Часть 4. Похищенный сын

С тех пор как мальчику сказали, что его родители погибли в автокатастрофе, Гарри перестал мечтать о том, как в доме Дурслей появится какой-нибудь его родственник, далекий и неизвестный, и заберет его отсюда. Но теперь, когда стало стопроцентно известно, что мама с папой умерли, а его единственной родней на всём белом свете оставались тётя Петунья и дядя Вернон с их сыном Дадли, ему придется окончательно смириться с тем, что есть…

Шестой год жизни выдался для Гарри очень тяжелым, ведь он подрос, и тётка сочла его достаточно окрепшим, чтоб взвалить на подкидыша работу потяжелее. Для неё это было в порядке вещей: раз этот никчемный мальчишка столько лет жрал кровный хлебушек, то пусть теперь отрабатывает свое проживание под крышей их дома!

И в маленькие, детские, неокрепшие ещё ручонки мальчика недалекая тётка всунула тяжелую неповоротливую швабру, высотой с неё саму, и свирепо скомандовала:

— Мой пол, и чтоб чисто!

Гарри помыл. А пользуясь тем, что мегера ушла в ванную, вымыл пол очень тщательно, три раза сменив тряпку. В первый раз-то он всё размазал. Вот и пришлось попотеть, чтобы линолеум заблестел и на нём не осталось никаких грязных разводов. Мойка посуды, стирка носков — всё это тоже вменилось в обязанности племянника. С носками ладно, их для начала хотя бы замочить можно, а потом и постирать не противно. А с посудой Гарри всегда был предельно внимателен — ни одну чашку не разбил за всё время своего существования в доме Дурслей. Потому что видел, насколько хрупки фаянс и фарфор с хрусталем. Видел своим странным, необъяснимым зрением структуру некоторых предметов.

Это однажды спасло Дурслей от обмана. Пошли они как-то раз на выставку мейсенского фарфора, и Петунья соблазнилась одним чудесным чайным сервизом: шесть тончайших витых чашечек с блюдечками, чайничек, сливочник и сахарница, украшенные божественно-чудесным синим орнаментом. Цена тоже оказалась божеской, Вернону вполне по карману. Он хоть и крякнул, но в карман за бумажником полез. А тут и Гарри под руку подсунулся, ткнул пальчиком и сообщил:

— А это не фарфор! Он только похожий!

Петунья на сие заявление лишь губы неодобрительно поджала, не нравилось ей, когда Гарри рот открывал. Но Вернон прислушался. Глянул на мальчика, гневно глядящего на будущую покупку, и велел упаковщику остановиться. Взял крохотную чашечку за ручку-паутинку, перевернул кверху донышком и хмыкнул, увидев самодельную эмблему от призрачной фабрики. Стройная Петунья с жирафьей шеей псевдоэмблему тоже узрела и налилась нехорошей краснотой.

— То есть, это не мейсенский фарфор?! — проклокотала обманутая женщина.

— Ну что вы, мадам, как можно?! — запротестовал жуликоватый продавец.

— Можем проверить, — пробасил Вернон. — Оригинал и подделка по-разному бьются…

С таким доводом жулику ничего не осталось, как смириться и признать поражение. Самое смешное, на самом деле Вернон блефовал — не являлся он настоящим знатоком фарфора и вряд ли мог отличить дуврскую вазу от посудины эпохи Мин. Но вычитанная из какого-то журнала статья о том, как различать подделки, здорово помогла Вернону, позволив заткнуть проходимца за пояс.

Дядя Вернон стал для Гарри безопасной гаванью, своего рода отдушиной в беспросветном проживании в доме. Только с дядей Гарри чувствовал себя частью семьи: мог часами копаться с ним в моторе семейного «Воксхолла» и подурачиться во время мытья той же машины. Вернон нет-нет да и стеганет пацанка струей воды из шланга, а то и сам Гарри брызнет в него исподтишка. Только дядя мог невзначай трепануть мальчишку по вихрам за отлично проделанную работу, от тётки-то даже похвалы не дождешься… Посмотрит, губы покривит и коротко кивнет, вот и всё одобрение. Доброго слова от неё Гарри никогда не слышал. А дядя Вернон, он другой, толстый, добродушный, притворно-строгий при жене, наедине с Гарри становился совершенно иным: веселым и дурашливым. Дадлик-то мамкин, а как к сыну, к нему требовался специальный подход. Но Вернону хотелось быть собой, а не торчать в жестко ограниченных рамках правильного воспитания ребёнка. Ему хотелось нормального сына, с которым можно ходить на рыбалку и копаться в моторе машины.

