Глава 3 СЛУГА КТУЛХУ

Душа поет и рвется в поле,

Я всех чужих зову на «ты»…

Какой простор! Какая воля!

Какие песни и цветы!

И. Северянин. «Весенний день»

Пароход, а точнее, трансокеанский лайнер поразил воображение Василия. Он был огромным и белоснежным, как чайки, кружащиеся над ним. Айсбергом многочисленных палуб, надстроек и труб вздымался он над покореженным временем причалом. Василий остановился и, поставив чемодан на брусчатку, на несколько мгновений замер, любуясь открывшейся перед ним панорамой кронштадтского рейда: бескрайней серой равниной Балтики, усеянной родинками крошечных корабликов, и бездонным голубым небом. Запрокинув голову, он вдохнул солоноватый морской воздух и… неожиданно дернулся, когда кто-то рядом с ним прокашлялся.

— Предъявите документы, — голос принадлежал невысокому мужчине в длинной шинели без всяких знаков различия. Из-под шинели торчали вычищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, а на голове была совершенно неуместная бескозырка с дурацкой ленточкой «Патруль». За спиной его маячило два матроса.

Понимающе кивнув, Василий полез во внутренний карман куртки. Начальник патруля на мгновение напрягся, но видя, что Василий двигается неспешно, чуть расслабился.

— Паспорт. Загранпаспорт. Билет на вон того красавца, — Василий ткнул пальцем в сторону теплохода. — Разрешение Третьего Особого отдела. Разрешение на ношение оружия…

Какое-то время патрульный внимательно изучал документы, вдумчиво вглядываясь в каждую печать. У Василия даже возникло подозрение — а может, он читать не умеет и документы попросил так, для проформы. Уж очень натруженное лицо было у этого начальника патруля. А матросы, словно два архангела, замерли у него за спиной с каменными, совершенно отстраненными лицами. Казалось, их совершенно не интересует происходящее.

Наконец изучив все бумаги, начальник патруля вернул их Василию.

— Извините, товарищ Кузьмин… Сами понимаете… Можете следовать на корабль.

Василий согласно кивнул. Хотя, если честно, ничего он не понимал. Прежде чем выпустить его на этот причал, где стоял бразильский лайнер «Кабрал», у него трижды проверили все документы: на КПП при входе в порт, на КПП при входе на Международный участок (там еще были и таможенники, и пограничники) и потом при выходе на этот бескрайний причал. А теперь вот еще и патруль. Перебор…

Кроме того, Василий чувствовал себя отчасти уязвленным. То замечательное настроение, душевный подъем, ощущение ожидания чего-то нового, неизведанного — все это прошло. Как дым, растаяло волшебное очарование, навеянное видом корабля и панорамой Балтики. Ему вновь напомнили, что он оперуполномоченный и ему предстоит далекое путешествие, где он должен «оправдать оказанное ему высокое доверие партии и народа». Тяжело вздохнув, пытаясь разогнать неприятный осадок (а ведь начальник патруля не сказал ему ничего обидного), он подхватил чемодан и заковылял в сторону теплохода.

Лишь подойдя ближе, Василий заметил, что время не пощадило корабль. Вблизи поверх белой краски были видны ржавые подтеки — следы неумолимого времени. Тем не менее, лайнер был кораблем новым. В третий раз ему предстояло пересечь Атлантику.

Василий уже направился было к трапу, возле которого скучал одинокий морячок, как кто-то окликнул его.

— Куда так спешишь?

Василий обернулся… Нет, это утро было поистине утром неожиданных встреч. В десятке метров от него, возле груды багажа стояло четыре человека. Из них двоих Василий отлично знал: это были Гессель Исаакович Шлиман и батька Григорий, ах да, ныне Григорий Арсеньевич. Последний был в длинном темном плаще из дорогой ткани. Такой плащ на барахолке строил бы целое состояние. Но Григорий Арсеньевич носил его небрежно, не застегивая, так чтобы видны были серая тройка английского покроя и огромный брильянт, вставленный в булавку галстука. Американская шляпа с широкими полями и казаки из крокодильей кожи довершали костюм. Не наш человек, да и только. Рядом с ним Шлиман в парадной шинели выглядел гадким утенком.

Двоих их спутников Василий видел впервые. Один в кожаном плаще с нашивками и фуражке странного покроя определенно был иностранным офицером. Округлое холеное лошадиное лицо, усики-мерзавчики, монокль. Нет, не мог такой человек жить в Советской стране. Встреть Василий такого в далекие двадцатые, он бы сразу поставил его к стенке. А четвертый — безумный ученый с гривой седых волос. Растрепанный, растерянный, он то и дело близоруко щурился, словно не привычен был к яркому солнечному свету. Персонаж, сошедший со страниц Уэллса.

— Подходите, Василий, не стесняйтесь. Заодно познакомитесь с вашими «товарищами по несчастью»…

— Ну почему же «несчастью»… — начал было Шлиман, но Григорий Арсеньевич отмахнулся от него, словно от надоедливой мухи.

Тем временем Василий приблизился к разношерстной компании — Григорию Арсеньевичу он отказать не мог, хотя в этот миг ему больше всего хотелось забиться в свою каюту и просидеть там до конца плавания.

— Смею рекомендовать вам Василия Архиповича Кузьмина, — продолжал Григорий Арсеньевич, обращаясь к двум незнакомцам. — Хороший молодой человек, исполнительный, в меру образованный для своего поколения. В трудную минуту можете на него положиться. А это, — продолжал он, в свою очередь, повернувшись к Василию, — профессор Троицкий. Один из самых выдающихся специалистов по Шогготам. Как-то мы путешествовали по пустыням Монголии… Впрочем, это отдельная, длинная история, — безумный ученый то ли слегка поклонился, то ли кивнул, подтверждая слова батьки. Василий протянул руку, и профессор осторожно пожал ее.

