Любовные похождения князя

Глава 16 ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

– Ну и трущоба!..

Жак Бернар долгим, меланхоличным взглядом обвел свое имущество, если таковым могло считаться то, что находилось в комнате, где он проснулся.

Обозвав комнату трущобой, он не покривил душой.

Действительность была и того хуже, поскольку трущоба обычно завалена всяким хламом, тогда как в этой каморке царила абсолютная, отталкивающая пустота!

Комнатушка была крошечной; когда-то побеленные известью, а теперь грязные и облупленные стены, испещренные надписями… Тюфяк в углу, с торчащей клочьями соломой, далее стул, на котором стояли лохань и гигантский кувшин для воды… Справа, у стены, сундук, на котором были разложены вещи, напоминающие белье, скудный запас белья…

– Определенно! Малосимпатичное местечко! – снова заговорил Жак Бернар, переводя взгляд с распотрошенного тюфяка, на котором сидел, на стул-умывальник, затем на сундук-шкаф. На самом деле, больше смотреть было не на что – в комнате больше ничего и не было.

Кроме того, отвратительная погода. За форточкой висел непомерно тяжелый, густой, непроницаемый туман. Было восемь утра.

Напряженно прислушавшись, Жак Бернар различил где-то совсем неподалеку раскатистый мерный гул – это гудел Лондон доков, такой же убогий, как и его жилье, Лондон, куда со всех концов стекались горемыки, живущие на одном спиртном.

– Подумать только, – рассуждал Жак Бернар, на которого уже четыре дня наводил хандру и уныние лондонский туман, – подумать только, неужели я скоро лишусь и этих относительных удобств! Что делать, я не зарабатываю ни су, да и не вижу способа заработать, а мой стратегический запас тает, тает с поразительной быстротой. Я не знал достатка, а вот уже подбирается нужда. Это несправедливо!..

Молодой человек предавался таким раздумьям, когда услышал стук в дверь. Женский голос, говорящий по-английски, – Жак Бернар немного понимал лондонский жаргон – язвительным тоном осведомился, не намерен ли он сегодня утром заплатить за квартиру.

– В конце концов, – произнес голос, – это абсолютное безобразие, джентльмен, считающий себя белым воротничком, не может найти несколько пенсов, чтобы расплатиться с хозяйкой и внести плату за жилье! Безобразие! Джентльмен, конечно, понимает, что при нынешней дороговизне нельзя делать долги! Джентльмен либо платит, либо выметается вон…

По другую сторону двери Жак Бернар, не поморщившись, слушал хозяйкину тираду.

«Хорошо! – думал он. – Тут много джентльменов! Однако, если я правильно догадываюсь, мне придется сейчас или расплачиваться, или сматывать удочки… Расплачиваться? Чем? Сматывать удочки? Куда?..»

Он сделал проникновенный голос и ответил:

– Миссис Хорфи, вы совершенно правы, я действительно считаю, что джентльмен вроде меня ни за что не уедет, не заплатив… и потому…

Но миссис Хорфи не сдавалась.

– Да, правда, – отвечала она. – И потому, испытывая в настоящий момент нужду в деньгах, попрошу вас подумать о моем небольшом счете…

– Но я думаю!.. Думаю! – запротестовал Жак Бернар. – Только о нем и думаю!..

– В таком случае, не будет ли джентльмен столь любезен рассчитаться?..

– Непременно, миссис Хорфи, сегодня же вечером…

– Нет, джентльмен, не вечером… утром!..

– Но почему, миссис Хорфи?

– Потому что, джентльмен, у меня самой есть непогашенные счета. Не сомневаюсь, пара шиллингов, которые вы мне задолжали, для вас сущий пустяк?..

– Да, пустяк! Но как раз сегодня у меня свидание с банкиром. Не могли бы вы потерпеть до вечера, миссис Хорфи?

– Никоим образом! Я жду вас внизу…

– Тогда до скорого!

Надо полагать, Жак Бернар решил покориться своей неумолимой хозяйке…

К тому же, эта женщина была права.

Он задолжал за неделю и этого не отрицал. Это его огорчало, огорчало до глубины души.

– Подождите меня внизу, миссис Хорфи! Подождите, я в самом деле приду и заплачу долг! Можно только несколько секунд, чтобы привести себя в порядок…

Жак Бернар слышал через дверь, как удалялись шаги миссис Хорфи.

