Лузитанская лира

Багровое солнце

Садится за море.

Вселенную вскоре

Окутает мрак.

А в утлой лодчонке,

Качаясь на зыби,

Поет не о рыбе

Счастливый рыбак.

Поет о любви он,

О сладкой болезни,

И крыльями песни

Касается волн

Дыхание бриза —

И тихо на волнах,

Сочувствия полных,

Качается челн.

Пусть даже б отныне

Цветы не цвели бы,

Осыпало б липы

Неистовство бурь,

Луга почернели

И Тежо бы даже

На грязь и на сажу

Сменил бы лазурь,

Пусть звезды померкли бы

На небосводе,

Пусть все бы в природе

Вдруг сдвинулось с мест,

Пусть летнее солнце бы

Не пламенело

И все побелело

От снега окрест,

Пусть ветер пронизывал

Нас бы до дрожи,

И все-таки, все же,

Средь хлада и тьмы

В убогой лачуге,

Горянка, с тобою

Довольны судьбою

Остались бы мы.

Пусть злится зима,

За окошком лютуя,—

Тепло обрету я

В любимых очах.

Пусть ливень и ветер

Ревут, сатанея:

Ведь греет вернее

Любовь, чем очаг.

Я был дворянином,

Обласканным светом.

С университетом

Я тоже знаком.

Но счастье узнал я,

(И рад чрезвычайно)

Лишь ставши случайно

Простым рыбаком.

Пока был я знатен,

Пока был богатым,

Я властью и златом

Владел — но при том

Я вечно боялся

Навета, разбоя,

Не зная покоя

Ни ночью, ни днем.

Удел мой высокий,

Мне душу увеча,

Ложился на плечи

Мои тяжело.

А ныне с улыбкой

Живу я на свете:

Латаю ли сети,

Вздымаю ль весло.

Легка мне нелегкая

Эта работа.

От честного пота —

Покой на душе.

Доволен и счастлив

Я тем, что имею.

С любимой моею

Мне рай — в шалаше.

Мечты о богатстве

Меня не тревожат.

Любовь мне дороже

Сокровищ любых.

Родная! Что нам

Драгоценные камни?

И гибель сладка мне

В объятьях твоих!

И если мне рок

Оборвет ненароком

Ударом жестоким

Счастливые дни,

Не плачь обо мне.

У часовни над морем,

Объятая горем,

Меня схорони.

Под сенью креста

Я почию в покое,

Уйдя с головою

В разверзшийся мрак.

Но даже в могиле

Тебя не забудет

И счастлив пребудет

Твой верный рыбак.

Разбиты цепи? Сброшены оковы?

Отныне мы свободны?

Мы не рабы бесправные отныне,

А граждане отчизны?

И родина нам родиною стала,

И зваться человеком

Отныне может гордо каждый смертный?

Священные законы

Свободы, данной людям от рожденья,

Открыто торжествуют,

И не грозят зловонные застенки

Тому, кто призывает

Невольников вчерашних встать с коленей,

Расправить гордо плечи:

«Эй, люди, распрямитесь! Вы же — люди!»

О светлый час! О счастье!

О благороднейший из всех порывов,

Сердца объединивший!

О светлая и сладкая свобода,

Ты оживила души,

Ты помыслам позволила взлететь,

Надежды воскресила,

Ты озарила мрачный горизонт

Животворящим светом.

И вот уже редеют злые тени,

Редеет мрак зловещий

Тупого ханжества и фанатизма

И диких предрассудков,

И рушатся устои тирании!

Священные законы

Самой природы громко восклицают:

«Для полнокровной жизни

Вы родились. Вы — люди. Вы — свободны!»

Приди ко мне, о Делия! Сядь рядом,

Подруга дорогая. Видишь, этот

Густой туман укутал небеса,

Сокрыв лазурь и солнце, чтоб острее

Отверженность почувствовал изгнанник,

Живущий на земле холодных бриттов.

О, сколь печальна ты, земля чужбины!