— Не бойтесь, — заверил его Шлиман. — Василий у нас оперативник, а не следователь. К тому же я уже говорил вам, случившееся было ошибкой… — и он натужно кашлянул, словно поняв, что сказал лишнее, и не желая продолжать скользкую тему.

— А это, — продолжал Григорий Арсеньевич, как будто не заметив слов начальника Третьего Особого, — Герхард Грег, эмиссар Третьего рейха. Он прибыл в нашу страну с особой миссией как посланец самого Генриха Гиммлера, но являясь большим специалистом по мифологии Ктулху, а также знатоком некоторых обрядов, практикуемых жителями Тибета, был приглашен в эту экспедицию в качестве представителя иностранного государства. Тем более, что нам предстоит плотное сотрудничество с господами из Германии…

Рука немца оказалась горячей, а пожатие твердым.

— Кроме того, господин Грег специалист в постктулхской клинописи и иероглифике народов My. Так что прошу любить и жаловать.

Для Василия, несмотря на то, что Григорий Арсеньевич рекомендовал Герхарда Грега как человека образованного, все эти слова и названия мало что значили. Нет, о материке My он еще что-то слышал, вроде где-то читал, может быть, даже у Платона, а вот что касается кту… как их там… Впрочем, господину Фредериксу виднее.

А ему и в самом деле виднее было, потому как, выдержав положенную паузу, он продолжал.

— Да ты, Василий, не смущайся. Насчет всей этой поездки и Ктулху конкретно я тебя просвещу, или вот Иван Иванович тебе расскажет, — тут он кивнул в сторону профессора. — Он, пожалуй, более моего знает. Так что можешь спрашивать, не стесняться. Незнание не есть порок, в отличие от отсутствия желания его преодолеть.

— Зато Василий отличный стрелок и оперативник… — вновь встрял Шлиман, но его никто не слушал.

Тем временем по трапу корабля спустились с десяток плечистых моряков в белых, потертых робах. На голове у каждого был берет с дурацким синим помпоном.

— А вот и «грузчики», — улыбнулся Шлиман. — Очевидно, общество господина Фредерикса его сильно тяготило. В его присутствии начальник Третьего отдела разом терял всю напыщенность. Василий предполагал, что так было со всеми, кто так или иначе сталкивался с этим загадочным человеком. — Ну, мне пора, — заторопился Шлиман. — Дела, знаете ли…

— А Катерина Ганская? — неожиданно для него самого вырвалось у Василия. — Она ведь тоже должна была отправиться с нами.

Шлиман замер, словно натолкнувшись на стену.

— А почему вас интере… — начал было он, но Григорий Арсеньевич перебил его, не дав договорить.

— Здоровый интерес, Василий. Вижу, что ты незаметно для меня уже перерос из мальчика в мужа, — и, заметив, как молодой оперативник покраснел, тут же сменил направление разговора. — Впрочем, беспокоиться незачем. Она давно уже на борту вместе с товарищем Кошкиной — вашим комиссаром… — и, вновь покосившись на потупившегося Шлимана, продолжил. — Неужели вы думали, что с нами не будет комиссара? А кто же тогда будет присматривать за нашим моральным обликом и просвещать относительно новых побед марксистско-ленинской науки, — казалось, Григорий Арсеньевич говорит совершенно серьезно, и тем не менее в его голосе звучали нотки откровенного сарказма. Кроме того, наша экспедиция находится под непосредственным контролем товарища Берии, а посему комиссар нам просто необходим. Кстати, Василий, можете не ревновать. Наш комиссар очаровательная женщина, точнее, была бы таковой, если бы ее голова не была забита…

— Я попрошу! — встал на дыбы Шлиман.

— Вот видите, стоит только… — как ни в чем не бывало, продолжал Григорий Арсеньевич, но последние слова его заглушил истошный вопль профессора.

Повернувшись, Василий увидел, что «безумный ученый» буквально висит в воздухе, вцепившись в огромный чемодан, который водрузил себе на плечо один из матросов-грузчиков.

— Отпусти немедленно! — вопил профессор. — Так нельзя! Там ценное оборудование, которое требует очень бережного отношения. Немедленно опустите чемодан.

Невзирая на его слова, матрос чуть поправил свою ношу и медленно направился в сторону лайнера. Профессор повернулся к нам. Выглядел он как человек, обиженный в лучших своих чувствах.

— Ну хоть вы, Григорий Арсеньевич, им скажите! Там же…

— Да не волнуйтесь вы так, Иван Иванович, — успокоил профессора Фредерикс. — Ничего не случится с вашими бесценными манометрами.

— Но калибровка…

— Если калибровка собьется, я сам помогу вам вновь отрегулировать все приборы, — заверил его Григорий Арсеньевич. — А нам, — тут он повернулся к Шлиману, — нам пора прощаться. — И широко улыбнувшись, причем улыбка его выглядела фальшивой до мозга костей, он пожал руку Шлиману. — Удачи вам в вашей нелегкой борьбе с врагами советской власти, — при этом в словах его прозвучало столько сарказма, что Василий поежился. Нет, он ни за что не хотел бы стать врагом этого человека.

И тут что-то отвлекло его внимание.

