Лунное молоко

Глава 4

Монах сразу всё понял про бабку-лягушку — сказались и опыт, и знания. За годы общения с иными он легко научился распознавать их скрытую суть.

Стараясь не выдавать себя, собрался беззлобно посетовать на грозу, но бабку было не перебить — перейдя с благодарностей на жалобы, она принялась костерить «своих» и неожиданно попросила подвезти в Лопухи.

Это была настоящая удача — Монах был уверен, что теперь они доедут без проблем.

Так и вышло. Бабка показывала дорогу лучше любого навигатора — среди темноты и грозы это было особенно ценно.

Они миновали лес и оказались у огромных лопухов. Их неряшливые и лохматые силуэты сквозь вспышки молний походили на оживших страшилищ — причудливая игра света заставляла растения шевелиться, придавая живой и угрожающий вид.

Надвинув на голову капюшон, Марфа залипла к окну — ей не терпелось увидеть деревню. Монах в который раз поразился с каким хладнокровием она принимает множащиеся вокруг чудеса — и сам процесс переноса, и неправильную грозу, и бабку, лягушкой сиганувшую к ним из травы. Он понял, конечно, что девчонка прошаренная — как быстро вспомнила нужную считалку и ловко отвела молнии от машины, и всё равно продолжал удивляться её невозмутимой реакции на всё.

— Во-о-он она, показалася, — бабка ткнула пальцем вперёд. — Вишь, домки пнями торчать? Вона-а-а…. смотри-ка!

Монах тихо присвистнул — и правда дома!

Подсвеченная молниями деревня проявилась мгновенно, будто разом проклюнулась из земли. Только что ничего не было перед машиной, и вот пожалуйста — стоит!

Марфа охнула и выпрямилась в струну, словно отчего-то испугалась возникшей картинки.

— Ехай, милай! К тому домку! — принялась командовать бабка. — Вишь, огонёчек в окошке! Ерошка знак шлёть. Вот и здорово… вот и славно… докатилися до своих.

«Интересно, каких своих поминает бабка? Кто здесь водится кроме загадочного Ерошки?» Монах медленно направил машину к домам. «Ключника мы здесь точно не увидим. К нему так просто не подобраться.»

— Тпру-у-у, кучер! Тормози лошадёнку! — весело пропела бабка и потянула из корзинки самый крупный гриб. Помусолив широкую шляпку, пошептала что-то над ней и выставила перед собой наподобие фонарика. — Сойдёть для свету. Вроде мышиного огня. Слаба я стала на глаза. Не те годы.

Гриб засветился гнилушечным тусклым огнём, но его оказалось достаточно, чтобы рассмотреть ступени и старую рассохшуюся дверь.

— А ну, открывайтя! Свои-и-и!! — бабка загрохотала по ней кулаками.

Под пронзительный скрип, шустро протиснулась внутрь и тут же начала пререкаться.

— Всем — здравствуйте! — изобразив благодушие, Монах шагнул следом и быстро осмотрелся.

В мерклом неуловимом свечении он не сразу заметил трущую глаза худенькую девушку и парочку странных старух. Та, что в комбинезоне и валенках, стояла возле девушки, вторая же сидела поодаль копной, спиной подпирая стену.

Так вот они какие — те самые свои! Монах до последнего надеялся, что ошибается, да вышло наоборот.

С этими бабками нужно играть в дурачка! Они совсем не отсюда. И дом — вовсе не их дом. Точнее — не её. Не её!

Удерживать улыбку на лице удавалось всё труднее. Вечно он влипает во всякое, не может обойтись без приключений. Вот что за жизнь!..

Но заказ есть заказ. Взялся — так выполни. Не поворачивать же обратно. Да и как он поедет? Выбраться из Лопухов будет непросто, гораздо сложнее, чем попасть.

Кто-то кудлатый неуловимым комком метнулся через комнату и скрылся в углу. Ерошка — догадался Монах, но разглядеть существо как следует не успел.

