Любовник леди Софии

Глава 4

В течение трех дней Росс допрашивал Ника Джентри, допрашивал сурово и настойчиво, как привык это делать с самыми закоренелыми преступниками, обычно добиваясь их признания. Увы, Джентри оказался не таков. Более того, он был совершенно не похож на тех, с кем Россу до этого приходилось иметь дело. Он был колючим и одновременно на редкость спокойным, словно ему нечего было бояться и нечего терять. Росс тщетно пытался понять, что для этого человека главное в жизни, каковы могут быть его слабости, однако так ничего и не сумел добиться. Он несколько часов подряд расспрашивал Джентри о том, как тот якобы занимался поимкой преступников, о его прошлом, о его связях с другими лондонскими бандами — и все безрезультатно.

А поскольку всему Лондону было известно, что Джентри арестован и его держат на Боу-стрит, а значит, весь город следил за развитием событий, Росс, дабы не рисковать, не стал задерживать молодого преступника ни минутой дольше, нежели положенные законом три дня. Рано утром на третий день он отдал распоряжение выпустить Джентри из-под ареста еще до того, как рассветет, — с тем расчетом, чтобы предотвратить возможные беспорядки. Ведь перед зданием суда каждый день собирались толпы сочувствующих, в чьих глазах Джентри пострадал за правое дело.

Скрыв дурное настроение за маской равнодушия, Росс направился к себе в кабинет, даже не заглянув на кухню, чтобы позавтракать. Есть он не хотел, как, впрочем, и просто сидеть перед теплой плитой и тем более чувствовать себя объектом внимания со стороны Софии. Ему хотелось одного — поскорее усесться за свой рабочий стол и с головой погрузиться в изучение документов, которых там скопилась целая груда.

В этот день заседающим судьей на Боу-стрит был сэр Морган Грант, чему Росс был несказанно рад. Лично у него не было ни малейшего желания выслушивать показания жалобщиков и ответчиков, рассматривать улики и задавать вопросы — как невиновным, так и тем, кто совершил преступление. Ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы предаться размышлениям в своем кабинете.

Как водится, Морган зашел к Россу в кабинет на несколько минут до начала заседания суда. Росс был рад его видеть хотя бы потому, что Морган был одним из немногих, кто не только понимал, но и разделял его стремление поскорее посадить Джентри за решетку. На протяжении последних шести месяцев, после того как Морган был повышен в чине с рядового сыщика до помощника главного судьи, он сумел убедить Росса Кэннона в правильности его выбора. Как сыщик Морган был известен своим вспыльчивым и порывистым характером, как, впрочем, и своим умом и мужеством. Некоторые скептики предупреждали Кэннона, что Морган — не самая подходящая кандидатура на роль помощника главного судьи.

— Ваша слабость в том, — говаривал Моргану сэр Росс, и не раз, — что вы порой принимаете скоропалительные решения, не учитывая всех улик.

— Я доверяю прежде всего собственному чутью, — парировал его замечание Морган.

— Чутье — вещь хорошая, — сухо ответил Росс, — и тем не менее вы не должны сбрасывать со счетов все возможности. Недопустимо, чтобы кто-то уверовал в собственную непогрешимость.

— Даже вы? — не удержался от дерзости Морган.

— Даже я, — спокойно ответил сэр Росс.

И надо сказать, Морган довольно быстро превратился во вдумчивого и рассудительного коллегу. Как судья он был, пожалуй, чуть более суров в своих суждениях, нежели Росс, хотя при этом старался быть справедливым. В один прекрасный день, через несколько лет, когда сам Росс уйдет в отставку, он без минутного колебания передаст дела на Боу-стрит Моргану. Но это будет еще не скоро. Росс пока еще не торопился подавать в отставку.

Пока они с Морганом беседовали, раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал Росс.

В кабинет с кувшинчиком дымящегося кофе в руках вошла София. Росс тотчас ощутил радость, хотя и не подал виду. На Софии было серое платье на пуговицах с длинными рукавами и пелериной, подчеркивавшее стройность ее фигуры. Казалось, что ее сапфировые глаза отливают в тон синей пелерине платья. Золотистые волосы были спрятаны под чепчиком — Россу моментально захотелось сорвать с нее этот ненужный головной убор, скрывающий ее красоту.

После того как два дня назад Росс поцеловал ее, они с Софией делали вид, что не замечают друг друга. С одной стороны, Росс действительно с головой ушел в работу, тем более что он допрашивал Ника Джентри. С другой — было видно, что София крайне смущена тем, что произошло. С тех пор она не осмеливалась посмотреть ему в глаза. От Росса не укрылось также, как дрожали ее руки, когда на следующее утро она подавала ему завтрак.

И все же его поцелуй не был ей отвратителен. Скорее наоборот. Росс вспомнил, как она отреагировала на его прикосновения, как буквально растаяла, разомлела в его объятиях. Поначалу он слегка удивился тому, что она держала себя довольно скованно и неумело, словно не зная, что ей делать. Что ж, вполне возможно, что ее бывший возлюбленный не любил целоваться или же был не слишком искусен в этом занятии. Как бы то ни было, Росс сделал вывод, что особого любовного опыта у нее нет. И в то же время он страстно желал ее, как никогда не желал никакую другую женщину.

