Льды Ктулху

Глава 7 НОВЫЙ ШВАБЕЛЕНД [1938]

Южные моря встретили путешественников пронизывающим, ледяным ветром. Однако Василия это ничуть не смущало. Он предпочитал больше времени проводить на корме лодки. Стоял, держась за леера и наблюдая за пенным следом.

На немецкую лодку VII–C они пересели в Бразилии в одном из крошечных приморских городков, из тех, что и на карту не нанесены. Удобства трансокеанского лайнера остались в прошлом, и теперь приходилось ютиться в крошечных коморках. Делать было абсолютно нечего. Единственное помещение, где можно было с комфортом расположиться, — кают-компания была забита оборудованием профессора. Он проводил там дни и ночи, колдуя над своими записями и приборами. Комиссар большую часть суток спала, так, словно решила отоспаться на всю оставшуюся жизнь. Просыпалась она только для принятия пищи, оправления нужды и краткой, получасовой послеобеденной прогулки. Катерине приходилось придерживаться того же распорядка, хотя он ее явно тяготил. И если комиссар, округлившись дальше некуда, к концу плавания напоминала бочку, то девушка, наоборот, приобрела плавность форм. Болезненная худоба ушла и, несмотря на то что большую часть суток она проводила в замкнутом помещении, на щеках ее появился завидный румянец. Немецкого консультанта видно почти не было, он все больше вился или возле профессора, или в радиорубке, ведя переговоры с начальством, в частности, с Альфредом Ритшером, находившемся на Базе-211 — месте крайне секретном, о точном месторасположении которого знали лишь самые верхи советского командования.

Но Василий в целом был доволен. Если бы не резня на борту лайнера, виновников которой так и не нашли, путешествие и в самом деле было приятным. Это не то, что бегать по Питеру или Москве, отлавливая всякую нечисть и постоянно рискуя получить или пулю, или смертоносное проклятие.

Тем более что иногда он видел Катерину, а пару раз, когда у комиссара разыгралась морская болезнь, им даже удалось поговорить. Правда, оба раза разговоры вышли странными, пустыми. Несмотря на все усилия молодого человека понравиться своей спутнице, она видела в нем всего лишь агента НКВД, потенциального врага, пусть, в отличие от многих, состоящих в этой организации, он и был человеком хотя бы минимально воспитанным.

Однако большую часть времени Василий проводил в одиночестве или в обществе батьки Григория. Они говорили о многом, и Григорий Арсеньевич, как и тогда, в далекие двадцатые, продолжал просвещать Василия, рассказывая ему о всевозможных тайнах, сокрытых в дальних, еще не освоенных человеком уголках планеты.

Барон много рассказывал и о подземных городах, сокрытых под песками Гоби, тех, что охраняют песчаные шогготы. В отличие от своих сибирских родственников, они метали электрические молнии. Еще Арсений Григорьевич говорил о катакомбах под Варшавой и о кровососущих тварях, скрывающихся в ночи на узких улочках старинных европейских городов. О тайнах, которые, быть может, если судить по древних записям майя, скрывает обратная сторона Луны… Но ни слова о Ктулху и о том, что случилось на лайнере.

Василий несколько раз заводил разговор на эту тему, и всякий раз Григорий Арсеньевич ловко уходил от ответа. Он словно специально игнорировал все попытки Василия разузнать что-то на эту тему, а когда тот спросил в лоб, в чем дело, барон Фредерикс ответил:

— То, что произошло на лайнере, было ужасно само по себе. Люди, превращающиеся в тварей, служащих Древнему богу, и скрывающие до поры до времени свою истинную личину… Это само по себе ужасно, но все может оказаться хуже… много хуже… Ты знаешь, Василек, я не хотел бы тебя пугать страшными рассказами, потому что все это, в конце концов, может оказаться и неправдой вовсе.

— Но я доложен знать, чего ожидать, если мне придется столкнуться…

— Надеюсь, что не придется, а если такое все-таки случится… тебе будет сподручней, если ты не будешь знать об истинной силе своего противника. Ведь то, что известно мне, — всего лишь легенды и непроверенные рассказы. Быть может, в жизни все совершенно не так, и не столь страшны чудовища, как их образы, являющиеся нам во снах.

— Но…

— И никаких но! Никаких исключений. Прибудем на место, там и разберемся.

— Разберемся в чем?

— Всему свое время, — покачал головой Фредерикс.

— Хорошо, тогда последний вопрос… — не унимался Василий. — Тот мертвец… всплывший мертвец указал на Катерину и нашего комиссара. Значит ли это, что кто-то из них, а может и они обе — слуги Ктулху?

— Все может быть, — неопределенно сказал барон. — Хотя это версия малоправдоподобна. Катерина носит амулет. Она и так отчасти принадлежит к миру Ктулху, но он же указывает на то, что никакого отношения к чудовищам со щупальцами она не имеет. Что до комиссара, то я сильно сомневаюсь… Она тут и вовсе не при чем. Скорее, мертвец хотел что-то сказать нам, указав на сам корабль, а не на тех, кто стоял на мостике. Однако время покажет, кто прав.

— Хорошо, пусть так, — кивнул Василий. — А что насчет Катерины? Вы сказали, что она имеет какое-то отношение к миру Ктулху.

Барон ничего не ответил, лишь, вытянув руку, потрепал Василия по плечу.