Позади он увидел, что один из матросов подхватил его чемодан и стоит в ожидании. Когда же Василий повернулся в его сторону, пытаясь разобраться в том, что происходит, матрос спросил на ломаном английском:

Ю намбер, плиз?

— Что-то? — переспросил Василий.

— Он спрашивает твой номер каюты, — пришел на помощь Григорий Арсеньевич. — Хочет отнести туда твой багаж.

— Да не надо. Я сам… — замялся Василий.

— Не дури, — отрезал Григорий Арсеньевич. — Так принято во всем мире, и не тебе это менять. Вот сделаете мировую революцию, тогда пожалуйста, а пока извольте в чужой монастырь со своим уставом не лазить. Итак, номер вашей каюты… Посмотри, Василий, поспеши… Ему же тяжело твой чемодан на весу держать.

Василий полез во внутренний карман и стал по очереди извлекать документы. Как всегда, согласно закону подлости, билет оказался последним, и номер каюты не внушал оптимизма — 3013.

— Что означает третья палуба тринадцатая каюта, — пояснил Григорий Арсеньевич, после чего обратился к матросу.

Тем временем Шлиман, видимо, попрощался и с профессором и с немцем, так как когда Василий собрался пожать руку своему начальнику, тот был уже метрах в ста.

В первый момент Василий хотел догнать его. Нужно же было… А, впрочем, что именно было нужно? Лишний раз выразить свое уважение? Нет, к гильдии жополизов Василий не принадлежал, к тому же вчера, после того как Шлиман выдал все необходимые документы, они попрощались, а то, что начальник Третьего отдела оказался на причале, — неожиданность. Так что, не дюже сомневавшись, Василий убрал назад во внутренний карман пачку документов и отправился следом за остальными членами экспедиции к лайнеру.

У трапа толпилось еще несколько отъезжающих — судя по костюмам и обилию драгоценностей, настоящих буржуев. Вот только багаж свой они тащили сами. Да и говорили они на совершенно непонятном Василию языке, то ли на итальянском, то ли на испанском. Они толкались, шумели.

Григорий Арсеньевич, подойдя поближе, остановился и, совершенно невозмутимо глядя на погрузку, извлек из кармана портсигар, закурил сигарилью.

— Не спеши, Василий, если не хочешь поучаствовать в давке. До отплытия еще больше трех часов, к тому же я не помню, чтобы что-то в этой стране происходило вовремя, так что обождем, пока погрузятся эти хамы.

— Ну, хамами они, положим, не выглядят, — возразил Василий.

— Не одежда и не брильянты отличают человека от хама, а поведение, — назидательно произнес Фредерикс. — Будь ты трижды аристократ, но если ты ведешь себя так, — тут он кивнул в сторону трапа, — ты ничуть не отличаешься от скобаря на Николаевском вокзале. А у этих и происхождения нет никакого — шелуха Третьего интернационала.

Василий с сомнением посмотрел на толпу. Нет, как-то не так представлял он себе делегатов Третьего интернационала, ведущих непосильную борьбу с мировым капиталом. Однако это было не его дело. В конце концов, Григорий Арсеньевич всегда был прав. Как он говорил, так по жизни и выходило, а посему, чтобы и дальше не влезать в спор, который может перейти в контрреволюционный разговор, Василий решил сменить тему.

— Если честно, Григорий Арсеньевич, я толком так и не понял, куда мы отправляемся.

— А что, для тебя, Василек, это имеет значение? Партия сказала — и ты выполняешь.

— Но…

— В этот раз плыть далеко придется. Впрочем, ваш товарищ, комиссар, тебе все объяснит. У нее есть секретное предписание.

— И все же…

— Ах, Василек, ты знаешь, что губит большую часть кошек, этих очаровательных домашних зверьков? Любопытство. Хотя в данном случае твой интерес вполне оправдан… Мы, мой юный друг, отправляемся в Антарктиду, — и Григорий Арсеньевич замолчал, выдерживая длительную паузу.

Василий с сомнением посмотрел на него, потом на лайнер, потом снова на Григория Арсеньевича. Нет, конечно, Василий не следил за достижениями науки и техники, которые с самого начала века шли вперед семимильными шагами, но… что-то подсказывало ему, что в Антарктиде нет комфортабельных отелей и что такой корабль как «Кабрал» вряд ли сможет противостоять льдам, а при встрече с айсбергом, без сомнения, разделит участь «Титаника».

— Нет, если ты подумал, что мы доберемся до Южного полюса на этом корыте, ты сильно ошибаешься. Нам еще предстоит пересадка прежде, чем мы ступим на пайковый лед.

— Но зачем? Зачем нам…

— Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам… — улыбнулся Григорий Арсеньевич. — На борту у нас будет много свободного времени, и я надеюсь, вы потратите его не в амурных хлопотах вокруг госпожи Ганской, а займетесь изучением мифологии Ктулху — древнейших сказаний этой планеты. Собственно из-за них мы и отправились в это плавание.

— ?..

— Но всему свое время, Василек. Толпа, похоже, начала рассасываться, и нам надо поспешить на борт. Лично у меня нет ни малейшего желания ни на одну лишнюю минуту задерживаться в этой стране. Увидимся за обедом…

И Василий еще раз сильно удивился. Похоже, Григорий Арсеньевич собирался всякий раз преподносить ему новые сюрпризы. Вообще, как белогвардейца, бывшего предводителя бандитов, вместо того чтобы арестовать и расстрелять, отправляют с миссией от ГУГБ, да еще за границу, да еще… Нет, всего этого Василий понять не мог, точно так же, как определить нынешний статус своего «учителя». Почему Шлиман перед ним лебезил, какой властью обладал барон Фредерикс, если мог отменить приговор революционного суда? Порой Василию казалось, что для этого человека нет невозможного…

Подойдя к трапу, Василий в очередной раз предъявил свой билет вахтенному, а потом встал в очередь, медленно втягивающуюся в недра корабля.

