Любовница Черного Дракона

Глава 2.

– Я тебе нравлюсь?

Аннабель провела ладошкой по груди и, приподняв двумя руками вьющуюся копну чёрных волос, плавно покачала бёдрами. В неровных отблесках алебастровая кожа мерцала, словно источником света являлась сама леди Блекхарт.

Натаниэлю подумалось: пожалуй, прекрасное завершение сегодняшнего дня. Игра вышла достойной, хотя Сен-Ричардсон проигрался через три партии в пух и прах. Напившись с горя, молодой барон устроил драку, после которой его выгнали из-за стола. Впрочем, вскоре он вернулся, чтобы взять реванш, и поставил на кон… свою жену. Играть дальше Дрейк отказался. Ему претило сидеть за одним столом с идиотом. А Сен-Ричардсона ждала печальная участь. Это было ясно, как божий день, – если уже дело дошло до того, что барон ставил свою жену.

Несмотря на уговоры Валентайна, Натаниэль всё же покинул особняк Уорвена.

– Куда едем, ваша светлость? – прохрипел кучер.

– Домой, – отозвался Натан, но тут же передумал. – Хотя нет, на Монтернс.

– Монтернс так Монтернс, – крякнул старик и щёлкнул кнутом.

Через четверть часа Дрейка встретила заспанная экономка леди Блэкхарт и провела его через чёрный ход в покои госпожи.

В её спальне царила атмосфера таинственной чувственности. Горели свечи, на шелковых бежевых обоях плясали размытые тени. Здесь всегда говорили тихо, как будто боясь разрушить хрупкую интимность. Терпкий аромат южного сандала и мятного ахмантуса одновременно расслабляли и будоражили сознание, пробуждая древнейшее из желаний. Из небольшого музыкального артефакта, похожего на золотистый шарик с блестками, лилась нежная ненавязчивая музыка.

Дрейк наблюдал за изящными движениями Аннабель, приподнявшись на локте. Неудивительно, что леди Блэкхарт в обществе считали редкой красавицей. Чёрная волна волос, подобно плащу, укрывали плечи и спину. Тяжёлая налитая грудь соблазнительно покачивалась в такт движениям. Изумрудно-зелёные глаза подёрнулись дымкой и блестели от возбуждения. Натаниэлю внезапно показалось, что женщина, напрочь забыв о любовнике, растворилась в самолюбовании. Белые пальцы то неторопливо скользили по тонкой шее, то, повернувшись боком к зеркалу, поглаживали округлые ягодицы.

Открытость леди Блекхарт, её искренняя любовь к близости сводили с ума. Порой Натаниэль чувствовал себя беспомощно, заворожённый страстью, таящейся в гибком теле.

Однако в этот раз он не ощущал ничего, кроме необъяснимого глухого раздражения к любовнице. Чёрт бы подрал Сэвиджа, который привёз в его дом Нарциссу! Пробудившийся внутри Дракон нетерпеливо бил хвостом и требовал своё. Опасаясь потерять контроль, Натаниэль наплевал на все правила приличия и не вышел встречать госпожу Ливингстон. Холодно поинтересовавшись у Стивена, дворецкого, как устроилась его новая подопечная, Дрейк приказал пода́ть экипаж и отправился к Уорвену.

– Ты не ответил, – мягко пожурила Аннабель Дрейка и плавно повернулась к нему.

– Думаю, слова излишни, – сказал он и протянул руку. – Иди сюда.

Она тихонько засмеялась и подошла к нему. Прохладные ладони неспешно погладили грудь, покрытую тёмными жёсткими волосками, и пальцы дразняще скользнули ниже. Натаниэль откинулся на подушки, закрыл глаза и привычным движением зарылся пальцами в её мягкие волосы.

Тёплое удовольствие разливалось по телу. В ушах шумел океан, и ему казалось, что он стоит на краю обрыва, готовый вот-вот сорваться бездну.

– Ты мой, – Аннабель прошлась губами по мочке уха, опустилась сверху и, прикрыв глаза от удовольствия, ритмично двинула бёдрами. – Ты только мой. Дракон.

И тут Дракон взбесился. В глазах потемнело от злости.

Натаниэль резко перевернулся, подмяв под себя Аннабель, и грубо вошёл в неё. Она попыталась высвободиться, что-то сказать, однако он залепил рот поцелуем и буквально вмял в простыни. Её губы пахли силийской помадой. Где-то на краю воспалённого сознания мелькнула мысль, что делает ей больно, но тотчас угасла. Дракон взял верх над ним и его разумом.

