкли, особенно Каролина. Теперь нам придется навещать вас в Лондоне и Париже гораздо чаще. – Зак озабоченно стал поправлять манжет своей безукоризненно белой рубашки. – Так, где ты теперь планируешь жить? В Лондоне или со своим парнем в Париже?

Зак возился с манжетой, не решаясь поднять глаза.

– Зак, – Таш сжала деревянные ручки кресла, – у меня больше нет парня.

Он, наконец-то, осмелился посмотреть на нее. Только сейчас он заметил, что ее веки распухли, а лицо покрыто розовыми пятнами.

– Ты плакала? – Зак сделал невольное движение к ней, будто хотел оградить от чего-то, но спохватился и отстранился. – Что случилось?

– Мы расстались, – глаза ее набухли слезами, и она сильнее закуталась в свое кашемировое пальто. – Сегодня утром вышел журнал… с моими голыми фотографиями. Кто-то позаботился, чтобы это выглядело как можно более гадко. Филипп ничего не хочет и слышать! Он меня бросил.

Зак молчал, переваривая информацию.

– Ты ему объяснила, что тебя кто-то подставил? – Он попытался представить себя на месте этого парня.

– Все бесполезно. Там так сделана эта подборка…

Она полезла в сумку за телефоном. Было ясно, что к этому часу фотографии разлетелись по интернету. Она ввела свое имя в поисковик, и первым же результатом выскочил тот самый шедевр. Всхлипывая, она протянула телефон Заку. Он молча изучил фотографии и надписи под ними и через минуту подвел экспертный итог:

– На мой взгляд, все не так уж и плохо. Подборка, конечно, еще та, но…– Считай, что тебе подвалила удача! Ты везде такая красотка! Мужчины, увидев этот журнал, захотят тебя еще больше. Твоя популярность лишь возрастет. Даже негативный пиар – все равно пиар. Вспомни Ким Кардашьян с ее секс–видео. – Зак еще раз посмотрел на экран. Кажется, это доставляло ему удовольствие. – Поверь мне, это только прибавит тебе очков. Будь я на твоем месте, я тотчас же начал бы раскручивать приложение. Я тебя поздравляю, теперь ты – настоящая знаменитость! Проверь-ка свой Инстаграм!

Зак вернул ей телефон. Все это время она старалась вникнуть в смысл его слов, но в голове мелькали лишь фотографии и равнодушное лицо Филиппа.

– Ты меня слышишь? – Зак потеребил ее за рукав. – Проверь Инстаграм.

Таш очнулась и открыла приложение. Со вчерашнего вечера количество подписчиков возросло на пятьсот тысяч.

– Пятьсот тысяч новых подписчиков, – голова кружилась, постепенно до нее начинали доходить слова Зака. «Может быть, не все потеряно? И умирать нет причин?»

– А я тебе что говорил? Поехали праздновать!


Бенни то и дело ерзал у нее в ногах. Из-за него им только что отказали в «Ги Савуа», и ее успех пришлось отмечать в ресторане попроще. Официант откупорил бутылку шампанского и налил в бокал Заку на пробу.

– Великолепно… – он перевел взгляд на Таш, – Мы должны выпить за здоровье твоих недоброжелателей! Они сослужили тебе добрую службу! Твой звездный час настал!

У нее зачирикал телефон.

– Какой-то итальянский номер…


*****

Филипп зашел в квартиру и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Воротник нестерпимо сдавливал ему горло. Из гостиной доносились звуки бьющихся о деревянную доску костей.

– Я удваиваю, – Виолетт сняла с доски удваивающий куб и поставила его перед Дори. Дори прищурилась, пытаясь оценить свою позицию.

– Ок, твоя партия, – она решила проиграть одно очко вместо потенциальных двух, прими она куб. – Филипп, хочешь поиграть вместо меня? Я что-то устала проигрывать твоей мамаше, – Дори встала с дивана, уступая ему место.

– Да нет, – Филипп присел на подоконник, – что-то нет настроения.

– И не удивительно, – Дори считала своим долгом обсудить произошедшие события. – Мне кажется, ты поспешил с выводами.

Виолетт бросила на нее яростный взгляд. На секунду Дори осеклась, но в отличие от игры в нарды, эту партию она проигрывать не собиралась. – Перед уходом Таш изложила нам свою версию.

– Мне это не интересно, – перебил ее Филипп, – факт остается фактом. Она не та, за кого себя выдавала.

– Подожди так быстро делать выводы, – Дори присела на подоконник рядом с Филиппом, чтобы Виолетт больше не смогла кидать на нее свои гневные взгляды. – Очевидно, кто-то сделал это специально, я видела фотографии, и история Таш звучит правдоподобно. Она сказала, низ от купальника потерялся в сильных волнах, и она попросила фотографов удалить фотографии. С кем не бывает?

Филипп скептически смотрел на нее.

– Ты не знаешь, кто желал бы ей зла? – допытывалась Дори.

Виолетт подошла поближе, чтобы лучше слышать, о чем они говорят.

– Я не могу припомнить, чтоб ее кто-то не любил. Завидовали – да, это мог быть отвергнутый любовник, тот же самый фотограф с Сен-Барта, или…

– Или женщина, которой она перешла дорогу… – добавила Виолетт.

Вопреки своей любви к сыну, а скорее во имя этой любви, теперь и она была настроена разобраться в ситуации.

– Ты не знаешь, кому она сильно насолила? Может быть, какая-нибудь завистливая подруга или соперница. Мне кажется, это женских рук дело. – Виолетт плавно вытолкнула Дори с подоконника, удобно устроившись по другую руку от Филиппа. Филипп задумался.