Печальна, как пески пустыни голой,

Печальна, как унылый листопад

Бесцветной осени… Мне одиноко

И в людном городе, и в тихом поле.

Иду я вслед за призрачной надеждой,

Оставив родину, друзей и отчий кров,

Чтоб избежать несправедливой кары.

О если бы услышать здесь хоть раз

Родные звуки португальской речи!

Но мой язык здесь людям непонятен,

И отвечает жалобе моей

Мое лишь сердце, горестно сжимаясь.

О горе мне! Часами я смотрел

На воды Темзы, что скользят уныло

Вдоль грозных башен и дворцов, чьи стены,

Забрызганные кровью королей.

Покрылись мхами затхлого величья.

Тяжелые громады древних замков

Хранят воспоминанья о героях,

О праведных делах и преступленьях…

О сколько раз бродил я среди этих

Колонн и портиков, покрытых пылью.

Еще острее ощущая, сколь

Я одинок… Душа моя витала

Так далеко от этих горьких мест,

Где не дано мне было встретить друга,

Где не было возлюбленной, чья ласка

Смягчила бы страдания мои.

О Делия! Тебя послало небо,

Чтобы меня утешить на чужбине.

Мне стали родиной твои объятья,

И зря отныне потирает руки

И радуется низменный тиран.

Меня изгнавший из моей отчизны.

Хотя бы он в пустынную Сибирь

Сослал меня, где среди льдов и снега

Царит полярная глухая ночь

И никогда не всходит наше солнце —

Не страшно мне, коль ты со мною рядом.

Своей улыбкой ты рассеешь мрак,

И отчий кров, и родину, и счастье

Подарят снова мне твои объятья.

В полумгле,

На скале,

Что стоит,

Как стена,

Где гремит

О гранит,

Закипая, волна,

О несчастной любви,

Ликом бледен, как мел,

Как поют соловьи,

Бедный юноша пел:

«Дуй свирепей, борей,

Море, громче греми!

Расплещи поскорей

Все печали мои!

Где все ветры земли,

Где вы, вихри и гром,

Чтоб сравниться смогли

С бурей в сердце моем!

Раскачай, водоверть,

Сотряси, водокруть,

Разом хляби и твердь,

Как рыданья — мне грудь.

Волны, бьющие в брег,

И грохочущий гром

Не сравнятся вовек

С бурей в сердце моем!»

Но солнца луч

Внезапно пал

Из черных туч

На пенный вал.

За окоем

Умчался вихрь,

Унялся гром,

И шторм утих.

Арми́я, так

Могла бы ты

Рассеять мрак,

Вернуть мечты

Улыбкой, чтоб

На сотни миль

Вокруг не шторм

Я зрил, а — штиль.

Воздушные крылья ангел

Мне некогда подарил.

На них я взвивался в небо,

Безгрешен и белокрыл.

Легки были эти крылья

И были белым-белы.

Меня они избавляли

От суетной кабалы.

Вползала мне в душу алчность,

Шипящая, как змея,

Но все же за все богатства

Ей крылья не отдал я.

Меня соблазняла слава

На грешную землю пасть,

Но крылья не променял я

На лавры, почет и власть.

Всем жалким земным желаньям

Всегда неподвластен был

Я, в небе паря высоком,

Безгрешен и белокрыл.

Но как-то под вечер (звезды

Только лишь расцвели),

Когда уже оторвался

В полете я от земли,

Заметил я свет в долине,

И был он столь чист и прост,

Что с ним не сравнится даже

Свечение ясных звезд.

И странное дело — крылья,

Что прежде стремили ввысь,

Меня увлекли на землю

И с этим огнем слились.

Магическая, наверно,

Была в нем сила и власть:

Ведь это любовь пылала,

Костром пламенела страсть.

И сладкая боль печали

Меня обняла огнем,

И в нем я изведал счастье,

И гибель нашел я в нем.

Скользнула по белым крыльям

Огненная струя…

И больше ни разу в небо

Уже не поднялся я.

Прощай! Навсегда прощай!