Увы, Дадлик был воспитан любящей матерью, закормлен до предела и разбалован по самое не могу. Вместо работы с папой в гараже он предпочитал кухонный стол и тазик с пирогами, а вместо удочки на берегу реки — диван и джойстик. Вот и оставался Вернону за неимением лучшего тихоня Гарри. Безотказный, всегда послушный, но слава богу, умный и со своим видением мира, что тоже импонировало Вернону, и он даже иногда просил племянника рассказать о делах в школе или что видел в телевизоре и читал в книжке.

Именно Вернон заметил у Гарри нелады со зрением. Мальчик болезненно щурился, разыскивая в коробке нужную гайку. Читая книгу, Гарри далеко вытягивал её перед собой, от телевизора садился как можно дальше, чуть ли на семь метров и при этом отлично видел происходящее на экране. Окулист диагностировал у Гарри дальнозоркость и прописал очки для чтения.

А так Гарри вроде не проявлял колдовских качеств, не считать же предсказание погоды чем-то ненормальным?! Об этом даже сам Вернон мог сообщить, когда к перемене температуры за окном начинали ныть суставы, застуженные в студенческой молодости. Но всё-таки иногда Гарри пугал своей необычностью даже закаленного дядю Вернона. Ведь он делал такие необъяснимые вещи…

Мог отклонить молнию, так, что вместо ценной машины она била в пожарный гидрант рядом. Мог усмирить бушующую бурю настолько, что снег с градом превращались в легкую изморось. Исцелял полегшие цветы и поломанные ветви деревьев, и вообще, где бы ни проходил Гарри, за ним всегда оживала и расцветала природа…

По мнению Вернона, это было всё же не то колдовство, за которое следует наказывать. Гарри не склеивал разбитую посуду, не превращал чайные чашки в крыс и не взрывал торты, то есть не делал ничего из того, что вытворяла Лили из рассказов Петуньи. И в карманах у него не бывало никакой лягушачьей икры, в них лежали самые обычные пацаньи вещи: камешки и цветные стеклышки, мотки разной проволоки и бечевки, пистоны и глиняные «блинчики» для стрельбы из рогатки. Гарри очень любил стрелять. Вернее, полюбил после того, как посетил с дядей Верноном стрелковый клуб.

Помимо рыбалки и любимой машины, у дяди Вернона имелось ещё одно хобби — стрельба по тарелочкам. Для такого маленького мальчика, как Гарри, это было сущим удовольствием — наблюдать, как взлетают в синее небо глиняные тарелочки и как они беззвучно разбрызгиваются на мелкие осколки, настигнутые меткой пулей. А сколько счастья бывало, когда мальчику разрешали пострелять тарелками в небо из метательной машинки! Звучала команда от дяди: «Запускай!», Гарри с восторгом тянул за рычаг забрасывателя и душой улетал вслед за тарелочкой в синий простор. И со сладким замиранием смотрел, как уменьшается снаряд, как достигает высшей точки и в ту секунду, как сменить траекторию, разлетается в крошку с одновременным ружейным хлопком.

Вернон, видя интерес племянника, сводил его в детский тир, где устраивали соревнования по стрельбе из рогаток, лука и духового ружья. Все их Гарри перепробовал, пока не остановил выбор на рогатке. Этот сугубо мальчишечий инструмент был легко доступен, прост в обращении и стал почти постоянным спутником Гарри в его коротких вылазках на улицу.

Вот так, случайно или нет, дядя Вернон помог мальчику пережить горе, нечаянно нанесенное Петуньей. И ведь она ещё и не поняла!.. Как-то вечером Петунья взялась песочить своего чересчур мягкотелого супруга.

— Ты чего с этим отродьем возишься, Вернон?

— С каким отродьем, Петти? Это ребёнок. И не спеши наливаться злобой, лучше представь на его месте нашего Дадли, как ему в таком же тоне сообщают, что он сирота и у него больше никого на свете нет.

— Господь с тобой, Вернон, что с нами может случиться?! — возмутилась Петунья.