— Доброе утро, — сказала София, посмотрев сначала на Моргана и лишь затем несмело обратив взгляд на Росса. Подойдя к столу, она налила ему в пустую чашку кофе. — Я подумала, что вы захотите выпить свежего кофе, прежде чем я пойду по своим делам.

— И куда вы собрались? — поинтересовался Росс, неожиданно с досадой вспомнив, что сегодня у Софии выходной день.

— На рынок, вместо Элизы, потому что она сегодня не может. Вчера она оступилась на лестнице и ушибла колено. Как мне кажется, ничего страшного, все заживет быстро, но пока ей не стоит себя утруждать.

— И кто же будет сопровождать вас на рынок?

— Никто, сэр.

— А Люси?

— Она отправилась в деревню навестить родственников, — напомнила Россу София. — Уехала еще вчера утром.

Росс прекрасно знал, что такое Ковент-Гарден, — место, где полным-полно карманных

воров, бездельников, высматривающих, где что плохо лежит, театральных завсегдатаев без конкретного рода занятий и просто подозрительных личностей, что слонялись без дела по всему рынку. Для такой женщины, как София, появляться одной в таком месте, как Ковент-Гарден, небезопасно. К ней там могут пристать, вырвать у нее кошелек, ее могут затащить куда-нибудь в темный переулок и надругаться над ней, причем так быстро, что не успеешь и глазом моргнуть.

— Одна вы никуда не пойдете, — решительно заявил он ей. — Иначе вам не отбиться от толпы воров и мошенников.

— Но ведь Элиза ходит на рынок одна, и с ней никогда не случалось никаких историй. Почему же нельзя мне?

— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос, чтобы не сделать обидных замечаний в адрес Элизы, поэтому позвольте мне промолчать. Тем не менее говорю вам в очередной раз — вы не пойдете на рынок одна. Возьмите с собой кого-нибудь из наших констеблей.

— Но они все разошлись по своим делам, — вмешался в их разговор Морган, глядя на Росса и Софию с явной тревогой в глазах.

— Как, все до единого? — не смог сдержать раздражения Росс.

— Да. Вы отправили Флэгстада в Английский банк — сегодня там день выплаты квартальных дивидендов. Ратвен расследует кражу со взломом, а Джи…

— А что делает Эрнест?

В ответ Морган только развел руками — мол, ничего не могу поделать, этот тоже занят.

— Эрнест должен отнести печатнику последний выпуск бюллетеня уголовной хроники.

Росс переключил внимание на Софию:

— Тогда вам придется подождать, пока не вернется Эрнест. Он и составит вам компанию для похода на рынок.

— Но ведь его не будет все утро, — сердито возразила София. — Не ждать же мне его до самого обеда. К тому времени самый свежий товар уже будет раскуплен. Если что-то и покупать на рынке, то только сейчас, пока еще не так многолюдно.

— Весьма сожалею, — произнес Росс, правда, без тени сожаления в голосе, — но на рынок я вас одну не пущу. Это мое последнее слово, и не вздумайте спорить.

София наклонилась через весь стол. Впервые за два дня она осмелилась посмотреть ему в глаза. Почувствовав на себе ее пристальный взгляд, Росс почему-то испытал немалую радость, особенно от того, что ее голубые глаза светились дерзким огнем.

— Сэр Росс, когда мы с вами только познакомились, я все ломала голову над вопросом, а есть ли у вас недостатки. И вот теперь я наконец знаю, что они у вас все-таки есть.

— Вот как? — Он удивленно выгнул бровь. — И каковы они, позвольте у вас спросить?

— Вы заносчивы и чересчур упрямы.

— Знаете, мисс Сидней, — вмешался в их словесную перепалку Морган, — мне, чтобы выяснить это, потребовался целый месяц.

— Я отнюдь не заносчив, — спокойно возразил Росс. — Я всего лишь знаю, что на пользу тому или иному человеку.

София лишь рассмеялась и, не говоря ни слова, задумчиво посмотрела на него. Росс ждал, что она скажет дальше, любуясь ее надутыми губками и складочкой, которая появилась между нахмуренных бровей. Затем выражение ее лица вновь прояснилось, словно она пришла для себя к какому-то решению.

— Отлично, сэр Росс, — сказала София наконец, — я не пойду на рынок одна. Но я согласна взять с собой только одного провожатого — и это вы. Буду ждать вас у выхода через десять минут, — заявила она и вышла.

Росс растерянно посмотрел ей вслед, не в состоянии ответить на этот выпад. «Как ловко она добилась своего!» — подумал он, ощутив укол раздражения. И как давно ни одна женщина не пыталась диктовать ему свои условия, притом успешно. По какой-то неведомой ему причине Росс неожиданно обрадовался.