Казни меня этой мукой!

Безжалостно покарай

Заслуженною разлукой.

Всю жизнь, о тебе скорбя,

Пускай проживу бескрыло.

Ведь я не любил тебя,

А ты меня так любила!

Столь мало теряешь ты

От будущего разрыва.

Секирою пустоты

Казни меня справедливо!

Уйди же и казнь ускорь!

Мы будем с тобою квиты.

Еще ты не знаешь, сколь

Моя душа ядовита.

Прощай! Этот черный яд

Пусть в буйстве своем и раже

Теперь с головы до пят,

Как пламя, сожжет меня же.

Одним лишь моя вина

Страданием искупима:

Увидеть, что влюблена

В другого ты и — любима.

Уйди и захлопни дверь!

Хлынь в душу мне, тьма ночная!

Наверно, я лишь теперь

Тебя любить начинаю.

Не медли! Обрушь удар

Без всякого снисхожденья.

Пусть вспыхнет во мне пожар

Свирепей огня в геенне,

Которого не задуть,

Пока вздымается грудь.

Как? Ты не ушла и снова

Все зло мне простить готова?

Пойми, своими руками

Ты губишь судьбу свою.

Да, сердце мое — не камень:

В груди я ношу змею!

Наказана слепотою

Недаром душа моя.

Ни грусти твоей не стою,

Ни малой слезинки я.

Пойми, что не стоит вздоха

Души моей мертвый лед.

На поле чертополоха

Лилия не взойдет.

В груди твоей — между нами —

Ведь тоже былое пламя

Угасло, оставив дым.

И все же, поверь мне, снова

Полюбишь ты, но — другого,

И счастлива будешь с ним.

Ведь в этом миру жестоком

Я проклят навеки роком,

И если вдруг ненароком

Я сам окажусь в огне,

И если вдруг — бог помилуй! —

Вдруг вспыхнет с такой же силой

Пожар любви и во мне,

Сгоришь ты рядом со мною,

Как бабочка над свечою.

Прощай! Уходи! Уйди же!

Не сделалась ты мне ближе,

Хоть были мы и близки.

Презренный! Тебя лобзая,

Душой не любил тебя я!

Признаниям вопреки,

Был сердцем я равнодушен.

Союз наш мне был не нужен,

И клятвы я все нарушил,

Бесчестный! Но ты не плачь.

Наказан и я жестоко.

Конечно, ты жертва. Только

Я тоже себе — палач!

Не плачь! Я с тобою вместе

Себе самому — судья.

Не ты обесчещена. Чести

Лишился навеки я.

Но только прощать не вздумай

Отныне меня. Я — враг.

Не сможет наш мир угрюмый

Одобрить подобный шаг.

Ни милости, ни прощенья

Не знает наша среда,

Прощая любое мщенье,

Прощенье же — никогда.

Прощай навсегда!

В обиде Не будь на меня. Иду

Во тьме я, слепец, не видя

Сверкающую звезду.

Иду я во мгле устало,

И лучшее из светил

Увидеть мне не достало

Ни сердца, ни глаз, ни сил.

Светящая с небоската,

Над миром вознесена,

Наверно, столь высока ты,

Что смертному не видна.

Ты в небе. Ты — в ореоле

Божественного огня.

Прощай же. Земной юдоли

Оставь навсегда меня.

Оставь меня миру мрака,

Где жил я до этих пор.

Гляжу на тебя — однако

Не видит тебя мой взор.

Не вижу света. Не вижу,

Как мрак мой ни освещай.

Не станем с тобой мы ближе.

Уйди же. Прости. Прощай.

Этот ангел, с неба павший,

С нами жил в юдоли нашей,

Ибо некогда он злою

В небе ранен был стрелою

И летать уже не мог.

Горний свет сменился мглою,

И забыл о падшем бог.

Отвернулся бог, не внемля

Стонам павшего на землю.

Пыль и прах уже покрыли

Опустившиеся крылья:

Он летать уже не мог.