— Случиться может всё, что угодно. И потом… не ты ли почувствовала себя сиротой, когда хоронила сначала мать, а потом отца? — сурово напомнил Вернон.

— Но это совсем другое… — кисло огрызнулась Петунья.

— Не скажи, — возразил Вернон. — Родителей ты знала, любила и очень переживала их старость и смерть. А Гарри своих родителей помнит? Он их и не знал даже, а тут ты его ещё огорошила, сказав, что они убились насмерть в автокатастрофе. Что ж ты правду-то сразу не сказала?

— Какую правду? — Петунья начала жалко оправдываться. — О том, что их убил безумный маньяк? Что он стал героем столетия оттого, что разнес кого-то в пыль, а сам выжил?

— Что-то незаметно, что парня так уж величают за его подвиги, — хмыкнул Вернон. — Будь он действительно героем маг-Британии, от фанатов бы проходу не было. Не считать же таковыми тех трех чудиков, что кланялись-здоровались с мальцом в магазине, на улице и в автобусе?.. Где игрушки в виде Гарри Поттера, где маечки с принтами очкастого шкета? Где друзья его родителей, наконец? Уж они-то могли навестить осиротевшего сына своих невинно убиенных однокашников…

На это Петунья лишь презрительно скривилась, надвинула со лба на глаза маску для сна, рывком повернулась к мужу спиной и сердито выключила свет на своей половине супружеского ложа, тем самым поставив последнюю точку в разговоре. Попыхтев и подувшись, Вернон проделал то же самое.

Сопел в своей комнате Дадли, смотря сон про сосиску, которую он никак не мог подцепить вилкой с тарелки — она всё время ускользала и уворачивалась, издевательски брызгая соком и одурманивая запахом. В конце концов сосиска ускакала под стол и Дадли по всей кухне ползал за ней, пытаясь поймать, а та не давалась и продолжала весело ускакивать. Спал в своей каморке под лестницей Гарри Поттер, уставший от целого дня работы в саду на заднем дворике. Стоял конец апреля, и почва под растениями требовала срочного дренажа. Особенно сильно на это упирали розы и пионы, на все феромоны и пигменты вопящие о своей значимости и незаменимости. Порой они прямо-таки оглушали маленького садовника требованиями тут полить, там прополоть, а здесь обрезать омертвевшие веточки.

Гарри был слишком мал, чтобы осознать, что это несколько странно то, что он понимает растения. К счастью, тётка отучила его обращаться к ней с вопросами, так что свои наблюдения о том, что с ним «разговаривают» растения, Гарри оставил при себе. Лишь однажды обронил случайно при дяде Верноне, что вон те розы на открытом участке сада страдают от солнечных ожогов и их необходимо прикрыть.

Снова Вернон прислушался к мнению племянника, заглянул в сад, посмотрел на проблемный куст и, поняв, что это призовая роза, кинулся в сарай за инструментами. Соорудил солнцезащитный навес и отер со лба пот, глядя, как мальчик начал обрезать обожженные листочки и нашептывать тихие просьбы не сдаваться и держаться.

— Выздоровеет, а, Гарри? — спросил Вернон.

— Поправится, дядюшка, — ребёнок поднял серьезные глаза. — Она говорит, что теперь ей легче. Не так жгуче. Эта роза родилась в парнике и ей непривычно на открытом грунте.

Вернон покивал, притоптал ногой почву поплотнее вокруг опоры тента, после чего отнес инструменты в сарай. Как мы видим, дядя Вернон был изначально добр к мальчику, более терпелив и расположен, чем в известном нам каноне. Отсюда возникает логичный вопрос — а что привело к тем результатам? Вернее, должно привести?..

Добросовестная и до мозга костей пунктуальная Минерва МакГонагалл, та самая, которая протестовала против того, чтоб Дамблдор отдавал малыша «этим ужасным магглам», додумалась проведать Гарри Поттера несколько раз, и к своему облегчению увидела, что с мальчиком обходятся вполне сносно, а не так безобразно, как она себе представляла. О чем она на радостях и доложила дорогому директору, наивно полагая, что это его обрадует.