Та, чья кожа нежнее, ноги длиннее, а ясные серые глаза, словно наполненные теплом, была далеко. От неё исходил тёплый обволакивающий аромат розмарина и бергамота. Но вместо него ноздри щекотал удушливый сандал и ахмантус. Дракон с отвращением фыркнул. Он желал дорогого вина́, а вместо этого ему подсунули дешёвое пойло.

Пламя растекалось по венам, а на смуглой коже проступил отчетливый рисунок черной чешуи. Океан больше не шумел, нет. Вместо него слышался гул барабанов – ритмичный, пугающий, подобный боевому кличу. Он взывал к чему-то первобытному, древнему. Тому, что древнее первых цивилизаций. Шум нарастал, взгляд застилала мутная кровавая пелена.

Он всё-таки сорвался в бездну. Острое, болезненное удовольствие почти вышибло из него дух. Тяжело дыша, Натаниэль уткнулся влажным лбом в плечо Аннабель и несколько долгих секунд прислушивался к собственным ощущениям. Недовольно ворча, Дракон складывал крылья, уползая в глубину подсознания вслед за кровавым туманом.

Тишина оглушала, и Дрейк вдруг осознал, что даже не заметил, как артефакт перестал напевать глупую мелодию. Аннабель тихонько зашевелилась под ним, и мужчина перекатился на спину.

– Что с тобой? – прошептала леди Блекхарт. Голос дрожал от непонимания и едва сдерживаемых слёз.

«Жива», – равнодушно подумал Натаниэль и невольно удивился своему безразличию. Он надеялся, что разрядка принесёт облегчение, но этого не случилось. Натаниэль чувствовал себя обманутым и разозлился, сам не понимая на кого. Не глядя на женщину рядом, встал с кровати и принялся одеваться. Слов, как и желания объясниться, не было. Однако искренность всегда лучше хмурого молчания.

– Дракон проснулся, – скупо проговорил Натаниэль, застёгивая манжеты.

Когда он повернулся к Аннабель, то первое, что увидел, – лиловые синяки на её шее и плечах. Они расплывались уродливыми пятнами по белой коже. Губы распухли от поцелуев, а в зелёных глазах стояли слёзы.

Натаниэля охватили стыд и жалость. Чувствуя ненависть к себе и своему происхождению, он тихонько присел на краешек кровати и нежно погладил по щеке леди Блекхарт.

– Прости меня, пожалуйста, – с искренним раскаяньем прошептал и осторожно притянул женщину к себе. – Я не хотел, чтобы так получилось.

Она не сопротивлялась. Уткнувшись лицом в его грудь, заплакала, как маленький ребёнок. Натаниэль стиснул челюсти с такой силой, что они заныли. Сволочь! Он просто редкостная сволочь, и этому нет никакого оправдания.

Натаниэль безотчётно гладил женщину по плечам, прижавшись щекой к её макушке, и мерно раскачивался из стороны в сторону.

– Что теперь с нами будет? – Аннабель больше не плакала. Немигающий взгляд слепо смотрел куда-то перед собой.

В спальне сделалось душно и неуютно. Воздух словно превратился в кисель, и каждый вдох становился невыносимо тяжёлым. Натаниэль с горечью осознал: Дракон не даст ему быть с той, кого он любит. Разве что он, Дрейк, найдёт способа спрятать его обратно.

– Не знаю. Боюсь, нам придется расстаться.

– Неужели это всё из-за твоей новой подопечной, Натаниэль? – горестно спросила Аннабель, цепляясь тонкими пальцами за шелковую ткань его сорочки. Помолчав, едва слышно добавила: – Не бросай меня! Даже если у тебя практически ничего ко мне не осталось, я люблю тебя.

– Нельзя. Ты мне дорога, и я не хочу, чтобы ты пострадала.

Натаниэль осторожно поцеловал похолодевшие женские пальчики, поднялся и, не оглядываясь, вышел из спальни.

***

Проснувшись, Нарцисса несколько минут пыталась осознать, где находится. Дешёвые розовые обои съёмной квартирки сменились на светло-серые из южного шёлка. Вместо древнего, как легенды о драконах, комода возле стены стоял туалетный столик с овальным зеркалом и большой гардероб из красного дерева. В лучах утреннего солнца, просачивающегося сквозь плотно задёрнутые портьеры, кружили невидимые пылинки.