Как только за Софией захлопнулась дверь, Морган повернулся и посмотрел на Росса. По глазам своего помощника главный судья тотчас понял, что тот о чем-то догадывается.

— Почему вы на меня так смотрите? — пробормотал Росс.

— Потому, что первый раз вижу, чтобы вы ругались из-за пустяков.

— Мы не спорили, у нас состоялся обмен мнениями.

— И все-таки вы ругались, — стоял на своем Морган. — Правда, так, что со стороны это можно было принять за флирт.

— Морган, мы обсуждали вопрос безопасности мисс Сид ней, — раздраженно отреагировал Росс, — что не имеет к флирту ровным счетом никакого отношения.

— Как скажете, сэр. — Морган криво улыбнулся и пожал плечами.

Росс демонстративно поднял чашку кофе и одним глотком выпил половину. Встав со стула, он взял сюртук и накинул на плечи.

Морган воззрился на него в полной растерянности:

— И куда вы собрались, Кэннон?

Росс только подтолкнул ему через стол стопку документов.

— На рынок, куда же еще? Просмотрите вместо меня эти ордера.

— Да, но… — Впервые за все их довольно длительное знакомство Морган неожиданно лишился дара речи. — Мне еще надо подготовиться к судебному заседанию!

— Оно начнется не ранее чем через четверть часа, — заметил Росс. — Ради Бога, сколько времени вам на это требуется?

И, едва сдерживая улыбку, он вышел из кабинета, чувствуя в груди какую-то странную легкость.

София уже несколько раз ходила на рынок вместе с Элизой, и поэтому знаменитая рыночная площадь была ей не в новинку. По обеим сторонам открытого пространства тянулись крытые галереи, называемые на итальянский манер «пьяцца». Здесь располагались лучшие цветочные, фруктовые и овощные ряды, здесь же толпился, не чураясь друг друга, самый разный народ — аристократы, воры, театральная публика, писатели и шлюхи. Казалось, что здесь, на этой площади, с ее едва ли не карнавальной атмосферой, стираются любые сословные различия — лишь бы продать подороже, купить подешевле.

Сегодня сюда пожаловала труппа уличных циркачей — несколько жонглеров, акробат с разрисованным, как у клоуна, лицом и даже шпагоглотатель. София с ужасом наблюдала, как он, засунув себе в горло шпагу по самую рукоятку, вытаскивал ее обратно. София же вся онемела, ей казалось, фокусник должен был вот-вот скончаться на месте от внутреннего кровотечения. Но нет, вместо того чтобы корчиться в предсмертных муках, он как ни в чем не бывало улыбнулся и отвесил ей поклон, ловко поймав на лету монетку, которую ему кинул сэр Росс.

— И как у него только это получается? — спросила София у своего спутника.

Главный судья улыбнулся, глядя в ее широко открытые от изумления и страха глаза.

— Обычно, перед тем как выступать на публике, они заглатывают длинную трубку — получается что-то вроде предохранительного чехла для горла.

— Бр-р-р. — София содрогнулась и, дернув Росса за рукав, потащила его в овощные ряды. — Давайте поскорее, иначе, боюсь, нам не достанется хороших яблок.

София деловито переходила от одной палатки к другой. Ее спутнику ничего не оставалось, как покорно следовать за ней по пятам. Он не мешал ей торговаться и лишь терпеливо ждал, когда она наконец сойдется с продавцом товара в цене. Зато ему пришлось — правда, делал это он без особых усилий — тащить немалого веса корзину, которую София загрузила овощами и фруктами, головкой сыра и жирным белым палтусом, завернутым в коричневую бумагу.

Как только рыночный народ сообразил, что к ним пожаловал не кто иной, как сам главный судья с Боу-стрит, и без того оглушающий гомон, царящий здесь всегда, перерос в нескончаемый гул. Продавцы и покупатели — все, кто пришел сюда в этот час, — относились к сэру Россу с величайшим почтением. Каждый пытался дотянуться до него, потрогать хотя бы за рукав или за полу сюртука. Со стороны могло показаться, будто все с ним лично знакомы или по крайней мере притворялись, что знакомы. София неожиданно обнаружила, буквально со всех сторон рыночный люд пытается сделать подарок: кто-то совал ей в руки яблоко, кто-то — копченую селедку, кто-то — пучок зелени.

— Сэр Росс, это вам гостинчик, — то и дело раздавалась одна и та же фраза.

Наконец София не выдержала и поинтересовалась, что бы это значило.

— Гостинец — это небольшой подарок, как правило, подношение за оказанную услугу.

— То есть получается, что вы оказали услуги всем этим, людям? — удивилась она.

— Многим из них, — ответил главный судья.

— Например?

Сэр Росс слегка пожал плечами:

— У многих этих людей сын или племянник оказался не в ладах с законом — воровал, бесчинствовал на улице и все такое прочее. Как правило, наказания за такие преступления не отличаются разнообразием — парня ждет либо публичная порка, либо виселица, либо тюрьма, где из него сделают закоренелого преступника. И мне пришла в голову одна мысль — а не отправить ли их служить во флот, военный или торговый, или, на худой конец, приставить в услужение к какому-нибудь офицеру?