Внутри же оказалось точно так, как представлял себе Василий: ковры, зеркала, шелк и бархат на стенах. «Ненужная роскошь! Эх, если бы вместо того, чтобы так украшать средство передвижения, они бы вложили эти деньги…» Но довести до конца мысль Василий не успел, так как оказался у дверей своей каюты. Ключ с длинной биркой был предусмотрительно вставлен в замочную скважину, и Василию ничего не оставалось, как войти.

Однако в каюте его ждал еще один сюрприз. В кресле, развалясь, сидела дама невероятных пропорций. Она была коротко стрижена и одета в строгий костюм с юбкой, который сидел на ней просто отвратительно и вместо того, чтобы скрывать, лишь подчеркивал излишества ее фигуры, превращая полную женщину в кустодиевскую натуру. Кроме того, сама каюта была небольшой, можно сказать даже маленькой. Тут с трудом помещались кресло, столик и откидная одноместная койка. То место, где должен располагаться иллюминатор, было тщательно занавешено. А так как, следуя на третью палубу, Василию пришлось спуститься на пару палуб вниз, он решил, что его новая обитель находится много ниже ватерлинии.

Когда Василий вошел, дородная дама сложила газету, которую перед этим внимательно изучала, и встала, протягивая руку оперуполномоченному.

— Товарищ Кошкина, — объявила она, — а вы, насколько я понимаю, товарищ Кузьмин?

— Василий Архипович, с вашего позволения, — вежливо поправил Василий незваную гостью.

— Я являюсь комиссаром этой экспедиции… — и вот прозвучало еще одно новое неприятное для Василия слово «экспедиция», чего-чего, а уж экспедиций с него хватит, однако отступать было некуда. Партия послала, и он уже находился на борту этого злосчастного лайнера. В общем, настроение Василию изгадили окончательно, — …и должна передать вам секретное предписание от вышестоящих органов, за подписью самого товарища Берии. — «Вот только этого мне не хватало, — подумал Василий. — Ввязался я в историю. Похоже, еще чуть-чуть, и пойду по пятьдесят восьмой. Хотя, с другой стороны, очень трудно засадить человека, который покинул страну».

А товарищ Кошкина тем временем выудила из кармана своего френча сложенное в несколько раз письмо и протянула его Василию. Тот машинально взял конверт. Да, все верно, на конверте справа внизу подписи Берии и Шлимана. «Неужели Гессель Исаакович все знал с самого начала и ничего мне не сказал? Вот уж лизожоп-гнидушка. Ничего, вернусь, поквитаемся». Но для этого, в первую очередь, необходимо было вернуться.

Василий решительно взял конверт, одним движением сломал печать и вытащил тонкий папиросный листок, из которого следовало, что он, Василий Архипович Кузьмин, направляется в Антарктиду в составе первой экспедиции Третьего отдела ГУГБ. Что он снабжен особыми полномочиями, в частности может носить оружие и при необходимости по собственному усмотрению применять его в любой стране в любое время суток, и так далее и тому подобное. Забавно. Раньше никто ему такие бумаги не вручал, хотя раньше он всегда применял оружие по собственному усмотрению. Основной же задачей поставлено перед ним было наблюдение над действиями Григория Арсеньевича Фредерикса и пресечение его действий, если оные пойдут вразрез с интересами партии. Интересно, каким это образом ему удастся «пресечь действия» батьки Григория? Непосредственным командиром над Василием на время «путешествия» была назначена… комиссар Кошкина, Рахиль Ароновна. Ей же он должен был докладывать обо всех своих разговорах с бароном. «Ну, это вряд ли», — усмехнулся про себя Василий, а потом еще раз взглянул на комиссара… А по прибытию на антарктическую станцию «Красный полярник» он переходит под начало некоего товарища Штейнера. Кто такой этот Штейнер, в приказе не уточнялось. Видимо, его должность была само собой разумеющейся.

— Вам все понятно, товарищ Кузьмин?

Едва сдерживая себя, чтобы не высказать все, что он думает по поводу подобных командировок, приказов, а особенно подобного начальства, Василий выдавил:

— Да…

За свою жизнь он не раз сталкивался с дамочками типа Кошкиной, повернутыми на всемирной победе пролетариата, которые никогда не нюхали пороха, но, не чураясь, пачками подписывали расстрельные приговоры.

В общем, командировочка намечалась чудесней не придумаешь.

— Кроме того, — продолжала Кошкина, — я должна предупредить вас относительно немецкого наблюдателя. Это — особо приближенный Гиммлера, и ввиду переговоров, которые ведут Риббентроп и товарищ Молотов, а также ввиду того, что немецкие союзники оказывают нам в этой миссии неоценимую помощь… В общем, вы понимаете. С одной стороны, мы должны быть по отношению к господину Грегу честны и предельно открыты, с другой стороны, вы должны отлично понимать, что он очень опытный, опасный агент — агент потенциального врага.

Василий вновь повторил свое сдавленное: «Да».

Он, конечно, хотел спросить о Катерине, о том, как устроилась она на борту «Кабрала» и не нужно ли ей чем-то помочь, но слова об этом самым естественным образом застряли у него в глотке, стоило ему лишь очередной раз посмотреть на правильное лицо комиссара. Ах, эти брови, округлости щек и второй подбородок, пухлые, пожелтевшие от папирос губы — это была не женщина, а истинное воплощение зажравшейся бюрократической машины, безжалостной и беспощадной.

