Льды Ктулху

Глава 5 ЗОВ КТУЛХУ [1938]

Огромное помещение. Оно простиралось насколько хватало глаз, и тем не менее пространство казалось крошечным, замкнутым. Пол — камень, отполированный до зеркального блеска, — сверкал в свете факела — единственного источника света. Больше всего Василий боялся, что этот факел потухнет, что налетит сильный ветер, полыхнет последний раз огонь, а потом будет кругом лишь маслянистая мгла. На мгновение Василий оглянулся. Нет, никого рядом не было, и шаги его грохотом отзывались в этом пустом зале, затерянном в пространстве и во времени.

Пока Василий рассуждал, ноги сами несли его вперед, все дальше и дальше от спасительного входа-выхода. Или не существовало никакого входа — выхода, а был только зал — бескрайний зал.

Неожиданно впереди сгустились тени. Там возвышалось что-то большое… нет, огромное… гигантская скульптура. Трон, на котором восседал… восседал… В скудном свете факела нельзя было хорошо рассмотреть гигантскую скульптуру, — Василий видел лишь колени сидящего гиганта. Торс, голова, руки — все скрывалось во тьме. Однако и этой части скульптуры оказалось достаточно. Фигура была не просто омерзительна, она была богопротивна, противоречила всем законам человеческой логики. При этом невозможно было понять, откуда возникает это ощущение… И одновременно она привлекала, не давала отвести взгляд, гипнотизировала. Но в чем причина такого странного воздействия — в мастерстве неведомого скульптора или в самом камне — странном зеленоватом полупрозрачном камне, увитом розовыми прожилками?

Василий подошел ближе и остановился в нескольких метрах от большого пальца каменного колосса. Этот палец возвышался над ним, словно огромный холм. «Какой же высоты должен быть гигант, если он встанет и выпрямится во весь рост», — подумал Василий. Он хотел переложить факел в правую руку, чтобы поднять повыше и получше рассмотреть каменное чудовище, и ощутил, что сжимает в правой руке какую-то вещицу. Что-то мелкое, целиком помещающееся в кулаке. Разжав пальцы, он поднес ладонь к свету. Медальон! Медальон Катерины! Откуда он взялся? Василий мгновение рассматривал его, а потом вновь посмотрел на статую, и у него возникло странное ощущение, что медальон в его руке и каменный колосс как бы связаны. Тогда Василий вновь начал внимательно изучать медальон. Нет, тот был точно таким же, как тогда, в первый раз, когда он увидел это украшение.

И тут факел начал гаснуть. Василий запаниковал. Ведь если он окажется во тьме, непременно произойдет нечто ужасное, нечто чудовищное, вот только что именно? А огонь становился слабее и слабее, и все попытки Василия распалить факел оказались напрасны. Еще мгновение, и тьма накатила ватным одеялом забвения. Все закружилось. Василий почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он покачнулся, выставил вперед руки, стараясь смягчить неминуемое падение… и вместо этого рухнул в никуда…

Василий никак не мог открыть глаза. Голова болела страшно, а самое главное, он не помнил ни кто он, ни где он.

Постепенно воспоминания начали возвращаться.

…Он услышал крик, побежал. Потом два мертвых стюарда, лужа крови и это чудовище с нечеловеческим обликом… Откуда оно могло взяться на корабле? Василий попытался логически размышлять, но из этого ничего не вышло. Слишком сильно болела голова.

Да что с ним такое, в конце концов?

Превозмогая головную боль, Василий сжал пальцы правой руки, потом левой. «Так, с этим все в порядке, руки на месте. Теперь ноги. Тоже хорошо»… Еще одно невероятное усилие, и он уставился в потолок. Потолок каюты. Значит, он все еще на корабле. Отлично. Теперь надо попробовать сесть.

— Мистер Вильямс, хи кромес ео еру сэнсес, — голос был незнакомым, выговор странным, а слоги не складывались в знакомые слова.

— Гуд. Я гоу…

И над Василием навис дородный усатый седой мужчина. Черты лица у него были мясистые, глазки маленькие, свинячьи, глубоко запавшие в глазницы, над которыми нависали кустистые седые брови. Зачесанные назад волосы и безвольный, вдавленный подбородок придавали незнакомцу сходство с английским эсквайром.

— Доброе утро, господин Кузьмин, — продолжал незнакомец на ломаном русском.[3] Рад представиться, хотя мне жаль, что знакомство наше состоялось в столь неподходящий момент. Меня зовут Роджер Аллен Вильямс. Я являюсь одновременно детективом и начальником охраны этого судна, — он замолчал, словно ожидая, что Василий в свою очередь представится, только в этом не было никакой необходимости. Господин Вильямс и так отлично знал, кто перед ним. — Мне очень жаль, что я вынужден побеспокоить вас, когда вы еще не оправились и находитесь в столь печальном состоянии, — продолжал Вильямс. — Однако, несмотря на вашу болезнь, я вынужден нарушить ваш покой для того, чтобы задать вам несколько вопросов. Если вы помните, на корабле случилось чрезвычайное происшествие…

Василий кивнул.

— Да, — хриплым голосом подтвердил он.

— На корабле погибли люди, и я, прежде чем предоставить вам возможность встретиться с соотечественниками, должен задать вам несколько вопросов. Только прошу вас, говорите медленнее. Согласитесь, ваш язык довольно трудный, а я не хотел бы пропустить каких-то деталей. Сначала расскажите мне обо всем, что случилось.

