Геостационарная орбита Земли
Российская Федерация; один из российских космодромов – Центр подготовки космонавтов
Вытянутое тело космического корабля «Союз МС» осторожно приближалось к неподвижному «Марсу». Первый участок сближения, рассчитанный баллистиками, завершался. Старт корабля со специальным разгонным блоком был произведен так, чтобы плоскость его орбиты максимально совпала с плоскостью висевшего высоко над Землей корабля.
Все шло нормально. На левом мониторе интегрированного пульта управления виднелся краешек Земли с тонким слоем атмосферы. Над планетой на абсолютно черном фоне белел длинный корпус корабля, сочлененный из нескольких модулей. Начинался второй участок сближения – автономный, в процессе которого «Союз» перемещался в пространстве автоматически при помощи алгоритмов, заложенных в Бортовой центральный вычислительный комплекс.
— Дистанция четыреста метров, этап дальнего автономного сближения завершен, — посматривая на показания дальномера, доложил бортовой инженер.
— Понял, — подтвердил командир и сразу связался с руководителем: – «Заря», я – «Беркут», дистанция четыреста. Готовы к облету корабля по направлению к стыковочному узлу.
— «Беркут», отставить второй этап. Предлагаю для начала сделать полный оборот вокруг «Марса». Необходимо осмотреть его визуально на предмет повреждений.
— Выполняем…
Бортинженер находился на своем штатном рабочем месте и контролировал эволюции «Союза» по картинке на мониторе. Командир был пристегнут к правому ложементу. Легонько поглаживая небольшой джойстик, торчащий под ладонью, он также следил за работой автоматики. Вмешиваться в управление, приоткрывая клапаны двигателей ориентации, пока не требовалось – БЦВК сам выдавал команды на кратковременные импульсы.
Получив приказ из ЦУПа, командир экипажа нажал несколько клавиш на пульте, скорректировав работу автоматики. Прекратив сближение с «Марсом», «Союз» стал медленно перемещаться вокруг него…
Тем временем на одном из российских космодромов готовился к старту грузовой корабль со специальным разгонным блоком. Корабль перевезли из монтажно-испытательного корпуса на общую сборку в МИК стартовой площадки.
Подготовка шла размеренно и строго по регламенту. Никто никуда не торопился, никакой суеты и авралов. Времени в запасе оставалось предостаточно – руководство ожидало первых вестей от опытного экипажа с геостационарной орбиты. Космонавты должны были определить вышедшие из строя блоки, системы, механизмы… Исходя из этого на Земле будет произведена загрузка «грузовика».
— …Следующий полет на МКС запланирован через два месяца, а к «Марсу» грузовой корабль должен отправиться через трое суток! — вышагивал в сторону огромного склада Образцов. Вокруг него суетилось местное начальство, заглядывая в рот и стараясь опередить любое пожелание. Заместитель главы Роскосмоса продолжал распекать снабженцев: – Какого черта в вашем списке только половина от необходимого количества аккумуляторных батарей?! Неужели вы не понимаете, что все аккумуляторы на «Марсе» давно вышли из строя?!
— Конечно понимаем, Анатолий Андреевич, — заверял полноватый дядька в сером костюме. — Но ведь и воздух нужен, и новое связное оборудование.
— На какой энергии оно будет работать, ваше связное оборудование?! Вначале нужно обеспечить корабль энергией! Ставьте в первую очередь к загрузке аккумуляторы! И на всякий случай приготовьте новые элементы солнечных батарей.
Мимо проехал один грузовой автомобиль, за ним второй.
— Да-да, я все понял… — стряхнув с полы пиджака пыль, кивнул дядька.
— Анатолий Андреевич! — встрял в разговор другой снабженец. — А что с дополнительным запасом продуктов питания?
— А что с запасом?
— Он понадобится в процессе ремонта «Марса»?
— Возможно. Приготовьте к погрузке двухнедельную норму.
— Понял вас.
Где-то вдалеке стрекотал вертолет; склад, к которому приближалась группа мужчин, выпустил из утробы еще один автомобиль и начал с грохотом закрывать створку сдвижных ворот.
А Образцова уже донимал следующий сотрудник:
— Анатолий Андреевич, я по поводу цифровых радиостанций.
— Готовьте к погрузке комплект основной станции. Две дублирующих отправятся к «Марсу» следующим рейсом.
— Анатолий Андреевич, — опять окликнул кто-то Воробьева.