В комнате царила приятная прохлада, и пахло спелыми яблоками и бергамотом. Потянувшись, Нарцисса улыбнулась, – она уже и забыла каково это – спать на мягкой перине и под тёплым одеялом. Съёмное жильё не располагало такими удобствами. По ночам в нём было слишком холодно из-за сквозняков, пробирающихся сквозь щели в оконных рамах, а по утрам всё тело ломило от жёсткой постели.

Последние несколько лет Нарцисса только и делала, что пыталась выжить: стояла за прилавком в галантерейном магазине, работала помощником библиотекаря, заполняла страховые облигации в банке и даже писала заметки путешественника в местную газету. Однако нигде больше года не удалось задержаться. Причина всегда была одна: «У вас нет аттестата женщины свободной профессии». Правда, господин Миллс, хозяин «Вестника Велирии», предложил помощь взамен на благосклонность. Он искренне полагал, что перед барскими харчами носом не крутят, и очень удивился, когда Нарцисса сначала швырнула в лицо букет помятых гвоздик, затем рукопись последней статьи, а после сердито захлопнула дверь.

А потом в её жизни появился Эжен Дюпре, барон де Виньи.

Выбравшись из-под тёплого одеяла, Нарцисса завернулась в халат, подаренный мадам Пинкертон, и направилась в уборную. Она с содроганием и отвращением вспомнила вечер, когда к ней на съёмную квартиру приехал отец.

Неделю назад рядом с многоквартирным домом на Липовой улице остановился скромный экипаж Матиасса Ливингстона, инженера-механика Королевской Гильдии Артефакторов. Увидев в окно полноватую фигуру отца, сердце Нарциссы радостно подскочило – наконец-то ему удалось найти время, чтобы встретиться с ней.

Смутная тревога кольнула острой иглой за грудиной, однако Нарцисса лишь отмахнулась. Она торопливо поставила чайник на горелку, проворно достала из буфета вазочку с печеньем и вытащила две лучшие чашки и заварник.

В тот момент детские обиды отодвинулись на задний план. Нарцисса будто забыла, как видела отца беспробудно пьяным бо́льшую часть детства. Как безучастно сообщил, что он и госпожа Матильда разводятся, и теперь она, Нарцисса, должна принять их решение, как взрослый человек. О том, что после развода практически не появлялся, хотя изредка отвечал на её письма.

«Твой отец несчастный человек, – частенько приговаривала тётушка Агата и тяжело вздыхала. – Его можно пожалеть. Не повезло Матиассу. Ни с твоей матерью, ни с тобой, ни с его новой женой. Все стервы, как одна». В чём заключалась стервозность дочери господина Ливингстона, тётя не объясняла. Вот только чувство, что она лишняя в собственной семье, не отпускало Нарциссу.

Стоило войти господину Ливингстону в прихожую, как стало понятно: он явно пришёл не для того, чтобы возобновить общение с дочерью. Неуверенно потоптавшись на пороге, Матиасс прошёл в кухню и сел возле окна.

– Ты должна выйти замуж за де Виньи, – безапелляционным тоном заявил он.

Слабый лучик радости потух. Нарцисса непонимающе дёрнула головой, хотя слышала каждое слово.

– Что значит «должна»? – спросила она.

Отец не смотрел на неё. Он уставился на буфет, будто резные дверцы были крайне важным собеседником и могли подсказать ответ. Нарцисса знала этот взгляд: отец всегда смотрел так, когда дело касалось важного, но неприятного разговора.

– Что значит «должна»? – с нажимом повторила Нарцисса.

– Вчера приезжал барон де Виньи и просил твоей руки, – заёрзав на стуле, ответил господин Ливингстон. – Я сказал, что поговорю с тобой о его предложении.

– Но ты уже всё решил, верно? За меня.

Отец молчал.

Нарцисса презрительно усмехнулась.

– Разумеется, ты учёл тот факт, что у барона де Виньи пропадают жёны, да? – она тряхнула головой и облокотилась на кухонный стол. – Ты же знаешь, как сложилась судьба у бедной Аделин, верно?

– Аделин подхватила грудную лихорадку и скончалась. В этом нет ничего предосудительного.

– Это барон так сказал?