Василий облизал пересохшие губы. Сейчас ему меньше всего хотелось беседовать с представителями закона.

— Хорошо… — наконец с большим усилием выдавил он. — Но сначала дайте попить.

Детектив кивнул, и тут же, словно по мановению волшебной палочки, появился бокал холодной, прозрачной минералки. Василий, конечно, предпочел бы кружку пива или на худой конец хмельного кваса, но откуда таким напиткам взяться на южноамериканском трансатлантическом лайнере?!

Глотнув, Василий чуть приподнялся на локтях и осмотрелся. Судя по обстановке, он и в самом деле находился в медицинском отсеке, и кроме господина Вильямса, в каюте никого не было.

— Так что вы хотели услышать?

— Все, что произошло вчера, по порядку.

Василий задумался. Без сомнения, детектив понятия не имел об их миссии, конечном пункте назначения и прочем, а посему лишнего говорить тоже не следовало.

— Мы находились в каюте господина Фредерикса… — назвать батьку Григория «товарищем» у Василия язык не повернулся.

— Мы?

— Да. Товарищ Кошкина с «племянницей», господин Фредерикс и господин Грег.

Детектив инстинктивно кивнул. Видимо, это совпадало с тем, что рассказывали ему другие очевидцы.

— Потом раздался этот ужасный крик, — продолжал Василий. — Мы, то есть я и господин Фредерикс, отправились посмотреть, что случилось, но ваши стюарды, или кем они там были, опередили нас. Когда я подбежал, они уже открыли дверь каюты, а потом…

Тут Василий запнулся. Что случилось дальше? Он помнил, как повалились мертвые стюарды, как на него прыгнула горничная… нет, это была вовсе не горничная, а какое-то чудовище. Могло ли это произойти на самом деле? А может, это всего лишь плод фантазии — результат удара головой. Но почему он ударился, если на него никто не нападал? Василий замялся, пытаясь разобраться в собственных чувствах.

Или реальностью был тот сон? Но откуда на корабле — а в том, что он на корабле, Василий не сомневался — мог взяться такой огромный зал? Нет, это просто невозможно. А чудовище с щупальцами вокруг рта? Теоретически оно тоже не может существовать. Но… Один из уроков жизни, который Василий усвоил давным-давно, гласил: «Если ты считаешь, что чего-то не существует, не факт, что этого не существует на самом деле». Но что сказать детективу. Правду? Не стоит. Ведь чудовище может оказаться плодом его воображения, а в таком случае, если он станет настаивать на его существовании, его просто-напросто запишут в сумасшедшие. Неприятная перспективка… Врать… Вот только что рассказали остальные, например, батька Григорий? Правду? Сомнительно. Значит, соврали. Значит, и мне не стоит откровенничать. Я должен тем или иным способом подтвердить слова батьки. Вот только что он сказал этому придурку… Но прежде всего, чтобы хоть как-то сгладить затянувшуюся паузу, Василий закашлялся, потом хриплым голосом простонал:

— Еще воды, — и хлебнув из предложенного ему стакана, добавил. — Не пойму, что-то странное с горлом.

— Не беспокойтесь, когда мы закончим, корабельный доктор еще раз вас осмотрит.

— Так вот… На чем это я остановился…

— Вы остановились на том месте, когда стюарды открыли двери каюты.

— Да… да… Когда я подбежал, стюарды были внутри… А потом их словно что-то с ног сбило…

— «Словно сбило» или сбило? — уточнил детектив.

— Сбило. Они повалились на меня, а я этого не ожидал и тоже упал… видимо, не совсем удачно. Да вы спросите у них.

Детектив какое-то время молчал, что-то обдумывая, а может, пытаясь понять, не упустил ли он какого нюанса из-за языкового барьера.

— Видите ли, спросить у стюардов довольно затруднительно…

— ?..

— Они мертвы… А кто стрелял? — последний вопрос детектив произнес очень быстро, явно надеясь застать Василия врасплох.

— Стрелял? — Василий постарался скорчить гримасу удивления. — А что, кто-то стрелял? Я не помню. Видимо, я ударился головой об пол и отключился. Хотя… хотя, может быть, и я стрелял. Видите ли, у меня в руке был револьвер. Сами понимаете, времена у нас такие, тем более этот крик… Вы же сами наверняка его слышали. Мороз по коже, и только… А я, когда головой треснулся, мог совершенно непроизвольно на курок надавить. С предохранителя-то я револьвер снял.

— Нет, — покачал головой господин Вильямс. — Вы не стреляли. У вас в барабане все шесть пуль… И знаете, пули эти довольно странные…

— Бабушка у меня суеверная, вот, наверное, и подсунула мне…

— Не порите чепуху! — взвился детектив, но тут же успокоился, взяв себя в руки. — Хорошо, последний вопрос. Где в это время находился барон Фредерикс?

— А барон… Ну, я же говорил, он побежал следом за мной, — совершенно спокойно продолжал Василий. — Вы знаете, я так устал, может быть, мы продолжим в другой раз? Я сейчас с удовольствием поспал бы или выпил чашечку кофе.

— Прекратите! — сыщик покраснел, словно помидор. Он готов лопнуть от возмущения. — На корабле произошло убийство. Погибло четыре человека, а вы здесь… — и он замолчал, не в силах подобрать нужные слова.

— Четыре человека! — и Василий с наигранным сожалением покачал головой. — Ай-я-яй! Да ведь это настоящая бойня. И как такое могло случиться?