Увы, Минерва ошибалась. Дамблдору такой расклад совсем не понравился, напротив, он был в ужасе. Его вся эта ситуация с самого начала ввергала в оторопь, шутка ли, годовалый младенец из хрен знает какого мира разнес в пыль самого сильного, злого, всемогущего и так далее Темного Лорда. Это ж какой из него сверхсильный маг вырастет, а?! Выслушав очередной восторженный доклад верной заместительницы о том, как чудесно живет и развивается маленький герой, директор загоревал-закручинился. Ой-ей, а дела-то совсем плохи… Ох, надо было прибить чудовищного младенца ещё тогда, когда он в пеленках тут лежал… Да разве ж он знал, что демоническое создание вотпрямщас возьмет и уложит Волдеморта на обе лопатки! Он-то полагал, что ребёнка сначала вырастить надо, выучить всему и только потом стравить со злом.

Ну и как сделать, чтоб магию в том отродье затормозить, причем чем сильнее, тем лучше, и желательно до состояния обскура… Как у Арианы и Аурелиуса… Всё, что Дамблдор знал, этот эффект достигается в подавлении магии самим ребёнком, а чтобы он начал зажиматься, его надо избить, крепко, серьезно наказать. Но вот закавыка — у Гарри Поттера слишком добрый дядя. А значит, надобно разозлить дядюшку, и посильнее. Голубые глаза Дамблдора заскользили по полкам в поисках решения: что хуже всего влияет на характер магглов? Зелье агрессии? Хм, нет, трудоемко, придется всё время караулить подопытных и подливать им… Злящий порошок? Снова нет, быстро выветривается — подсыпать задолбаешься… Книззл? О, вот оно! Ну-ка, кто из знакомых книззлов разводит?..

Книззлы, они же лазили и жмыры, «скрытые кошки» и «коты под вуалью», крайне негативно влияют на самочувствие магглов, заставляя их ненавидеть всех, на кого будет направлена агрессия владельца лазилей. Из знакомых книззлов разводила Арабелла Дорин Фигг, и к ней-то Дамблдор обратился за поддержкой. Обсудив детали и полюбовно сойдясь во мнениях, Фигг с помощью Альбуса въехала в дом по соседству и перевезла своих котиков.

Книззлы-агрессоры старухи Фигг сразу принялись за дело, обратив свое внимание на единственный дом, находящийся под фальшивым Фиделиусом. Несколько раз приласкавшись к мальчику в саду, колдовские кошки оставили на нем свои особые феромоны, вызывающие головную боль, депрессию и беспричинную злобу у магглов…

И настали для Гарри черные дни: ещё больше обозлилась тётка, невыносимей стал кузен Дадли, но хуже всего, осерчал и отдалился дядя. Стал раздражительным, мрачным и больным. И так-то полный, он набрал ещё больше лишнего веса, отчего погрузнел и подурнел. Пребывая теперь в вечно плохом настроении, он начал срываться на беззащитном малыше. Перестал заступаться за Гарри перед Петуньей: равнодушно смотрел, как она ругает и жестоко наказывает мальчика, никак не реагировал на выходки Дадли, от которых Гарри страдал. Вернон совсем прекратил участие в жизни племянника и стал закрывать глаза на все безобразия, и когда Дадли сломал Гарри очки, дядя лишь махнул рукой. Не имея возможности приобрести новые, Гарри замотал сломанную дужку скотчем, чтобы хоть так они держались на носу.

Шныряли по кустам коварные книззлы, распространяя свои тлетворные феромоны, растравляя и усугубляя здоровье людей и всё сильнее отравляя существование Гарри… Бедный малыш. Ничего не понимая, он пытался достучаться-докричаться до любимого когда-то дядюшки, но вместо ответа получал ругань и колотушки. Из лексикона Вернона исчезли слова «Гарри» и «племянник», вместе них теперь звучали «урод» и «мальчишка».

В этот день, когда в гости приехала Марджори Дурсль, Гарри пришлось совсем худо — на него напал тёткин бульдог. Обычно ласковый, добродушный увалень, Злыдень на этот раз как взбесился: глаза налились кровью, в горле заклокотало низкое рычание и бульдог, набычив лобастую голову, тараном попер на мальчика. Укусить, слава богу, не сумел, Гарри успел забраться на дерево. Где и просидел весь день, пока тётка Мардж гнусно хохотала внизу. А вечером Гарри досталось от дяди. Дождавшись отъезда сестрицы, Вернон огрел мальчишку ремнем и запер в чулане.