Поэтому, когда она удалилась, Василий вздохнул с облегчением. «Вот только такого комиссара не хватало мне для полноты счастья, — подумал он, с размаха плюхнувшись на койку. — Единственный приятный аспект этого путешествия — так это возможность хорошенько выспаться. И ни один Шлиман не пришлет за мной вестового, чтобы я среди ночи, высунув язык, помчался разгадывать надписи на очередном Розеттском камне».

* * *

Каюта барона Фредерикса принципиально отличалась от каюты оперуполномоченного. Вообще напоминала она не каюту, а роскошный люкс. Три комнаты, изысканная резная мебель, картины на стенах и широкое панорамное окно — стена стекла, за которой располагался небольшой балкончик, откуда открывался чудесный вид на бескрайние просторы Балтийского моря.

Был второй день морского путешествия, и Василий по предварительной договоренности заглянул в апартаменты Григория Арсеньевича, где уже находились комиссар и Катерина.

Еще вчера за ужином по настоятельной просьбе Василия Григорий Арсеньевич согласился прочесть несколько лекций относительно цели их путешествия, дабы все участники прибыли на ледяной материк хотя бы минимально подготовленными к тому, что ожидало их там. Кроме того, на «лекции» присутствовал и Герхард Грег.

— Я тоже хотел бы послушать, — заявил он предыдущим вечером, — чтобы сравнить то, что известно вам, с теми данными, которыми обладаем мы. Быть может, мне даже удастся отчасти дополнить ваш рассказ.

Григорий Арсеньевич не стал возражать.

Теперь же вышло так, что Василий явился последним.

— Рад, что вы все-таки решили почтить нас своим вниманием, — не без ехидства приветствовал его хозяин каюты. В этот раз он был одет в серый костюм, придававший ему особое изящество. После того, как Василий устроился в одном из кресел, Григорий Арсеньевич продолжил. — Что ж, для начала я должен спросить, что известно вам, молодые люди, о древней истории нашей планеты?

— Ну, вначале было Междуречье, потом Египет, — робко пробормотала Катерина, но тут же съежилась под грозным взглядом комиссара. В этот момент Рахиль Ароновна больше всего напоминала строгую няню, выведшую в общество легкомысленную девочку, которая только и ждет удобного случая, чтобы нарушить все законы приличий.

— Да, так считает большинство людей, — кивнул Фредерикс. — Но увы… они ошибаются. Наша планета была заселена разумными существами еще задолго до появления первого человека, а тем более до возникновения первых цивилизаций. Еще до того, как в глубинах океана зародилась первая жизнь. Хотя и это вопрос спорный… А посему начнем с самого начала. Согласно мифам, на Землю, только сотворенную и едва остывшую мертвую планету, лишенную атмосферы и жизни, явились Древние боги… Вселенной тогда правили Иные, или лжебоги, как называют порою их исследователи, которые являют собой наделенные разумом элементы мироздания. К примеру, тот же Йог-Сотот — ключник миров, скорее не живое существо, а физическое явление.

— Но это противоречит… — неожиданно заговорила Рахиль Ароновна.