— Это вы мне скажите! Хватит строить из себя дурака! Что там произошло? Почему голова горничной превратилась в кровавое месиво? Кто еще был на месте преступления? Где был в это время барон Фредерикс?

— Ах, так много вопросов… — покачал головой Василий. Он постарался придать своему лицу задумчиво озабоченный вид, но едва ли это у него получилось — на самом деле он с великим трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Происходящее забавляло его, дальше некуда. — Скажите, на какой вопрос мне отвечать в первую очередь?

— Что там случилось? — казалось, еще пара минут, и детектива хватит удар.

— Что там случилось… — задумчиво протянул Василий, закатив глаза. — Ах, да, вы же сами сказали «убийство». Убито четверо.

Детектив заскрежетал зубами.

— Где в это время был барон Фредерикс?

— На корабле.

— Это я и сам знаю! Где конкретно?

— Вы задаете нелогичные вопросы. Откуда мне знать, где был барон, если я ударился головой и потерял сознание?.. Да он побежал следом за мной, но, если вы заметили, он слегка старше, лет так на двадцать… Так что угнаться за мной он точно не мог. А так как корабль настоящий лабиринт, то он наверняка заплутал. Я бы и сам не вышел к месту происшествия, если бы не ваши стюарды… А потом, потом я ударился головой…

Детектив встал и, отмахнувшись от Василия, направился к двери.

— Но у вас же были еще вопросы?

— Потом, — фыркнул мистер Вильямс, закрывая за собой дверь каюты медотсека.

Василий повалился назад на подушки. «Отлично, теперь этот козел не скоро решится ко мне приставать по новой», — подумал он.

— Подъем! — голос был звучным, раскатистым, и звучала в нем некая сила убеждения, которая, наверное, подняла бы Василия и со смертного ложа, будь в этом настоятельная необходимость. — Разленился. Лежишь здесь, бока отлеживаешь. Давай, вставай, все тебя уже давно ждут.

Василий поежился и сел в кровати, уставившись на батьку Григория.

— Давай, давай! — подстегнул тот. — Все уже собрались у меня в каюте… Я бы раньше тебя поднял, да этот детектив прицепился ко мне, как банный лист.

Василий осторожно спустил ноги на пол, голова закружилась, перед глазами все поплыло. Когда же пол и потолок заняли свое привычное положение, Василий медленно поднял правую руку и начал ощупывать затылок. Нет, все было на месте, только на затылке оказалась огромная шишка.

— Хватит себя ощупывать и жалеть, — все тем же бодрым, не терпящим возражений голосом продолжал барон Фредерикс. — Вон на стуле одежда. Револьвер на столе. Я жду тебя в коридоре, и поспеши. События не терпят промедления, мы и так уже по твоей милости и благодаря этому несносному детективу потеряли сутки.

— Сутки? Я что, сутки проспал?

— Почти… Хотя какое проспал. Господина Вильямса ты довел до белого каления. Не знаю уж, что ты ему наговорил, но когда я увидел его после беседы с тобой, он был красным, как ваше пролетарское знамя, и пыхтел, как изношенный паровоз… Давай… Давай, одевайся. Нам предстоят великие дела, — и, насвистывая себе под нос какую-то веселую мелодию, батька Григорий вышел.

Василию ничего не оставалось, как повиноваться. Хотя в подобном подчинении была своя прелесть. Всегда приятнее быть ведомым, чем самому играть первую скрипку. Вот спроси кто сейчас у Василия: «Что делать?» И что бы он ответил? Пожал плечами и промямлил «Не знак»… А батька, он как старший товарищ, всегда знал. «Хотя какой он мне товарищ… Тьфу!» — с досадой подумал Василий.

Кое-как одевшись и затянув ремень, Василий подхватил со стола револьвер. В барабане, как можно было предвидеть, не было ни одной пули. Вспомнив корабельного детектива недобрым словом, Василий сунул бесполезное теперь оружие за пояс и направился к двери. Барон ждал его, смоля сигарилью.

— Я вижу, вы, молодой человек, не торопитесь. Я уже давно заметил, что служба Советам не идет людям на пользу. Прослужив полгода в любом советском учреждении, даже самый культурный и воспитанный человек познает азы хамства, необязательности; ему становится наплевать на нужды товарищей, он учится хапать и подгребать под себя…

— Прекратите антисоветские речи…

— Что ты, какая же тут антисоветчина, Василек, это всего лишь констатация фактов.

— Вас послушать, так монархизм — лучший строй, — продолжал Василий, одергивая куртку. — Я готов…

— Пошли, — кивнул барон. — Что же до монархизма, то России нужна крепкая рука, нужен царь, который одним своим словом может усмирить хитрецов, тех, что найдут лазейку в любом законе. Русский человек хитрый, но не по-восточному, а по-своему. Восточный человек лжив и продажен, наш такой же, но только он искренне верит в то безумие, что творит… — продолжал барон на ходу, мерно попыхивая сигарильей. — Ты, Василек, слишком молод, чтобы осознать всю глубину падения России, но пойми, рано или поздно ты столкнешься с государственной машиной коммунистов, и каким бы преданным последователем идей Троцкого и Сталина ты бы ни был, эта машина перемелет тебя. Потому что для машины ты — ничто, пустое место…

Василий же слушал рассуждения барона вполуха, он знал о его антисоветских взглядах, но… если его руководство, оставляя барона на свободе, смотрит на них сквозь пальцы, значит так оно и должно быть. Главное не усомниться…

В каюте барона и в самом деле собрались все, кроме профессора. После обмена ничего не значащими приветствиями все заняли свои прежние места. В какой-то момент у Василия появилось странное ощущение, словно ничего на самом деле не случилось. Что не было суток, проведенных в постели, и того чудовища, с которым он столкнулся в коридоре.