— То есть дать им шанс начать новую жизнь, — докончила его мысль София. — Просто замечательная идея!

— И главное, до сих пор работала, — продолжил сэр Росс, но затем предпочел сменить тему: — Вы только взгляните на прилавок с копченой рыбой — кстати, вы знаете, как готовится кеджери ?

— Конечно, знаю, а что? — ответила София. — Но вы еще не до конца рассказали мне про свои добрые дела.

— Я не сделал ничего такого, что заслуживало бы похвалы. В своих действиях я руководствовался в первую очередь здравым смыслом. Ведь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — посадите шалопая-мальчишку в тюрьму, и вы получите матерого преступника. И хотя в законе не предусмотрена разница между преступлениями, совершенными взрослыми людьми и несовершеннолетними, по-моему, для молодых людей следует сделать скидку.

София отвернулась, притворившись, будто рассматривает прилавки, хотя на самом деле внутри ее кипела злость. Ей едва не стало плохо, и она с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Подумать только — он нашел способ уберечь молодых людей от тюрьмы! Теперь их отправляют служить во флот, вместо того чтобы над ними издевались сидящие в тюремных камерах громилы! «Слишком поздно!» — подумала она, ощущая, как в ней вновь проснулась ненависть к этому человеку. Ну почему эта мысль не пришла ему в голову раньше, когда еще был жив ее брат? Ей хотелось закричать, наброситься на него с кулаками, чтобы наказать за эту вопиющую несправедливость. Господи, ей уже никогда не вернуть брата! Ей хотелось стереть из памяти каждое мучительное мгновение, проведенное им на борту каторжного судна, с которого он уже никогда не ступил на берег живым! Джона больше нет. А она одна на всем белом свете. И вина за эту несправедливость лежит на человеке по имени Росс Кэннон.

Отвернув от него пылающее гневом лицо, София направилась к тележке цветочника, яркой и красочной от разнообразия цветов — тут были и розовые примулы, и фиолетовые лилии, и голубые, изящные шпажки дельфиниума, и нежные белые камелии. София полной грудью вдохнула напоенный ароматами воздух и постаралась сохранить самообладание. Настанет день, утешала она себя, и сэр Росс сполна ответит за все ее несчастья, и этот удар она нанесет сама.

— Скажите мне, — произнесла она, склонившись над ароматными соцветиями, — как случилось, что благородный джентльмен вдруг стал судьей по уголовным делам?

Прежде чем ответить, сэр Росс несколько мгновений внимательно изучал ее профиль.

— Мой отец настоял на том, чтобы я с малых лет готовил себя к какой-то профессии, вместо того чтобы бесцельно прожигать жизнь. И чтобы угодить ему, я избрал стезю юриспруденции. Но вскоре отец погиб на охоте, и я был вынужден оставить университет, чтобы взять на себя заботу о всей семье. Однако мой интерес к вопросам права никуда не делся. Вскоре мне стало ясно, что еще многое предстоит сделать на ниве законности и правопорядка. В конечном итоге я согласился занять пост в отделении на Мальборо стрит, но вскоре после этого назначения попросил перевести меня на Боу-стрит.

Возле тележки с цветами стояла старуха. Посмотрев на Софию, она улыбнулась, и от этой улыбки ее обветренное, загорелое лицо пошло глубокими складками.

— Доброе утро, моя милая. — Она протянула Софии букетик фиалок, а сама обратилась к Россу: — Ишь, какая краля, я такой не браниться, а только любиться нужно!

София заткнула букетик фиалок за ленту капора и принялась рыться в кошельке, висевшем у нее на талии, в надежде найти там мелкую монету и заплатить старой женщине.

Но сэр Росс не дал ей этого сделать, легонько похлопав по руке. Порывшись в кармане, он протянул цветочнице несколько мелких монет.

— Мне нужна самая красивая роза, — сказал он ей. — Желательно бледно-розовая.

— Минуточку, сэр Росс. — Старуха осклабилась, обнажив два щербатых ряда желтых зубов, и протянула ему симпатичную полураскрытую розу, лепестки которой сверкали каплями утренней росы.

София скованно приняла розу из рук своего спутника и поднесла к носу. Ей тотчас защекотал ноздри пьянящий, сладковатый аромат.

— Какая прелесть! — произнесла она чуть наигранно. — Благодарю вас.

И они отправились прочь от тележки с цветами. Мостовая была вся в выбоинах, и София замедлила шаг, боясь оступиться. Она чувствовала, как сэр Росс поддерживал ее за руку, и ей стоило немалых усилий, чтобы не стряхнуть с себя ненавистную руку.

— Эта женщина назвала меня кралей или я ослышалась? — спросила она, не зная, оскорбиться на такое прозвище или нет.