— Посмотрим, посмотрим… Не хочу строить необоснованные предположения. В этом мире все может быть, и я сильно надеюсь, что то, что мы найдем в городе подо льдом, поможет нам ответить на многие вопросы.

— Но…

— Ты просил ответить на один вопрос, я на него ответил. А теперь лучше скажи, что известно тебе о такой организации как «Аненербе»?

— Анербе?

— Аненербе, — поправил барон. — Внутри лодки об этом говорить не стоит, но это именно те люди, которым нам предстоит противостоять. С одной стороны, они — наши союзники и, как видишь, оказывают нам определенные услуги, с другой…

— Вы имеете в виду войну в Испании?

Фредерикс кивнул.

— Эта война была навязана нам Третьим интернационалом, и тем не менее, фашизм очень близок коммунистам. Это одна из причин, почему им удалось договориться со мной. Не люблю фашистов.

— Ну, как я помню, вы и к коммунистам…

— Тоже не испытываю симпатии. Только есть еще, Василек, Россия. Та Россия, которая должна жить вне зависимости от того, кто правит: царь, Учредительное собрание или Совет народных комиссаров.

— Но товарищ Сталин…

— Недоучка и негодяй.

Рука Василия автоматически потянулась к кобуре, вот только свой револьвер он сдал капитану. На борту лодки оружие хранилось только в сейфе капитана.

— Да за такие слова…

— Ба, Василек, — насмешливо протянул Григорий Арсеньевич. — Я-то считал, что ты много выше всей этой суеты. Во главе страны стоит серый кардинал. Та самая посредственность, которая не может ни принять решения, ни надавить, ни…

— Прекратите!

— Хорошо. Не стану хаять твоего кумира. Мне-то вовсе все равно. Просто если ты считаешь, что союз с фашистами совершился у него за спиной, ты глубоко ошибаешься… Фашисты, то бишь немцы, так или иначе потребуют компенсации за то, что сотворила с их страной Антанта после окончания мировой войны. Вот тут наши интересы и схлестнутся. А потом…

— Я попросил бы вас…

— Брось, — Фредерикс обреченно махнул рукой. — В политических спорах тебя не победить. Однако, надеюсь, рано или поздно жизнь сама все расставит на свои места… А я бы хотел вернуться к Аненербе. Раньше, там, на теплоходе, я уходил от разговора на эти темы. Ты и сам отлично знаешь, что всюду есть уши, даже здесь на лодке… Если присмотришься, то заметишь, что вахтенный внимательно наблюдает за нами. Скорее всего, он неплохо знает русский и умеет читать по губам, поэтому встань к нему боком и пониже надвинь капюшон. А я стою к нему спиной, так что ничего он не «услышит»… Итак, на лайнере я не стал вдаваться в детали и объяснять суть нашей миссии. О ней тебе и в самом деле лучше узнать уже на нашей базе. Что же касается немцев, то они в изучении оккультных наук продвинулись много дальше нас… Где-то в начале тридцатых в Германии при поддержке еще неокрепших фашистов образовалось тайное общество оккультистов Аненербе. Случилось это не без помощи кабинета Рихарда Дарре — одного из старейших членов НСДРП. Аненербе наследовала Туле и Вриль напрямую. Ей отошли тайны Иллюминатов, Ванедерфогль и немецкого «Ордена Восточного храма». Полное название этой тайной организации было — «Общество изучения древненемецкой истории, идеологии и наследия немецких предков». Потом его сократили до «Наследие предков». Первым руководителем этой организации стал некто Герман Вирт. И та база, на которую мы направляемся — его любимое детище.

— Но если у фашистов есть хорошо оборудованная база и есть свои силы для изучения подземного города, при чем тут мы?

— Дело в том, что первый подземный город обнаружили немцы. Но он был… как бы это сказать… не достроен, что ли. Система пещер, не более. Именно там и обосновалась немецкая база. Но потом оказалось, что это лишь колония. Был еще один город, а может, и не один… Так вот второй подземный город обнаружили на территории, которая по негласному договору между нами и Германией принадлежит России. И, кажется, он сохранился в первозданном состоянии, а следовательно, там могут найтись артефакты иной, давным-давно погибшей культуры. Твой любимый Сталин, а особенно товарищ Берия, сами охотятся за тайнами древних. Однако без помощи немцев мы бы не смогли ни развернуть лагерь необходимого размера, ни доставить необходимое оборудование. В отличие от влиятельного Ананарбе, ваш отдел занимается исключительно поимкой преступников и пресечением преступной деятельности, не вникая в суть происходящего. Немцы же в первую очередь ведут планомерные исследования.

— И что они собираются там найти?

Фредерикс какое-то время молчал, потом пожал плечами, когда же он заговорил, то произносил фразу медленно, словно ему тяжело было выбрать нужные слова.

