Любовник Дождя

15

Бомбардир открыл глаза. Он зевнул, потянулся и огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. И тогда все вспомнил.

В уютной старомодной комнате было так тихо, что он слышал тиканье часов и монотонный шум дождя, ударяющего о стекло.

Плед Дженни Кроузер сполз ему на колени. Бомбардир с улыбкой провел по нему рукой, потом встал и опять потянулся. Огонь в камине почти догорел. Бомбардир присел на корточки, отгреб золу и подбросил немного щепок для растопки. Дождавшись, пока над углями заплясали огоньки, он отправился на кухню.

Здесь он налил в чайник воду, зажег газ и взял из лежавшей на столе пачки сигарету. Затем подошел к окну и выглянул на залитый дождем двор.

Внезапно у него за спиной раздался голос Дженни:

— Все льет и льет, конца не видно.

На девушке был старый халат, распущенные волосы свободно падали на плечи. Лицо у нее было свежее и ясное.

Бомбардир усмехнулся.

— Я могу не спрашивать, хорошо ли тебе спалось. Ты выглядишь так, будто искупалась в горном источнике.

Дженни улыбнулась и, зевая, подошла к окну.

— Я уже две недели так сладко не спала. Сама не знаю, почему.

— Потому что здесь я, моя радость. Оберегаю твой сон, как старый верный пес.

— Может быть, — ответила девушка серьезно.

На мгновение воцарилось неловкое молчание. Оба не знали, что им теперь сказать.

Дженни ополоснула заварной чайничек и потянулась за ложечкой. Бомбардир засмеялся.

— Воскресное утро… мое любимое время. Я любил поваляться в постели, пока на кухне жарится свининка.

— А кто для тебя готовил? — спросила Дженни.

— Разумеется, моя тетка! — он состроил обиженную мину. — За кого ты меня принимаешь? За типа, который приглашает в дом случайных подружек?

— Как мило, что ты употребил множественное число! — язвительно заметила девушка. — Это свидетельство твоего необычайного такта.

Бомбардир обнял ее за талию и привлек к себе, чувствуя сквозь ткань халата тепло обнаженного тела.

— Я совсем одичал за эти годы в каталажке.

— Но, но! Здесь тебе не обломится. — Она слегка отодвинулась и погрозила ему пальцем. Потом прижала ладонь к его губам. — Ох, и глупый же ты, Бомбардир!

Не выпуская ее из объятий, Дойль наклонил голову так, что его лоб коснулся ее лба. У него сдавило горло.

— Не доводи меня, девчонка!

Дженни мягко взяла его за подбородок и поцеловала. После минутного колебания Бомбардир отстранился, хотя продолжал держать руки на ее плечах. То, что он сказал, стало неожиданностью даже для него самого.

— Нет. Я не могу позволить, чтобы ты впуталась в эту историю. А потому выпью чай, что-нибудь проглочу и исчезну. А вы с бабушкой просто забудете о моем существовании.

Дженни фыркнула.

— Это уж мне решать, впутываться или нет. Садись лучше к огню да, будь добр, помолчи.

Он уселся в кресло и смотрел, как она заваривает чай.

— А что твоя бабушка?

— Она проспит до полудня. Людям в ее возрасте нужно много времени для отдыха.

Когда Бомбардир взял у нее чашку, Дженни проговорила:

— А может быть, лучше сдаться, Бомбардир? Все равно тебе некуда бежать. И чем больше это затягивается, тем хуже.

Дойль покачал головой.

— Тогда я потеряю все льготы, что означает еще два с половиной года отсидки.

— А ты уверен, что их потеряешь?

— Не знаю. В таких делах многое зависит от случая. Я уже сидел бы в камере, если бы прошлой ночью обстоятельства сложились по-другому.

— Что ты хочешь сказать?

Бомбардир рассказал ей о том, что произошло на квартире у Дорин. Когда он закончил, Дженни вздохнула.

— И что мне с тобой делать?

Он усмехнулся.

— У меня есть одно интересное предложение. Два с половиной года — чертовски долгий срок.

Девушка окинула его критическим взглядом и скривилась.

— Знаешь, раньше я об этом как-то не подумала, но теперь вижу, что тебе не мешает помыться. Ванная наверху, прямо у лестницы, и горячей воды у нас вдоволь. Отправляйся туда, а я пока приготовлю завтрак.

— Ладно, ладно, — улыбнулся Бомбардир, когда Дженни потянула его за руку и подтолкнула к двери.

Однако едва он очутился в ванной, как улыбка сошла с его лица. Два с половиной года! При одной мысли об этом его проняла холодная дрожь. Ах, если б этот чертов охранник не вздумал отправиться в буфет, а ему не взбрело в голову потискать медсестру! Но такова уж наша жизнь. Одно сплошное: «Ах, если бы…»

Бомбардир заканчивал одеваться, когда Дженни постучала в дверь.