– Единственный человек, кто откровенно ее ненавидит, это Флоренс Висконти. У Таш был роман с Беном, и Фло, узнав, закатила ей истерику.

– Ну, конечно, – Дори стояла перед семейством Рибейро Гонсалес. – Это она! – Она аж приплясывала, радуясь своей находке: – Журнал Стар принадлежит Альберто, ее отцу. В какой еще газете это опубликовали? – она обращалась к Виолетт.

– В «Папарацци».

Виолетт смотрела на Филиппа, на лице которого одна за другой сменялись эмоции от уныния к изумлению.

– Она тоже принадлежит Альберто. – Дори пошла за телефоном. – Я сейчас же ему позвоню! Он должен извиниться!

– Альберто, – зазвучал голос Дори из противоположного конца комнаты. – Как жизнь?


Филипп отвернулся, чтобы никто не видел его лица. Он не чувствовал ничего, кроме стыда. Стыда, пронизывающего каждую клеточку его тела. Он держался руками за подоконник, как за спасительный плот, боясь потерять равновесие и упасть в бездну собственного малодушия. Он ее потерял. Она ушла навсегда. Он смотрел на солнечный Париж, нервно прикусывая губы. Он думал, где она сейчас. Он во что бы то ни стало должен ее вернуть.

Виолетт мысленно переживала вместе с ним. Она чувствовала свою вину, что не остановила Таш этим утром, что не вмешалась и пошла на поводу у сына, который вел себя, как избалованный ребенок. Сейчас же страдала она, наблюдая за его муками.


*****

– Ты идиотка! – Альберто вскочил из-за стола в своем офисе в Милане и с яростью пнул обтянутое коричневой кожей кресло. – Как ты могла так меня подставить? – закричал он в телефон. – Кто тебе дал право лезть в мой бизнес?

– Но папа, она трахались с Беном у меня за спиной, – лепетала Фло в свое оправдание.

– Твой Бен идиот, что упустил ее из-за тебя! Был бы нормальный мужик, давно бы кинул тебя. – Альберто был вне себя. – Ты бездарь и наркоманка, мало того, что транжиришь мои деньги, так теперь еще и подставляешь людей! Это все влияние твоей матери! Всю жизнь с ней только тем и занимались, что сорили моими деньгами и строили всем козни! Теперь расплачивайся! Больше не получишь ни гроша от меня! Иди, работай! – он кинул трубку. Но через секунду перезвонил.

– И передай Бену, что я снимаю с него обязательство жениться на тебе. – Кому нужна такая жена!

И он попросил секретаршу набрать еще один номер.


– Добрый день. Мистер Альберто Висконти хотел бы с вами поговорить.

– Хорошо… Я слушаю… – в женском голосе звучало удивление.

– Наташа, – она сразу узнала хриплый голос Альберто. – Как поживаешь?

– Добрый день, Альберто! – Таш подмигнула Заку, сидящему напротив нее, – вы мне звоните по поводу моих утренних фотографий? – Она понимала, что он звонит неспроста.

– Именно по поводу них, дорогая, – он откашлялся. – Дослушай, пожалуйста, до конца, что я тебе скажу. Я не знаю, в курсе ты или нет, но эти фотографии были опубликованы в моих журналах и газетах. И сделала это не кто иной, как моя дочь. – Он не останавливался. – Как я понял, у тебя было что-то с Беном, и она решила таким образом отомстить. Она, не поставив меня в известность, дала задание моим журналистам найти на тебя компромат. Они выкупили у фотографов твои снимки, нашли фото в фейсбуке и состряпали эту историю, думая, что все это делается по моему заказу. Я беру всю ответственность за произошедшее на себя. Завтра мы опубликуем извинения. Моей дочери нет прощения! Я пойму, если ты никогда ее не простишь. Но, – он сделал небольшую паузу, – я помню, что ты мне рассказывала про свою компанию, Зак Коэн уже вложил деньги?

Ее вдруг бросило в жар. Она скинула пальто. Тепло разлилось по всему телу, руки вспотели. Ей захотелось причинить Фло боль. Физическую боль. Столкнуть ее в пропасть, задушить или отдать на растерзание акулам. Одновременно с этим, левое полушарие мозга взывало к спокойствию, рассудок подкидывал мысли о ее детище, платформе МДЛ, о которой Альберто только что ее спросил. И сейчас это было гораздо важнее бессмысленных эмоций.

– Да, Альберто, – спокойно ответила Таш, – он сейчас сидит передо мной, – Таш улыбнулась Заку. – Зак, это Альберто Висконти.

– Прекрасно, – продолжил Альберто. – Передавай ему мои наилучшие пожелания и сообщи, что я вкладываю в твою компанию ровно столько же, сколько и он, сколько бы это ни было. Пришли мне все бумаги, и, как только я их получу, деньги будут на твоем счету.

Гнев сменялся ликованием, обида – надеждой, в Таш боролись чувства ненависти и радости. Она не знала, чего ей больше хотелось: негодовать или прыгать от счастья. За считанные часы ее жизнь изменилась. Ее репутация была безнадежно испорчена, ее бросил парень, но у нее появился Бенни, и Альберто только что пообещал вложить очередной миллион в ее бизнес.

Официант разлил шампанское по бокалам.

– Хорошо, Альберто, – Таш сделала глоток. – Спасибо вам.

– Я тебе уже говорил, – то ли шампанское тому причиной, то ли итальянский акцент Альберто, но его речь звучала сейчас для нее как музыка, – ты хорошая девочка, и у тебя все получится. А я в людях не ошибаюсь. И вот еще что, – он сделал паузу. – Я освободил Бена от данного им слова жениться на Фло. Не знаю, интересно тебе это или нет… – И на этом он закончил их разговор.

Загрузка...