— На это есть несколько ответов. Во-первых, немецкое оккультное общество Туле придерживалось теории полой Земли. Ее разделяет и нынешнее руководство НСДРП. Они считают, что Земля внутри пустая, как футбольный мяч, то есть существуют гигантские территории, не освоенные человечеством. У Жюля Верна есть такой роман «Путешествие к центру Земли», где ученные, спустившись в недра Земли через потухший вулкан в Исландии, оказываются чуть ли не в ином мире. Современные же ученые и мистики считают, что существует два входа в подземный мир, причем один расположен в Гималаях, а второй — в Антарктиде. Быть может, мы обнаружим его… Хотя я лично сомневаюсь. Кроме того, для нас важен сам Ктулху. Как говорят легенды, Великий Древний спит где-то в глубинах Тихого океана, влияя на человечество лишь посредством снов. Но что случится, если это существо проснется? Какие тайны известны древнему божеству? При этом особенно важно, чью сторону оно примет в нынешней напряженной мировой ситуации… Есть и третья причина — уран.

Радиоактивный металл. То есть метал, излучающий частицы, которые определенным образом воздействуют на любое живое существо…

— Но и мы могли бы…

— Не могли, — резко отрезал Фредерикс. — Ты что, забыл, в какой стране ты живешь? Тебе же нельзя ступить ни вправо, ни влево. Ты же коммунист?

— Коммунист, — подтвердил Василий.

— А ведь все члены партии, все материалисты. Ваш Маркс и Троцкий проповедовали материализм, а Дарвин к тому же еще покусился на происхождение человека… Так как это сообразуется с тем, что ты ловишь ведьм, отстреливаешь вампиров и уничтожаешь оборотней? Их же, согласно марксистской науке, не существует.

Василий замялся и окончательно запутался. Единственное, что он очередной раз повторил сам себе: «Ах, как правы вы, Григорий Арсеньевич, как правы!»

— Что же касается немцев, точнее, наци, еще в начале двадцатых, когда мы только встретились, Карл Хаусхофер организовал тайное общество Врил. Чем они только ни занимались… и поиском внеземных цивилизаций, и оккультными исследованиями, поисками альтернативной энергии, телепатией. Исследования сновидений натолкнули их на след Ктулху. Остальное было не так сложно вычислить. Тем более, после того, как эта «Ложа света» слилась с «Обществом Туле», организацией больше политической, нежели эзотерической. Само же название — «Врил» — немцы позаимствовали у англичан. Был такой писатель Бульвер-Литтон. В отличие от своих собратьев по перу, таких как Уэллс, Жюль Верн и Берроуз, он мало известен в нашей стране. Тем не менее, в одном из своих романов он описал источник фантастической энергии ВРИЛ… Идеи наци, в отличие от марксистских идей, не противоречат исследованиям в области эзотерики и оккультных наук. Если бы ваш вождь и учитель товарищ Ленин проявил большую дальновидность и не столь рьяно прислушивался к советам из-за рубежа, то мы к настоящему времени намного опередили бы фашистов. Сейчас же у немцев руководят исследованиями не ученые, а военные… Да, Вильгельму Второму удалось изрядно нагадить России, в то время как победа союзников была уже не за горами…

— Вы имеете в виду эти нелепые слухи о том, что Владимир Ильич немецкий шпион…

— Остынь, Василек. Я совсем не об этом. Там, куда мы плывем, нам предстоит серьезная борьба. Уж не знаю, какие формы она примет, но я предпочел бы, чтобы те открытия, что мы сделаем в подземном городе Древних, использовали коммунисты, а не фашисты. А лучше всего, чтобы они не достались никому…

— Но мировой пролетариат…

— Это вот те самые разодетые прохвосты, что плыли с нами на лайнере, те, что, обретя нежданное богатство за счет русского народа, кутили и прожигали жизнь. Ты вообще знаешь, что означает слово «пролетариат»?

— Это прогрессивная часть человечества.

— Нет, мой юный друг. Истинное значение пролетариата — «производящий потомство», от латинских «pro» и «alo», что в свою очередь означает «для» и «выращивать, воспитывать». Также в древности это слово использовалось для обозначения мужских половых органов, того самого ругательства, что так популярно среди нынешнего населения необъятной России. Но Маркс позаимствовал его не отсюда. Все дело в том, что пролетариатом в Древнем мире назывались римские граждане, стоявшие по имущественному цензу ниже всех. Единственное значение пролетариев для государства было в производстве потомства. Во времена столь любимой вами Французской революции пролетариями называли неимущих людей, живущих сегодняшним днем, не заботясь о будущем. Однако в России это слово имело более конкретное значение, согласно словарю Даля, который ныне вы уже изрядно подправили: пролетарий — бобыль, бездомный и безземельный, бесприютный, захребетник. К пролетариям относили и проституток, живущих сегодняшним днем…

— Это ложь, грязные инсинуации… — пальцы Василия с такой силой впились в поручни, что аж костяшки побелели.

— Зря ты мне, Василек, не веришь, — покачал головой Григорий Арсеньевич. — Ты возьми книги, полистай, подумай. Не только же пистолетом и кулаками работать… А про немцев запомни: не друзья они нам, ох, не друзья. Схлестнемся мы с ними на узкой дорожке…

И больше ничего не говоря, он повернулся и направился к рубке. Несколько мгновений, и он уже был наверху, а потом, перекинувшись парой слов с вахтенным, исчез в недрах стального чудовища.

Василий какое-то время стоял неподвижно, крепко вцепившись в леера. Что-то в глубине его души говорило, что батька был абсолютно прав, но какая-то часть его не могла принять этой правды…

С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, и как-то, выбравшись из надстройки, Василий увидел льды. Вначале это были отдельные льдины, скользящие по черной воде, но постепенно их становилось все больше и больше. Кроме того, Василий вынужден был прекратить ежедневные прогулки. Из-за ледяного пронизывающего ветра на палубе можно было находиться не более десяти минут.