Сэр Росс слегка улыбнулся:

— На уличном жаргоне это слово следует считать за комплимент. Здесь оно не считается обидным для женщины.

— Понятно. А еще она сказала что-то про браниться и любиться.

— А, это кокни, лондонский говор, и означает «Пора жениться».

— Понятно, — вздохнула София и, понуро опустив голову, сосредоточила внимание на мостовой. — Как, однако, забавно выражается простой народ здесь, в Лондоне! — поспешила добавить она, чтобы нарушить неловкое молчание. — Для меня это почти что иностранный язык, честное слово. Признаюсь честно, я не понимаю и половины того, что говорят здесь, на рынке.

— Что ж, может, оно и к лучшему, — последовал довольно сухой ответ.

Когда они вернулись на кухню дома номер четыре по Боу-стрит, их там уже ждала Элиза с виноватой улыбкой на лице.

— Спасибо вам, мисс София. Вы уж простите меня, что я не смогла пойти на рынок.

— Все в порядке, — успокоила кухарку София. — Вы лучше пока лечите свою коленку, чтобы она у вас не болела.

Когда же Элиза увидела, что Софию сопровождает сэр Росс, глаза кухарки полезли на лоб.

— О, сэр, как это славно с вашей стороны! Вы уж простите, что из-за меня столько хлопот.

— Ровным счетом никаких хлопот, — ответил главный судья. Взгляд Элизы остановился на розе в руках Софии. И хотя кухарка воздержалась от расспросов, было видно, что у нее на уме. Вместо этого она деловито взялась разбирать содержимое корзины, выкладывая покупки на стол, после чего поковыляла в кладовую.

— Мисс София, а были у них продукты для пирога с маком? — поинтересовалась она уже почти из кладовой. — Мука, масло, яйца и смородина, чтобы украсить пирог сверху?

— Да, — ответила София, когда кухарка почти скрылась в кладовой. — Правда, мы не нашли красной смородины и…

Но ей не дали договорить, потому что сэр Росс неожиданно привлек ее к себе и она ощутила, как его губы настойчиво ищут ее рот, и почему-то подалась ему навстречу. Изумленная происходящим, она вспомнила о том, что этот человек — источник ее жизненных невзгод, и попыталась вновь разбудить в душе ненависть к нему. Но его губы были такими соблазнительно-теплыми, такими требовательными, и ее мысли вскоре уплыли куда-то, неподвластные ей, а роза выпала из внезапно ослабевших пальцев. София покачнулась и еще сильнее прижалась к Россу, чтобы удержаться на ногах. А тем временем его язык настойчиво пытался раздвинуть ей губы — такой приятный на вкус, такой соблазни тельный. София сделала глубокий вдох и, словно признавая свое поражение, откинула назад голову. И моментально тот лед, который она хранила в душе, растворился, растопляемый всепоглощающим огнем страсти, увлекая за собой все ее естество.

Биение сердца эхом отдавалось у нее в ушах, и где-то поверх этого бешеного ритма откуда-то из кладовой донесся озабоченный голос Элизы:

— Не нашли красной смородины? А чем же мы тогда украсим пирог?

Сэр Росс отпустил ее губы, такие влажные и мягкие от его поцелуя. Его лицо по-прежнему оставалось рядом, и Софи казалось, что она вот-вот утонет в бездонном серебряном омуте его глаз. Он поднес руку ей к лицу и нежно погладил, пальцы быстро пробежали по щеке, большой палец слегка погладил ей губы.

— Вместо нее мы купили белой…

И как только эти слова слетели с ее губ, сэр Росс поцеловал ее снова, и снова этот поцелуй был жадным, страстным и сладким. Пальцы Софии впились Россу в шею, там, где на воротник ниспадали темные волнистые волосы. Ее моментально пронзило новое для нее ощущение, от чего сердце забилось еще сильнее. Чувствуя, что она не сопротивляется, сэр Росс еще сильнее впился ей в губы поцелуем, словно пытался обнаружить в глубине ее рта сладкий нектар и выпить его до дна. Колени Софии ослабели, и она удержалась на ногах только потому, что он обхватил ее тело, а сам тем временем продолжал терзать ее ненасытным поцелуем.

— Белой? — не унималась тем временем Элиза, недовольная тем, что ее поручение осталось невыполненным. — Но вкус уже будет не тот. Ну да ладно, это лучше, чем ничего.

Росс отпустил Софию и помог ей сохранить равновесие, ухватив за талию. Она растерянно посмотрела на него, он же только улыбнулся и вышел из кухни, тем более что в этот момент из кладовой появилась Элиза.

— Мисс София, а где мешок сахарного песку? Мне казалось, я внесла его кладовую, но… — Она остановилась и обвела глазами кухню. — А где же сэр Росс?

— Он… — София наклонилась, чтобы поднять с пола розу. — Он ушел.

Пульс ее бешено бился, ее всю лихорадило. Боже, как ей жить без поцелуев и ласк этого столь ненавистного ей человека! Нет, она все-таки лицемерка, ветреная, капризная особа. Да еще и глупая в придачу.