Вы догадываетесь, на сколько лет это должно было затянуться, если бы мальчика не искали родители? А они искали и один из них сейчас был совсем близко — километрах в сорока, где-то на полпути к Суррею, в окрестностях Бейзинстоука…

Там Элронд и Северус нагнали лошадку. Вернее, сначала её нашел Ирмо, вернулся и сообщил координаты. Северус, испросив разрешение у Элронда и получив согласие, взял того под локоть и трансгрессировал к Вербе, таким образом вдвое сократив расстояние к похищенному сыну.

— Куда ты собралась? — в духе Торина Дубощита гневно обратился Элронд к чересчур самостоятельной лошадке. Верба наморщила нос гармошкой и жалобно захныкала. Ирмо послушал кобылье хрюканье и встревожился.

— Эй, она говорит, что мальчику плохо. Именно сейчас.

Элронд тут же взлетел на спину Вербе и протянул руку Северусу. Тот, не раздумывая ни секунды, принял руку и в момент оказался на крупе лошади за спиной Элронда. Поскакала Верба будьте нате, со скоростью призовой лошади.

Держась за золоченый доспех Элронда, Северус тем временем задался вопросом: а как эльфийского ребёнка спрятали в столь обыденном мире, среди обычных людей? Разговаривать на тряском галопе без риска откусить себе язык довольно проблематично, но Северус всё же осмелился спросить.

— Сэр, вы уверены в том, что ваш сын находится именно в людском поселении? Я к тому клоню, что волшебное существо очень сложно спрятать среди простого люда…

— Не понимаю, о чём ты, — мягко отклонил Элронд расспросы Снейпа.

Уловив нежелание говорить, Северус заткнулся и кротко промолчал весь путь до Литтл Уингинга. А проезжая по ровным, линейно выстроенным улочкам, Северус и вовсе онемел, подавленный иронией ситуации — лучшего места для проживания сказочного эльфа и придумать невозможно. Город словно намекал на то, что здесь живут одни педанты и прагматики. Ряды домов, одинаковых, как икринки лосося, тянулись сплошным ковром от горизонта до горизонта, строго подчеркивая свою множественную идентичность.

Внутреннее чутье привело Вербу прямо к двери четвертого дома на Тисовой улице. Северус с Элрондом соскользнули со спины лошади и подозрительно оглядели дом — небольшой, двухэтажный, ничем неотличимый от соседних, даже не верилось, что в нём можно спрятать что-то необычное, волшебное…

Элронд не знал местных обычаев и Северус взял дело в свои руки: поднялся на крыльцо и позвонил. Женщина, открывшая дверь, вогнала Снейпа почти в ступор. Впрочем, сама Петунья тоже не пришла в восторг, узрев на пороге старого знакомца.

— Северус!.. — желчно выплюнула она.

— Петунья!.. — в том же тоне поприветствовал бывшую соседку Снейп. После секундной заминки поинтересовался: — Можно войти?

Посмотрев поверх плеча Северуса на загадочного ролевика в сверкающих доспехах и сложив о нём понятно какое мнение, Петунья вздернула бровь и молча посторонилась. Вошли в небольшую прихожую, ограниченную стеной с одной стороны и лестницей на второй этаж — с другой. Состроив на лице кислую мину, Петунья прошла по коридору и толкнула дверь в гостиную, Северус проследовал было за ней, но остановился, почувствовав, что Элронд за ним не пошел. Обернулся — Элронд стоял у лестницы и со странным выражением смотрел на дверь чулана.

— Сэр? — позвал Северус. — Что случилось?

— Мой сын здесь, — туманно отозвался Элронд, завороженно глядя на косую, маленькую дверь.

— Не может быть… — неверяще мотнул головой Северус. — Это чулан… — и озаренный внезапной догадкой, перевел глаза на Петунью: — И там сидит Гарри Поттер? Это вам Дамблдор отдал осиротевшего малыша?

Женщина не ответила — хранила злобное молчание и каменное выражение лица. Всё ещё не веря в этот абсурд, Северус подошел к Элронду и, обогнув его, отомкнул щеколду на замке.