Тот оглянулся. Вдоль ангара быстрым шагом догонял начальник тренажерного комплекса.
— Юрий Семенович?! А вы каким ветром на космодроме?
— Командировка. Последнюю тренажную программу отрабатываем со сменным экипажем МКС.
— А-а, понял. Так что вы хотели?
— Понимаете, Анатолий Андреевич, я тут вспомнил одну вещь… Подумал, вдруг вас заинтересует для более качественной подготовки лунной экспедиции?..
— Да, я вас слушаю.
— В одном из этих складов, — указал ветеран на ряд металлических ангаров, — хранится разобранный тренажер «Марс-экспресса». Я лично принимал участие в консервации его блоков. До разборки он прекрасно функционировал.
— Да вы что?! — расплылся в улыбке Образцов. — Вот это отличная новость! Спасибо, Юрий Семенович! Обязательно распоряжусь, чтоб отыскали и перевезли в Центр подготовки…
Работа на космодроме кипела. И только в ЦУПе стояла напряженная тишина. Все ждали очередного доклада от космонавтов.
Прибывший к «Марсу» «Союз МС» внешне не отличался от своих собратьев, чего нельзя было сказать о его начинке. На Земле перед полетом из приборного отсека демонтировали систему автоматической стыковки, которая в предстоящем полета становилась бесполезным грузом; вместо нее установили лазерный дальномер и приборы ночного видения на тот случай, если стыковка будет происходить в ночное время. Убрали и ложемент третьего члена экипажа, разместив на его месте дополнительный запас продуктов, инструменты и некоторые элементы цифрового радиооборудования на замену устаревшему.
Полный оборот вокруг «Марса» занял около десяти минут.
Все это время космонавты внимательно смотрели на мониторы, то приближая, то отдаляя изображение висевшего на орбите корабля. Заметив что-то особенное или непонятное, они совещались, спорили и делали фотоснимки.
Когда появился сигнал о завершении полного оборота, бортинженер доложил:
— Зависание. Скорость относительно «Марса» – ноль.
Командир тотчас связался с Центром управления.
— «Заря», я – «Беркут». Как меня слышите?
— Нормально, «Беркут». Ждем доклада.
— Облет «Марса» по круговой траектории завершен. Находимся в секторе причаливания. Во время облета обнаружено полтора десятка средних и мелких обломков, летающих неподалеку от корабля. Сам корабль цел, но имеет несколько вмятин одного из подвесных топливных баков; также обнаружили небольшие повреждения внешней теплозащиты в районе открытого люка топливной системы. Крышка люка отсутствует.
— Информацию принял, «Беркут», — отозвался руководитель полетов. — Причаливание разрешаю. Будьте внимательны, постарайтесь избегать соприкосновений с обломками.
— Приступаем.
Заработал СКД – сближающий корректирующий двигатель. Выпустив несколько струек газа, «Союз» начал сближаться с «Миром»…
«Союз МС» не выглядел маленьким космическим аппаратом. В носовой части находился обернутый специальной термоизоляцией округлый бытовой отсек со стыковочным агрегатом. В середине был спускаемый аппарат с ложементами и пультом управления. Наконец, в кормовой части замыкал конструкцию выкрашенный в светлые тона цилиндрический приборно-агрегатный отсек с распростертыми в стороны «крыльями» – элементами солнечной батареи. И все же на фоне неподвижного «Марса» «Союз» казался небольшим.
«Марс-Экспресс» тоже имел в составе сборной конструкции конусообразный спускаемый аппарат. Правда на этом его сходство с «Союзом» заканчивалось. К нижней его части были последовательно пристыкованы довольно объемные агрегатный и двигательный модули; на бортах предпоследнего крепились четыре дополнительных топливных бака. С другой стороны из спускаемого аппарата имелся люк в оранжерею, а венчал конструкцию довольно громоздкий бытовой отсек со стыковочным агрегатом. Именно к нему осторожно приближался «Союз»…
На визире – нижнем круглом мониторе – уже виднелась подсвеченная фарой стыковочная мишень, находящаяся ниже и чуть правее люка. В центре мишени еле заметно перемещалось перекрестье из контрастных пунктирных линий.
Пока сближение шло штатно, без сбоев. И все же оба космонавта прилично нервничали. Шутка ли – перед их взорами из пугающей ледяной бесконечности вырастал огромный корабль с броской красной надписью на борту «Марс-экспресс». Под ней шрифтом помельче значилось: «СССР – Миссия Земля-Марс – 1987–1988».