— Да, основам марксистского учения, — закончил за нее батька. — Однако никто не говорит, чтобы вы относились к тому, что я рассказываю, серьезно. Как вы могли заметить, я назвал это «мифом», то бишь сказанием, передающим представления людей о мире, месте человека в нем, о происхождении всего сущего, о богах и героях. Посему можете считать мой рассказ страшной сказкой, элементы которой, увы, существуют в реальности… Итак. При попустительстве или помощи Иных на Землю просочились Древние боги. Это были невероятно могущественные существа, и изначально они обитали то ли в иных звездных системах, то ли в иных измерениях. Те источники информации, которыми мы располагаем, дают весьма смутное представление об этом. К тому же древнешумерский язык не содержит в себе астрофизических понятий… Некоторые исследователи вообще уверяют, что Древние были бестелесными созданиями. Их могущество основывалось на неизвестных нам природных силах, которые наши далекие предки свели в общее понятие — колдовство, хотя это слово и отдаленно не передает сути процессов. И еще… судя по всему, Древние совершенно равнодушно относятся к человечеству, им абсолютно все равно, будет ли существовать или погибнет род людской… А потом на Землю явились Старцы — высокоразвитая в технологическом отношении раса. Свою планету они покинули из-за техногенного кризиса. Первоначально она заселили подводные пространства Земли, но потом стали претендовать и на сушу. Именно они, Старцы, создали все живое на Земле, в том числе обезьян и похожий на него прообраз человека. Быть может, поэтому мы до сих пор не можем найти остатки связующего звена между обезьяной и человеком, которое должно подтвердить истинность теории Дарвина. Изначально же человека разводили ради вкусного мяса и в качестве декоративных игрушек. Старцы также создали и шогготов, а потом вынуждены были сражаться и с ними, и с людьми. Вот как описывает Старцев один из крупнейших знатоков мифов Ктулху, американец Говард Филлипс Лавкрафт, — и Григорий Арсеньевич подошел к столу, взял пачку бумаг, которые, видно, приготовил заранее, и начал читать монотонным голосом. — «Длина каждого экземпляра — два с половиной метра. Само бочкообразное, пятискладочное тело равняется немногим меньше двух метров в длину и немногим больше одного в ширину. Ширина указывается в центральной части, диаметр же оснований — тридцать сантиметров. Все особи темно-серого цвета, хорошо гнутся и необычайно прочные… Двухметровые перепончатые „крылья“ того же цвета, найденные сложенными, идут из борозд между складками. Они более светлого цвета, остов трубчатый, на концах имеются небольшие отверстия. В раскрытом состоянии — по краям зубчатые. В центре тела, на каждой из пяти вертикальных, похожих на клепки, складок — светло-серые гибкие лапы-щупальца. Обвернутые в настоящий момент вокруг тела, они способны в деятельном состоянии дотягиваться до предметов на расстоянии метра — как примитивная морская лилия с ветвящимися лучами. Отдельные щупальца у основания — восемь сантиметров в диаметре, через пятнадцать сантиметров они членятся на пять щупалец, каждое из которых еще через двадцать сантиметров разветвляется на столько же тонких, сужающихся к концу щупалец-усиков — так что на каждой „грозди“ их оказывается по двадцать пять. Венчает торс светло-серая, раздутая, как от жабр, „шея“, на которой сидит желтая пятиконечная, похожая на морскую звезду „головка“, поросшая жесткими разноцветными волосиками длиной в восемь сантиметров. Гибкие желтоватые трубочки длиной восемь сантиметров свисают с каждого из пяти концов массивной (около полуметра в окружности) головки. В самом центре ее — узкая щель, возможно, начальная часть дыхательных путей. На конце каждой трубочки сферическое утолщение, затянутое Желтой пленкой, под которой скрывается стекловидный Шарик с радужной оболочкой красного цвета — очевидно, глаз. Из внутренних углов головки тянутся еще пять красноватых трубочек, несколько длиннее первых, они заканчиваются своего рода мешочками, которые при нажиме раскрываются, и по краям круглых отверстий, диаметром пять сантиметров, хорошо видны острые выступы белого цвета, наподобие зубов. По-видимому, это рот. Все эти трубочки, волосики и пять концов головки аккуратно сложены и прижаты к раздутой шее и торсу. Гибкость тканей при такой прочности — удивительная. В нижней части туловища находится грубая копия головки, но с другими функциями. На светло-серой раздутой лжешее отсутствует подобие жабр, она сразу переходит в зеленоватое пятиконечное утолщение, тоже напоминающее морскую звезду. Внизу также находятся прочные мускулистые щупальца длиной около метра или больше. У самого туловища ширина их в диаметре составляет восемнадцать сантиметров, но к концу они утончаются, достигая не более шести с половиной сантиметров, и переходят в зеленоватую треугольную перепончатую „лапку“ с пятью фалангами. Длина ее — двадцать сантиметров, ширина у „запястья“ — пятнадцать. Эта лапа, плавник или нога, словом, то, что оставило свой след на камне от тысячи до пятидесяти-шестидесяти миллионов лет назад. Из внутренних углов пятиконечного нижнего утолщения также тянутся шестидесятисантиметровые красноватые трубочки, ширина которых колеблется от семи-восьми сантиметров у основания до двух-трех — на конце. Заканчиваются они отверстиями. Трубочки необычайно плотные и прочные и при этом удивительно гибкие… Более чем метровые щупальца с лапками, несомненно, служили для передвижения — по суше или в воде. Похоже, очень мускулистые. В настоящее время все эти отростки плотно обвиты вокруг лжешеи и низа туловища — точно так же, как и в верхней части… Но особенно обескураживает невероятно сложная и высокоразвитая нервная система. Будучи в некоторых отношениях чрезвычайно примитивной и архаичной, эта тварь имела систему ганглиев и нервных волокон, свойственных высокоразвитому организму. Состоящий из пяти главных отделов мозг был удивительно развит, наличествовали и признаки органов чувств. К ним относились и жесткие волосики на головке, хотя полностью уяснить их функцию не удавалось — ничего похожего у других земных существ не имелось. Возможно, у твари было больше чем пять чувств: с трудом можно представить себе поведение и образ жизни, исходя из известных стереотипов», — и Григорий Арсеньевич замолчал, внимательно разглядывая своих слушателей. Он словно ждал вопросов, но никто не решался нарушить зловещую тишину, повисшую в каюте.

Первой решилась нарушить тишину Рахиль Ароновна:

— Все это замечательно, только непонятно, какое это имеет отношение к нашей экспедиции.

— Смею заверить вас, самое непосредственное, — улыбнулся Григорий Арсеньевич. И улыбка у него вышла одновременно снисходительной и насмешливой, а потом словно невзначай, он сделал жест в сторону Грега.

Немец поджал губы, сделав вид, что не заметил этого паса, но когда пауза затянулась, он вынужден был прокашляться и потом нехотя заговорил:

— Да, эти твари очень опасны. К тому же они ядовиты, и уничтожить их можно исключительно с помощью огнемета. Никакое стрелковое оружие вам не поможет. Мы несколько раз сталкивались с такими тварями во время постройки Базы-211, — а потом продолжал, уставившись на Фредерикса, — надеюсь, господин Григорий, вы отдаете себе отчет, что по вашей просьбе я вынужден был раскрыть секретные сведения посторонним, тем самым нарушив директиву самого Карла Деница.

— Являясь представителем Гиммлера, вы никоим образом не подчиняетесь офицерам флота, которые могут нагородить и не такую чепуху, — отмахнулся Фредерикс, а потом с улыбочкой повернулся к комиссару: — Я ответил на ваш вопрос, товарищ Рахиль?.. Ну, будем считать, что молчание — знак согласия.