Тем временем Марфа сразу направилась к девушке. Остановившись рядом, вздохнула и прошептала тихонько:

— Привет… Юля! Это я.

Реакция последовала незамедлительная — Юлю прямо подкинуло кверху.

— Марфа? — она глотала воздух, словно не могла надышаться. — Марфа! Что ты здесь делаешь??

— К тебе приехала. — просто ответила Марфа-Луна и неуклюже обняла сестру.

— Марфа!.. — простонала Юлька. — Зачем ты приехала? Как смогла??

— Юстрица подсуетилась, — Ирина Санна с интересом наблюдала за их встречей. — Послала девчоночку вслед за тобой.

— У-у-у, подлая! — погрозили кулаком от стены. — Пусть только попадётся мне в руки! Ощиплю до нутра и в суп!

— Ощиплет она… До нутра! — приехавшая с Монахом и Марфой бабка усмехнулась. — Вы это… знакомьтеся, что-ли… Ирина Санна — голова-а-а! — она кивнула на упакованную в комбинезон приятельницу. — Капуста-капустой — то Пална. Самая боевитая в нашей тройке. Горазда кулаками махать.

— А ты-то хто? — сразу набычилась Пална. — Мы хоть по человечьи назвалися, а сама! Незабудка. Тьфу! Ну не дура?

— За дуру влеплю, — Незабудка поплевала на руки. — Ползи сюдой! Сейчас намахаю!

Принявшая стойку Пална зарычала угрожающе, но дальше этого дело не пошло.

— Не ссорьтесь, девочки. Не время. — осадила их пыл Ирина Санна и мило улыбнулась Монаху. — Не обращай внимания, на них частенько находит.

В отличие от товарок она говорила правильно и чисто, смотрела внимательно и цепко — такую точно не получиться провести.

Монах решил, что ничего не станет придумывать и отрапортовал с поклоном:

— Михаил. Но лучше — Монах. А эта девочка — Марфа.

— То я и без тебя поняла. — взгляд Ирины Санны прожигал насквозь. — Многовато нас нынче. Весёлая ожидается охота.

— Вона Юлька сидить. — Пална махнула рукой на сестёр. — А тама… за дверкой… двудушица…

— Инга, — Юлька мягко отстранилась от сестры. — За дверью находится Инга. Она пришла сюда первая, передо мной.

Словно подтверждая её слова, за дверью послышался шорох. Кто-то пробежался по полу, постукивая коготками, легонько повернулась ручка. Монах приготовился представиться таинственной Инге, но она предпочла остаться внутри, так и не вышла познакомиться.

— Ещё бы не первая — всё здеся знаеть. Всем глаза намозолила! — Незабудка сердито зыркнула на дверь и воткнула в пустую банку светящийся гриб.

— Всё таскается, надеется на что-то… — Пална с кряхтеньем поднялась, оправила широкое платье. — Слышь, вроде затихло? Ушли грома? По зоре до места пойдём? Или попозжа?

— Утром решим. Главное — уйти до возвращения хозяев. — Ирина Санна снова повернулась к Монаху. — Мишутка, ты знаешь про местных?

— Не знаю, — честно ответил Монах, а после всё же не удержался и немного слукавил. — Я думал — это ваш дом. Такой уютный. Славный.

— Ой, ли? — бабка улыбнулась и сощурилась. — Уютный? Так-таки наш?

— А чей же тогда? Здесь больше никого нет, верно?

— Глазастый какой! — Пална переглянулась с Незабудкой.

— Агась. Доглядатый. — Незабудка плюхнулась рядом с корзинкой и зашерудила среди грибов. — Где-то у меня жолчный запрятан. Как раз для доглядатого подойдёть. Скормим ему кусочек, чтобы не врал.