— Соли-и-идный пепелац, — протянул бортинженер, нарушив напряженную тишину. — Столько лет проболтался абсолютно брошенным, никому не нужным, а все равно мороз по коже от… величия, что ли. Грандиозности.
— Да, — согласился командир. — Мощная была задумка!
— Жаль, не получилось. Дистанция – тридцать.
— Понял. Нормально идем…
Спустя минуту стыковочный узел «Союза» вошел в направляющую «воронку», сработали механизмы захвата и уплотнения, лязгнули замки автоматических запоров.
Взгляды космонавтов «приклеились» к зеленоватому табло, которое должно было просигнализировать об удачной стыковке…
Табло не включалось.
Прошло три секунды. Пять. Десять…
— Есть! — воскликнул бортинженер, когда оно наконец зажглось.
— Ну, слава Богу, — выдохнул командир и доложил на Землю: – «Заря», я – «Беркут». Стыковка произведена – сигнализация сработала.
— Понял вас, «Беркуты». Поздравляю. Готовьтесь к следующему этапу…
Набирая высоту, специально оборудованный Ил-76МДК подвернул в сторону Плещеева озера. Именно над ним располагалась зона для полетов по дуге Кеплера. Четверо кандидатов, отобранных для полета к Луне, и два инструктора устроились на откидных сиденьях в ожидании начала тренировки.
Изнутри самолет выглядел несколько странно. Ранее Басаргин о таких слышал, но несмотря на большой опыт и длинную карьеру, полетать на подобном типе не доводилось. Салон – не салон. Грузовик – не грузовик. По бортам ни одного нормального сиденья, ни одного иллюминатора. Вместо них натянуты страховочные экраны белого цвета, а под ними – как в залах для хореографических занятий – продольный деревянный брус. Пол устлан толстыми мягкими матами, по которым весьма непривычно ходить – ноги вязнут будто в зыбучих песках. На потолке два ряда ярких электрических плафонов.
До зоны – шесть минут лета. Вроде немного, а занять себя нечем. Даже посмотреть не на что – взгляд скользил по обшивке, не цепляясь за детали, коих раз-два и обчелся.
— Когда будем парить в невесомости – на спину не переворачивайся, — наклонив голову, негромко посоветовал сидящий рядом Михаил. — Они мягкие, — кивнул он на маты, — но если в конце упражнения – когда внезапно закончится невесомость – приложишься позвоночником, то мало не покажется.
— Постараюсь, — ответил Басаргин.
Михаил Михайлович Матюшин – напарник Олега. Подполковник, бортинженер, Герой Российской Федерации, успевший однажды побывать в космосе. Познакомились они в Звездном городке, куда Басаргин был срочно направлен после знаменательного разговора с Командующим ВКС. Вместе с Олегом в Звездный прибыло еще шесть кандидатов, и в тот же день все они предстали перед авторитетной комиссией. Углубленный медицинский осмотр, тестирование, экзамены и собеседование продолжались до позднего вечера. А утром следующего дня Председатель комиссии объявил заключение: «По результатам голосования в отряд космонавтов зачислен полковник Басаргин Олег Станиславович. За данную кандидатуру проголосовало восемь членов комиссии при одном воздержавшемся. Поздрав-ляем…»
Рев двигателей заметно усилился. Самолет стал резко набирать высоту, отчего увеличилась перегрузка. «Примерно два с половиной g, — определил Басаргин. — Цветочки… Мой вес сейчас около двухсот килограмм. Бывало и похуже…»
Самолет прибыл в зону и начал выполнять задание. За полтора часа полета ему предстояло выполнить пять «горок» с созданием внутри эффекта невесомости. В общей сложности ее наберется около двух минут – достаточно для того, чтобы в полной мере ощутить все «прелести» нового состояния.
Постепенно тело Олега стало терять вес, и в какой-то момент едва не оторвалось от небольшого откидного сиденья. Чтобы удержаться и не уплыть к потолку, ему пришлось вцепиться в него руками.
— Приступаем к первому упражнению! — прокричал старший инструктор.
Расцепив ладони, Басаргин оторвался от седушки и плавно взмыл к потолку.
Тренировка началась…
Поначалу Матюшин не произвел на Олега никакого впечатления. Средний рост, заурядная внешность, тихий голос, неторопливость при размышлениях и принятиях решений. Но по мере общения со своим будущим инженером и помощником мнение о нем менялось. Причем в лучшую сторону.