— Но откуда американец узнал такие подробности об этих тварях? Или он тоже участвовал в одной из антарктических экспедиций? — спросил Василий. Нет, если в дело замешаны еще и американцы, то бишь мировая Антанта, то его присутствие в экспедиции становилось совершенно объяснимо.

— Нет, — покачал головой Фредерикс. — Насколько мне известно, Лавкрафт никогда не покидал пределов США, но дело совсем не в этом. Чуть позже я объясню, как такое возможно, просто не станем забегать вперед, иначе мы окончательно запутаемся… Итак, много миллионов лет назад миром правили Старшие. И люди, созданные ими, отчаянно боролись, пытаясь освободиться от рабства. Одному из них, а может, это была целая секта — ныне это невозможно установить, удалось вызвать на Землю одного из Древних — принципиального противника Старцев. Это был Ктулху. Его земное плотское воплощение напоминает гиганта, покрытого неприятной зеленой слизью. Телом он напоминает человека, за спиной у него рудиментарные крылья, а голова… голова вроде огромного осьминога. Он прибыл на Землю в город Р'льех, но Старцам удалось усыпить его. Началась ужасная война, в результате которой изменился облик Земли, континенты сдвинулись и изменили очертания. Многие земли поднялись из воды, а многие ушли под воду. В том числе и таинственный Р'льех, где в храме Дагона на малахитовом троне до сей поры спит великий Ктулху. Но и Старцам досталось. Все их города оказались уничтожены, а остатки этого «божественного» племени скрылись в Антарктиде — на континенте, который, сменив свое местоположение, стал покрываться льдом. Туда же пришли и потомки Ктулху, хотя правильнее было бы называть их слугами. Гигантские разумные существа с головами осьминогов, питающиеся человеческой кровью. Они основали в Антарктиде город, который, по замыслу, должен был затмить великий Р'льех, став мостом между миром чудовищ и Землей, но… Дальше одни предположения, которые мы должны или подтвердить, или опровергнуть… Видите ли, в свое время во время постройки Базы-211 немцы, — тут Фредерикс вновь кивнул в сторону нашего гостя, — натолкнулись на сеть искусственных пещер, а потом неподалеку наши полярники обнаружили один город, скрытый глубоко под толщами льда. Несмотря на то, что это ныне самый древний город Земли — он был заложен несколько миллионов лет назад, благодаря холоду и искусству слуг Ктулху, — он неплохо сохранился. В том числе, согласно настенным надписям в пещерах, где ныне располагается немецкая база, именно в этом городе находится странное сооружение, назначение которого до сих пор точно не определено. Оно где-то в центре города, так сказать, установлено на центральной площади. Согласно одной из версий, это Врата, которые соединяют мир потомков Ктулху и нашу Землю, согласно другой — гигантский усилитель, с помощью которого можно установить связь между мирами. Естественно, одна из наших задач найти их и, если возможно, активировать… Кроме того, мы должны тщательно изучить город, тем более что в высших сферах было решено, что наши союзники, — вновь кивок в сторону Грега, — занимаются исключительно изучением Р'льеха, а мы, в свою очередь, не без их помощи организовали исследовательские работы в городе слуг Ктулху. И еще нами не был найден ни один живой потомок Ктулху, в то время как одичавшие и полностью деградировавшие Старцы встречаются на ледяных равнинах. Ныне, утратив разум и растеряв все знания своей некогда великой цивилизации, они не более чем животные, хищники, притом очень опасные… Вот, собственно, и все, что я имел вам сообщить. Более детально вы сможете ознакомиться со всеми материалами, прочитав работы Лавкрафта или Отто Гота. Кроме того, и я, и господин Грег с удовольствием ответим на любые ваши вопросы.

— Но вы так и не объяснили, откуда черпает свои знания этот американец… Лавкрафт, кажется, так вы его назвали.

Григорий Арсеньевич кивнул.

— Василий, узнаю вашу настойчивость и дотошность. Что ж… Как я уже говорил, Старцы погрузили Ктулху в сон, но не убили его. И Ктулху объявил, что сон для него благо и спать он будет до начала нового Эона. Слуги же его должны оберегать покой господина, однако… Ктулху способен воздействовать на разум человеческих существ, но его способность заглушается толщей воды, так что подвластны ему остаются сны особо чувствительных людей, к тому же существует и обратная связь… Человек, научившийся управлять своими снами, может многое узнать от древнего бога, если, конечно, не сойдет с ума при первом же контакте с этим ужасным существом… — Есть еще вопросы?

— Да, — неожиданно встрепенулась Катерина и, не глядя на свою «опекуншу», выпалила: — Я-то какое отношение имею ко всему этому?

Фредерикc задумался. Некоторое время он молчал, словно мысленно подбирая слова, но, видимо, так ничего и не выбрав, тяжело вздохнул.

— Не готов ответить… Пока не готов. Тем не менее поверьте мне, девушка, вы имеете ко всей этой истории самое непосредственное отношение, пока же могу сказать лишь одно: существо, изображенное на медальоне, который подарил вам отец, не осьминог. Это слуга Ктулху, а точнее, голова слуги Ктулху.

— Но ведь мы могли просто забрать медальон? — недоуменно спросил Василий.

— Все не так просто, мой юный друг, все не так просто…

— И еще я хотел спросить, почему именно мы? Следовало бы отправить в этот город ученых, исследователей, знатоков древних легенд.

— Смею заверить, со временем за этим дело не станет, а пока нужно расчистить им дорогу, определить значимость находок и прочее. Пока у нас есть лишь надписи в пещерах немецкой базы и неисследованный подземный лабиринт, который может вести в неведомый город Древних, а может и сам таковым являться.