— И все же, господин Фредерикс, вы считаете, что это был один из пособников Ктулху? — начал было немец.

— Без сомнения, — кивнул батька. — Слуга Ктулху. Чем дольше ты служишь Древним, тем больше ты начинаешь походить на него.

— Вы хотите сказать, что если я вступлю в эту секту и стану пару лет поклоняться этому чудовищу, у меня вырастут щупальца на лице и подобие крыльев?

— Примерно так, — согласился барон. — Хотя для этого может и не понадобиться двух лет. Все может произойти много быстрее.

— Слушая ваши разговоры, можно подумать, что вы бредите! — фыркнула комиссар. — Мы живет в начале двадцатого века, в век Прогресса и Науки, когда Природа покоряется Человеку. А вы несете чепуху. Слуги Ктулху! Нет, я поверю, что несколько сектантов пробралось на корабль и могут попытаться нам помешать, но что реальны потусторонние силы, о которых вы все время тут говорите… Ладно, пусть подо льдами нашли древний город, но при чем тут вся эта чертовщина?

— Хорошо, товарищ Кошкина. Когда кто-нибудь из слуг Ктулху решит вами отобедать, я вмешиваться не стану, — фыркнул барон.

— Но ведь вы могли развеять все наши сомнения, если бы представили труп этой горничной, — встряла в разговор Катерина.

— Мог бы, если бы их высочество Вильямс не забрал тело. К сожалению, корабельный детектив очень несговорчив, а на данном судне вверенные мне мандаты властью не обладают.

— Но ведь что-то можно сделать? — спросил Василий.

— Конечно, — согласился Григорий Арсеньевич. — Конечно… В первую очередь, нам нужно попробовать не заполучить труп, а найти старшего слугу. Того, кто принес заразу Ктулху на этот корабль, кто заразил убитую этим…

— Она могла встречаться с представителем Ктулху на берегу, — объявил Герхард Грег.

— Нет, — покачал головой Григорий Арсеньевич. — Если бы это случилось на берегу, она бы выглядела много хуже.

— Хуже?

— Много хуже, — вновь задумчиво повторил Григорий Арсеньевич. — Истинные или Старшие слуги Ктулху выглядят ужасно, иначе зачем все эти Карнавалы? Однако в обычной жизни, пока их не разозлишь, они с легкостью маскируются под обычных людей. Их практически невозможно отличить.

— Да, — согласился немец. — Они как люди, пока не доберутся до настоящих людей и не начнут пожирать их плоть…

— Вы хотите сказать, что будут еще жертвы? — ужаснулась комиссар.

— Без сомнения, — кивнул батька. — И было бы неплохо попытаться их остановить.

— И как вы собираетесь это сделать? — поинтересовался немец.

— Есть у меня один план, — усмехнулся батька. — И поможет мне в его осуществлении наш профессор. Думаю, нам всем стоит заглянуть в его «лабораторию». Профессор Троицкий — один из крупнейших специалистов по этим тварям. Ему известны нюансы, о которых мы даже не подозреваем. Думаю, он предложит нам какой-нибудь приемлемый способ.

— Вы уверены?

— Ну, другого шанса у нас нет. Надо попробовать, и если Иван Иванович сможет помочь нам, будет замечательно, а если нет… что ж, придется придумать что-то самим, хотя лично я не представляю, что тут можно изобрести… А раз так, к профессору! А вы, дамы, — повернулся он к дивану, на котором расположились Рахиль Ароновна и Катерина, — оставайтесь здесь. Эта каюта защищена должным образом, в отличие от вашей обители, так что тут вам нечего опасаться.

— Что значит «оставаться здесь»? — вспыхнула комиссар. — И эта ваша «защита»! Моя каюта, точно так же, как и ваша, запирается на ключ, дубль которого хранится у администратора…

— Боюсь, если мы станем вдаваться в подробности, то разойдемся в вопросах духовных и материалистических, — перебил ее Григорий Арсеньевич. — Однако можете мне поверить на слово, эти вурдалаки в мою каюту не сунутся. Еще вопросы есть? Нет, что ж, тогда Василий и вы, господин Грег, за мной. Навестим старичка профессора, заодно и выясним, на что способна его хваленая аппаратура.

— Есть другой вариант, — остановил барона Грег. — Можно все оставить, как есть. Зачем нам рисковать и вмешиваться в происходящее? В любом случае скоро мы пересядем на корабль, полностью находящийся под нашим контролем. Эти «оборотни» на борт не попадут. Но если вы решили объявить им войну…

— Я не полномочен ни объявлять войну, ни заключать перемирие, — отрезал Фредерикс. — Но… Кто-то подсылает к нам своих кровожадных агентов. Вон, наш Василий едва не погиб. Какова его цель — неизвестно, и единственно разумное решение, которое мы можем принять, — максимально обезопасить себя. Как говорится, кто не с нами, тот против нас.

Возле дверей каюты профессора собралось несколько стюардов. А может, это был кто из команды, — Василий не очень-то разбирался в лычках бразильского флота.

Фредерикс знаком приказал своим спутникам остановиться поодаль.

— Похоже, здесь намечается представление, — объявил он. — Что ж, займем места в первом ряду.

