Ловкие медсестры вручили им стерильные халаты, чулки, шапочки и вежливо показали, куда идти. И они пошли по светлым прямым коридорам, мимо палат с совершенным оборудованием, мимо процедурных, мимо прекрасно оснащенных лабораторий.
В центре поражала прежде всего «не наша» атмосфера. Веяло «западным» духом, где к пациентам не относились, как к «субъектам», отнимающим у врачей время. В поликлиниках для «совков» создавалось впечатление, что врачам есть дело до всего на свете, кроме больных. Кто, как не наши врачи (не все, конечно, упаси Боже!), может обсуждать достоинства новых итальянских сапожек в то время, как за дверью маются тридцать страждущих в очереди душ?
Дежурная сестра встретила их у двери отделения и провела в палату.
Мать лежала в маленьком помещении одна (еще одна отличительная особенность). Непривычно высокая кровать, странные попискивающие аппараты у изголовья.
Они подошли ближе. Мать открыла глаза. Узнала. Чуть улыбнулась.
— Сынок!
Жалость к матери пронзила его сердце. Жалость и потаенное, не часто обнаруживающееся у взрослых чувство единения с человеком, давшим ему жизнь.
Андрей взял ее руку в свою, прижал к губам, просительно заглянул в глаза.
— Приехал! Я знала… Не могло быть иначе. Мой мальчик не бросит свою мать. Он не такой… Хороший мой…
Сергей Петрович вдруг отчетливо понял, что даже на смертном одре она пытается играть прежнюю роль. Она разыгрывает ту же карту, но теперь у нее на руках более сильные козыри — собственная болезнь, которой можно шантажировать сына, заставить его вернуться. И если она выживет, то обязательно подомнет под себя Андрея! Ему уже не вырваться!
Он знал своего сына. Как и она…
Марго извлечет из своего положения максимум выгод, а сын попадет в ее ловушку окончательно и бесповоротно, так как любил мать, несмотря на всю свою «ершистость» перед ней. Нет, он ее не боялся, как Сергей Петрович, не винил ни в чем! Андрей ее просто любил.
И что бы у него ни произошло там, в Белоруссии, на этом можно было поставить точку! Жирную, черную точку.
— … Я все думала, думала, ждала… И все так неожиданно, будто косой кто по ногам ударил… Но теперь все будет хорошо, ты со мной… и я спокойна…
Вошла медсестра, улыбнулась:
— Товарищи, доктор считает, что на сегодня впечатлений достаточно. Еще он хочет поговорить с кем-нибудь из вас.
Они попрощались с матерью и вышли вслед за медсестрой.
— Я поговорю с врачом, а ты подожди меня внизу, — сказал Сергей Петрович.
Андрей кивнул и двинулся вдоль коридоров к выходу. Переоделся. Вышел и сел на скамеечку у входа.
Как странно все повернулось. Мать, такая сильная, несгибаемая, лежала беспомощно на постели, боясь шелохнуть пальцем. И она говорила с ним так нежно и так ласково, как никогда прежде! И это она, которая с детства обдавала его ледяным холодом, стоило только ему потянуться к ней за лаской.
И она между жизнью и смертью.
Такое не укладывалось в голове. С ней исчезла бы надежная опора, щит, спасавший его от жизненных неурядиц.
Вскоре подошел отец. Сел рядом.
— Я дал согласие на операцию, — сказал наконец Сергей Петрович. — Ее планируют оперировать на следующей неделе, если ничего непредвиденного не случится. Ты в порядке?
Андрей кивнул.
— Ну и хорошо, — хлопнул себя по коленям отец. — Поедем домой, что ли?
Вместе поднялись. Сели в машину.
Все больше и больше Сергей Петрович убеждался в своей правоте. Мать выиграла!