— После твоего жолчного он совсем говорить перестанеть. — Пална противно подхихикнула и подпихнула локтем Монаха. — Верно говорю, парень?

— Не надо мне жёлчного! — Монах выдал бабкам одну из самых притягательных своих улыбок. — Вы лучше позвольте присесть. Я дико, просто чертовски, устал.

— Садись куда хочешь, — смилостивилась Ирина Санна и сердито осадила приятельниц. — А ну, закройтесь! Хватит уже базар разводить. Давайте немного помолчим. Утро совсем скоро. Нужно настроиться на удачу.

Незабудка с Палной недовольно мигнули друг дружке да столкнувшись лбами над корзинкой, заспорили о названиях грибов. Их было не унять, и Ирина Санна больше не пыталась этого сделать. Повернувшись ко всем спиной, сделала вид, что спит.

Марфа скорчилась у сестры в ногах. Потрясённая её неожиданным появлением Юлька замкнулась, не зная, как принять этот поступок и что теперь делать. Оказывается, она совсем не знает сестру! Не знает, на что способна угрюмая и нелюдимая Марфа! Им нужно поговорить. И лучше поскорее. Только не делать же этого при всех. В доме уединиться не получится.

За окном плыла ночь, выходить в это время было рискованно.

И Юлька решила подождать до утра, и уже потом потребовать от младшей объяснений.

Монах неслышно пристроился возле сестёр и только теперь как следует рассмотрел Юльку. У неё было удивительное лицо — черты плыли и смазывались, время от времени полностью растворяясь среди теней.

Ему не доводилось раньше видеть подобное. Возможно, что так сказывалась порча? А может и того хуже — проклятие? Чтобы там ни было — Юля не зря оказалась в Лопухах.

Из разговора он понял, что обеих сестёр сюда направила юстрица. Он много слышал о ней, и не раз. Знакомые отзывались о юстрице как о самой неприятнейшей и коварной старухе, встреча с которой сулила неожиданные перемены.

Так-так-так… Загадок становилось всё больше и больше. Взять хотя бы скрывающуюся за дверью Ингу. Почему она отделилась от всех? Характер подвёл или что-то более… важное?

И правильно ли он понял намёк Палны о том, что Инга — двоедушница?

Монах устроился поудобнее и прикрыл глаза.

История закручивалась невероятнейшая! И главное в ней было не сплоховать самому.

Юлька так и не заснула в ту ночь. Марфа давно сопела под боком, а она всё прокручивала в голове внезапное появление сестры и не могла объяснить себе — зачем? Зачем Марфа помчалась за ней? Как смогла понять, где искать? Как вообще догадалась о её… проблеме?

Об этом знала лишь знахарка, посоветовавшая искать ключника. Только она. Никто больше.

В искренние переживания младшей Юльке верилось плохо — слишком свежи были воспоминания о её недавней бурной истерике.

Юльке тогда никак не удавалось успокоить пылающую ненавистью Марфу.

Как искренне она кричала «ненавижу»! Как исступлённо желала Юльке «чтобы сдохла»!

И вот теперь явилась в Лопухи — совсем одна, не испугавшись ни дороги, ни неизвестности!

Марфа держалась довольно уверенно — значит точно знала, что Юлька находится здесь.

Кто же её подвёз до деревни? Давешний дядька или этот блондин со шрамом во всю щёку? Случайный знакомый? А может быть — друг?

Глупости! Марфа ещё не доросла до отношений. Неуклюжая и угловатая, смахивающая на зажатого подростка, она и не влюблялась-то толком. У неё и подруг-то нет.

Хотя сейчас Юлька не была в этом настолько уверена — как оказалось, она совсем не знает младшую сестру!

Юлька повозилась немного, а потом покосилась на Марфу. Переживай теперь за неё. Место ведь совсем непростое. Неподходящее для девочки место!