Ни Василий, ни господин Грег не возражали.

Тем временем тот стюард, или кто он там, — тот, который командовал остальными, решительно постучал в дверь.

— Плиз, оупен, — а потом для верности повторил на русском. — Пжалуйста, откройите.

Его русский был таким беспомощным, что Василий едва сдержал смех.

— Во-первых, я могу не знать английского, — донеслось из-за двери. — А во-вторых, я не собираюсь вам открывать! С какой стати! Каюта является моей суверенной территорией. Я, точнее, мое партийное руководство, заплатило за нее, и вы не имеете правда вторгаться ко мне. Это равносильно объявлению войны.

— Ви залить нижнюю кают, — продолжал стюард.

— Ничего не знаю. У меня все в порядке. А после вашего прошлого вторжения я… — дальше все прозвучало слишком неразборчиво.

— Ешли вы не открывать, мы ломать дверь…

— Похоже, ваш гений решил затопить корабль, — усмехнулся Василий.

— Да, ситуация требует нашего поспешного вмешательства, — согласился Григорий Арсеньевич, — и, ни к кому конкретно не обращаясь, объявил: — Представление окончено, — а потом решительно подошел к собравшимся у дверей каюты. — Разрешите, милейшие…

Стюарды расступились.

Барон решительно постучал в дверь.

— Иваныч, хватит дурить, — приказал он. — Открывай…

— Не слышу!

— Если ты сейчас не откроешь, я прикажу взломать дверь, а потом тебе уши надеру! — рявкнул барон.

— А, это вы, Григорий Арсеньевич, — залепетали за дверью. — Не признал сразу, не признал… Долго жить будете. Вы бы сразу сказали, что это вы, я бы сразу дверь и открыл, а то ломать… ломать…

Послышался звук передвигаемой мебели.

— Я сейчас… сейчас… Просто, понимаете, пришлось запереться от этих варваров… — и вновь что-то заскрежетало самым неприятным образом. — Вот уже все… Открываю, открываю.

Дверь и в самом деле приоткрылась, но барон, не дожидаясь, пока она откроется до конца, пнул ее ногой. Та распахнулась. На пороге стоял Иван Иванович Троицкий. В этот раз он был в грязном белом халате, на носу поблескивало крошечное пенсне, а его длинные седые волосы стояли торчком, словно он только что получил разряд вольт в триста.

— Рад приветствовать вас, Григорий Арсеньевич. Разрешите полюбопытствовать, чем обязан вашему визиту? — и покосился на стюардов, словно только что их заметил.

— Судя по словам этих достойных моряков, — кивок в сторону стюардов, — вы, Иван Иванович, заливаете каюту внизу. Хотя, хоть убей, не понимаю, как такое может быть, — прибавил Григорий Арсеньевич себе под нос. — Ведь переборки водонепроницаемы. Впрочем, посмотрим, — и, решительным движением отодвинув в сторону профессора, он вошел в каюту.

Василий устремился за ним следом, а немец, только переступив порог, резко обернулся и захлопнул дверь перед носом членов команды, а потом для верности дважды повернул собачку замка.

— Вот и славно, трам-пам-пам, — заключил Григорий Арсеньевич после того, как бросил взгляд через плечо и убедился, что немец выполнил все четко. — Ну а теперь, Иван Иванович, проследуем в ванну. В первую очередь, нужно остановить потоп, а то эти варвары и в самом деле вломятся к вам в каюту.

Но «проследовать в ванну» оказалось не так уж просто. Сама по себе каюта была небольшой, и профессор использовал все свободные горизонтальные поверхности, чтобы разложить свои приборы, химические колбы, книги, большая часть которых лежала открытой, ощетинившись многочисленными закладками.

— Вижу, вы времени даром не теряете, — заметил Григорий Арсеньевич, пытаясь протиснуться мимо прибора, напоминавшего гигантский амперметр, и груды колб, реторт и прочей химической посуды. Вся она соединялась в странный перегонный аппарат, на выходе выдававший зеленоватую жидкость.

Ванна же являла собой поистине удивительное зрелище. Сама чугунная, она до краев была наполнена некой полупрозрачной зеленоватой субстанцией, напоминающей желе. Кран же оказался вывернут, и вода лилась прямо на пол ванной комнаты, в центре которой в полу было высверлено несколько отверстий.

— Что это такое, Иван Иванович? — в недоумении спросил Григорий Арсеньевич.

— Это? — профессор с удивлением уставился на отверстия в полу, как будто видел их в первый раз. — А… — протянул он, — это. Это слив.

— Но зачем?.. — начал было Григорий Арсеньевич, но профессор перебил его.

— Без слива никак нельзя. Вода слишком быстро накапливается.

Барон взглянул еще раз на затопленную ванную, потом прошествовал к двери и, открыв замок, распахнул ее. Стюарды были еще тут. Выудив из внутреннего кармана плаща пачку купюр, он протянул их старшему.

— Можете убирать, — а потом отступил в сторону, пропуская их в каюту.

Профессор попытался было загородить дорогу, крича что-то о великих научных достижениях, но Грег, подобравшись сзади, с легкостью подхватил его под мышки и отодвинул в сторону. Тем временем Григорий Арсеньевич вновь обратился к старшему стюарду.

— У вас здесь поблизости есть пустая каюта, где мы могли бы переговорить с профессором? — и он кивнул в сторону Троицкого, который все еще тщетно пытался освободиться из захвата немца.

