Если учитель работает в начальной школе более двадцати лет, ему есть что сравнивать. Именно с такими педагогами я веду разговор о «перваках».
Принято считать, что поколения детей, идущих в школу, становятся все сложнее и развитее. Так ли это? И да и нет.
Раньше ребенок боялся переступить порог школы. Но эта робость не была похожа на страх запуганного человека — она была сродни трепету жаждущего обрести истину на пороге храма. Не случайно сравнение школы с храмом, а учителя со светочем знаний было в прошлом очень распространенным. Сегодня никто не боится идти в школу. И на первой же встрече с учителем дети ведут себя свободно и раскованно.
Припомним еще несколько характеристик детей прежних лет. Многие из них, поступая в школу, не знали ни одной буквы. Их общая информированность была такова, что школа для них становилась открытием мира. Путь от незнания к знанию был стремительным, И главным, едва ли не единственным источником знаний был школьный учитель.
Общее развитие сегодняшнего ребенка гораздо выше. Еще до школы он многое узнал и увидел. Сегодня немало шестилетних и даже пятилетних не только знают алфавит, но и умеют читать. Кстати сказать, таких ребят могло бы быть гораздо больше, не ленись родители и не придумывай себе оправдание, что не так научат и в школе придется переучивать. Кто уже читает, того переучивать не приходится. За последнее десятилетие умеющих читать среди поступающих в школу стало гораздо меньше.
У современного ребенка рано возникает иллюзия всезнайства. Его трудно удивить. Ему постоянно кажется: то, что ему говорят, он уже где-то слышал, где-то видел. Это «где-то» — радио, кино, телевизор, книжки, наконец, «взрослые» разговоры. Взрослых больше, и они стали очень разговорчивы. Присутствие же детей, а тем более одного ребенка их не смущает. Всю информацию ребенок как бы записывает на свой видеомагнитофон, не успевая осмысливать. Да и кто поможет? Скажем, вечером вся семья уставилась в телевизор и смотрит молча все подряд. Конечно, внимательные родители устраивают в доме «детские просмотры с последующим обсуждением». По таких немного. А уж всей семьей книжку почитать, о жизни поговорить — это и вовсе редкость. Перегруженность ребенка бессистемной, неосмысленной информацией ведет к поверхностности.
Старые учителя говорят: раньше развитых детей было меньше, чем теперь, но зато было больше одаренных. Сегодня дети лучше развиты, легче учатся, но ярких индивидуальностей стало мало. Почему? Порассуждаем дальше.
Где росли и воспитывались дети лет 25 назад? В основном в семье и во дворе. Детских садов было мало. Семьи чаще всего жили в коммунальных квартирах, население которых представляло удивительную разновозрастную общность людей. У кого-то праздник — вся квартира угощается пирогами, если горе — соседи приходят на помощь. Дружили и старые и малые, присматривая за своими и чужими детьми. А двор — это маленькое государство со своими законами и кодексом чести, настоящее детское братство. Дворами поступали в школу, дворами уходили на фронт. Родители и раньше были страшно заняты и немного внимания уделяли детям, но это компенсировалось соседями, друзьями и— бабушками, настоящими, неработающими бабушками, которые много времени проводили во дворе, знали все про всех и зорко следили за играющими детьми.
Сегодня более 80% первоклассников приходят в школу через детский сад, причем многие — через круглосуточный. До того они росли в таких же яслях. Значит, доля родительского, материнского участия в воспитании этих детей не слишком велика. А что собой представляет современный массовый садик, все хорошо знают.
Дети воспитываются или взрослыми или сверстниками. Взрослых в семье может быть и много, но все они работают и занимаются собой. В детском саду одна воспитательница на тридцать детей, которая не успевает им носы утирать. Дети отданы на произвол свободного общения. Коллектива здесь еще нет и быть не может. Значит, воспитываясь, они научатся в основном тому, что могут взять друг у друга. Что же до методов воспитания, то дело здесь еще проще, чем в массовой школе. У воспитательницы одна забота — подчинить себе группу, овладеть детьми настолько, чтобы они выполняли сразу, не мешкая, любое ее требование. Легче же всего, имея дело с таким возрастом, добиться цели окриком, давлением, наказанием, страхом. Вот и выходит, что ребенок растет в сплошном аду: дома кричат, в садике кричат, на улице кричат, в разговорах детей тоже преобладает крик.
Раньше детей ласкали прохожие, а если ребенок войдет в автобус, все пассажиры улыбались. Теперь появление детей в общественных местах, в транспорте, на улице вызывает тревожную настороженность. Учительница привела свой класс в парк. На берегу небольшого озера вальяжно разлеглись обнаженные любители раннего загара. Появление в этом заповеднике стайки звонкоголосых ребятишек вызывает общий взрыв негодования: убирайтесь отсюда, не мешайте отдыхать!
