Час спустя, меж тем как истомившаяся в ожидании у дверей «Литерарии» толпа, не узнав ничего нового, решила разойтись, достойнейший Мике, разъяренный, вне себя, в убийственном настроении наконец дополз до уборной и стал собираться домой.
Он не переставал кипеть с того самого мига, когда трагическое появление Оливье сорвало весь праздник.
– В голове не укладывается!.. Дурость какая! Идиотизм… Все было так здорово…
Оливье в самом деле испортил праздник как раз тогда, когда тот удавался по всем статьям, когда казалось, что «Литерарию» ожидает настоящий триумф!
С этого момента у Мике не было ни единой свободной минуты. По словам зевак, околачивающихся возле особняка, постановщик обыскал здание снизу доверху, носился по всем четырем этажам, побывал во всех комнатах, дошел до того, что полез в погреб, обследовал все чуланы, заваленные всякими диковинками.
Но, к несчастью, никого не обнаружил.
Объявившись на празднике, оборвав красавицу Лидиану на сцене, самолично продекламировав заключительную строфу, Оливье будто таинственным образом испарился, безвозвратно исчез!
Почему, возникнув со столь оглушительным скандалом, он обратился в бегство?
Не один Мике бился над этим вопросом, задавали его себе и другие, в частности, мадам Алисе, которая какое-то время была на грани удара: от волнения в лицо ей бросилась кровь, сделав его из мертвенно-бледного темно-багровым.
Мадам Алисе застала Мике у него в уборной.
– Ну как? – произнесла директриса «Литерарии».
В эти слова достойная женщина вложила всю свою муку и тоску.
Мике обреченно возвел руки к небу.
– Вот такие дела, – ответил он. – Что тут сказать? Ничего уже не поделаешь!.. Мы не могли этого предвидеть, а теперь не в силах ничего изменить!
В течение нескольких мгновений директриса и комедиант молча глядели друг на друга, затем мадам Алисе продолжала:
– Я сейчас пойду в комиссариат, надо доложить обо всем дежурному. Так сказали ажаны… Ах, Боже мой, Боже ты мой!
Мадам Алисе рассталась с Мике, собираясь покинуть театральные кулисы и выйти на улицу Пресбург.
Но вдруг вернулась.
– Мике, а что с Лидианой? – поинтересовалась она. – Что с ней решили?
– Что значит, решили? – удивленно переспросил Мике.
– Ну да, что с ней? Кто ее проводил?
Мике досадливо и не слишком довольно поморщился.
– Ничего не попишешь, – прошептал он. – Ей пришлось обойтись без провожатых. Честно говоря, мне было не до того, чтобы усаживать ее в машину. Не знаю, как она уехала.
В других обстоятельствах мадам Алисе, безусловно, вспылила бы, рвала бы и метала по поводу нарушения элементарных приличий.
От милостивого согласия Лидианы во многом зависел успех праздника, и было поистине прискорбно, что никому даже в голову не пришло отвезти домой дивную французскую актрису.
Однако мадам Алисе была слишком потрясена случившимся: возникновением Оливье, того самого Оливье, которого «Литерария» с такой помпой хоронила в последних трех номерах, чтобы беспокоиться о подобной мелочи.
– Хорошо! Хорошо! – ответила она Мике. – Завтра сочиним ей письмо с извинениями. Не дурочка, поймет!
Мадам Алисе, сникнув, понурив голову, еще раз коротко попрощалась.
– Пойду спать, дорогой, а то совсем с ног валюсь. До завтра?.. Если вдруг вы мне понадобитесь раньше, я за вами пришлю! Надо будет продумать, как действовать дальше…
Мадам Алисе удалилась, а Мике закончил переодеваться; окончательно готовый, потушил в уборной свет и вышел на улицу.
Воздух был чист и прохладен, в такие вечера было особо приятно полуночником вышагивать по пустынным тротуарам.