Василию хотелось узнать, чем именно занимается профессор и какой именно точный прибор или приборы везет на далекий южный континент, но когда он открыл уже было рот, чтобы задать Григорию Арсеньевичу новый вопрос, где-то на корабле истошно закричали. Кричала, без сомнения, женщина, и вопль этот был переполнен ужасом.

— Что это? — вскочил со своего места Грег. В руках у немца, откуда ни возьмись, появился парабеллум.

Григорий Арсеньевич, метнувшись к шкафу, вывернул оттуда саквояж. Несколько секунд он возился с его замками, а потом извлек два длинноствольных револьвера чудовищного калибра.

— Герхард, вы отвечаете за женщин. Заприте дверь и никому не открывайте, — распорядился он.

— Но я… — начал было немец.

— Вы — иностранный подданный, наблюдатель, и мы не имеем права подвергать вашу жизнь опасности, — парировал все возражения барон. Потом, резко повернувшись к Василию, спросил: — Пистолет с собой?

Василий покачал головой, тогда Григорий Арсеньевич протянул ему один из своих длинноствольных револьверов.

— Держи и помни, у тебя всего шесть выстрелов… Готов… Пошли… — и оба они разом метнулись к двери, но возле нее Григорий Арсеньевич чуть замешкался, пропуская Василия вперед. — Герхард, заприте двери и никого, кроме нас, не пускайте. Но и в этом случае убедитесь, что ни я, ни Василий не инфицированы.

Немец кивнул, словно понимал, о чем шла речь.

Вопль повторился, и это словно подстегнуло Василия. Не дожидаясь Григория Арсеньевича, он понесся к корме, пытаясь сообразить, на какой палубе кричали.

В коридорах никого не было, но ближе к корме он заметил двух здоровенных матросов в белых костюмах, которые, очевидно, бежали туда же, куда и он. Не слишком хорошо зная корабль и боясь заблудиться среди бескрайних коридоров, Василий пристроился им в хвост. Однако моряки, привыкшие к узким коридорам, двигались много быстрее.

Еще один поворот, еще одна дверь, лесенка наверх, и новый лабиринт бескрайних переходов. И тут раздался еще один крик. В этот раз он был просто оглушительным. Кричали где-то рядом. Моряки остановились. Только сейчас Василий разглядел, что один из них вооружен обыкновенным револьвером, а другой сжимает в руках пожарный багор.

Вот и нужная дверь. Матрос, тот, что пониже, с револьвером, рванул ручку и шагнул в каюту, его спутник последовал за ним. Василий остановился на пороге, из-за спин дюжих матросов не в состоянии разглядеть, что там происходит. А потом его взгляд скользнул вниз на пол, по которому растекалась лужа темной, густой жидкости. Кровь. Он узнал ее сразу, слишком много смертей повидал Василий на своем коротком веку.

Взяв пистолет наизготовку, он шагнул вперед. Он уже знал, что случилось что-то ужасное, и какими бы храбрыми ни были эти матросы, они явно были не готовы к встрече с тем, что поджидало их в этой каюте. А потом, словно сметенные рукой великана, храбрецы повалились на Василия, сбив его с ног. Револьвер вылетел из его руки, и Василий со всего маха приложился спиной об пол коридора. Боль была сильной, но это ерунда. Много хуже было то, что он выронил оружие, а впридачу на него рухнул один из матросов. Яростно молотя руками и ногами, Василий сдвинул неподвижное тело, голова матроса качнулась, и на Василия уставились мертвые, пустые глаза. Лицо несчастного скривилось от ужаса, превратившись в чудовищную, нечеловеческую маску. Этот человек секунду назад был жив, а теперь мертв, и что самое ужасное, у него вырвали часть живота и теперь кровь и внутренние жидкости вместе с кишками выплеснулись на Василия. Весь в крови и ошметках чужой плоти, он ерзал на ковре, пытаясь подняться, а тварь, убившая матросов (второй тоже, скорее всего, был мертв), метнулась к нему, сжала в смертоносных объятиях. Судя по остаткам платья, это была горничная, только ее белоснежный передник стал красным от крови, и голова… голова ничуть не напоминала голову женщины. Из щек и подбородка вытянулись розовые отростки, увенчанные зубастыми присосками. Они шевелились, словно обладали собственной жизнью, и тянулись, тянулись к лицу Василия. «Медуза Горгона, да и только, — подумалось ему. — Нет, у той змеи были вместо волос, а лицо было божественно прекрасно…» Содрогаясь от отвращения, он попытался подобрать ноги под себя и отшвырнуть тварь, но сделать это оказалось не так-то просто. В какой-то миг он ухватил тварь за руки и закричал от омерзения — костей в руках не было. На них были те же самые присоски. Они, словно гигантские Щупальца, стали обматываться вокруг кулаков Василия, пытаясь сломать ему пальцы. Еще чуть-чуть, и он уже готов был поддаться, разрешить плотоядным присоскам впиться в него.

И тут где-то рядом, над самым ухом, громыхнуло. В тот же миг половина головы твари превратилась в кровавое месиво, забрызгав лицо Василия смесью из крови, мозга и костной крошки. Мгновение чудовище еще сжимало оперативника в своих смертоносных объятиях, а потом кольца разжались.

— Минус раз, — объявил знакомый голос.

Рванувшись изо всех сил, Василий чуть приподнялся на локтях, но, поскользнувшись на залитом кровью полу, рухнул назад, больно ударившись затылком. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, ухмыляющийся Григорий Арсеньевич с револьвером, из ствола которого тянулась тонкая струйка дымка.

Загрузка...