Все об ангеле забыли,

В том числе и злой стрелок.

Этот ангел, с неба павший,

С нами жил в юдоли нашей.

То, что мы зовем весельем,

Было мрачным подземельем

Для него… Среди зеркал

Пил он чашу с нашим зельем

И от этого страдал.

Обреченным был он, ибо

Лишь любовь могла спасти бы

Ангела в миру греховном,

Столь в беде его виновном,

Но ведь в этом мире злом

Я лишь зрением духовным

Ангела и видел в нем.

Я ж, с остывшей кровью в жилах,

Был уже любить не в силах…

Но манили синевою

Небеса над головою

Херувима во плоти.

Полюбить решил его я

Всей душою и — спасти!

«От мирской тщеты и злобы

Мы в любви спасемся оба,—

Так я думал в упоенье…—

Я, подняв его с коленей,

Снова небу возвращу

И себя в его спасенье

Тоже, может, отыщу».

И душа моя воспряла

И его душою стала.

Но — проклятье! — было мало

На двоих души одной.

Встрепенулась и погасла,

Как в лампаде — капля масла…

Оказалось все напрасно:

Умер я — и он со мной.

Эта мука любви — если это любовь,—

Это счастье страданиям наперекор,

Это празднество жизни, повергнувшей смерть,

Этот жизнь пожирающий жадно костер,

Эта вспышка, затмившая светом зарю,

Это пламя, в котором дотла я сгорю,—

Где истоки твои, где начало твое?

Где я, как и когда был тобой полонен?

Я до этой поры просто, видимо, спал.

Да, не жил, а вкушал безмятежный я сон.

Ах, как сладко я спал! Я был счастлив во сне!

Кто, когда разбудил это пламя во мне?

Помню только, что был очень солнечный день.

Больше не было в жизни столь солнечных дней!

Шел по улице я. Шла навстречу она.

И глазами случайно мы встретились с ней.

Я не помню, сказал ли ей что-нибудь я.

Знаю только, что жив я лишь с этого дня.

Опусти свой парус белый!

Слышишь? Глупостей не делай!

Слишком смелый

Ты, рыбак!

Возвращайся! Тучей грозной

Вдруг покрылся купол звездный!

Будет поздно,

Эй, рыбак!

Там, вдали, поет сирена!

Распростишься с жизнью бренной

Ты мгновенно

Там, рыбак!

Ты утонешь, словно в море,

В голосе ее и взоре,

Вот ведь горе-

То, рыбак!

Парус не доверь борею!

Прочь плыви и поскорее!

Будь мудрее,

О рыбак!

Земля достигла там предела;

Там взор напрасно бы искал

Отдохновенья: вкруг чернела

Гряда бесплодных диких скал,

И лишь печальная, одна,

Росла там жалкая сосна.

В ее ветвях ветра гуляли,

Сосны сгибая тонкий стан,

Над нею тучи нависали,

Под ней ярился океан…

Там явен был — суров и дик —

Природы первозданный лик.

В ущелье сумрачном шуршали

Сухие стебли тростника,

И родники там не журчали,

И пересохла там река…

Но был суровый этот край

Для нас — благословенный рай.

О, как мы счастливы там были

Наш каждый день, наш каждый час,

Весь мир мы с нею там забыли,

Весь мир друг в друге был для нас!

И тихо наша жизнь текла

Вдали от суеты и зла.

Глаз не сводили мы друг с друга,

Страсть набегала, как волна:

Лишь мной жила моя подруга,

Всем для меня была она.

И пела счастье бытия

В ее душе душа моя.

И, нас узрев из райских кущей,

Поведал ангел небесам:

Часы любви быстротекущей

Равны векам, равны векам…

В тысячелетье каждый час

Господь преображал для нас.

Я пил любовь — и в упоенье

Длил сладость каждого глотка;

Но скоро чашу наслажденья

Я выпил… И была горька

На дне ее печаль моя.

Но кто еще любил, как я!

Никто! И кто был столь любимым?