Неторопливость объяснялась его привычкой все делать качественно и без ошибок, а для полетов в космос это имело первостепенное значение. Как говорили в отряде космонавтов: лучше сделать на три секунды позже, но правильно, чем моментально и не так.
Тихий голос был у Михаила от природы. Однако малая мощность звукового потока гласных и согласных вовсе не означала отсутствие твердости и решительности в его фразах.
И, наконец, внешность. Этот аспект интересовал Басаргина меньше всего. Тем более, что при невысоком росте и среднем телосложении Матюшин неплохо отрабатывал все элементы физической подготовки: кроссы, упражнения на снарядах, отжимания и тому подобное.
Михаил был из породы тех редких людей, от которых за версту веяло надежностью, разумной мирной энергией и обстоятельностью. Получивший отличное инженерное образование в авиационном институте и академии, он продолжал интересоваться последними достижениями в области авиации, космонавтики, электронных систем и двигателестроения.
Однажды на зачетных теоретических занятиях группы кандидатов произошел интересный случай, окончательно утвердивший Басаргина в мысли, что напарник – неординарный и талантливый человек.
В день подготовки к зачетам Матюшину пришлось отпроситься по семейным обстоятельствам – вместе с супругой он возил в поликлинику дочь для проведения какой-то не очень сложной операции. На следующий день он появился на зачете, но вид имел крайне усталый и потерянный.
— Все ночь с женой не спали – дочка капризничала, — объяснил он.
— А как же зачет? — спросил Басаргин. — Подготовиться успел?
Инженер отмахнулся:
— Какой там…
Преподаватель той дисциплины, которую предстояло сдавать, был тоже человеком своеобразным, но вместе с тем до крайности требовательным. Никаких билетов и подготовки к ответу он не признавал. «Если экзаменуемый владеет темой – он сразу ответит на любой вопрос, — любил говаривать он. И добавлял: – Запомните: в космонавтике по-другому быть не может! Только абсолютное знание предмета!»
Озвучив первый вопрос, он вызвал к доске Басаргина. Тот, проведя весь предыдущий день за учебниками и монитором ноутбука, получил за ответ отличную оценку. Следом отвечали два кандидата из второго экипажа. Матюшин был последним.
Когда настала его очередь, препод зачитал вопрос. Михаил не спеша поднялся, с задумчивым видом подошел к доске. Секунд пять он стирал губкой с доски то, что было написано предыдущим кандидатом…
Олег все это время с волнением следил за ним. Они уже были единым целым, и провал одного означал провал всего экипажа.
Идя к доске, стирая написанное, выбирая кусочек мела, Миша тяжело и напряженно обдумывал ответ. Никто понятия не имел, знал ли препод о его вчерашних мытарствах. Но тот не торопил.
Наконец, Матюшин повернулся лицом к доске и начал быстро – строчку за строчкой – выводить уравнения…
Ответил он блестяще. Лишь в одном месте преподаватель усомнился по поводу логической цепочки умозаключений, по после пояснений отвечавшего, поставил в зачетный лист оценку «отлично».
— Как тебе это удалось, Миша? — искренне удивлялся потом Олег. — Ты же не готовился!
— Ну и что? — невозмутимо пожимал тот плечами. — В целом я с темой знаком – когда-то проходил ее в Академии. А сегодняшний вопрос – ее частный случай. Просто пошевелил извилинами и понял, что от меня требуется…
Следующим этапом по сверстанному во время подготовки к полету плану было открытие люка и вход в чрево мертвого корабля. Перед этим экипаж «Союза» подал напряжение на блок находящихся внутри «Марса» датчиков. Те ожили и через некоторое время выдали на подключенный к разъему переносной монитор необходимую информацию о состоянии воздушной среды бытового отсека.
— Давление – девять процентов от нормы, — удивленно вскинул брови инженер. — Тридцать лет прошло, а там все еще есть воздух!
Командир поправил:
— Остатки воздуха. Но это означает, что корпус при взрыве не пострадал.
— Хорошая новость. Иначе пришлось бы попотеть, занимаясь поиском повреждений и ремонтом…
Космонавты загерметизировали свой бытовой отсек, отделив его от спускаемого аппарата, обрядились в скафандры и приступили к выравниванию давления. Спустя несколько минут табло на пульте известило об окончании очередного этапа.
— «Заря», я – «Беркут». Давление в бытовых отсеках выровнено. Прошу разрешения открыть люки, — запросил командир.