Едва выйдя за порог, Мике глотнул воздуха, закурил сигарету и, руки в карманах, трость под мышкой, пустился в путь.
– Честно говоря, – шептал артист, вновь обретая обычную беспечность и душевное спокойствие, – честно говоря, мое дело маленькое. Со мной все более-менее ясно, завтра мое имя будет во всех газетах. А это всегда реклама, тем паче, бесплатная!
Неутомимый ходок Мике возвращался домой пешком. Путь до улицы Лепик занял у него добрых три четверти часа. Возле своих дверей он с немалым удивлением заметил велосипедиста, казалось, с нетерпением кого-то поджидавшего.
Инстинктивно Мике почувствовал, что велосипедист явился по его душу.
Тем не менее, Мике уже тянулся рукой к звонку, когда велосипедист обратился к нему, приподнимая фуражку.
– Простите, сударь, вы, случайно, не господин Мике?
– Да, он самый! Вы что-то хотите, друг мой?
– Отлично! – спокойно произнес велосипедист. – А то я уж было отчаялся вас увидеть! Я только что звонил, но консьержка сказала, что вы еще не возвращались… И на улице вас что-то было не видно…
– А в чем дело? – забеспокоился Мике.
– Сударь, меня к вам послала одна особа… мадам Алисе.
– Вы от мадам Алисе?
– Да, сударь.
– Так где она? Что еще произошло?
– Мадам Алисе просила вас срочно приехать на улицу Гран-Дегре, дом 42. Она ждет вас у господина Оливье…
– У Оливье?
Услышав невероятное известие, Мике резко побледнел.
– Как! Ну и ну! Это уж совсем поразительно!
Значит, Оливье найден? Известен его адрес, ведь мадам Алисе у него.
В полном ошеломлении Мике застыл на тротуаре, уронив руки, совершенно сбитый с толку.
– А мадам Алисе не говорила? – спросил он.
– Я вам передал. Она просила поторопить вас. Вы ей срочно нужны, пятый этаж, дверь напротив лестницы.
– Хорошо! Хорошо! Иду!
Мике и в самом деле развернулся и почти бегом припустил к площади Бланш.
«Господи! – думал он. – На такси я доберусь за считанные минуты!»
– Улица Гран-Дегре, где это? – рассуждал он. – А! На левом берегу, за Собором Парижской Богоматери. Правильно…
Мике окликнул проезжавший таксомотор, дал адрес, наказав:
– И побыстрее! Понятно, друг? Получишь хорошие чаевые.
Воодушевленный шофер понесся сломя голову. Мике видел, как машина на предельной скорости скатилась с вершин Монмартра. Было около трех часов утра, улицы были абсолютно пустынными, ничто не препятствовало поездке.
Итак, глубоко усевшись на сиденье, подскакивая на каждой рытвине, Мике предавался размышлениям:
«Неслыханно! Даже не знаю, что думать. Я из-за этого чертова поэта перерыл весь дом, как же мадам Алисе удалось его разыскать?..»
Но в следующую секунду артист обозвал себя дураком.
– Черт возьми! Идиот! – пробурчал он. – Наверное, мадам Алисе что-то разузнала в комиссариате. Вполне естественно, что Оливье обратился в полицейский участок… То есть… Ничего естественного. Но в конце концов…
И Мике сказал себе с большой тревогой:
– Я с радостью отдал бы десять лет жизни за то, чтобы узнать, зачем я понадобился мадам Алисе.
Тем временем, лихо покрутившись по улицам, такси великолепно развернулось на набережной и вырулило на улицу Гран-Дегре.
– Дом 42! – крикнул Мике шоферу, который было заколебался, пропустив мимо ушей точный адрес.
Машина остановилась, Мике выскочил на улицу, обернулся к шоферу:
– Вы можете подождать?
– Нет! У меня бензин на исходе. Надо ехать на стоянку.