— Мисс Сидней! — позвал ее Эрнест, внося внутрь завернутый в коричневую бумагу сверток. — Какой-то человек принес вам его минут десять назад.

София сидела за столом, наслаждаясь чашкой утреннего чая. Странно, она не делала никаких покупок, ничего не заказывала по хозяйству. А дальняя родственница, которая когда-то приютила ее после безвременной смерти ее родителей, была не из тех, от кого можно ожидать неожиданных подарков, тем более таких.

— Интересно, что это такое? — удивилась она вслух, глядя на загадочный сверток. На нем значились ее имя и адрес суда по уголовным делам на Боу-стрит, однако отправитель указан не был. — Скажи, к нему, случайно, не прилагалась записка? — спросила она Эрнеста и, взяв в руки нож, перерезала грубую бечевку, которой был перевязан загадочный сверток.

Но Эрнест покачал головой:

— Может, она внутри? Я помогу вам его развернуть. Эти бечевки такие крепкие. Того и гляди нож сорвется, и тогда пальца как не бывало. Давайте я вам помогу.

София улыбнулась его искреннему желанию прийти ей на помощь.

— Спасибо тебе, Эрнест, за заботу. Но если не ошибаюсь, сэр Грант велел тебе принести бутыли с чернилами, которые он заказал неподалеку в аптекарской лавке.

— Это точно, велел, — согласился Эрнест и тяжко вздохнул, словно ему предстояло сделать неимоверное количество дел. — Я лучше займусь этим, когда сэр Грант вернется с заседания суда.

София улыбнулась и пожелала ему удачи, а сама вновь взяла в руки загадочный сверток. Ловким движением она развернула коричневую бумажную обертку. Под ней оказалась еще одна, из белой папиросной бумаги, в которую было завернуто что-то мягкое и шуршащее. Любопытство взяло верх, Софм развернула и этот внутренний слой.

И тотчас онемела от изумления — ибо под ним оказалось платье. Нет, не простое повседневное, какие она привыкла носить, а вечернее, из тончайшего шелка и кружев. В таком впору идти на бал. Да, но кто прислал ей этот роскошный наряд? Дрожащими пальцами она пыталась нащупать в шелковых складках записку. Но тот, кто прислал ей этот подарок либо позабыл вложить записку, либо намеренно не стал этого делать. София даже потрясла платье, но записки так и не нашла и просто продолжала смотреть на чудную вещь в немом изумлении. Было в этом наряде нечто до боли знакомое, вот только что? Нечто такое, воспоминание о чем хранилось в самых потаенных уголках ее памяти.

Кажется, точно такое же платье было когда-то у ее матери. В детстве София обожала примерять материнские наряды, туфли ли и украшения, часами играя в принцессу. И ее самое любимое шелковое платье было удивительного цвета — в зависимости от освещения оно казалось то зеленовато-сиреневым, то серебристым. Платье, которое лежало сейчас перед ней, было того же удивительного оттенка, с таким же глубоким вырезом а его пышные рукава также украшало тончайшее кружево. Нет, все-таки это платье не могло принадлежать ее матери. Скорее это копия в чуть более современном стиле — у этого платья занижена линия талии, а юбка заметно пышнее.

Озадаченная и даже слегка напуганная, София сложила наряд и завернула вновь в коричневую бумагу. Кто прислал ей этот подарок? Зачем ему это понадобилось? Совпадение или нет, что это платье столь похоже на платье ее матери?

Прихватив с собой сверток, София тотчас вышла из кухни и решительным шагом направилась к тому единственному человеку, которому доверяла. Позднее, когда она задумывалась над всей этой историей, она сама не могла толком объяснить, что подтолкнуло ее обратиться за помощью к сэру Россу. Ведь до этого она долгие годы привыкла полагаться исключительно на саму себя. Очевидно, это был знак происшедших в ней самой перемен — причем таких, о которых она сама не хотела бы задумываться.

Дверь в кабинет Росса Кэннона была закрыта, и голоса, доносившиеся изнутри, свидетельствовали о том, что у него совещание. Расстроенная, София остановилась перед дверью, не зная, что ей делать дальше. Однако неожиданно в коридоре появился мистер Викери.

— Доброе утро, мисс Сидней, — поздоровался с ней клерк. — Вряд ли сэр Росс готов заслушивать показания.

— Я… я хотела бы поговорить с ним по личному вопросу, — пролепетала София, прижимая к груди загадочный сверток. — Но к сожалению, он сейчас занят, и мне бы не хотелось его беспокоить.

Викери нахмурился и подозрительно посмотрел на нее.

— Мисс Сидней, если не ошибаюсь, сэр Росс однозначно дал понять, что, если у вас возникают вопросы, вы тотчас можете обращаться к нему за помощью.

— Но это дело может подождать, — решительно произнесла она. — Оно не слишком важное. Я вернусь позже, когда сэр Росс освободится. Нет, нет, мистер Викери, умоляю вас, не надо стучать в двери, я бы не хотела ему мешать, — едва ли не простонала София. Однако невзирая на ее бурные протесты, клерк решительно постучал в дверь кабинета.