Старуха не слишком поверила обещанию, но не теряла надежды получить свое. И пока она спускалась, чтобы под лестницей стеречь своего убогого жильца, тот размышлял так:

«У меня есть три возможности на выбор. Я живу под самой кровлей, так что могу попытаться уйти по крышам, то есть, как говорят в Париже, „сделать ноги“… К сожалению, этот план вызывает некоторые сомнения, поскольку я плохо представляю, куда ведут эти крыши… Разумеется, на другие дома, где у меня большая вероятность загреметь в лапы к какому-нибудь разъяренному громадине-полисмену, что мне совсем не улыбается. Еще я могу попытаться объявить себя банкротом. Кажется, это тоже непросто, ведь я не британский подданный, кроме того, не знаю процедуры, ведущей к этому блаженному исходу!.. Блаженный исход? Если мне не изменяет память, в Англии банкротов сажают в долговую яму… Нет, в тюрьму мне не хочется… не тот момент!.. Значит, остается единственное и последнее средство… Рассчитаться с миссис Хорфи, расплатиться звонкой монетой!.. Гм!.. Получается, надо прибегать к уже упомянутому стратегическому запасу? Поглядим, как он поживает…»

Жак Бернар выдвинул на середину комнаты ящик, служивший ему столом, и, присев на корточки, разложил на нем в ряд несколько серебряных монет и два тщательно оберегаемых луидора…

– Сорок франков не в счет! – сказал он. – Это подъемные – на возвращение в Париж!.. Их трогать я не имею права, это святое, неприкосновенное!.. Остается серебро… Что-то не слишком его много! На все про все около двадцати четырех франков… Чудненько!.. Непомерную сумму – четыре франка десять су я плачу миссис Хорфи… у меня остается двадцать франков… Если я хочу протянуть в Лондоне еще недельку, очевидно, не стоит звать гостей к обеду. Ну-ну! Положеньице осложняется, вот она, нищета, великая нищета!.. Вполне может статься, что мне придется еще похудеть…

Жак Бернар передвигал туда-сюда монеты, входившие в его «стратегический запас», но легче ему не делалось.

Денег не прибавлялось. После получасового раздумья он, кажется, решился:

– Ладно! Сыграем в благородство!.. Попытаемся произвести впечатление на здешних хозяев… Черт побери, может, что-нибудь и выгорит?

Жак Бернар небрежно сложил на краешке ящика тщательно пересчитанную наличность и, открыв дверь, позвал:

– Миссис Хорфи!

– Джентльмен?

– Можете подняться, рассчитаться со мной!

Старая хозяйка, которая, как и обещала, караулила жильца под лестницей, не стала дожидаться второго приглашения.

– Иду!.. Иду!..

Жак Бернар в этом не сомневался…

Он слышал торопливые шаги старухи, вприпрыжку взбирающейся по ступенькам. Вскоре она появилась в проеме дверей – ее руки дрожали, худое лицо приняло хищное выражение.

– О, джентльмен, как вы добры, вы и впрямь погасите должок? Благодарствую, джентльмен! Бедной старухе, которой, кроме этого дома, нечем себя кормить, очень нужны ее денежки!

Жака Бернара мало трогали старушечьи сетования.

Кроме того, после расчета с домовладелицей отпала надобность с нею любезничать. Он быстро оборвал ее хныканье:

– Никогда так не говорите, миссис Хорфи! Такой пожилой женщине это не к лицу. Собственно, на что вы жалуетесь? Вы богачка, миссис Хорфи, большая богачка, и цены у вас немыслимые…

Старуха пристыженно опустила глаза; этот чудаковатый жилец, согласившийся платить и тем самым ставший жильцом добропорядочным, почти попал в точку!

По приезде в Лондон, высадившись на вокзале Виктория, Жак Бернар, с котомкой за плечами, в которую он на скорую руку свои покидал пожитки, теперь составляющими весь его скарб, быстро добрался до района доков, который он знал как самый нищий квартал. Здесь ему повезло: он нашел чердак, который миссис Хорфи сдавала на неделю.

Жак Бернар был готов тут же вселиться, но старуха тянула. Она инстинктивно не доверяла французам, к тому же манеры Жака Бернара показались ей странными.

Кто он такой?

Что ему надо?

Зачем он приехал в Лондон?

В ладах ли с законом?