– Что ж…
Артист расплатился и, когда машина отъехала, позвонил в дверь довольно неприглядного вида здания.
– Ох! – вздохнул Мике, когда дверь открылась, и он вошел в обшарпанный сырой вестибюль. – Ох! Очевидно, пресловутый Оливье не купается в золоте…
А тем временем в доме под номером 42 по улице Гран-Дегре, куда на зов мадам Алисе примчался актер Мике, происходили странные, таинственные, несколько настораживающие вещи.
На лестничную площадку пятого этажа выходила одна-единственная дверь.
Эта одностворчатая дверь вела в довольно просторную комнату, на скорую руку обставленную подержанной мебелью.
Здесь были большая кровать, стол, стулья. На полу валялось несколько газет.
По этой комнате с наглухо закрытыми, тщательно задвинутыми шторами темной неясной тенью скользил человек в черном.
Это был здоровый парень с могучими плечами и мощной мускулатурой. По-видимому, очень сильный и ловкий, поскольку временами просто поражал своими позами, пружинистым шагом, как, впрочем, и манерой передвигаться, настороженно, бесшумно, беспокойно…
Комната была погружена в полумрак.
Лишь на краю стола мерцал маленький ночник, свет которого был приглушен импровизированным абажуром из листа бумаги.
Кем был этот человек?
Что он тут делал?
Незнакомец и в самом деле был занят чем-то странным.
Он достал из кармана длинную бечевку, одним концом привязал ее к гвоздю к стене, другим к створке шкафа.
Будто собираясь сушить белье, он перекинул через нее огромную простыню из грубого полотна…
Таким образом комната оказалась, словно ширмой, перегороженной на две части.
В одной половине находилась дверь. В другой окно. А между окном и простыней затаился загадочный человек.
Повесив на веревку простыню, незнакомец немедленно переключился на новый вид деятельности.
Он вытащил из кармана пузырек, перелил его содержимое в чашку. Затем поставил на стол предмет, напоминающий небольшой ящик с ручкой.
Что все это значило?..
Подозрительные приготовления заняли несколько минут.
Окинув взглядом свои труды, человек улыбнулся, довольно пожал плечами…
В следующий миг человек посмотрел на часы – было четверть четвертого, тогда он сел и приготовился ждать…
Странный субъект прождал пять или шесть минут.
Затем он резко, но по-прежнему бесшумно вскочил, бросился к окну, припал ухом к задвинутым шторам.
– Оно! – прошептал незнакомец. – Автомобиль… Гул мотора… А вот и звонок… Замечательно. Машина отъезжает? Ну и дурак!
Человек отошел от окна и занял свою позицию за простыней…
Держась за перила и все больше удивляясь, Мике поднимался по лестнице.
– Ничего себе, – шептал он. – Какой странный дом! И как это мадам Алисе сюда занесло? Дьявольщина! Казалось бы, могла затащить его в кафе или лучше вызвать завтра к себе…
Актер спотыкался о щербатые ступеньки, ругая себя, что не захватил восковые спички.
Будучи курильщиком, он имел при себе только ветровые спички, от которых здесь было мало проку.
– На самом деле, – размышлял он вслух, поднимаясь по пролету четвертого этажа, – мадам Алисе вряд ли там одна. Вероятно, с ней комиссар полиции. Ведь Оливье считался покойником; его возникновение наделяет адский шум! Не удивлюсь, если у него будут неприятности с полицией…
И потом, сейчас я сам все узнаю…
Артист добрался до пятого этажа. Он припомнил слова посыльного: «Мадам Алисе просила вам передать, что она на пятом, дверь напротив лестницы, консьержку незачем будить».
Мике сориентировался:
– Пятый? Дверь напротив? Вот она!.. Тем более, другой нет.
Мике постучал.
Какой-то миг подождал, затем ему почудилось, что дверь отворилась…
По-прежнему не видя ни зги, ни проблеска света, Мике не решался войти. Он вытянул руку, чтобы толкнуть дверь, но почувствовал, как приоткрывается она пошире, пропускает внутрь.