Стюард замялся, и лишь когда еще несколько купюр перешли из рук в руки, согласно кивнул.

— Номер три тысяч двадцать одно. Там открыт.

— Замечательно.

Григорий Арсеньевич кивнул, и все следом за ним покинули каюту профессора.

Через пять минут они уже сидели в обычном, чистом номере, однако профессор не переставал возмущаться:

— При всем моем к вам уважении, Григорий Арсеньевич, должен заметить вам, что вы сорвали уникальный по своей сути эксперимент…

Наконец Фредерикс не выдержал:

— Заткнись! — рявкнул он, нависнув над профессором. — Не один эксперимент не оправдывает жизни в г…! — Дальше он в нелицеприятной форме рассказал обо всем, что думает относительно «подобной науки», «недоносков, которые позорят русских как нацию» и так далее. И надо сказать, что отстраненно слушая этот эмоциональный монолог, Василий, несмотря на близость к рабочим кругам, узнал много новых слов и выражений. Наконец Григорий Арсеньевич выдохся и голос его стал более спокойным. — Но собственно явились мы, Иван Иванович, не для того, чтобы из срача тебя вытаскивать. Мы подозреваем, что на корабле есть агенты — создания Ктулху, тщательно маскирующиеся под обычных людей. Они, как вампиры, пуская кровь обычных людей, вербуют себе помощников, причем превращение…

— Да что вы мне это рассказываете! — фыркнул Троицкий. — Будто я не знаю! Но только зачем они тут объявились? В чем суть их миссии? Наблюдать за нами?

Фредерикс покачал головой.

— Нам это неизвестно. Единственное, что приходит в голову: в городе под толщей антарктического льда есть что-то такое, что сильно их интересует.

— И как они собираются проникнуть в Антарктику? Нам по дороге туда предстоит по крайней мере две пересадки, и то, что на борту самолета, который должен доставить нас на Базу-23, посторонних не будет, я гарантирую.

— Значит, это будет кто-то из нас.

— Но когда случилось убийство, мы были вместе… — возразил Василек.

— Инфицирование, то есть посвящение горничной, должно было произойти чуть раньше. Поэтому будем считать, что ни у одного из нас нет алиби, — и Григорий Арсеньевич внимательно обвел взглядом собравшихся. — Собственно говоря, профессор, мы пришли к вам, чтобы задать только один вопрос: существует ли какой-нибудь способ выявить адептов Ктулху?

Профессор задумался.

— Ну, если они сами не желают явить свое истинное лицо, то… если вы имеете в виду «обращенных», а не рожденных, то они принимают свой истинный облик лишь на время приема пищи и после смерти.

— Надеюсь, вы не станете предлагать нам перестрелять друг друга, чтобы определить «засланного казачка»?

— Нет, конечно… Я понимаю… Это не выход. Хотя, быть может, есть еще один способ: дело в том, что все эти твари — порождения великого Ктулху, который, согласно мифам, спит где-то в глубине Тихого океана. Но прежде, чем он попал туда, он прошел Врата, получив на то соизволение Азатота. Но одно из имен Азатота — «Ядерный Хаос», и судя по тому, какую смерть обретают те счастливчики, кому «повезло» пообщаться с ним, он… он излучает что-то вроде х-лучей. Точнее сказать не могу. Поскольку Ктулху и Азатот — боги одного пантеона, и от Ктулху должно фонить за километр. А следовательно, остаточное излучение должно присутствовать и у его эмиссаров…

— И вы, профессор, могли бы определить, от кого «фонит» на этом корабле?

— К сожалению, нет, — покачал головой Троицкий. — Тут у меня нет должного оборудования.

— А как сложно будет его достать по прибытии в Бразилию?

Профессор пожал плечами.

— Если кто-то в местном университете занимается исследованием х-лучей, то тогда возможно. Если нет… — тут он снова пожал плечами. — Я могу написать вам список всего самого необходимого, но смею заверить, в аптеке вы это не купите.

— Немецкое консульство? — Фредерикс перевел взгляд на Грега.

— Мои соотечественники не ведут исследовательских работ на территории Нового Света. Единственное, что я могу предложить, так это отправить телеграмму в Берлин, чтобы они собрали все необходимое и выслали ближайшим же кораблем, следом за нами. В таком случае мы получим все необходимое через три-четыре дня после прибытия в Бразилию.

— Да еще… — неожиданно встрял профессор. — Существует еще один способ, но он непроверенный и может привести к непредсказуемым результатам.

— ?..

— Изучая физическую природу «богов» Ктулху, я в первую очередь задался вопросом: каким образом общаться с Древними, если встреча с ними все же произойдет. Изучая древние рукописи, в том числе и «Некрономикон», я пришел к выводу, что возможно создать механизм, который воспроизводил бы «Зов Ктулху».

— Зов Ктулху?

— Да, — кивнул профессор, — призывный зов верховного божества. По идее, все создания Ктулху должны откликнуться на зов своего господина, вот только кто может явиться к вам в гости?.. К тому же это мое изобретение еще не опробовано и может запросто не работать. Так как оно было собрано согласно указаниям древней книги… а мне пришлось использовать современные материалы, так как даже в Ленинграде не достать…

— Хватит, замолчите! — приказал Григорий Арсеньевич. — Дай вам волю, вы заговорите нас не хуже любого создания Ктулху, — и он с подозрением обвел взглядом своих троих товарищей.