А на следующие сутки Василия разбудила сирена — подводная лодка погружалась. После скудного завтрака Василий потолкался за спиной профессора, покрутился в центральной рубке и, так как делать ни там, ни там ему было нечего, вернулся на свое место.

Василий лежал на своей койке, и мысли его неслись по кругу, всякий раз возвращаясь к предсказанию гадалки. Предположим, это путешествие — суть его Судьба. Но кого тогда он должен спасти, но не ублажить? «Испытаешь Судьбу, но не решишься…» А это о чем? Постепенно веки его сомкнулись, тяжелый сон навалился, словно ватное одеяло…

И вновь он перенесся в тот ужасный зал, к подножию трона исполина. Однако теперь тут было больше света, и Василию удалось разглядеть, что трон, на котором сидел гигант, сам по себе своего рода храм. Тут была темная дверь, и на белесом, похожем на плоть утопленников камне сверкали письмена, от одного вида которых мурашки шли по коже. Не в силах совладать с собой, но против собственной воли Василий сделал несколько шагов к черному зеву входа.

Как часто бывает во снах, Василий отлично понимал, что не стоит туда идти. По-хорошему, нужно вообще развернуться и бежать из этой ужасной тронной залы, и чем дальше, чем лучше. Это не человеческое… Это не для людей…

Тем не менее он, словно загипнотизированный, шел вперед, мало-помалу приближаясь к входу в храм. Вот он уже на пороге. Сколько же усилий ему понадобилось, чтобы сделать еще один шаг во тьму неведомой обители. И вот пространство расступилось — внутри храм оказался много больше, чем снаружи. Нет, не много больше! Он был бескраен. Огромные зеленоватые колонны, поднимаясь из бездны, уходили куда-то вверх. Все они точно так же, как и стены храма, были покрыты отвратительными письменами, напоминающими щупальца извивающегося осьминога. Сам же Василий находился на узком мостике, соединявшем вход с чем-то таящимся в темной дали и пока неразличимым.

Вот где-то впереди вспыхнул огонек — желтый язычок пламени, болезненный и трепещущий. Потом он начал постепенно приближаться, словно кто-то шел навстречу Василию по мосту над бездной. Мгновения растянулись в годы. Казалось, неведомый носитель огонька никогда не придет. Но вот огонек оказался совсем рядом. Еще мгновение, и…

Василий задохнулся от ужаса. Источником света оказался обычный старый медный фонарь, погнутый с закопченными стеклами, а вот создание, которое несло его… Оно имело лицо Катерины, ее плечи, грудь, талию, которая постепенно превращалась в два раздвоенных отростка, то ли два змеиных хвоста, то ли в два щупальца, позаимствованных у гигантского осьминога. Толщиной эти конечности были как человеческие руки и ноги, только длиннее, много длиннее.

Завороженный Василий рассматривал приближающееся чудовище. Он хотел закрыть глаза, закричать от страха, бежать прочь, сломя голову. А вместо этого стоял, словно окаменев, и, выпучив глаза, рассматривал странное создание. В какой-то момент он поймал себя на том, что любуется рисунком чешуи на извивающихся конечностях, которая даже в скудном свет лампы переливалась всеми цветами радуги. Вот тварь остановилась, чуть приоткрыла очаровательные губы, и изо рта ее в сторону Василия метнулся длинный раздвоенный язык. Василий дернулся всем телом, замолотил по воздуху руками и ногами и почувствовал, что теряет равновесие, что мост, который раньше казался ему незыблемым, выгибается, словно хребет гигантского зверя, и сквозь каменные плиты проступает чешуя.

Еще мгновение, и он полетит в бездну, в никуда. Единственное, что его пока удерживало от падения, так это язык ужасной твари, который обвился вокруг запястья его правой руки…

— Василий, вставай!

И кто-то вновь сильно потряс его за правое плечо. Словно вынырнув из черного омута забвения, Василий резко сел, хватая ртом воздух. Он был весь мокрый от пота.

— Ну ты даешь, парень! — голос Григория Арсеньевича чуть успокоил его.

Подводная лодка не двигалась. Где-то далеко завывала сирена и, перекрывая ее, раздавались грубые, лающие команды на немецком.

— Вставай, Василек, мы прибыли на немецкую базу, — голос Григория Арсеньевича был бодрым, полным энтузиазма. — Быстро собирайся. Пора ступить на берег Антарктиды. А все эти кошмары… Постарайся забыть их. Настоящие кошмары ждут нас впереди, — и барон Фредерикс широко улыбнулся. — И помни, мы еще далеко от цели. Нас еще ждет долгий путь.

База-211, или Новый Швабеленд, как ее называли немцы, поражала своими размерами. Огромные причалы, возле которых, словно часовые, замерли подводные лодки. Камень и бетон, расцвеченный тусклым электрическим светом. И всюду люди, копошащиеся, словно муравьи. Одни в черной форме подводников или в кожаных плащах спецподразделений, другие в ватниках и полосатых шапочках арестантов.

Василий и представить себе не мог, что можно создать такие огромные помещения глубоко под землей.