– Есть кто-нибудь? – крикнул Мике.
Никто не отвечал.
«Боже! Что же это такое?» – подумал про себя комедиант.
– Есть кто-нибудь? – вновь крикнул он.
И сделал шаг вперед…
В этот миг Мике отчетливо услышал голос, который ему показался незнакомым, но, который ему, возможно, доводилось прежде слышать, голос позвал:
– Входите, старина! Мы вас ждем!..
Актер, все более ошеломленный, вытянув руки вперед, что вполне естественно в темной комнате, двинулся на зов.
Он сделал три шага.
Но тут произошло неожиданное, непредвиденное, ужасное!..
Дверь позади Мике резко захлопнулась. В тот же миг комнату, в которой очутился артист, залил ослепительный свет. Этот свет, резкий электрический свет, очевидно, испускал какой-то мощный прожектор.
Мике, ослепленный, ошеломленный, заморгал, с трудом адаптируясь после кромешной темноты.
Актер смотрел и не понимал…
Перед ним трепыхалось что-то белое, прозрачное…
– А!.. – начал он.
Дальше он выговорить ничего не успел!
За белым предметом, который он разглядывал не более секунды, возникла черная человеческая тень!
Мике не успел ни рта раскрыть, ни пошевелиться.
Белый предмет, в котором он угадал простыню, накрыл его с головой… свил его туловище… скрутил члены… парализовал движения… стеснил дыхание…
Мике собирался было закричать, но кляп заткнул ему рот, связал язык…
Перед глазами все поплыло…
Ему показалось, что он падает на пол.
В лицо ему брызнула какая-то жидкость, он стал задыхаться.
Несколько секунд спустя в наводненной светом комнате не было никого, кроме человека в черном, который с любопытством склонился над белым кулем с человеческими очертаниями, неподвижным и зловещим телом, словно закутанным в саван – трупом!
Десять минут спустя человек в черном, который столь жестоким образом расправился с Мике, застыв на коленях возле своей жертвы, приложил ухо к груди распростертого на полу человека.
– Мертв! – со смешком произнес он. – Быстренько я его! Даже пикнуть не успел! Ни рыпнулся! Ни дернулся! Что ж, замечательное средство, на будущее надо иметь в виду!
Он поднялся на ноги, подошел к окну и распахнул его, оставив шторы тщательно задернутыми.
– Страшно несет хлороформом, – размышлял вслух незнакомец. – Так можно по собственной милости отдать Богу душу. Ну, за работу!
Работа, на которую намекал поразительный субъект, была довольно гнусная.
Оставив белое тело на полу, незнакомец абсолютно спокойно, с непоколебимой решительностью выдвинул на середину комнаты стоящий у стены стол.
На столе с недавних пор лежал предмет. Это был мощный электрический фонарь, своим резким светом и ослепивший беднягу Мике…
Незнакомец убрал фонарь. Направился в угол комнаты к большому мешку, развязал его. В мешке находились отруби. Горкой высыпав их на пол, незнакомец удовлетворенно потер руки.
– Великолепная находка! – прошептал он. – Помешает быстро просочиться крови и, следовательно, обнаружить происшествие! Ну-ка! Кажется, можно спокойно приступать к делу?
Необычайный тип, зловещий преступник неспешно облачился в одеяние, которое снял со стены.
Это был большой клеенчатый плащ причудливого покроя: наглухо закрытый, только с прорезью для головы, наподобие зюйдвесток, которые носят в шторм моряки.
Зачем незнакомец так нарядился?
Он вынул из кармана плаща резиновые перчатки, натянул их на руки.
Теперь, во всеоружии, незнакомец подошел к жертве.
– Надо поторапливаться, – пробормотал он. – Скоро займется день, надо побыстрее отсюда сматываться…
Ухватив белый куль, труп Мике, за плечи, он потащил, поволок его к месту, присыпанному отрубями.