– Послушай, к чему все эти истерики? – вскинулся отец и впервые за встречу посмотрел на Нарциссу. – Де Виньи прекрасная партия для тебя. Он красив, богат, а, главное, приближен ко двору Её Величества королевы Виттории.

Нарцисса с горечью понимала, что отец даже не желал её слушать. Всё, чего он хотел, – избавиться от обузы, которая напоминала ему об ошибках прошлого.

– Я больше года не получала известий от Аделин. А потом сообщили, что она внезапно заболела. Аделин мне снилась, понимаешь? – продолжала Нарцисса. – Она приходила ко мне так, как до этого являлись и тётя Агата, и бабушка, и дядя Маркус. Предупреждала, чтобы я держалась подальше от барона де Виньи.

– Глупости всё это. Всем снятся покойники и рассказывают какие-то небылицы. Так что с того? Вот что? Верить в предрассудки? Значит, так, – Матиасс поднялся со стула и поджал губы, давая понять, что не потерпит никаких возражений, – я даю согласие на брак с де Виньи. Ты или делаешь так, как я говорю, или больше не жди от меня никакой помощи. Можешь забыть, что у тебя есть отец.

Нарцисса горько рассмеялась, хотя в тот момент больше всего ей хотелось плакать. Внутри заскребло болезненное чувство безнадёжности. Отца не волновала судьба дочери. Ему был интересен статус жениха. Такой брак мог принести господину Ливингстону продвижение по службе.

– А был ли у меня отец? Знаешь, что самое прекрасное в этом чудовищном положении? Когда ты придёшь просить у меня помощи, я имею право без зазрения совести отказать тебе, – сдерживая дрожь гнева и обиды, она указала на дверь. – Уходи. Я не желаю общаться с тобой.

С видом оскорблённого достоинства господин Ливингстон покинул квартиру.

После его ухода Нарцисса обессиленно опустилась на стул и заплакала. Да, её отец далек от образа идеального родителя. На многое она закрывала глаза и прощала недостойное поведение, но только сейчас всей сущностью осознала – у неё никогда не было отца. Отцы не бросают своих дочерей, что бы ни случилось. И уж тем более не отправляют на верную гибель.

Разглядывая своё измождённое лицо в зеркале уборной, Нарцисса внезапно почувствовала, что наконец-то получила необходимую передышку. Страх перед неизвестностью не исчез, но сделал пару шагов назад.

Лорд Валлори не казался чудовищем, как о нём рассказывали соседские кумушки. Разве что необычные глаза, ярко-синие, будто яманские сапфиры, со змеиными вертикальными зрачками, выдавали драконью кровь. По позвоночнику пробежал липкий холодок, когда Нарцисса вспомнила его взгляд. Тело помнило прикосновения к коже. Лёгкие, невесомые, заставляющие сердце трепетать пойманной птицей. Охваченная смятением и страхом, она даже не пыталась протестовать, пока Натаниэль разглядывал её, как коллекционер, получивший редкий экземпляр. Недаром до каторги он занимал пост министра магической безопасности. При желании Дрейк мог вытянуть из неё всё, что угодно. Она сама выложила бы ему и про шпильку с кристаллом, и про истинные мотивы де Виньи.

А ведь ей придётся делить постель с Дрейком, и эта мысль вызывала приступ тошнотворного волнения. Нарцисса мысленно закатила оплеуху себе. Не для того она рисковала всем, что было в её маленькой жизни, чтобы сдаться при первой же трудности.

– В конце концов, и с чёртом можно переспать, – едва слышно проговорила она, и отражение в зеркале цинично осклабилось. – Если это отвадит де Виньи. А сейчас завтракать.

***

– Прекрасно выглядите, Нарцисса! Как отдохнули? – спросил Натаниэль.

Обед подали в столовой с арками и флондрийской росписью эпохи Великой Революции. С потолка свешивались кованые люстры, а вдоль стен стояли позолоченные канделябры. Возможно, в другое время Нарцисса оценила бы и ангелочков среди облаков на потолке, и филигранную работу мастеров кованых дел, но сейчас роскошная обстановка казалась ей столь же ненастоящей и блёклой, как если бы она вдруг решила пообедать в музее. Живот сводило от глухой тревоги и напряжения, и Нарцисса приложила все усилия, чтобы не выдать своего состояния.