Любимой кто дарил себя

В блаженстве столь невыразимом?

И чьи сливались так, любя,

В одно и души и сердца,

Не ведая любви конца?..

Кто знал, что горестные годы

Нас неотвратно стерегут

И что сердечные невзгоды

Разрушат мирный наш приют?..

Ах, рай наш на краю земли,

Увы, сберечь мы не смогли.

Но я не тщусь, в пустой надежде,

Вновь зреть те милые места:

Ведь я уже не тот, что прежде,

И та, кого любил, не та…

И мне чужие те края,

Где был когда-то счастлив я.

Земля достигла там предела,

И рая нет на той земле;

Под ветром чудом уцелела

Сосна на вздыбленной скале…

И ныне сумрачен и дик

Покинутой природы лик.

Взошла луна! Часы уж полночь били…

Надгробья спят, под ними спят гробы.

Мир и покой! Лишь тот, кто спит в могиле,

Свободен от превратностей судьбы.

Но что за грохот? Кто это с размаху

Могильную плиту вдруг отвалил?

Подобный в белом саване монаху,

Встал бледный призрак посреди могил.

Встал… И в зловещем лунном свете тонет,

Разлившемся в небесной высоте;

И ветер в скорбном кипарисе стонет,

Сыч ухает на мраморном кресте.

Встал призрак, глядя в мрачном изумленье

На кладбище… Кругом глухая ночь…

Нет никого… Стряхнул оцепененье

И, саван волоча, пошел он прочь

Туда, где над безвременной могилой

Белеет в гуще кипарисов крест…

Там замер он, и глас его унылый,

Повторен эхом, зазвучал окрест:

«О ты, кого любил и буду вечно

Любить в загробной жизни, как в земной!

Меня ты обманула бессердечно,

Когда клялась навеки быть со мной…

Любовь — обман… Но все же не обманет

Смерть зоркую наивная мечта:

Кто из живых еще меня вспомянет,

Меня, сошедшего под сень креста?

Три дня лежу я под землею пыльной,

Но нет тебя, все нет тебя со мной…

Сколь тяжко сердцу под плитой могильной:

Оно ведь билось для тебя одной!»

«Сколь тяжко!» — повторил, как заклинанье,

Лицо руками закрывая, он,

И грудь его исторгла сквозь рыданья

Неразделенной страсти скорбный стон.

«Ужель, меня предав, ты наслажденье

Вкушаешь ныне с кем-нибудь другим?

И одному мне пребывать в забвенье

И истлевать под камнем гробовым?..»

«Нет, никогда! Ужель могу предать я?» —

Раздался голос вдруг и в нем — укор;

Глядит: пред ним невеста, и объятья

Жених-мертвец со страстью к ней простер.

Вся в белом, мертвая пред ним стояла:

Струились пряди золотых волос,

И над смертельно-бледным лбом сияла

Корона из невинно-белых роз…

«Пусть умерло и хладно мое тело,

Пусть в моем сердце смерть царит давно,

Но в нем любовь к тебе не охладела,

К тебе любовью все живет оно…»

«Сколь счастлив я, что тоже взят могилой,

Что за твоим мой пробил смертный час,

Что я покинул мир, тот мир постылый,

Мир сумрачный, где свет любви угас…»

«Взгляни, луна!» — «Ах, как она прекрасна!» —

«Как в ту счастливейшую из ночей:

Она светила нам вот так же ясно,

Когда тебе клялась я быть твоей…

С тобой судьба нас в жизни разлучила,

И не настал желанной свадьбы час:

Так пусть отныне хладная могила

Соединит с тобой навеки нас!»

В лучах луны, под крик зловещей птицы,

Возле креста, в густой тени его

Их сочетало таинство гробницы,

И обрела любовь их торжество!

Когда ж заря кладбище озарила,

Единственной приметой свадьбы той

Осталась лишь разверстая могила

С отброшенной могильною плитой…

Но много позже, когда смыла Лета

Преданье о любви той роковой,

Обнявшие друг друга два скелета

В могиле были найдены одной.