Василию этот взгляд не понравился. Если говорить честно, то в глубине души он всегда побаивался барона и преклонялся перед ним. Ну а как вы бы стали относиться к человеку, который мог в одиночку спуститься в ад шогготов и вернуться оттуда или в одиночку вступить в бой со стаей волков-оборотней?

— Значит так, вы, профессор, пишите список всего необходимого и постарайтесь ничего не забыть. Потом вы, Грег, пойдете в радиорубку и свяжитесь с Берлином. А мы с Васильком тем временем посмотрим, что там за прибор у профессора. Да, и должен всех вас предупредить. Ситуация напряженная, если кто-то из вас делает ошибку, то я автоматически расцениваю его как пособника Древних и поступаю с ним соответствующим образом.

— Но…

— Постарайтесь не ошибаться.

Прибор профессора выглядел набором различных предметов, связанных друг с другом самым странным образом, и совершенно не внушал доверия. Если бы кто-нибудь спросил мнение Василия, то тот совершенно определенно заявил бы, что эта штука не может работать. Не может, и все. И тем не менее она работала или создавала видимость работы.

Аккуратно уложив прибор на поднос, Григорий Арсеньевич лично перенес его в предоставленную нам пустую каюту, так как в каюте профессора все еще шла уборка — нагадил он там от души.

— Ну-с, приступим, — объявил Григорий Арсеньевич, водружая прибор на столик у иллюминатора. — Подключайте аккумулятор, профессор, и…

Вся подготовка заняла не более десяти минут, после чего радиолампы замигали, прибор заискрил.

— Все готово, — объявил профессор и взялся за рычаг, какие обычно использовали в цехах на распределительных щитах. Быстрое движение руки, и… ничего не произошло. Прибор все так же искрил, мигали лампы.

Барон Фредерикс приблизился к профессору, нависнув над ним. В свою очередь Иван Иванович, невысокого роста, стал еще ниже, втянул голову в плечи, словно ожидая, что Григорий Арсеньевич выпишет ему хорошего тумака. Но ничего подобного не случилось.

— И-и-и?.. — угрожающе протянул Григорий Арсеньевич.

— Что и? — дрожащим голосом пробормотал профессор. — Я же вас предупреждал. Прибор не опробован, собран согласно древним записям из современного материала. Что я могу…

— Лучше собирать надо было, — проскрипел зубами Григорий Арсеньевич. Он все еще нависал над Троицким, словно раздумывая, стоит ли марать руки об этого ничтожного человечка.

И тут пришел звук — нечто ужасное, разрывающее перепонки и выворачивающее внутренности. Корабль качнуло, и Василий повалился на пол, схватившись за живот. Зеркало на стене треснуло и осыпалось дождем острых осколков. Трещины побежали по стеклу иллюминатора. Казалось, этот ужасный звук выворачивает внутренности. А потом Василий сжал голову руками, ему казалось, еще мгновение, и голова его лопнет. И тут звук оборвался.

Все замерли. Потом, первым придя в себя, Григорий Арсеньевич обвел взглядом каюту — в ней не осталось ни одного целого стекла.

— Что это было? — осипшим голосом поинтересовался он.

— Ну, мой аппарат не смог бы произвести такой звук, к тому же, судя по тому, как качнулся корабль, звуковая волна пришла извне, — пробормотал профессор. — Выходит… Выходит, это Ктулху ответил на наш зов.

— Но вы не предупреждали о возможности подобных последствий. Еще чуть-чуть, и наш лайнер просто развалился бы, и все бы мы отправились на дно.

— Я не знал, — пролепетал профессор. — Я не…

— Удивительное легкомыслие, и тем не менее думаю, нам не стоит объявлять себя виновниками этого… — тут Григорий Аркадьевич замялся, подбирая нужное слово, — …явления, — наконец закончил он. — Иначе мы никогда не рассчитаемся. Я и так истратил большую часть нашей наличности, заплатив за приведения в порядок каюты профессора.

Тут Иван Иванович встрепенулся, словно собираясь что-то сказать, но барон жестом велел ему заткнуться.

— Теперь, думаю, стоит навестить капитанскую рубку, чтобы выяснить, насколько велик ущерб. Как вы понимаете, не хотелось бы застрять на этом летучем голландце посреди Атлантического океана, заодно надо выяснить у Грега, успел ли он передать послание в Берлин до того, как в передатчике полопались все радиолампы.

— А мой бесценный прибор! — взвился профессор, видя, что барон собирается уходить.

— Обесточьте его и оставьте тут. Не думаю, что кто-то посягнет на него, а вот запустить по незнанию или любопытству может. А я не уверен, что этот корабль выдержит второй такой же удар.

Тяжело вздохнув, профессор начал отсоединять аккумулятор…

В коридоре было темно — все лампы оказались разбиты, и идти пришлось при свете пламени зажигалки Григория Арсеньевича, которую тот поднял высоко над головой. Под ногами хрустело раздавленное стекло, а со всех сторон доносились крики раненых и пассажиров, которые пытались понять, что же такое стряслось. Некоторые, как и барон со своими спутниками, выбрались в коридор и теперь двигались в сторону палуб, чтобы оглядеться и ответить на самый животрепещущий вопрос: не тонет ли корабль?

На палубе царила настоящая неразбериха. Все куда-то бежали, матросы разматывали и сматывали какие-то канаты. Пассажиры собирались кучками и задавали друг другу совершенно бессмысленные вопросы, поскольку ответа на них никто не знал.