— Открытие люков разрешаю, — полным напряжения голосом сказал руководитель полетов. И добавил: – «Беркуты», будьте предельно осторожны…
Вся миссия по обследованию и реанимации «Марса» была рискованной, смертельная опасность могла подстерегать космонавтов на каждом этапе. Поэтому оба предварительно надели скафандры и шлемы, включили в работу автономное снабжение воздушной смесью.
Инженер нажал клавишу управления люком «Союза». Заработал электродвигатель, и тот послушно открылся. Увы, но на столь же простую процедуру с люком кооперируемого корабля рассчитывать не приходилось – его следовало ворочать вручную.
Командир заглянул в открывшийся круглый проем и осмотрел люк «Марса».
— С виду все нормально, — сказал он.
— Только зловещая тишина, — прислушался инженер.
— Что? Не понял?
— Зловещая, говорю, тишина с той стороны люка. Ни привычного гула агрегатов, ни потрескивания контрольной аппаратуры… Помнишь, как шумит МКС?
— Еще бы.
— А тут как в морге.
Командир ухватился за один из рычагов запорных механизмов.
— Ладно, пора размять мышцы. Начали…
В Звездном городке полным ходом шла подготовка к лунной миссии. Для выполнения полета требовался экипаж из двух человек – командира и бортинженера. Комиссия отобрала четверых – два полноценных экипажа. Командир первого экипажа – Герой Российской Федерации, летчик-космонавт полковник Алексей Шатунов, бортинженер – Герой Российской Федерации, летчик-космонавт подполковник Сергей Евсеев. Второй экипаж – Басаргин и Матюшин. Кто именно займет места в космическом корабле и отправится на высокую орбиту, а затем стартует к Луне, должно было решиться за сутки до старта.
— …Нет смысла заниматься ремонтом и переоснащением устаревшего спускаемого аппарата, который в данный момент находится в составе «Марса», — стремительной походкой шел по коридору тренировочного комплекса глава Роскосмоса.
Образцов едва поспевал за шефом.
— Предлагаешь заменить его тем аппаратом, на котором полетят наши ребята? — уловил он идею.
— А почему нет? Что мешает это сделать?! Нам ведь все равно на орбите придется выполнить перестыковку.
— Согласен. Оранжерея для полета на Луну не нужна. Только лишний вес и соответственно лишний расход топлива.
— Вот и я о том же! А если делать перекомпоновку корабля, то какого черта не заменить старый спускаемый аппарат на современ-ный?
— Резонно. Во-первых, выиграем время. Во-вторых, меньше трудозатрат и риска…
Руководство Роскосмоса прибыло в Центр подготовки космонавтов имени Юрия Алексеевича Гагарина с рабочим визитом. Заодно решили проведать отобранную четверку кандидатов. Вся группа недавно закончила занятия в зале кораблей серии «Союз» и в данный момент перемещалась в здание, где располагалась центрифуга и другие медицинские штучки для исследований и тренировок.
В конце коридора навстречу попался начальник тренажного комплекса.
— Юрий Семенович, — окликнул его Воробьев.
— Да, Игорь Александрович, — остановился тот.
— Как вам свежая группа?
— Вы о «лунатиках»?
— О них, родимых.
— Нормальные ребята, работают неплохо. Троих-то я знаю, по прошлым тренировкам, а к новенькому пока присматриваюсь.
— Нас как раз интересует новенький…
При отборе кандидатов у членов комиссии больше всего сомнений и вопросов вызывал полковник Басаргин. Причиной тому являлся его возраст. Что ни говори, а сорок для начала космической карьеры – многовато. Сам полковник был другого мнения и на всех тестах выдал отменные результаты, что и решило дело в его пользу. Однако сомнений у руководства от этого не убавилось – Воробьев по-прежнему полагал, что на Луну лучше отправить экипаж помоложе.
— А новенький, я вам доложу, ничего парень, — улыбнулся Юрий Семенович. — Особенно порадовала его память. Сегодня гонял их по предстартовой подготовке, так ему достаточно один раз прочитать технологию и все – действует так, словно уже пять полетов за плечами.
— Что ж, это радует, — пробурчал Воробьев. — Спасибо, не будем вас задерживать…
«Марс-экспресс» не хотел впускать непрошеных гостей – запорный механизм люка долго не поддавался. Командир с инженером по очереди налегали на его рукояти, покуда заиндевевший металл не стронулся с места.