К неудовольствию Софии, дверь открылась, и она увидела, что сэр Росс провожает до порога какого-то незнакомца. Это был седовласый джентльмен, хотя и невысокого роста, однако весьма внушительной наружности, хорошо одетый. София заметила, что белый галстук у него повязан поверх кружевной манишки. Глаза незнакомца тотчас сосредоточились на ее фигуре, после чего он вновь повернулся к главному судье.

— Теперь мне понятно, Кэннон, — сухо заметил посетитель, — почему вы так спешили как можно скорее завершить наш разговор. Общество этой прекрасной особы для вас намного предпочтительнее моего.

Росс Кэннон тотчас скривил рот, однако спорить не стал.

— Всего вам доброго, лорд Литлтон. Я внимательнейшим образом изучу представленный вами проект. Тем не менее не могу обещать вам, что пересмотрю свою точку зрения.

— Мне нужна ваша поддержка, Кэннон, — произнес лорд мягко и вместе с тем настойчиво. — А после того как я ею заручусь, вы станете моим самым полезным другом.

— Ничуть в этом не сомневаюсь.

Они обменялись поклонами, и Литлтон удалился. Было слышно, как подметки его дорогих туфель негромко зашуршали по натертому полу.

Росс Кэннон лукаво посмотрел на Софию.

— Войдите, — негромко сказал он и провел ее в кабинет. София ощутила на спине тепло его руки.

Сэр Росс предложил ей стул, и она села, держа спину прямо, в то время как он сам вновь опустился в кресло за огромным красного дерева столом.

— Литлтон, — повторила она имя джентльмена, который только что вышел отсюда. — Это, случайно, не тот Литлтон, который занимает пост военного министра?

— Он самый.

— Не может быть! — воскликнула София в легком испуге. — Надеюсь, я не помешала вам? Нет, мистера Викери все-таки следует за это повесить!

Росс усмехнулся в ответ:

— Уверяю вас, вы ничего не прерывали. Я надеялся, что Литлтон покинет мой кабинет еще полчаса назад, так что вы, можно сказать, пришли как раз вовремя. А теперь скажите, что привело вас ко мне. Смею подозревать, это имеет отношение к свертку, который я вижу у вас в руках.

— Прежде всего позвольте мне принести извинения за то, что я вам помешала…

— София, — перебил Росс, глядя на нее в упор, — я всегда готов принять вас. Всегда.

Она смотрела на него и не могла отвести глаз. Атмосфера в кабинете показалась ей душной и накаленной, словно воздух перед летней грозой. София скованно наклонилась вперед и положила сверток на стол.

— Мне его принес Эрнест. Сказал, что его на Боу-стрит утром доставил какой-то человек, который, однако, умолчал о том, кто его сюда послал.

Росс посмотрел на адрес, написанный на лицевой стороне свертка, затем отвернул в сторону коричневую бумагу, и спартанскую обстановку кабинета нарушил шорох и неяркий блеск сиреневого шелка. Лицо главного судьи по-прежнему ничего не выражало, и лишь удивленно поднятая бровь, пока он изучал содержимое свертка, служила свидетельством его истинных эмоций.

— Ума не приложу, кто мог его прислать, — взволнованно произнесла София. — Кроме того, это платье особенное.

И она пустилась в объяснения, рассказав Россу о необъяснимом сходстве между этим загадочным подарком и платьем ее матери.

Когда же она закончила говорить, сэр Росс, который до этого не проронил ни слова, внимательно слушая ее рассказ, откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на нее. Софии от этого взгляда почему-то стало не по себе, и она даже поежилась.

— Мисс Сидней, — медленно спросил сэр Росс, — а не может быть, что это платье — подношение вашего бывшего возлюбленного?

Этот вопрос неприятно удивил ее и одновременно позабавил.

— О нет! Он даже не догадывается, что я здесь работаю. Кроме того, ему совершенно нет резона делать мне подарки.

Сэр Росс негромко усмехнулся и осторожно поднял двумя пальцами край блестящего сиреневого шелка. Почему-то вид его пальцев, бережно коснувшихся тонкого шелка, заставил сердце Софии затрепетать. И пока сэр Росс внимательно изучал ткань, стежки, кружева, она сидела, смущенно потупив взор.

— Что ж, весьма дорогое и изысканное платье, — произнес он наконец. — Великолепная работа, прекрасная ткань. Правда, внутри отсутствует ярлычок портного, что довольно странно. Я даже осмелюсь предположить, что тот или та, кто прислал вам это платье, приложил все усилия к тому, чтобы остаться неизвестным. Иначе для чего было отрезать ярлык модистки?

— То есть совершенно невозможно узнать, кто его мне прислал?

Сэр Росс оторвал взгляд от платья.