Срывать свою усталость и раздражение на детях, к стыду нашему, стало привычкой. Между прочим, те же взрослые с великовозрастными хулиганами предпочитают не связываться: можно нарваться на неприятность. А ребенок — маленький громоотвод, на котором можно безопасно разрядить свое личное напряжение. Но эти «взрослые разряды» разрушительно действуют на юного человека. Не случайно давно работающие учителя единодушно утверждают, что детей с такой расшатанной нервной системой школа еще не знала. Они возбуждаются мгновенно. В первом классе часто вспыхивают ссоры и драки с криками и взаимными оскорблениями. Причины пустячные: сосед локтем занял много места на парте, в столовой кто-то коснулся чужой порции, на перемене случайно столкнулись в коридоре. Дети не умеют прощать, не могут допустить случайности, во всем видят злой умысел и немедленно кидаются в бой.
Особенно таким «бойцовским» характером отличаются пришедшие в школу из одного детсада. Как правило, они представляют довольно сплоченную группу, в которой есть свои лидеры и свои изгои. Они приносят в класс отношения, сложившиеся в саду. Характерно, что эти ребята почти не зовут друг друга по именам, вместо них — клички. Шумные, решительные, активные, способные полностью себя обслуживать, прошедшие суровую школу жесткой самозащиты, эти маленькие реалисты умеют «толкаться локтями». Что же касается умственного и особенно нравственного развития, то они оставляют желать много лучшего.
Совсем другими выглядят «домашние» дети. Они, как правило, заласканы и закормлены. Они хорошо развиты и умственно, и физически. У этих детей есть довольно сложный внутренний мир, складывающийся по законам буйной фантазии. Нередко они живут как бы в двух мирах — реальном и вымышленном. В первом они чувствуют себя не очень уверенно: трудно сходятся со сверстниками, не умеют постоять за себя, пальто застегнуть, стесняются ходить в общественный туалет. Зато на уроках они ведут себя активно и вообще являются опорой учителя.
Наконец, есть в первом классе еще одна группа детей — это те, кто пришел из разных детских садов, в том числе из ведомственных, из престижных дошкольных учреждений с изучением иностранного языка или эстетическим уклоном. Но таких немного.
Итак, в одном классе собрались дети самых разных уровней развития и разной степени готовности к школе — от совсем неподготовленных до таких, что хоть сразу во второй класс. Перед учителем встает задача выравнивания учеников. Хорошо, если она будет решаться по принципу компенсации. Но для этого надо много и систематически работать с каждым ребенком, давая ему прежде всего то, чего не хватило в дошкольные годы его развития. Имеет ли учитель такую возможность на уроке? Очень малую. А после уроков? Для этого существует «продленка», но в ней работает совсем другой воспитатель, который на уроке детей не видит. Что же получается? На практике процесс выравнивания превращается в процесс уравнивания, усреднения младших школьников. Не потому ли уже к концу первого года обучения они даже выражением лица становятся очень похожи друг на друга?
Чтобы в рамках жесткой и напряженной школьной программы заниматься развитием индивидуальности каждого ребенка, для этого нужно настоящее мастерство, «высший пилотаж» в педагогике. Однако все учительские курсы, вся методическая учеба построены на «валовом» подходе к обучению и воспитанию, на «квадратно-гнездовом» методе.
Занятость взрослых на производстве возросла. Теперь работают все; слово «домохозяйка» уходит из нашего лексикона. Все спешат, все бегом. Утром надо успеть «забросить» ребенка в детсад, лучше с «пятидневкой». Или завести в школу, лучше с «продленкой». Вечером бегущая с работы мама, нагруженная сумками с купленными по дороге продуктами, хватает наскоро одетого сына и несется с ним домой, где ее ждет приготовление ужина, стирка и еще многое другое. Чтобы ребенок не мешал, проще всего включить ему телевизор или сунуть новую игрушку, которая хоть на один вечер займет его. Сегодня легко откупиться игрушкой. В каждой квартире их навалом, именно навалом, чаще всего именно так выглядит детский уголок: громадная коробка, а в ней полно всяких-разных игр и игрушек. Раньше дети могли долго играть одной любимой куклой или машиной. Сегодня игрушка перестала быть событием. Обилие игрушек пресыщает, даже отупляет. Есть еще игрушки дорогие, «престижные», они под запретом, их достают по большим праздникам или когда в доме гости.