— Наконец-то, — тяжело дышал пилот. — Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется?
— Знаю, — уверенно ответил товарищ. — Минут пятнадцать повисеть в невесомости без движения и восстановить дыхание.
— Не угадал.
— А что тогда?
— Снять шлем и стереть с лица капли пота.
Тяжелая крышка люка отъехала в сторону. Впереди была темнота, холод и неизвестность.
— Пошли, — включил фонарь командир.
Космонавты друг за другом двинулись в чрево «Марса»…
Внутри бытового отсека не было беспорядка, только возле борта замер на одном месте раскрытый блокнот, забытый кем-то из погибших космонавтов. Именно из этого отсека тридцать лет назад они в последний раз вышли в открытый космос и больше не вернулись.
Почти все внутри покрывал толстый слой инея: приборные панели, клавиши, лампочки, тумблеры, бортжурналы, инструкции, стены… Вся влага, когда-то содержавшаяся в здешнем воздухе, осела на предметы и кристаллизовалась.
Вещи, оставленные космонавтами перед облачением в скафандры, были аккуратно сложены в специальные шкафчики; два тонких матерчатых шлемофона с гарнитурами виднелись из-под широких резинок, коими удерживались возле стенок. К ручке одного из шкафчиков были пристегнуты наручные часы.
Командир приблизился к ним, осторожно потрогал и повернул к себе циферблатом. Но стрелок не увидел – стекло, как все остальное было покрыто слоем инея.
Осмотрев отсек, экипаж «Союза» двинулся дальше – к закрытому люку, ведущему в оранжерею…
Этот тренажер ненавидели все космонавты. Все до единого. Даже те, кто успел неоднократно побывать в космосе. С виду полная ерунда – простенькое офисное кресло с низкой спинкой, посаженное на тонкую ось. Сама сидушка забрана целлофаном, но этому имелась веская причина: из-за способности быстро вращаться она часто орошалась содержимым желудков испытуемых. В небольшой зал, где находился данный тренажер и зашли гости из Москвы.
Из кресла в этот момент врачи вынимали очередную жертву. Именно вынимали, ибо кандидат заваливался на бок, стремясь распластаться на полу. Паркетный пол вокруг кресла был изрядно забрызган рвотными массами, которые ловко собирала шваброй привыкшая к подобной работе уборщица.
Воробьев с Образцовым остановились поодаль у другого медицинского тренажера – качелей Хилова. Главный врач заметил их появление, подошел, поздоровался и доложил о ходе испытаний.
— Тренировку на центрифуге прошли все четверо. Результат – норма.
— Чего не скажешь о кресле, — улыбнувшись, кивнул на трудившуюся уборщицу глава Роскосмоса.
— Да, желудки троих кресло очистило полностью.
— Троих? — удивленно переспросил Образцов.
— Кандидат Басаргин выдержал вращение в течение полутора минут при норме в одну минуту, — произнес доктор с нотками уважительного удивления.
Обернувшись к сидевшим у дальнего окна кандидатам, Воробьев нашел среди них Басаргина. Тот как ни в чем ни бывало завязывал шнурок на правой кроссовке и о чем-то тихо переговаривался с напарником – Михаилом Матюшиным.
Воробьев не поверил своим подслеповатым глазам. Достав из кармана очки, он водрузил их на нос и, подозрительно прищурившись, еще разок присмотрелся к кандидату.
— Неужели просидел полторы минуты? — переспроси он.
— Представьте, да. И даже кресло покинул сам, когда его отвязали. За пятнадцать лет мой работы в Центре это едва ли не второй случай.
Тренировочный комплекс руководство Роскосмоса покидало в молчаливой задумчивости. По дороге в Звездный и Воробьев, и Образцов были уверены в выборе основного экипажа для выполнения лунной мисси. Сейчас такой уверенности не было…
Прибывший к «Марсу» экипаж должен был выявить и проанализировать повреждения, полученные кораблем при взрыве тридцать лет назад. И в первую очередь специалистов на Земле интересовала герметичность корпуса каждого из модулей. Подав на бортовую сеть «Марса» напряжение от бортовой энергосети «Союза», космонавты оживили датчики и после этого получили возможность считывать некоторую информацию, поочередно подбираясь к люкам модулей.
— Ну что в оранжерее? — поинтересовался командир у копавшегося с монитором инженера.
— С температурой все ясно, а вот давление гораздо ниже, чем в бытовом, — отозвался тот отсоединяя монитор от разъема.