– Первым делом, – прошептал убийца, – избавимся от этого замечательного савана, сослужившего мне превосходную службу.
Он перевернул труп на живот, принялся разматывать простыню…
Обнажилось тело несчастного Мике, еще не окоченевшее, теплое, но уже бездыханное.
– Прекрасно! – отметил незнакомец. – Теперь все просто!
Не переставая говорить, он вооружился неким подобием ножа, который достал из ящика стола…
И началась задуманная ужасная бойня…
Без малейшего содрогания, казалось, не сознавая всей чудовищности своих действий, незнакомец со знанием дела, с поразительной сноровкой, которая сделала бы честь и хирургу, надсек шею жертвы и стал медленно, планомерно орудовать ножом, разрубая кожу, затем мышцы, вылущивая позвонки, не обращая внимания на фонтанчики еще теплой крови, обагрившей резиновые перчатки, залившей клеенчатое одеяние, напитавшей отруби на полу!..
Долго длилась чудовищная бойня…
Однако и ей пришел конец. Человек ухитрился окончательно отделить голову от плеч несчастной жертвы.
Отныне Мике был обезглавлен.
Голова актера больше не покоилась на его шее.
Наконец человек распрямился. Какой-то миг он созерцал тело артиста, затем легко поморщился.
– Дрянь-работенка! – прошептал он. – Далеко не элегантная. Не в моем это вкусе… Ну да ладно! Что поделаешь!.. Зато проделана явно не без пользы!
Человек удовлетворенно усмехнулся и приступил к новым приготовлениям.
Он вытащил из-под кровати ящичек, внутри обшитый жестью, накидал в него отрубей…
– А вот и шляпная картонка, – вновь прошептал он, – с сюрпризом для ее нашедшего… если ее кто-нибудь найдет…
Без тени отвращения он взял за уши голову несчастного Мике и швырнул ее в ящик…
Однако голова не входила так, как того хотелось бы убийце.
И тот совершил чудовищную вещь. Он поднял ногу и ударом каблука вогнал в отруби бренный останок!
– Вот и готово! – прошептал человек.
Захлопнув крышку, он вернулся к растерзанному телу.
– Так! Надо принять еще кое-какие меры предосторожности!..
Убийца стянул перчатки, избавился от клеенчатого плаща, который небрежно отправил в угол и, уже чистый и опрятный, проговорил вслух:
– На редкость удачно! Ни пятнышка крови! Никому и в голову не придет…
Но тут он оборвал себя. Вдалеке прозвонили часы…
– Черт побери! – прошептало чудовище. – Пора! Уже пора!..
Он заторопился.
Быстро порывшись в бумажнике, убийца достал письма и сунул их несчастной жертве в карман пиджака.
Затем, в последний раз взглянув на кровавое зрелище, он зашвырнул в угол пропитанный кровью саван, невозмутимо взял трость, надел мягкую шляпу и подхватил сундучок, скрывавший голову жертвы.
Убийца вернулся к окну. Он потушил свет, отдернул шторы, распахнул раму.
Из окна виднелись крыши, располагавшиеся с ним почти на одном уровне.
Человек перемахнул через подоконник и, не выпуская из рук сундучок, спрыгнул на кровлю крыши.
– Определенно, – размышлял он, – все прошло идеально гладко, теперь можно вольно вздохнуть!..
Он украдкой пробирался между трубами, продвигался вперед…
В следующее мгновение его черный силуэт осторожно спускался по железным крючьям, вделанным в стену старого дома.
Вскоре силуэт был уже внизу, на обширном пустыре.
А еще через несколько мгновений прохожий с объемистым свертком шагал по мосту Собора Парижской Богоматери.
На середине моста он остановился, нагнулся над темной водой. Раздался глухой всплеск.
Когда прохожий тронулся дальше, свертка у него не было!