Она сама не представляет, что ждёт её дальше, а тут ещё этот рыжий хвост…

Мысли сбивались и путались: приезд Марфы, Монах, странные местные, Инга, скрывающая неизвестно кого у себя в комнатушке…

И бабки… С бабками явно что-то не то! Их нарочитая простота и добродушие напрягали, казалось, что это всего лишь игра, за которой скрывается что-то неправильное, иное.

Когда за окном слегка посветлело, Марфа еще спала.

Инга вывалилась из комнаты, с громким шарканьем принялась расхаживать вокруг.

— Ты можешь потише? — попросила её Юлька. — Перебудишь народ.

— Мадама глаз не сомкнула, — Инга зевнула во весь рот и коснулась головы. — Болит! Откуда эта зараза взялась со своим валенком?

— Ирина Санна? — в смятении Юлька прикусила губу. Неужели той птицей действительно была Инга??

— Что смотришь будто не видела? — Инга потрясла волосами, и несколько мелких перьев спланировало на пол. — Зачем полезла в комнату? Я ведь просила!

— Прости. Я не думала…

— А надо бы. Думать. — Инга склонилась над Монахом и разом повеселела. — Что за явление? Откуда такой парниша?

— Ночью приехал. — неохотно ответила Юлька. — Вместе с моей сестрой.

— Иди ты! Этот рыжий пацанчик — девчонка? Минус тебе в карму!

— С чего бы?

— С того! Ты женщина или как? — выпрямившись, Инга огладила себя руками и встала в позу. — Настолько запустить малышку! Просто фу!

— Они сейчас все такие, — Монах оказывается не спал — вертел в руках темное пёрышко.

— Ой, прям там! — Инга стрельнула глазами. — Нравится? Можете взять.

— Спасибо. Возьму на желание. — он ловко вскочил и потянулся к ручке. — Михаил. Но лучше Монах.

— Мадама! — Инга плотоядно улыбнулась. — А ты ничего. На Монаха совсем не походишь.

— Внешность обманчива, — отшутился тот. — По аскезе живу.

— Чаю хочешь? — задев Монаха упругим бедром, Инга направилась в тёмную кухню.

— Хотим! — крикнул её в спину Монах. — Все хотим. Правда, Юль?

— А хотите — так давайте сюда. Мадама на вас не нанималась! — Инга загремела чайником, с грохотом передвинула стул. Её совершенно не смущало, что некоторые до сих пор спят.

Марфа шума не услышала, лишь поменяла позу, перевернувшись к стене.

— Вы как дикари, право слово, — Инга появилась в проёме. — Чего на полу валяетесь? В комнатах есть кровати. И старый диван.

— Это всё чужое. Нас не приглашали сюда. — Юлька опять вспомнила про таинственных местных и поёжилась. — Интересно, где сейчас хозяева? И когда вернутся?

— К вечеру будут. Привет, сорока! — Ирина Санна помахала Инге валенком. — Болит голова? Если хочешь — могу пошептать. Всё как рукой снимет. Фирма гарантирует.

— Это вы меня приласкали? — Инга небрежно зашуровала по баночкам — искала подходящие для заварки травы. — Спасибо, что помогли. Не хотелось брать греха на души.

— Грех не грех, а птицей могла бы остаться! Осторожнее надо. Не забывайся! — Ирина Санна прошла к ней и зачем-то понюхала. — Поджимает время?

— Почти всё вышло. Ничего — мадама разберётся! — Инга покивала сама себе и снова взлохматила волосы. — В этот раз обязательно найду! Вот прям уверена! Чую удачу!

— Милые барышни, ну просветите про местных! — Монах помог подняться Юльке и теперь с интересом разглядывал предметы в комнатёнке. — Кто такие? Где делись? Когда придут?

— Останься до следующей ночки и узнаешь! — рыхлая Пална явно не выспалась. С кряхтеньем оправила платье и принялась перевязывать платок. Из-под него сунулись тонкие прядки — зашевелились, задёргались червяками, и она поспешно затолкала их обратно да грубовато бросила засмотревшейся Юльке. — Глаза-то не пяль. Сломаешь глаза-то!