— Сколько?
— Всего полпроцента от нормы.
Командир несколько секунд озадаченно молчал. Потом приблизился к закрытому люку, провел перчаткой по слою инея.
И сказал:
— Самый худший вариант – это неопределенность.
— Так и есть, — согласился товарищ. — Если бы давление упало до нуля – мы бы точно знали, что в корпусе оранжереи пробоина или трещина. Откачали бы воздух из бытового, открыли бы люк и без проблем пошли бы дальше. А теперь думай…
Запас воздуха на «Союзе» имелся, однако расходовать его, закачивая в «черную дыру» под названием «оранжерея» не хотелось.
— Мы прилично сегодня поработали, — оттолкнулся командир от люка. — Предлагаю вернуться в «Союз» и доложить о результатах в ЦУП.
— И то верно, — последовал за ним инженер. — Пусть сами решают, что делать дальше…
Благодаря подсказке начальника тренажерного комплекса Юрия Семеновича в одном из дальних ангаров космодрома действительно обнаружился разобранный макет-тренажер «Марс-экспресса». По указанию Воробьева все комплектующие тренажера в срочном порядке перевезли в Звездный городок, собрали, запустили и настроили, после чего оба экипажа начали на нем ежедневно заниматься.
Басаргин осваивался на тренажере пару первых дней. Уяснив тонкости управления, вошел во вкус и стал проводить перед интегрированным пультом все свободное время. Он часами отрабатывал сотни всевозможных ситуаций, доводя свои навыки до автоматизма. Не отставал он него и Матюшин, штудируя документацию по аппаратуре, системам и агрегатам корабля. Оба привыкали ориентироваться в отсеках в полной темноте на ощупь. Но это уже была их личная инициатива, а не ступени учебной программы.
В этот день в тренажерном комплексе происходило заключительное занятие. Контрольное. Что-то вроде экзамена, только с более жесткими последствиями. Сдал – полетел. Завалил – ждешь следующего счастливого случая, когда включат в программу подготовки. Многие ждут по десятку лет. А некоторые после провала вообще никуда не летят и прощаются с космонавтикой навсегда.
— «Заря», подхожу к «Марсу» в режиме автоматического сближения. Дистанция – два с половиной километра. Прошу разрешения перейти на ручное управление, — доложил по переговорному устройству Басаргин.
Юрий Семенович поднес к губам микрофон:
— «Кречет», разрешаю переход.
— Понял, разрешили.
Басаргин отключил автоматику и, оценивая дистанцию с помощью лазерного дальномера, а также визуально контролируя положения корабля, самостоятельно повел «Союз» на сближение с кораблем…
На данном экзамене помимо начальника тренажера присутствовали все руководители Роскосмоса и Центра подготовки космонавтов.
Час назад свой «полет» на тренажере закончил экипаж полковника Шатунова. Задание кандидаты выполнили блестяще, получив за каждый из этапов оценку «отлично». Теперь места в ложементах занимали их конкуренты: Басаргин и Матюшин.
В тренажерном зале было тихо, лишь негромко гудели трансформаторы с электродвигателями и пощелкивали реле в соседнем аппаратном помещении. Члены комиссия расположились позади рабочего места начальника тренажера и наблюдали за действиями экипажа. Действия в полной мере отображались на трех цветных мониторах, установленных перед Юрием Семеновичем. А картинка, видимая экипажем, транслировалась на огромной плазменной панели, висящей сбоку на стене.
— «Заря», дистанция – двести, скорость – ноль, — доложил из корпуса спускаемого аппарата Басаргин.
— Понял вас, «Кречет», — отозвался Юрий Семенович. — Разрешаю сближение.
Однако вместо того, чтоб начать действия по сближению, Басаргин огорошил:
— «Заря», «Марс» развернут к «Союзу» двигательным модулем.
— Опять сбой в компьютерной программе! — чертыхнулся начальник тренажера и схватил микрофон, чтоб предупредить экипаж о перерыве в работе для перезагрузки системы.
Но Воробьев решительно остановил:
— Не нужно перезагружать, Юрий Семенович. Посмотрим, как они выпутаются из нестандартной ситуации.
Поняв задумку начальства, тот кивнул и передал экипажу вводную:
— «Кречет», у вас потеря связи с ЦУПом. Действуйте самостоятельно.