— Я поручу кому-нибудь из сыщиков расспросить Эрнеста о посыльном, который доставил сверток, а также выяснить, кто из портных в городе мог бы сшить такое платье. Ткань довольно необычна — это поможет нам сузить поле наших поисков.

— Спасибо, — выдохнула София, однако улыбки на ее лице как не бывало, потому что сзр Росс задал очередной вопрос:

— Признайтесь честно, София, вы не встречались в последнее время с мужчинами, которые могли бы, скажем так, питать к вам некий интерес? Кто-то, с кем вы могли бы немного пофлиртовать, или переброситься парой слов на рынке, или…

— Нет! — с горячностью воскликнула София, сама не понимая, почему ее так взволновал этот вопрос, однако чувствуя, как щеки заливает краска. — Уверяю вас, сэр Росс, я не даю поводов посторонним мужчинам… — Она не договорила, неожиданно осознав, что одному мужчине она все-таки дала повод, и еще какой. И этот мужчина он сам, сэр Росс.

— Ну-ну, успокойтесь, мисс София, — негромко произнес он. — Даже будь все иначе, я не стал бы упрекать вас. Ведь вы взрослая женщина и вольны поступать по собственному разумению.

— Нет-нет, — тем временем не унималась София, — у меня нет никакого кавалера, и я никоим образом не давала никому повода приударить за мной. Мой скромный опыт общения с мужчиной отбил у меня всякое желание его повторения.

Сэр Росс бросил на нее пристальный взгляд:

— Потому что ваш прежний возлюбленный вас бросил? Или потому, что его объятия дарили вам мало радости?

София вздрогнула, напуганная тем, что он задал такой интимный вопрос, и моментально вспыхнула:

— Не могу понять, какое это имеет отношение к тому, кто прислал мне это платье?

— Пожалуй, никакого, — согласился он. — Но тем не менее хотелось бы знать.

— Боюсь, что этого вам не узнать никогда, — довольно резко ответила София, всеми силами пытаясь сохранить внешнее спокойствие. — А теперь, сэр, могу ли я идти? Мне еще сегодня предстоит немало дел, тем более что у Элизы болит колено. Люси же загружена работой по самое горло.

— Да, — коротко ответил он. — Я поручу Сейеру расследовать случай с вашим платьем, и если ему удастся что-то выяснить, немедленно поставлю вас в известность.

— Спасибо вам. — София встала и направилась к двери.

Сэр Росс проводил ее, следуя едва ли не по пятам. Он уже было первым потянулся к дверной ручке, однако остановился, потому что София неожиданно сказала:

— Я находила мало радости в его объятиях… — Не в силах побороть смущение, она отвернулась, рассеянно глядя на массивную дубовую дверь. — Но это скорее по моей вине, чем по вине этого, человека.

Она тотчас ощутила на волосах его дыхание — это сэр Росс наклонился к ней, едва коснувшись губами ее прически. Она чувствовала, что он стоит совсем рядом, и это ощущение наполнило ее трепетом. На ощупь она ухватилась за дверную ручку и, даже не обернувшись на него, стремительно вышла из кабинета.

Росс закрыл дверь, сел обратно за стол, упершись ладонями в заваленную бумагами столешницу, и глубоко вздохнул. Желание, которое до этого он всеми силами пытался сдержать, сжигало его адским огнем. Вся его воля, все его естество были теперь устремлены в одном направлении. София. Он боялся находиться в одной комнате с ней, столь велико было искушение прикоснуться к ней, впиться ей в губы ненасытным поцелуем.

Закрыв глаза, Росс попытался вновь сосредоточиться на знакомой обстановке кабинета. В этих стенах он провел большую часть последних пяти лет, окруженный картами, книгами, бумагами. Если он покидал эти стены, то только для того, чтобы провести расследование или по другому подобному делу. Однако он неизменно возвращался сюда, в эту комнату, в это средоточие законности всего Лондона. Неожиданно он сам поразился тому, что, отгородившись от внешнего мира, на несколько лет с головой ушел в работу.

На столе, отливая лиловым блеском, лежало злосчастное шелковое платье. Росс представил себе в нем Софию… Боже, как пошел бы его цвет к ее глазам, к ее пепельно-золотистым волосам! Но кто же прислал ей этот наряд? Росс почувствовал, что его сердце переполняет ревность, и сам поразился, откуда взялась в нем эта злость, это раздражение. Почему-то ему казалось, что право преподносить ей подарки, потакать ее маленьким капризам принадлежит ему, и только ему одному.

Он снова глубоко вздохнул, пытаясь понять ту смесь радости и внутреннего сопротивления,

что бурлила в его душе. Ведь когда-то он дал себе клятву, что никогда больше не впустит в сердце любовь. Он еще не забыл, как больно, как мучительно больно любить женщину, беспокоиться о ее благополучии, стремиться сделать ее счастливой и все потерять. Нет, он не должен допустить, чтобы это произошло с ним вновь. Боже, как сделать так, чтобы удовлетворить терзавший его ненасытный голод, но при этом душой не привязаться к этой удивительной женщине?