Кстати, о гостях. В гости ходят взрослые. Дети встречаются друг с другом вне дома: в отсутствие взрослых им встречаться запрещено, а вечером уже поздно. Опять же в квартирах стало много хорошей мебели, дорогих вещей — как бы не попортить. Даже детские праздники — повод для взрослого застолья.
Раньше, если заболел товарищ, его навещает звено, отряд. Теперь этого нет: родители не позволяют. Одни боятся, что подхватят заразу, другие — что занесут грязь.
Стоит ли после этого удивляться, что, приходя в школу, ребенок думает прежде всего о себе, видит только себя. Дети, как правило, не умеют соотносить свои действия, слова и поступки с окружающими людьми. Детский эгоцентризм стал повсеместным явлением. Учитель вызвал к доске ученика, тот ошибся — какое всеобщее ликование! Как радостно чувствовать себя умнее и «правильнее» одноклассника!
В теплый воскресный день первоклассники коллективно выходят на природу. Предстоит несколько часов прекрасного отдыха в лесу. По этому случаю каждый несет дорожную сумку, а то и рюкзак со всякой снедью. По дороге дети начинают жевать, причем каждый спешит съесть прежде всего самое вкусное, чтобы не делиться с товарищами. На привале доедают остальное, и редко-редко кому придет в голову свалить всю еду в одну кучу и есть из «общего котла». С классом в поход идут и несколько родителей, причем идут все вместе, но каждый видит лишь своего ребенка. Если попадают под дождь, то на костре сушится прежде всего одежда тех, с кем шли взрослые.
Читатель может возмутиться — что за страшную картину нарисовал автор. На это замечу, что бывает и страшнее, если учитель не предугадает подобной ситуации и не примет загодя меры...
Вот маленькая статистика школы, где я работаю, обычной массовой общеобразовательной школы. Каждая третья семья — неполная, каждый второй ребенок — единственный. Немало братьев и сестер от разных отцов и матерей, значит, есть и отчимы, и мачехи.
Конечно, школа не может заменить семью, да и не надо этого. Но учесть особенности жизни ребенка в современной семье мы обязаны. В этом случае школа работает по принципу компенсации, и прежде всего она должна давать в полной мере то, что ни одна, даже самая хорошая семья дать не может. Это коллектив — удивительная общность людей (не только сверстников, но и ребят старшего возраста, учителей, других взрослых), без которых растущий человек не может полноценно развиваться. Но именно эту потребность ребенка родители, как правило, меньше всего учитывают. Пришел ученик из школы, что интересует семью? Какие отметки, чем кормили в столовой, не обидел ли кто? Взрослые переносят на ребенка свои понятия. Им коллектив меньше нужен, чем ему, вот и нет вопросов.
Если человек начинается с детства, то ученик начинается с первого класса. Для этого времени особенно актуальна извечная мудрость: посеешь Поступок — пожнешь Привычку, посеешь Привычку — пожнешь Характер, посеешь Характер — пожнешь Судьбу.
Младший школьник во многом таков, каким его видит учитель. Он подобен цветку, который раскрывается навстречу солнцу. Если к нему подходить с оптимистической гипотезой, как говорил А. С. Макаренко, он поворачивается к учителю своей светлой стороной. Это особенно важно, если учесть уже сказанное: дети, приходя в школу, находятся на разных уровнях развития, и тот, кто отстает от своих сверстников, в этом не виноват. Учитель для ребенка — источник не только света, но и тепла. Особенно важно согреть этим теплом тех, кто его недополучил в дошкольном детстве.
И тут самое время сказать об одном весьма распространенном недостатке учителей начальной школы. Нередко учитель ценит в ученике лишь свое отражение: чем точнее ребенок выполняет требования педагога, тем больше душевного тепла он получает в ответ. Конечно, в младшем возрасте воспитание и научение — это прежде всего подражание. Хорошо, если пример достоин подражания, а ну как нет? Если учитель любит не ученика, а себя в ученике? Если дети нужны ему для удовлетворения собственного честолюбия? Еще страшнее, когда детей приносят в жертву мелочному корыстолюбию, превращают их в средство эксплуатации семьи. Тогда школа становится трагедией для маленького человека, для его родителей.
Уверен, что некоторые читатели упрекнут меня в оскорблении профессионального достоинства учителей начальных классов. Но я имею право говорить эти слова: я не меньше других знаю учителей и преклоняюсь перед теми, кто честно, бескорыстно и благородно служит нашему делу. Тем более нетерпимы сегодня уроды в педагогической семье. Они покалечили столько судеб людей, что достойны позорного изгнания из школы!