Протолкавшись вдоль палубы, Григорий Арсеньевич со своими товарищами вышел к радиорубке. Там собралась настоящая толпа. Все трясли бумагами, требуя немедленно передать именно их сообщение. Наконец, радист, поднявшись на какую-то приступочку, взял рупор и объявил:

— Расходитесь… Передатчик временно поврежден. Никакие сообщения передаваться не будут! Когда связь восстановится, мы отдельно объявим об этом… Расходитесь…

Но, похоже, никто уходить не собирался. Да и Грега нигде видно не было.

— И что дальше, командир? — спросил Василий.

— Ну, похоже, сейчас мы ничего сделать не сможем, — пожал плечами Григорий Арсеньевич. — Думаю, нам стоит вернуться в свои каюты и заняться уборкой. Экипаж не разгребет все и за неделю, а спать на стекле не хотелось бы.

И тут где-то на носу загудела сирена.

— А это еще что? — удивился барон. — Значит, так, Василек, отведи Иван Иваныча в мою каюту, запри его и возвращайся. А я пока посмотрю, что тут к чему, заодно и Грега поищу.

И вновь где-то на носу взвила сирена. А потом кто-то пронзительно закричал:

— Человек за бортом! Человек за бортом!

Василий сомневался. Меньше всего ему хотелось пробираться по темным коридорам до каюты барона, да еще в компании дурковатого профессора.

— Григорий Арсеньевич, — позвал он.

— Что еще?

— Может…

Какое-то время Григорий Арсеньевич внимательно смотрел на Василия, а потом, приняв какое-то решение, махнул рукой.

— Хорошо, пошли, — а потом повернулся к профессору. — А вы оставайтесь здесь. Никуда не ходите. Мы посмотрим, что там происходит, и вернемся за вами, — и, расталкивая столпившихся на палубе пассажиров, он направился на нос лайнера. Василий поспешил за ним, даже не взглянув на профессора. В конце концов, куда он денется с корабля?

Неожиданно дорогу Григорию Арсеньевичу загородили два дюжих матроса. Но барон, даже не останавливаясь, прошел мимо них, в результате чего оба здоровяка остались лежать на палубе. И Василий в очередной раз дал себе зарок никогда не ссориться с этим человеком.

Когда они вышли на нос лайнера, работы по спасению «человека за бортом» шли полным ходом. Матросы уже спустили шлюпку и добрались до утлого плотика с одиноким несчастным. Барон и Василий встали в сторонке у борта, издали наблюдая за происходящим.

— Чего они там возятся? — нетерпеливо дернулся Василий.

— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — прошипел сквозь сжатые зубы Григорий Арсеньевич. — Что-то мне этот спасенный не нравится. Не покойничек ли?

— Покойник? — удивился Василий.

— А ты чего ожидал? Прекрасную фею? Нет, уж… В чем я совершенно уверен, так это в том, что от Зова Ктулху добра не жди. Нечисть — она и тут нечисть.

— Вы слишком плохо отзываетесь о нашем потенциальном союзнике, — раздался голос за спиной барона. Тот резко обернулся. Это был Грег. — Ктулху единственный, кто способен помочь нам сместить мировой баланс сил.

Григорий Арсеньевич смерил немца уничтожающим взглядом.

— Думаю, сейчас не самое подходящее место и не самое подходящее время для обсуждения наших планов. Лучше пойдем посмотрим, кого там выложили эти бравые моряки.

И барон направился к подъемнику, который уже подцепил плот и начал тащить его на борт лайнера.

Что больше всего тогда удивило Василия, так это то, что никто не попытался остановить их. На носу, кроме них, не было ни одного пассажира, но члены команды совершенно не обращали на них внимания, как будто барона и его спутников и вовсе не существовало. Какое-то заклятие? Возможно. От Григория Арсеньевича можно ожидать и не такого, хотя Василий не заметил, чтобы тот читал слова заклятия себе под нос.

Заскрипели и натянулись канаты, и плот перевалил через борт верхней палубы лайнера. Только теперь Василий понял, почему спасатели не стали перекладывать тело в лодку. Оно, как и плот, находилось в крайней степени разложения. Сам же плот, связанный из толстых бревен и досок, весь оброс водорослями и ракушками. Как будто много лет пробыл на дне океана. Чуть приподнявшись на носки, Василий попытался получше рассмотреть спасенного. Скелет в полусгнившей морской форме.

— Мне кажется… или этот плот и в самом деле со дна моря?

Барон кивнул.

— И совершенно непонятно, зачем капитан приказал поднять его на борт. Такие находки обычно не сулят ничего хорошего.

— Посланец Ктулху? — равнодушным голосом спросил немец.

— Все может быть, — прошептал барон и, шагнув вперед, потянулся во внутренний карман плаща за пистолетом.

Но тут произошло то, чего никто не ждал. Покойник неожиданно приподнялся и, вытянув костлявую руку, ткнул куда-то указательным пальцем. Василий резко крутанулся, проследив за жестом мертвеца. На носовой надстройке стояли Катерина Ганская и комиссар Рахиль Ароновна Кошкина. Но на кого конкретно показывал мертвец, определить было невозможно. А дальше… Дальше труп рассыпался на составные части. Его череп оторвался с основания позвоночника и соскочил на палубу, оставив у плота гниющую челюсть. Покатившись, подпрыгивая, словно футбольный мяч, он остановился у ног барона. Василий, выпучив глаза, уставился в пустые, обросшие водорослями, пустые глазницы.

— Вот мы и получили ответ, — сказал Григорий Арсеньевич. — Только теперь надо понять, на какой вопрос.