Служанка бесшумно убрала тарелки и поставила чашки с кофе. Нарцисса едва заметно нахмурилась. Ей не нравился кофе, хотя в её семье он пользовался особой любовью. Отец предпочитал крепкий. Мать и сестра – со сливками или корицей. Хотя подобное считалось дурным тоном: в настоящий кофе можно добавить только кофе. В столовой её дома всегда витал его терпкий аромат.

А впрочем, неважно. Воспоминания были столь далёкими, что казались плодом воображения.

– Благодарю, – Нарцисса сделала маленький глоток и слегка поморщилась: слишком горький, не для неё. – Я прекрасно отдохнула. А как ваш вечер прошёл?

И тут же мысленно осадила себя. Вопрос показался неуместным. Вид Дрейка оставлял желать лучшего: под глазами залегли синеватые круги, лоб и щёки прорезали глубокие морщины. Даже несмотря на то, что лорд побрился, а одежда была идеально чистая и выглаженная, измождённое лицо выдавало бурную ночь.

Однако ответ Натаниэля удивил Нарциссу.

– В Соул-Гарден давали спектакль «Дева из Юнь-Лин». Великолепная музыка и, конечно же, лучшие оперные голоса Велирии. Зал рукоплескал стоя.

– Габриэль фон Вандер – гениальный композитор. Его музыка способна передать и солнечную симальскую классику, и погрузить в мир древних народов Корё. Впрочем, фон Вандер допустил ошибку, соединив современную музыку и древние напевы. Но разумеется, это не отменяет его гениальности, как композитора.

Натаниэль задумчиво покачал головой и сдержанно улыбнулся.

– Не думал, что вы разбираетесь в музыке. Это впечатляет, – сказал он.

Щёки её окрасил лёгкий румянец. Нарцисса почувствовала себя маленькой девочкой, которую похвалили за правильно написанное слово.

– Моя тётя очень любила театр. Мы часто ходили на спектакли. Она считала, что музыка делает человека добрее, и каждая девочка обязана получить музыкальное образование.

– Агата Виленфор, верно?

Нарцисса удивлённо посмотрела на Натаниэля. Она не помнила, чтобы называла имени своих родственников. Однако Дрейк выглядел так, будто знал всю её подноготную и ждал, пока она подтвердит его слова. Что ж, старые профессиональные привычки не изменить. Было бы удивительно, если бы Натаниэль не собрал на неё досье.

– Да, верно. Она воспитывала меня.

Дрейк качнул головой, словно ждал именно этого ответа.

– А что бы вы рассказали о себе? – спросил он.

Нарцисса задумалась. Она не любила подобные вопросы. Да и как на него ответить? Пересказать всю свою жизнь начиная с рождения? О том, кто у неё родители? О статусе? Или какие-то личные достижения?

– Как бы себя описали? – уточнил Натаниэль, видя растерянное лицо собеседницы. – Какая вы женщина?

– Ну… – после паузы ответила она, медленно, подбирая каждое слово. – Я отличаюсь от других. Заметно выделяюсь. Моё мышление немного по-другому устроено. В научных кругах его называют нестандартным или творческим. В народе – странным. У меня интеллект выше среднего значения. Незамкнута, но и людей не допускаю к себе близко. Особенно, если не доверяю им. С близкими и друзьями – весёлая и интересная. Иногда бываю занудой и брюзгой. Зато беззлобная. Я не могу держать нож за спиной. Хотя это скорее недостаток, чем достоинство. Прекрасно чувствую себя в обществе, но больше предпочитаю одиночество. Я умею выживать в условиях, которыми мамы пугают дочерей, когда те начинают перебирать женихов. Меня нельзя купить. Со мной нельзя неуважительно. Если я чувствую пренебрежение или фальшь, то сразу ухожу. И да, я сложная. Хотя на самом деле со мной нетрудно. Просто нужно найти подход.

Натаниэль поднёс чашку к губам, но вместо глотка неприятно усмехнулся. Синие змеиные глаза смотрели жёстко и насмешливо.

– Когда женщина заявляет, что у неё интеллект выше среднего, то невольно возникает опасение, что она – редкостная дура. И как показывает жизнь, опасение часто оказывается обоснованным, – он отхлебнул кофе и совершенно беззаботно добавил: – А между тем весьма странно слышать о неподкупности от женщины, которая с лёгкостью согласилась на роль любовницы, чтобы избежать брака.