Ребенок по природе своей талантлив, только он про это не знает. Разовьются ли его природные задатки — зависит от учителя. У меня немало хороших знакомых среди детей первых — третьих классов. Это все люди необычайно интересные: один увлекается природой, другой сочиняет фантастические сказки, третий знает наизусть политическую карту мира, четвертый сам взялся за иностранные языки. Но у всех у них одна беда: в школе за свои чудачества, не входящие в программу, они находятся на положении шутов, изгоев, подвергаются жестоким насмешкам более ограниченных товарищей. А учителя знают только одно — «знания, умения и навыки». Вот уж воистину «горе от ума»!
Как правило, эмоциональное восприятие мира у младшего школьника преобладает над рациональным. Поэтому учителю необходимо овладевать методикой эмоционального пробуждения разума. Все дети — фантазеры. Творчество для них — естественное состояние, игра им необходима. Учитель должен уметь играть, превратить игру в эффективное средство обучения и воспитания.
Ребенок воспринимает окружающую его действительность целостно, не расчленяя ее по темам, аспектам, направлениям, как это делают умные педагоги. В этом его неоспоримое преимущество перед взрослыми.
Как важно возможно дольше сберечь и сохранить целостное, образное, детское восприятие мира! Как важно влиять одновременно на сознание, чувства и поступки детей!
Мы уже говорили: в школе ребенок получает то, что не может получить нигде, — коллектив. Здесь он может иметь могучую компенсацию за недостатки семейного воспитания. Коллектив для него — среда обитания, средство развития. В начальных классах характер детского коллектива более, чем в других, зависит от позиции, действий, профессиональной мудрости одного учителя. Важно, чтобы коллектив младших школьников о самого начала не подавлял и не усреднял личность ребенка, а, напротив, способствовал ее разумному раскрепощению и развитию.
Известно, что самым сильным воспитательным средством для учеников начальных классов является личность их первого учителя. Нередко его авторитет превосходит авторитет родителей, его слово — закон. Учитель несет то знамя, за которым идут в мир его дети. Это знамя определяет и меру труда, и меру ответственности педагога.
Вот каковы педагогические позиции учителей начальных классов московской школы № 825. Их можно даже считать нашими принципами.
Вы заметили, что прекращают делать дети, пришедшие в первый класс? Они перестают задавать вопросы, Вернее, они их задают, но не те знаменитые «почему», которыми они еще недавно буквально изводили всех взрослых. Характер вопросов меняется: «Можно поднять ручку?», «Можно выйти?», «Можно спросить?» Новая школьная жизнь так плотно обнимает ребенка «своей жесткой регламентацией (как сидеть, как стоять, как ходить, что, когда и как делать), что для проявления обычной любознательности уже и места нет.
Мы в нашей школе постоянно побуждаем детей задавать вопросы, не имеющие отношения к школьной программе. Ребенок, не спрашивающий ни о чем, вызывает тревогу. Море детских вопросов настолько безбрежно, что, кажется, невозможно их систематизировать. Детей интересует соотношение сказочного и реального: «Есть ли Дед Мороз на самом деле?»; «Почему кукла неживая?». Возникают и вопросы глубочайшего философского содержания: «Что делает человека человеком?»; «Для чего я живу?». Разнообразны у младших школьников и научные интересы: «Как произошли времена года?»; «Почему Земля круглая?»; «Отчего произошли звезды?»; «Почему люди не могут летать, как птицы?»; «Как появилась природа?»; «На чем держится Земля?»; «Как возник туман?»; «Кто придумал числа?»; «Можно ли другим способом сделать минеральную воду, не газировать?»; «Загорится ли лампочка в космосе без стеклянной оболочки, которая прикрывает волоски?»; «Почему трава зеленая?». Очень много вопросов о животных: «Ели динозавры людей?»; «Почему кот царапается?»; «Какой самый умный зверь?»; «Как у верблюда образовался горб?». Наши дети интересуются политикой и историей: «Почему люди говорят на разных языках?»; «Почему была война?»; «Когда был царь Николай II?»; «Сколько всего стран?»; «Почему президент США хочет, чтобы на Земле была война?»; «Кто был первым человеком?». Принято считать, что младшие школьники равнодушны к внутреннему миру человека. Не могу с этим согласиться, ибо в зоне их интересов — вопросы жизни и смерти, коренные проблемы человеческого бытия: «Как рождается ребенок?»; «Что такое «ссориться»?»; «Откуда произошло слово «мама»?»; «А до скольки лет будут жить мама, папа и учительница?»; «Что такое «любовь»?».
Вот малая толика вопросов, которые задают нам дети.
А теперь спросим себя: как же надо работать, чтобы не погасить, но еще ярче разжечь этот огонь?