— Ну, сжальтесь, бабоньки! Просветите! — Монах будто и не заметил этого маленького происшествия. — В компании секретов быть не должно!

— Любопытному хвост прищемили. — нарисовавшаяся позади Незабудка дёрнула Монаха за волосы.

— А самого в котле сварили! Все косточки разварили! — пропела чуть запыхавшаяся Пална. И обе они грузно запрыгали вокруг.

«Какие мерзкие» — подумала Юлька и покраснела, встретившись глазами с Ириной Санной.

— Сварили-сварили! Мясце съели! — меж тем верещали старухи, выделывая диковатые па.

— А ну, цыц! — Ирине Санне пришлось прикрикнуть на товарок. — Развели базар не ко времени. Пойдите лучше на двор, узнайте — как там с погодой.

— Я посмотрю! — опередил их Монах. — Охота проветриться.

— Я тоже! — Юлька неожиданно кинулась за ним. После взгляда Ирины Санны ей было не по себе.

— Ишь, прыткие. Ну, дело молодое. — хихикнула Незабудка и показала язык.

Инга тоже что-то крикнула вслед, но через дверь Юлька не расслышала.

— Весёлая компашка! — Монах направился к выстроившейся шеренге лопухов и выразительно присвистнул. — Ничего себе штучки! Похоже и правда нужно валить!

Юлька хотела спросить почему, а потом увидела сама — за одну ночь всё вокруг поменялось, деревню махом накрыла осень. Сочные и цветущие ещё вчера лопухи остались сейчас лишь высохшими тенями, растеряв былую яркость и мощь. Из последних сил тянулись они друг к дружке, поддерживая во внезапно нагрянувшей немочи.

— Скорее! — Монах потащил Юльку к домам. — Нужно предупредить остальных и забрать вещи.

— Откуда ты знаешь сестру? — Юлька попыталась притормозить.

— Какую… — Монах не сразу понял, про кого она спрашивает. — Ты про девочку? Про Марфу-Луну? В лесу подобрал и довёз.

— Что значит подобрал??

— То и значит. Я ехал. Она стояла. Она. И эта — Незабудка. Я их обеих привёз, между прочим!

— И вы никогда раньше не встречались?

— С Незабудкой? Упаси бог!

— С Марфой! Сестрой!

— Я похож на подростка? — хмыкнул Монах, и вдруг разом посерьезнел. Уродливый шрам, на который невольно косилась Юлька, проступил на щеке красной полосой. — Юля! Молчи и не двигайся! Мы влипли!

Юлька сначала не поняла — подумала, что он уходит от ответа. Схватив Монаха за руку, принялась с силой трясти, и вдруг услышала знакомое:

— Кара! Кара! Кара!

Туман подкрался к ним хитрым зверем, рухнул на землю, разом спрятав лопухи и дома. В мутном густом молоке трудно стало разглядеть даже стоящего рядом Монаха. Но их — изломанные тени-фигуры — Юлька видела вполне чётко!

Они были везде! Смотрели на неё отовсюду! В пустых глазницах слабо тлел зелёный болотный огонь.

Звериные лики венчали рога — огромные, широкие, вроде лосиных!

— Кара! Кара! — звучали нестройные голоса. — Пришло время расплаты!

Туман приблизился, обволок Юльку, намочил волосы, пощекотал капельками лицо. А потом она стала падать — всё ниже и ниже, в тёмную закручивающуюся воронку…

— Пора пришла, Улька! — послышался откуда-то старческий голос. — Нынче пойдёшь. Сегодня их ночь!

Перед Юлькой возникла убогая комнатёнка: лавка возле окна, старая печь, бабка, свесившая голову с лежанки и щуплая невысокая девчонка, в струнку вытянувшаяся перед ней.