Их разместили в маленьких, по-спартански обставленных комнатках без окон, больше напоминавших тюремные камеры. Но это были настоящие хоромы по сравнению с подводной лодкой. Еще к ним приставили немца-гида с таким мудреным именем, что оно тут же вылетело из головы у Василия. Лично он предпочитал по всем вопросам обращаться к Герхарду Грегу.

После обеда в общей столовой — огромном мрачном помещении с таким низким потолком, что казалось, вот-вот стукнешься головой, — Василий и Фредерикс занялись разгрузкой. То есть сами они, конечно, ничего не разгружали, для этого у немцев были люди в ватниках — преступники, как объяснил Грег, которые отрабатывали за свои преступления перед немецким народом. Но в чем именно были они виновны, Василий так и не узнал, хотя, судя по внешнему виду и поведению, на уголовников они мало походили. С другой стороны, ему до всего этого и дела особого не было, так как дело это было «ихено, а не нахено».

К вечеру, когда восемнадцать огромных контейнеров были перегружены из лодки на бетон пристани — Василий так и не понял, где весь этот груз размешался во время плавания, разве что в боевых отсеках вместо торпед, — прибыла встречающая делегация: замначальника полярной станции «Красный полярник» — Сигизмунд Лазаревич Штейнер и двое разнорабочих. Сам Сигизмунд Лазаревич выглядел отдаленным родственником Шлимана. Такого же невысокого роста, та же посадка головы, та же манера держаться. Единственное отличие — грива ярко-рыжих, жестких, словно проволока, волос. Но что особенно поразило Василия, это когда, протянув ему руку, Сигизмунд Лазаревич объявил:

— Очень рад, а что до имени, то можно звать меня по-простому Семен…

Что же касается разнорабочих, то на первый взгляд они казались братьями-близнецами: высокие, тощие, с узкими восточными глазами и слишком темной для европейцев кожей. Звали их Ян и Ким. И судя по повадкам, это были не простые грузчики. Слишком плавно они двигались, слишком внимательно смотрели по сторонам. Да и руки с выбитыми костяшками не походили на мозолистые руки рабочих. Сами они ничего не грузили, но, так как неплохо говорили на немецком, сменили немецких надсмотрщиков, и осужденные теперь занимались погрузкой под их руководством.

И еще в этот вечер Василий впервые увидел настоящую Антарктиду. Подняться наверх и прогуляться предложил Сигизмунд Лазаревич, и все, кроме профессора, с радостью согласились.

То, что увидел Василий, поразило его до глубины души…

Вначале они долго поднимались в огромных зарешеченных лифтах. Казалось, этому подъему конца не будет. И всякий раз им открывались бескрайние этажи с множеством различных установок, с длиннющими коридорами и бесконечными рядами дверей. Василий был поражен. На какой же глубине на самом деле находился причал подводных лодок, и каковы истинные размеры этой базы? Создавалось впечатление, что это и не база вовсе, а гигантский подземный город, живущий своей, непонятной стороннему наблюдателю жизнью. Несколько раз они пересаживались, а однажды от лифта до лифта им пришлось пройти более километра извилистых бетонных коридоров. Если бы не сопровождающий их Грег, который, судя по всему, отлично знал эту подземную обитель, Василий давным-давно заблудился бы среди этих бескрайних бетонных нор, отмеченных странной немецкой символикой.

Наконец, они вышли в большой зал с высокими длинными окнами, через которые на каменный пол лился солнечный свет. Гигантская барокамера для уравнивания давления — и они впервые ступили на поверхность Антарктиды — шестого и самого загадочного материка Земли.

Нет, не так представлял себе Василий этот далекий край. Он-то считал, что окажется на ледяной пустыне, где у горизонта поднимаются к небу пики ледников, а вместо этого оказался в плоской бурой долине, поросшей мхом и лишайником, больше напоминающей летнюю тундру, а не самый южный континент Земли. Да и холодно не было. Где-то градусов десять по Цельсию — много теплее, чем в море в последние дни. Ему показалось, что его обманули.

— А где..? — начал было он и осекся, не понимая, каким образом выразить свое недоумение. А может, его и в самом деле обманули? Может, они вовсе не в Антарктиде, а где-то в ином месте. Например, на севере России…

— Это, мой друг, оазис Ширмахера — одно из самых теплых мест этого континента. Здесь земля свободна ото льда и весь год относительно сносная температура, — объяснил «товарищ Семен». — А наша база находится много дальше, там, у гор, — и он махнул рукой в сторону ледяных утесов.

Какое-то время Василий разглядывая далекие белоснежные пики, словно пытаясь усвоить, то, что сказал Штейнер, а потом, повернувшись назад, взглянул на немецкую базу. Несколько низких бараков и пара гаражей-ангаров. Ничто не указывало на то, что там под землей раскинулся гигантский, уходящий на несколько километров вниз город.

Больше тут, собственно, смотреть было не на что.

— А где пингвины? — спросила Катерина. — Я читала, что в Антарктиде полным-полно пингвинов.

— И еще немцев, красных комиссаров и деградировавших старцев, — улыбнулся Григорий Арсеньевич. — Не волнуйтесь, дорогая моя, будут вам пингвины. Они вам еще и надоесть успеют — наглые, приставучие создания. Ну а пока просто пройдитесь по этой земле. Ведь вы, можно сказать, впервые ступили на шестой континент.