Слова – что удар хлыста. В глазах потемнело от злости и обиды, а к щекам прилила кровь. Однако Нарцисса быстро взяла себя в руки. Как там говорила Эржабет? «Достоинство – главное оружие женщины».

– Благодарю за завтрак, – она натянула вежливую улыбку, положила салфетку рядом с тарелкой и отодвинулась от стола.

– Завтрак ещё не закончен, – Дрейк не собирался скрывать пренебрежения, но самовольство Нарциссы ему не понравилось. – Или интеллект выше среднего позволяет не соблюдать правила приличия?

– Ну что вы! – елейно отозвалась Нарцисса, однако в голосе сквозила холодность. – Просто не пристало такой высокородной особе, как ваша светлость, сидеть за одним столом с продажной дурой. Бросает тень на разумность вашей светлости, знаете ли.

– Вы забываете про условия.

– Сегодня же сообщу господину Сэвиджу, что расторгаю договор об опекунстве.

– Тем самым вы подставите и себя, и господина Сэвиджа.

– Я переживу. Господин Сэвидж, думаю, тоже. В конце концов, все совершают ошибки, но ещё никто не умер от стыда, – Нарцисса поднялась из-за стола и развернулась, чтобы уйти, как услышала за своей спиной:

– Сядьте, гордая женщина.

От тона Натаниэля приподнялись волоски на руках. Прежде она никогда не слышала, чтобы так говорили. Мягко, вкрадчиво, но в то же время сколько власти было в его тоне… и уважения.

Задетая гордость требовала немедленно покинуть столовую, однако внутренний голос взывал послушаться. Поколебавшись несколько долгих секунд, Нарцисса всё же опустилась на стул.

Натаниэль отставил чашку в сторону и теперь разглядывал свою подопечную так, словно перед ним было мифическое существо. Он откинулся на спинку стула и сощурился, как будто пытался заглянуть в самые потаённые уголки души, найти слабое место, чтобы нанести окончательный удар.

Внезапно Нарциссе показалось, что ей на плечи обрушилась гора. Выдержать его взгляд было невероятно трудно, но она заставила себя не отворачиваться.

– Обычно люди, – медленно проговорил Натан, – оказавшись в отчаянном положении, способны смешать себя с грязью. Правильно это или нет – судить не берусь. И те, кто соглашаются стать любовницей, готовы терпеть многое. Оскорбления, недостойное поведение…

– Что вас удивляет? – перебила его Нарцисса. Досада и раздражение требовали выхода. Забыв об обещании держать себя в руках, она говорила отрывисто и жёстко: – Моё быстрое согласие? Или то, что я не терплю недостойного поведения?

Натаниэль не торопился отвечать, словно подталкивал её говорить дальше.

Её тонковатые губы дрогнули в злой ухмылке, однако в серых глазах проплыла тень глубокой печали.

– Прося вас о помощи, я прекрасно понимала, чем это может закончиться. И, согласившись на ваши условия, я пошла на сделку с собственной совестью. Вы прекрасно знаете, что это сделано от отчаянья. Но никому, слышите, НИКОМУ не позволительно меня оскорблять. Нет ни такого статуса, ни права. И если мне придётся разорвать договор, то я это сделаю.

На мгновение воцарилась тишина, тяжёлая и глубокая. Такая, что стало слышно, мотив, который напевает садовник, обрезающий кусты роз под окнами.

– Смелая, – Натаниэль задумчиво провёл пальцем по подбородку, потом моргнул, взгляд приобрёл осознанность, словно лорд Валлори вынырнул из пучины своих мыслей, и едва слышно рассмеялся. – В этом доме вас никто не обидит, госпожа Ливингстон. И не только здесь. Я даю вам слово.

– Хотелось бы верить, – прошептала она, глядя на чашку с недопитым кофе. – Особенно после всего, что было сказано.

Лицо Натаниэля вытянулось в недоумении, будто само сомнение в его слове звучало оскорбительно. Но так как раньше не сталкивался с подобным, он не знал, как реагировать.

– Слово Чёрного Дракона – самая нерушимая вещь, – произнёс Дрейк и одним глотком допил остатки кофе. – Но, если вам будет легче, считайте, что я вас проверял.

– Ну и как? Довольны? Что вы хотели узнать?

– Чего вы стоите, – отозвался Натан и странно улыбнулся. – И да, я абсолютно доволен.