— Пришла пора! Сегодня их время! — слова проходили с трудом сквозь иссохшее бабкино горло. Она уже почти не вставала — не было сил. И только взгляд по-прежнему оставался твёрдым, гипнотизировал. — Ты должна найти нечистый хоровод! Должна дойти до Лопухов и вернуться обратно! Поняла, Улька?

Улька затрясла головой, тараща и без того огромные глаза на осунувшемся лице.

Юлька видела всё это со стороны и в тоже время — ощущала себя той самой Улькой! Словно находилась внутри девчонки, а, может быть, и была ею?! Чувствовала и знала тоже, что и она, и желала того же.

Про Лопухи у них в деревне говорили шёпотом — мол, случалось там всякое. Когда-то давно, до революции ещё, было это поселение колдунов. А потом произошло что-то, никто толком и не знал. Шептались, конечно, что возомнили они себя всемогущими да восстали против леса, за то и поплатились. Все люди пропали в одночасье, сгинули, оставив нажитое — свои дома, хозяйство, скотину. И с той поры в Лопухах стало блазнить, местные обходили их, и мать Ульке строго наказывала — не соваться туда ни за что!

Улька побывала там вместе с бабкой Пантелевной. Они приходили за травами, но ничего не нашли. Засуха выжгла, иссушила всё живое. Ульяна издали смотрела на заброшенные мертвые дома. Время там будто замерло. Не долетал ветер, не пели птицы, не попадались звери. От звенящей отчаянной тишины стучало в голове…

— Ульяна! — голос Пантелевны выдернул её из воспоминаний. — На тебя надежда осталась, иначе они не выживут…

Бабка прерывисто вздохнула, похлопала рукой по старому одеялу. Под ним вповалку лежали маленькие. Совсем обессилев от голода, они то дремали, то бредили.

В их затерянной в глуши деревеньке из-за голода и мора почти никого не осталось. Где-то далеко гремела война, но здесь против людей ополчилась природа. Страшный выдался год. Неурожайный, засушливый. Лето было холодным, а сейчас, осенью, стало совсем невмочь — мороз разом лёг на сухую безжизненную землю.

Травница Пантелевна собрала у себя в избе всех сирот, вот и Ульку приютила. Девочка была самой старшей и, пока могла, помогала бабке по хозяйству.

Последние дни Улька держалась только потому, что бабка давала ей облатки — по одной в день. Они необъяснимым образом поддерживали в девочке остатки сил.

— Ульяна, — поторопил настойчивый голос Пантелевны, — тебе пора! Надень вот, — бабка с трудом стянула с себя черный шнур с неведомым знаком, деревянным кругом и вплетёнными в него восемью лучами. — Коловрат укажет путь. Охранит. Скроет. Ты только молчи, чего бы не увидела, поняла? Молчи и не мешкай! Ты помнишь, что надо делать?

Улька согласно кивнула.

— Тогда поспеши, девочка. С Богом! — бабка захрипела, откинулась назад, закрыла глаза.

Вторя ей, завозились, заскулили жалобно маленькие.

От несправедливости происходящего, от безнадежной страшной судьбы, уготованной им, заболело в груди. Улька кинулась прочь и не видела, как бабка перекрестила её вслед, не слышала её виноватых слов:

— Прости меня, девочка! Прости, Уля! Сама бы пошла… если б могла…

Было очень холодно, и очень темно.

Низко над деревьями усохшей долькой чеснока висел белёсый месяц. То и дело скрываясь за рваными тучами, почти не давал света.

Улька шла, запинаясь. И не столько от слабости, сколько от страха.

Странно, но голода она совсем не ощущала. Саднящее, скручивающее жгутом пустой желудок чувство, отступило.

Это всё те облатки, которые заставила глотать бабка. Три дня она давала Ульке горькие спрессованные кусочки сухих трав, и нынче тоже дала.