Гуляющие разбрелись.

Заметив, что Штейнер держится чуть в стороне от остальных, Василий словно невзначай подошел к нему, помня урок барона Фредерикса, встал спиной к немецкой базе и заговорил, едва заметно шевеля губами.

— Как я понимаю, я теперь нахожусь под вашим командованием.

— Совершенно верно. Непосредственно под моим, а также под командованием товарища Зимина — руководителя базы «Красный полярник».

— И у вас…

— Не забегайте вперед, молодой человек, — сухо отрезал Сигизмунд Лазаревич. — Пакет с предписанием для вас находится на нашей базе. Неужели вы думали, что я привезу хотя бы один секретный документ на территорию нашего потенциального «союзника»?

— Но как он попал…

— Если вам не известно, то между немецкой базой и Большой землей существует регулярное сообщение. На Новую Шваибию почту доставляют два раза в месяц, в том числе и дипломатическую, — последние два слова прозвучали с таким сарказмом, что Василий задумался, тут же прикусив язык. После чего Штейнер отошел подальше, давая понять, что разговор закончен. Похоже, не все так гладко складывалось на континенте «дружбы народов».

Пока Василий задумчиво рассматривал далекие ледяные утесы, пытаясь сообразить, что имел в виду его нынешний начальник и не сделал ли он ошибку, обратившись к нему, подошел Григорий Арсеньевич.

Какое-то время он стоял, вдыхая воздух полной грудью, а потом поинтересовался:

— Что, не нашел с новым начальством общего языка?

— Не-а… — Василий неопределенно пожал плечами. — А почему вы так решили?

— Ну, ты подошел к нему с таким видом, словно собирался рапорт отдать. «Мол, товарищ старший оперуполномоченный, рядовой Кузнецов явился в ваше распоряжение и готов к выполнению…» Ну, дальше ты и сам знаешь.

— Ничего подобного.

— Ты мне сказки не рассказывай…

Некоторое время оба молчали, а потом Василий неожиданно спросил:

— А что, между нашими и немцами и в самом деле такие напряженные отношения?

Григорий Арсеньевич пожал плечами.

— Не знаю, хотя, похоже, что так. Поживем — увидим, какая черная кошка прибежала между нами. А ты, Василек, держи ухо востро. Мы на немецкой территории, и возможны всяческие провокации.

Однако никаких провокаций не последовало. После прогулки они поужинали в столовой, а потом легли спать.

Рано утром их разбудила сирена. Одевшись и собрав вещи, они вновь проделали долгий путь на поверхность комплекса. Там их уже ожидала немецкая самоходка военного образца. Весь груз был давно внутри, но залезать никто не спешил. Попросив подождать, Штейнер ушел куда-то с одним из высокопоставленных немцев, предоставив вновь прибывших самим себе. Он появился только часа через полтора в сопровождении Яна и Кима. Также с ним был Георг и немецкий шофер.

— Что ж, прошу всех на борт этой чудо-машины, — объявил он, пряча в планшетку какие-то бумаги. — Все формальности улажены, и мы можем ехать. — Сам он сел вперед, рядом с водителем. Василий, профессор, Грег, Георгий Арсеньевич и Катерина с комиссаром залезли в кузов и расселись позади.

Внутри оказалось холодно, видно, кузов промерз за ночь. Барон сразу же натянул брезентовый верх и объявил:

— Когда поедем, станет теплее. Тут обогреватели работают за счет двигателя.

Так и вышло. Вскоре стало если не тепло, то, по крайней мере, терпимо. Разговор не клеился. Постепенно, убаюканный мерным гулом мотора и покачиванием кузова вездехода, Василий задремал.

Советская станция ничуть не походила на немецкий подземный город. Несколько иглу, сложенных из кусков льда, десяток разноцветных палаток, флагшток с красным флагом и навес, под которым стояла пара переделанных тракторов. Да и окружающая обстановка больше походила на то, какой представлял себе Антарктиду Василий. Кругом был снег, лед, холодный ветер буквально резал кожу. В этот миг ему больше всего захотелось сесть в вездеход и вернуться назад в темный, пусть и мрачный немецкий подземный город.

Но, как говорится, «Родина, она и есть Родина». Василий спрыгнул в снег и потом помог вылезти из вездехода Катерине и Рахиль Ароновне. К тому времени появилась группа встречающих. Началась разгрузка.

Тем временем Штейнер пригласил всех в синюю палатку, стоящую с краю, предложил располагаться и объявил, что совещание состоится через полчаса в командирском иглу. Присутствие комиссара и ее подопечной необязательно. Кошкина пыталась было что-то возразить, но Штейнер лишь отмахнулся от нее.

— Насколько мне известно, вы ничего не понимаете ни в археологии, ни в оккультизме… А если хотите проводить политразъяснительную работу, то должен вас огорчить, у нас уже есть один комиссар, так что можете пока полоскать мозги своей подопечной, — и вышел.

Проскочив через двойной воздушный тамбур, Василий с грустью оглядел их будущее жилище. Никаких удобств — четыре стены из тройной с поддувкой прорезиненной то ли очень плотной ткани, то ли брезента, печка-буржуйка и запас топлива — груда брикетов. На полу спальные мешки, очень похожие на коконы гусеницы-шелкопряда.