— Понял. Работаем…
Возвратившись в «Союз», экипаж обстоятельно доложил о проделанной работе на орбите. Руководитель посоветовал проверить системы корабля и отдохнуть после долгого пребывания в скафандрах. На том сеанс связи закончился.
— Совещание, — вздохнув, отключился от эфира командир.
— Ну это как водится, — протирал инженер лицо влажными салфетками. — Как минимум на час…
В бытовом отсеке своего корабля они сняли скафандры и первым делом поменяли влажное от пота нательное белье. Отдышавшись, перекусили. Затем хотели немного подремать, но не успели – совещание в Центре управления закончилось за двадцать пять минут.
— «Беркуты», ответьте «Заре», — ожил динамик громкой связи.
Командир схватил микрофон.
— Да, «Заря», слушаем.
— Решение будет следующим, — спокойно произнес руководитель полетов. — Сегодня полноценно отдыхаете, а завтра утром откачаете воздух из двух первых отсеков «Марса» и отстыкуете «Союз» вместе с ними.
Космонавты переглянулись. На Земле при подготовке к полету подобный вариант не прорабатывался.
— А потом? — спросил командир.
— Потом отойдете на полкилометра от «Марса» и отправите в свободный полет оранжерею. А бытовой отсек «пристегнете» обратно. Как поняли?
— Поняли вас, «Заря».
— Отлично. Как самочувствие?
— В норме.
— Ну и хорошо. Отдыхайте…
Затаив дыхание, все присутствующие в тренажерном зале смотрели на большой экран, на котором транслировались эволюции «Союза» вокруг «Марса». Выдерживая постоянную дистанцию в двести метров, корабль по дуге облетал застывший в одной очке «Марс-экспресс», стремясь занять положение точно напротив стыковочного узла.
— Подходит к точке торможения, — сказал кто-то за спиной Воронина.
Другой голос предположил:
— Проскочит. Как пить дать проскочит.
— Тихо! — приказал глава Роскосмоса. — Не каркайте!..
Зашипели имитаторы работы рулевых и тяговых двигателей. Корабль стал терять скорость и вскоре остановился.
— В точке? — поинтересовался Воронин.
— В ней, — удовлетворенно кивнул Юрий Семенович. — Вывел не хуже, чем это сделал бы Центральный бортовой вычислительный комплекс.
При отказе радиосвязи инструкция требовала выдавать в эфир все положенные команды. Мало ли, что отказало? Может быть «умер» приемник, а передатчик продолжает работать, и тогда в Центре управления будут знать порядок действий экипажа.
— «Заря», я – «Кречет-1». Находимся в точке. Начинаем этап сближения, — доложил Басаргин.
Снова зашипели имитаторы двигателей, и «Союз» осторожно двинулся к «Марсу»…
Дальнейшие действия по сближению и стыковке экипаж произвел четко и без ошибок. Когда установленные по углам помещения динамки выдали имитацию звука сработавших механизмов захвата и уплотнения, все облегченно вздохнули, заулыбались. Выполнив усложненную задачу, кандидаты показали себя наилучшим образом.
— «Заря», я – «Кречет-1». Стыковка произведена – сигнализация сработала.
— Понял вас. Занятия закончены, — объявил по переговорному устройству Юрий Семенович.
Кандидаты один за другим покинули макет корабля и спустились по лесенке в зал. Заметив среди группы сотрудников руководителя Роскосмоса, Басаргин вознамерился доложить по форме, но тот отмахнулся.
— Поздравляю с хорошей работой, — сказал он. И, обернувшись по сторонам, обратился ко всем присутствующим: – Товарищи, а не переименовать ли нам находящийся на орбите корабль? Не вяжется его старое название с предстоящей миссией. Какие будут предложения?
— «Лунный экспресс», — робко произнес кто-то.
— Неплохо. Но хотелось бы побольше вариантов, чтоб был выбор.
— «Пионер»! — прокричали из толпы.
— «Пионер» – не пойдет, — возразил Воробьев. — Во-первых, такой корабль уже был. Во-вторых, наш «Марс» будет далеко не первым на окололунной орбите.
— «Посланник»!.. «Победа»!.. «Вестник»!.. — неслись отовсюду выкрики.
— Ну а вы что же молчите? — повернулся Воробьев к экипажу Басаргина.
Полковник пожал плечами:
— А что если назвать… «Мир-экспресс»?
— Почему «Мир»?
— Ну, хотя бы в память о нашей орбитальной станции.
— Неплохой вариант. Ладно, спасибо. Все свободны. А мы подумаем…