— Как будешь готов, приходи в мою комнату. Это рядом с ванной. Я достала для тебя чистую одежду.

Когда он вошел, девушка стояла у кровати, склонившись над разложенными на ней брюками и свитером.

— Это вещи моего отца. Мне кажется, размер подходящий.

Но Бомбардир покачал головой,

— Нет. Если полиция меня схватит, они начнут допытываться, откуда это у меня.

Дженни растерялась.

— Об этом я не подумала…

— Вот видишь. А я должен выглядеть в точности, как вчера вечером, до того, как сюда попал. Иначе встанет вопрос, где я был и кто мне помог.

Бомбардир обвел глазами комнату — и вдруг улыбнулся.

— Ты должна задергивать шторы, детка. Вчера, когда я сидел в мастерской, я все видел. А это было незабываемое зрелище. — Он вздохнул. — Интересно, сколько раз я буду вспоминать его за эти проклятые два с половиной года?

— Бомбардир…

Когда он повернулся, у него перехватило дыхание. Дженни по-прежнему стояла у кровати. Только теперь она была абсолютно нагая, а халат лежал на полу у ее ног. Волосы темной волной спадали девушке на грудь, касаясь упругих сосков. На губах играла мягкая улыбка.

Он пошел к ней, шатаясь, как пьяный, и, уже не владея собой, стиснул в объятиях.

Дженни прижала к себе его голову, так что в ноздри ему ударил запах ее духов. Она гладила его и шептала:

— Все хорошо, Бомбардир… Все хорошо…

Они не знали, сколько прошло времени, когда вдруг зазвонил телефон.

Дженни вздрогнула.

— Я узнаю, что там… — она выскользнула из его объятий и набросила халат.

Как только девушка исчезла за дверью, Бомбардир встал и начал одеваться. Он уже застегивал ремень, когда дверь опять открылась. На пороге стояла Дженни — белая, как полотно. Ее лицо было искажено страхом. Впервые за все время Дойль увидел ее по-настоящему испуганной.

— Кто звонил? Что случилось?

— Мужчина… — выдавила она с трудом. — Он сказал, чтобы ты немедленно уходил, потому что с минуты на минуту здесь будет полиция.

— Господи Иисусе! — выдохнул Бомбардир. — Какой еще мужчина?

— Не знаю… — Ее голос прервался. — Ох, Бомбардир! Что же нам теперь делать?

Он обнял ее за плечи.

— Прежде всего, не паниковать. Запомни: ты не имеешь к этому никакого отношения. Я все беру на себя.

Дойль натянул свитер. Дженни коснулась его локтя.

— Лучше сдайся им, Бомбардир.

— Всему свое время, солнышко. Сначала я должен забраться как можно дальше отсюда, чтобы легавые не смогли связать меня с тобой или твоей бабушкой.

Дженни закусила губу. Минуту она молча всматривалась в его лицо; затем подошла к туалетному столику, взяла сумочку и высыпала оттуда пригоршню монет и банкноту в три фунта, которые, вопреки его протестам, сунула бомбардиру.

— Это на случай, если ты все же решишь бежать. Я больше не стану тебя отговаривать. — Она достала из шкафа старый непромокаемый плащ. — Возьми, это тебе тоже пригодится. И скорее уходи.

Бомбардир надел плащ и вышел в коридор, но Дженни потянула его за руку.

— Не сюда. Я знаю лучшую дорогу.

Они миновали несколько закрытых комнат и по узкой лесенке поднялись на чердак, где остановились перед массивной дверью, запертой изнутри и окованной железом для защиты от взломщиков.

Дженни отодвинула засовы, и дверь распахнулась настежь под порывом ветра, открыв им вид на островерхую крышу, протянувшуюся между двух высоких башенок. С третьей стороны она была огорожена балюстрадой, а стена дома отвесно уходила вниз.

— Отсюда можно перебраться на крышу слесарной мастерской. При твоих талантах это сущая мелочь. Я и сама в детстве это не раз проделывала. А там есть выход на соседнюю улицу.

Через распахнутую дверь на них обрушивались потоки дождя, но Бомбардир, как зачарованный, смотрел на девушку, не в состоянии двинуться с места. Внезапно Дженни резким толчком выпихнула его наружу.

— Да убирайся же, наконец, ты, глупый осел! — крикнула она и захлопнула дверь.

Бомбардир остался один. Еще никогда он не чувствовал себя до такой степени отрезанным от окружающего мира. Будто все ценное, что было в его жизни, осталось за этой железной дверью. И он ничего не мог с этим поделать. Абсолютно ничего.