— Ну, конечно, не «Астория», — заметил Григорий Арсеньевич и, прошествовав в дальний угол, поставил свой саквояж на свободное от спальных мешков место.

Немец последовал его примеру, расположившись у самого выхода. При этом он что-то мрачно бормотал себе под нос, и это были отнюдь не лестные слова в адрес советского командования…

Первое, что вручили Василию, когда он вошел в иглу — конверт. Обычный конверт из толстой провощенной бумаги. Поставив роспись на услужливо предоставленной расписке, Василий отошел в дальний угол и устроился на раскладном стуле возле одной из ламп, освещавших ледяное жилище. Совещание совещанием, но что такое придумал товарищ Берия, что не доверил ни ему, пока он находился в Ленинграде, ни «товарищу Григорию». Ладно барон Фредерикс, человек странный и по сути своей враг советской власти, но почему тайна не была доверена Шлиману? Видя, что никто не торопится начинать совещание, Фредерикс о чем-то спорит с Штейнером, да и остальные присутствующие больше заняты своими делами, Василий аккуратно надорвал конверт сбоку и вынул сложенный втрое листок. А потом, поднеся его к лампе и прикрывая рукой — мало ли кто подойдет и попробует прочитать, что там написано, он начал читать:

К тому времени, как Василий закончил читать, все расселись — с десяток незнакомых лиц, а также Григорий Арсеньевич и профессор Троицкий. Ни комиссара, ни ее подопечной, никого из немцев видно не было. Во главе походного стола, лицом ко всем собравшимся восседал товарищ Штейнер. Он же и заговорил, одновременно постукивая карандашом по пустому стеклянному стакану, стоявшему перед ним на столике. Несмотря на удивление Василия, звук получался сильным, звонким и при этом ничуть не заглушал голоса самого Штейнера.

— Тихо, попрошу тишины… Да тихо же, я сказал! — фыркнул Штейнер на двух молодых людей, которые что-то оживленно обсуждали. Когда же они угомонились, он повернулся к невзрачному пареньку, сидевшему рядом с ним. — Итак, Семенов, готов? — Тот кивнул. — Хорошо, начинай стенографировать. — А потом, повернувшись к остальным, пояснил: — Ввиду особой важности данного совещания оно будет стенографировано, а потом запись отправлена на Большую землю, основные же аксиомы и принятые нами решения будут переданы руководству посредством радиосвязи, дабы до завтрашнего дня получить одобрение, — тут он перевел дыхание, внимательно посмотрел на стенографиста и только потом продолжил. — Так как вновь прибывшие и кто-то из присутствующих может оказаться не в курсе последних событий, позволю себе напомнить вам. Более года назад, проводя плановое исследование льдов с помощью немецких коллег, мы наткнулись на вход в подземный лабиринт, который, очевидно, представляет собой поселение, аналогичное тому, которое использовали наши союзники для устройства Базы-211. Однако вместо пустых коридоров мы на первых же шагах обнаружили множество свидетельств, которые без сомнения указывали на принадлежность данного подземного города одной из древних негуманоидных цивилизаций, заселявших землю задолго до появления первых людей. Естественно, лабиринт был нами опечатан, после чего вскрыт только через несколько месяцев, когда из Берлина к нам прибыла группа ученых-археологов. Это была совместная экспедиция под руководством товарища Синицы. Они ушли в нижние коридоры лабиринта более трех месяцев и не вернулись. Посланные за ними спасатели также не вернулись, хотя несколько промежуточных посланий от обоих отрядов мы получили. Изначально мы грешили на странные создания, которых немцы именуют Старцами и которых порой можно встретить в окрестностях базы, но никаких подтверждений этим догадкам мы не получили. В результате мы вынуждены были вызвать специалистов Третьего отдела, которые должны если и не разгадать все тайны подземного лабиринта, то хотя бы прояснить судьбу посланных туда людей. Завтра к нам прибудет команда СС, которой поручено охранять наших исследователей…

— Подождите, — неожиданно подал голос Григорий Арсеньевич, — подождите, товарищ Штейнер. Вы хотите сказать, что собираетесь отправить нас туда в сопровождении немецкого эскорта?

— Не совсем так. Немцы останутся у нас на базе, но будут готовы прийти на помощь в любую минуту, — вздохнул замначальника станции. — Тут я ничего не могу поделать. Это их условие. Они — наши союзники, тем более, что их потери много превышают наши. Кроме того, у меня на станции очень мало людей. Мы живем тут вообще за счет Базы-211, и я не могу выписать сюда целую опергруппу, это слишком накладно. Так что надеюсь, вашего опыта и опыта товарища Кузнецова, — тут он кивнул в сторону Василия, — вполне хватит для того, чтобы избежать ловушек, в которые попали предыдущие исследователи. Так же мы очень надеемся на опыт товарища Троицкого, профессора, имеющего международную известность в вопросах древних цивилизаций. И еще, для большей надежности я выделю пару человек вам в помощь. Немцы — они, конечно, немцы, но всегда приятно будет иметь рядом товарища, на плечо которого можно опереться в трудную минуту… Итак, отбытие назначаю завтра в десять. К этому времени вы должны получить все необходимое на нашем складе. В девять тридцать приедет вездеход с союзниками, а, как вы сами видите, места у нас мало, так что по их прибытии лучше сразу выступить… Есть у кого-то вопросы?