— Последняя, — выдохнула с сожалением, с трудом разлепив растрескавшиеся губы. — Пора пришла, Улька. Нынче пойдешь…

От мороза больно щипало глаза, и Улька с силой тёрла их, чтобы не слезились. Оберег на груди согревал, поддерживал остатки сил.

Когда окончились поля, и вдали показалась чёрная громада леса, девочка остановилась передохнуть.

Где-то вдалеке волки завели протяжную тоскливую песню. Против волков у Ульки была только палка, на которую она опиралась, словно старуха.

Нужно было спешить, чтобы успеть к хороводу. Всхлипнув, девочка двинулась дальше сквозь лес, и деревья с высоты потянули к ней искривлённые ветви, словно пытаясь остановить.

У Лопухов было тихо и пустынно. И Улька подумала, что опоздала.

Месяц вдруг мигнул и обкусанным сыром покатился по небу.

Поляна ярко осветилась, и в тот же миг призрачный сонм нечистых помчался по ней в жутком хороводе.

Костяные-мохнатые, тощие-грузные… маленькие, большие… с человечьими и звериными ликами, с копытами да рогами кружили они без устали, мчались неукротимым хороводом!

Казалось, их тела переплелись, образуя причудливый и безобразный узор из спутанных волос, хвостов, крыл…

По мере движения в центре круга восставало что-то могучее, чёрное, до конца ещё не проявившееся, но откликнувшееся на их неистовый призыв!

От этой нескончаемой бесовской пляски у Ульки голова пошла кругом, сердце рвалось прочь, стучало так сильно, что ей казалось — вот-вот услышат, поймают, разорвут!

Стиснув зубы, чтобы не закричать, Улька заставила себя подойти так близко, что ощутила всю мощь, всю силу неистового хоровода. И уже отчётливее разглядела жуткую фигуру внутри — увидела и бугристую кожу, покрытую коростой, и трещины да наросты на теле, и маску, полностью скрывающую лицо.

— Невидима, невидима, я для них невидима, — не переставая твердила про себя Улька. С трудом развязав мешочек, захваченный из дома, она высыпала на ладонь сухой порошок — смесь трав, соли, чего-то ещё непонятного и, размахнувшись, швырнула в беснующихся нечистых.

И всё замерло. Безобразные танцоры застыли. Оцепенела и фигура в центре круга. Глядя на нее, Улька зашептала мысленно, попросила так, как наказывала бабка Пантелевна:

— Жизнь прошу! Жизнь прошу! Прошу для себя и для семьи своей обретенной! Жизнь прошу! Жизнь прошу!

И на фигуре появилось что-то вроде шапки — лохматое, стогом соломенным стоящее, покрытое васильками да колосьями.

Пантелевна говорила, что непростые это колосья, зёрнышки в них никогда не закончатся. С ними голод не страшен.

Осторожно, чтобы не коснуться застывших существ, Улька пробралась в круг. Достать до шапки получилось не сразу, хоть и вышла из земли всего по пояс — очень высока была фигура. Девочка примерилась, подпрыгнула раз, другой… Наконец, шапку удалось схватить — Улька сдёрнула её с головы страшилы. Вместе с шапкой слетела и маска, обнажив страшное, коростой покрытое лицо!

Взглянув в омертвелые, плёнкой подёрнутые глаза ахнула Улька, не сдержалась.

И в ответ тотчас всё задвигалось, закричало, заухало, завизжало!..

Оберег раскалился, полыхнул огнем, окружил Ульку спасительным коконом, и рассыпался хоровод, с разочарованным воем отпрянули в стороны нечистые.

А девочка уже неслась прочь, крепко сжимая в руках и шапку, и маску.

Высоко над ней кружили чёрные птицы, и в криках их Ульяне, а вместе с ней Юльке, чудилось то ли предупреждение, то ли пророчество:

— Кара! Кара! Кара!..