Внутри действительно сидел ребёнок. Худенький, темноволосый, с яркими зелеными глазами за беззащитными круглыми стеклышками. Мальчик с изрядной долей опаски и недоверия взирал на двух высоких мужчин, выросших на пороге. Без труда уловив опасения ребёнка, Элронд присел на корточки и, протянув руки, тихо позвал:

— Как же долго я тебя искал, сыночек…

Всё в нём выражало доверие: поза, взгляд, протянутые руки и тихий, проникновенный голос, в котором прозвучал весь спектр плохо сдерживаемых эмоций. Боль. Страх. Облегчение. Радость. Обретенная надежда. Именно они заставили Гарри поверить. Потрясенно вскрикнув, он рывком подался к зовущим рукам, буквально падая в объятия родного отца. Крепко обхватив ребёнка, Элронд выпрямился. Бережно прижимая к себе найденного сына, преданный отец взволнованно проговорил, перемежая слова поцелуями:

— Всё хорошо, Келли… Теперь ты в безопасности, теперь ты со мной… Сыночек мой чудесный…

— Папа? Ты правда мой папа? — с болезненной жадностью спросил Гарри, отчаянно хватаясь за шею Элронда. На какой-то миг ему стало так страшно — а вдруг это неправда?!

— Да, Келли, я твой папа. Не бойся, — заверил Элронд, с растроганным умилением глядя на мальчика.

Северус неловко отвел глаза, чувствуя себя явно лишним на этом семейном воссоединении, стоявшие снаружи, но всё слышавшие, Ирмо и Аулэ переглянулись, всхлипнули и, повиснув на шее Сулиме, дружно залились слезами. Верба облегченно выдохнула и, опустив голову, принялась скрести зубами короткую траву газона.

Когда страсти маленько улеглись, Элронд вдруг отметил нечто странное в происходящем. Покачав Гарри вверх-вниз, он озабоченно произнес:

— Что-то ты легонький. И бледненький… Келли, ты ел?

Гарри помотал головой и стесненно шепнул:

— Нет. С утра ничего не ел…

Его слова подтвердил пустой желудок, издав голодные трели. Северус тут же развернулся к входной двери, где напротив лестницы было окно, и нахмурился — за ним серели сумерки. Петунья, стоявшая на пороге гостиной, скрестила на груди руки и угрюмо потребовала объяснений.

— Ничего не понимаю. Это отец мальчишки? Лили что, наставила Джеймсу рога?

Северус, не будучи в курсе ни в планах Дамблдора, ни в усыновлении Поттерами похищенного ребёнка, лишь растерянно развел руками. Элронд, видя это, попытался прояснить ситуацию.

— Я отец мальчика. Не знаю, о какой Лили ты говоришь, женщина, но уверен, мужу она не изменяла. Келли был похищен у нас из колыбели около шести лет назад, и его мама очень ждет сына домой.

— О так… — Петунья ещё крепче сцепила на груди руки. — Значит не напрасно я подозревала в нём чужака?.. Ведь знала же, что не нужен мне этот никчемный подкидыш! А теперь, значит, выясняется, что он приемный сын Лили и нам он ни в коем разе не родной племянник?! — тут Петунья повысила голос: — Немедленно покиньте мой дом, уроды!

Ну, наши герои сюда за тем как раз и пришли — найти и забрать ребёнка, так что просьбу Петуньи выполнили беспрекословно и даже с радостью. Позже, поплутав в незнакомом городе с полчаса, Северус с Элрондом нашли вечерний ресторанчик, где срочно и накормили маленького голодного мальчика.

Сидел Гарри за столом, уминал за обе щеки густое овощное пюре и с восторгом поглядывал на двух мужчин, сидящих напротив — папу и его друга с удивительным именем «Северус». За окном снаружи стояли трое тонких великанов в разноцветных накидках и настоящая живая лошадь, и мальчик заранее предвкушал незабываемые впечатления от грядущего знакомства с ними. Его распирало счастье — он не сирота, у него есть родители! Они живы, и один из них пришел за ним и забрал из дома Дурслей!

***

— А где Гарри, Петти?

— Его забрал родной отец. Он оказался чужим нам, Вернон.

— Ну раз родной отец, то я рад за мальчика. Гарри заслужил хоть немного счастья.

— Ты знаешь, Вернон… я тоже рада.

Гарри больше не было в доме Дурслей и дурное влияние книззлов развеялось. Оно стало ненужным. Интересно, как скоро заметит старуха Фигг, что её «помощь» Дамблдору отныне не требуется?..

Загрузка...