— Да, — вновь заговорил Григорий Арсеньевич. — Вы сказали, что несколько отчетов предыдущей экспедиции все же попали к вам. Хотелось бы знать, как. И я бы хотел ознакомиться с ними, прежде чем совать голову в пасть неведомой опасности.

— Хорошо, — согласился Штейнер. — Ваше желание естественно. Когда немцы отправили спасательную экспедицию, то наткнулись на базовый лагерь исчезнувших ученых. Он был устроен в большом зале, откуда в нижнюю часть лабиринта уходили колодцы… Обнаружив документы, спасатели, до того, как исчезнуть точно так же, как их предшественники, послали назад вестового. Так что тут нет никакой тайны. А сами документы будут вам предоставлены, хотя не знаю, чем они помогут вам. Записи обрываются на самом интересном месте… Кроме того, как я понимаю, желательно, чтобы с ними, кроме вас, ознакомились Кузьмин и профессор Троицкий?

— Естественно.

— Хорошо, тогда после того, как закончите сборы, возвращайтесь сюда. К тому времени мы приготовим необходимые бумаги. Остальные все оставшееся время должны, отложив все дела, максимально содействовать сборам экспедиции.

Василий взял потертый блокнот из рук Григория Арсеньевича.

— Ознакомься, — посоветовал барон. — Хотя я лично не нашел там ничего интересного и важного. Штейнер был прав: записки ни о чем, обрывающиеся на самом интересном.

Василий повертел в руках блокнот, потом взглянул на командирские часы, с которыми никогда не расставался. Время уже перевалило далеко за полночь.

— Может, не стоит. Если там нет ничего важного… Завтра нам предстоит тяжелый денек, и я предпочел бы выспаться, чем пару часов изучать бессмысленные каракули. Может быть, вы в трех словах обрисуете, что я должен знать?

— Да, узнаю деревенского паренька Ваську, — хмыкнул Григорий Арсеньевич. — Что ж… В трех словах, конечно не получится, но… В общем… спустились они на верхние уровни лабиринта, подозревая, что где-то внизу сокрыт город. В отличие от немецкого подземного лабиринта, этот был в древние времена явно обитаем. Метровый культурный слой, всяких «следов» хоть пруд пруди. Для господина Троицкого непаханое поле… Все разбросано в беспорядке, словно жители покидали свои жилища в спешке… Побродили по этому лабиринту наши предшественники, потом нашли несколько коридоров, которые, судя по архитектуре Базы-211, должны вести вниз, только все они были запечатаны снаружи, причем печати с эзотерической символикой. Осьминоги и прочее.

— Как на амулете Катерины?

— Видимо, да. Зарисовок и фотографий не прилагается, но по описаниям похоже. Ну, недолго думая, рванули они один проход, спустились ниже. Все то же самое. Утром недосчитались нескольких человек. Сначала решили, что тварь какая выползла из-под земли, ими отобедала… Но следы и часовые говорили об обратном. Выходило так, что несколько человек, в том числе и начальник экспедиции, среди ночи поднялись и спустились в колодец, ведущий на нижние уровни. Куда они ушли, неизвестно… Тогда замначальника этого отряда оставил основную часть снаряжения, плюс эту записную книжку, в базовом лагере и с оставшимися людьми отправился следом за своим командиром…

— Странная история. Как вы думаете, может, колдовские печати сдерживали какое-то чудовище?

— Возможно… — неопределенно протянул барон. — Только тут возникает вопрос, что чудовище делало глубоко подо льдом много тысяч лет, чем питалось и…

— Морской змей… Если нижние коридоры как-то связаны с морем, то он…

— То его заметили бы много раньше. К тому же никаких следов змея не обнаружено. Нет, люди спустились под землю сами. Вот только понять, какова была наживка, заманившая их туда, и что охраняли эти печати.

— Завтра выясним…

— Ох, не нравится мне это, — заметил барон. — А особенно не нравится присутствие фашистов, так что, что бы там господин Штейнер не вещал, боеприпасов бери по максимуму. Неизвестно, с кем или с чем мы столкнемся под землей.

— Да, я еще хотел спросить о Катерине…

— Она пойдет с нами, точно так же, как комиссар. Только не надо пугать их жуткими рассказами.

— Но зачем нам брать их с собой? Там же опасно. Я вообще не понимаю, зачем Катерину притащили сюда?

— Ты еще спроси, зачем я спас ее от расстрела. Нет, по-твоему, было бы лучше, если бы ее перемолола большевистская мясорубка.

— Но если она виновна?

— В чем? В том, что папа и мама у нее не лапотные крестьяне?.. К тому же, боюсь, она замешана во все это много больше, чем нам может казаться. Знаешь, Василек, есть такая вещь как предчувствие. Так вот, мне кажется, что она не просто нужна нам, а необходима, правда, хоть убей, не могу сказать, откуда это ощущение. Или все дело в сновидениях… Кстати, ты видишь сны?

Василий хотел было рассказать о странном зале и гигантской фигуре, но почему-то не решился. Словно невидимая рука запечатала его уста, не давая вымолвить ни слова.

— А я вижу… — продолжал барон, не заметив колебаний своего собеседника, — и знаешь, чем я больше обо всем этом думаю, тем меньше мне нравится вся эта археологическая затея.