Закат лучи свои простер,

И тени с гор

Сползают медленно по склонам…

Во мраке растворившись, лес

Из глаз исчез,

А тени в поле залегли зеленом.

Лучом закатным зажжена,

Едва видна

Деревня, заревом объята,

Цветами звезд уже цветет

Небесный свод

В последних отблесках заката.

По руслу гладкому река

Скользит, легка,

На волю из долины тесной…

Но зеркалу из серебра

Пришла пора

Проститься с синевой небесной.

И птицы больше не вспорхнут,

Найдя приют

В чащобе, где их тьма укрыла.

Молчит многоголосье дня

Вокруг меня,

Лишь в небе говорят светила.

В желанной тишине ночной

Побудь со мной,

Любовь, внемли любви поэта:

Коль нравятся тебе цветы,

Увидишь ты

Цветы, что сотканы из света.

В саду темнеет водоем;

Ты видишь: в нем —

Все звезды неба — с нами рядом;

Ты головой ко мне склонись,

Ко мне прижмись,

И к звездам обратимся взглядом.

Взгляни, любимая, сюда:

Цветет звезда,

Сияя лепестками ало…

Ты розу видела ль в саду,

Чтоб ту звезду

Сиянием напоминала?

Как описать ее? Нет слов!

О, сколь багров

И переливчат блеск светила:

То Марс, чтобы тебя узреть,

Готов сгореть,

Чтоб лик твой пламя осветило!

Твоей красой воспламенен,

Венерой он

Тебя избрал. Звезда-богиня

Перед сиянием лучей

Твоих очей

От ревности бледнеет ныне.

О, как тебе Юпитер рад:

Его наряд

Блестящ, его горит корона;

К тебе он лебедем, быком,

Златым дождем

Явиться мог во время оно.

И тянутся к тебе в ночи

Всех звезд лучи —

В воде дрожит их отраженье.

Бросает их то тут, то там

К твоим ногам

Любовное изнеможенье.

В цветы, что нам являет высь,

Вглядись. Вглядись

В игру небесного букета…

Цветы земные хороши,

Но для души

Прекраснее цветы из света.

Нет, не найдешь в цветке земном

Ты ни в одном

Игры лучей — столь дивной, тайной…

И лишь гранат или алмаз

Потешат глаз

С звездою схожестью случайной.

Коснешься розы ты едва,

И голова

Кружится от благоуханья…

И предсказать тебе готов

Язык цветов

Любовь, надежды и страданья.

Но тебе дарит Аполлон,

В тебя влюблен,

Весь жемчуг звезд в подлунном мире…

Тоскуя, станет вновь и вновь

Он петь любовь,

Бряцая на небесной Лире.

И осенит тебя Венец,

И наконец,

Чтоб разглядеть тебя поближе,

Сама Полярная Звезда,

Хоть и горда,

С высот опустится пониже.

О, восхитись же, сколь могуч

Надежды луч,

Что к нам несется из Вселенной:

Ужель, пав у твоих колен,

Взять сердце в плен

Не в силах он, навеки пленный?

О, пусть уловит чуткий слух

Высокий дух

Гармонии… Горят заветом

Для нас они — любви цветы,

Цветы мечты,

Нас озаряющие светом!

Сей свет пронзает нам сердца

И мощь творца

Являет нам своим гореньем…

И коль из света звезд возник

Твой светлый лик —

Он лучшим божьим стал твореньем!

А ночь бежит… И вот заря

Встает, горя:

Нет бегу времени преграды…

Срывает за цветком цветок

Златой восток,

И звезд бледнеют мириады.

Но не жалей! В году лишь раз

Весна для нас

Цветет прекрасными цветами…

Пусть звезды поглотит рассвет,

Лишь ночь грядет,

Вновь звезды расцветут над нами!

О, скройся поскорее, день!

Ночная тень

Знак даст для звездного расцвета.

И ты, прекрасна, как звезда,

Взойдешь тогда —

Созвездием цветов из света!