Из суеверного страха перед всем иностранным старуха, несомненно, отказала бы этому необычному жильцу: разве в доки идут жить те, кто носит пристегивающиеся воротнички и манжеты? С изнеженными, определенно не привыкшими к труду руками? Но страсть наживы была сильнее опасений.

Наконец-то она ее утолит!

И пока Жак Бернар витийствовал, старуха, даже не стараясь скрыть огонь вожделения, косилась на ящик, где солнцами горели луидоры.

– Джентльмену, – сказала она, – думаю, подобает напомнить, каков был уговор. Четыре шиллинга десять пенсов.

Жак Бернар изобразил на своем лице полное безразличие.

– Берите, миссис Хорфи, и в следующий раз будьте ко мне подоверчивее. Избави Бог, я не собирался вас обманывать ни на су, так что могли бы подождать до вечера, когда бы я повидался со своим банкиром. Ну же! Берите ваши деньги, и я пойду.

– Благодарствую, джентльмен!

– Берите, миссис Хорфи, берите!

Вельможным жестом Жак Бернар протянул хозяйке деньги и вытолкал ее за дверь.

Едва она скрылась, он скорчил гримасу:

– Старая ведьма!.. Теперь ничего не поделаешь, придется еще поистратиться, я вчера не обедал, да и не завтракал. Надо обязательно наведаться в одно из роскошных заведений, которые я здесь облюбовал. Очередной урон для моего трижды упомянутого «стратегического запаса»!

Жак Бернар аккуратно сложил в карман серебряные монеты, взял шляпу и кубарем скатился по лестнице в холодный, насыщенный туманом воздух, который заволакивал кривую улочку, где стояло его жилище.

Конечно, ни единая душа не признала в бредущем по тротуару, потерявшемся в толпе англичан неизвестном бедняке наследника Оливье Жака Бернара, еще недавно с таким снисхождением принимавшего предложения газетных магнатов.

Но с той поры Оливье успел возникнуть и вновь погибнуть, на сей раз по-настоящему.

Общественное мнение почти единодушно обвинило Жака Бернара, и тому пришлось бежать, даже не успев раздобыть средства для существования в своем изгнании в Лондоне!

Жак Бернар долго кружил по прихотливо петляющим, извилистым улочкам с чудными названиями, которые бороздили район доков.

Было около десяти, может быть, половина одиннадцатого, когда он дошел до угла довольно грязного проезда, где стояла хибара из плохо пригнанных досок, по облику напоминающая закусочную.

В ней уже неделю столовался Жак Бернар.

Более дешевого он ничего не нашел; тут же за семь су подавали кусок мяса, достаточно разваренного, чтобы не отличить подпорченных мест от хороших, кусок хлеба и, вдобавок, пинту самого низкосортного эля.

Жак Бернар, как обычно, занял столик в глубине зала.

Высокий табурет, торчащий у стойки, он оставлял шикарным клиентам, местным аристократам, которые могли позволить себе за двенадцать су и шесть пенсов сосиску с капустой, эль и кусок сыра!

– Эй, малый, – позвал Жак Бернар, довольно прилично говоривший по-английски и прекрасно подражавший свистящему и торопливому выговору жителей лондонских окраин, – мой обед и газеты!

Заказав газеты, Жак Бернар отнюдь не роскошествовал, поскольку в стоимость обеда входило чтение разрозненных номеров «Дейли ньюс», которые попадали сюда из вторых рук, то есть, с двухдневным опозданием, что нисколько не мешало посетителям жадно их проглатывать!

Медленно смакуя, – голод делал по вкусу любую пищу, даже чудовищное блюдо, которое, впрочем, на довольно чистой тарелке принес ему из бара слуга, Жак Бернар погрузился в чтение.

Он проглядывал зарубежные новости, среди которых надеялся отыскать сообщения из Парижа, а именно, имеющие отношение к невероятному и трагическому убийству Оливье.

Его ожидания были не напрасны.

С первого взгляда он заметил довольно длинную статью с поразительным заголовком:

«Невероятная находка на улице Гран-Дегре».

Жак Бернар, задыхаясь, лихорадочно бежал взглядом по газетным столбцам… Глаза его загорелись, он даже крепко пристукнул кулаком по столу:

– Ну и ну! Вот так раз!

Он в спешке проглотил свою порцию, рассчитался, получил сдачу и, схватив шляпу, бросился на улицу.

Слуга кинулся за ним:

– Эй! Джентльмен! Вы унесли «Дейли ньюс»!

– Я ее покупаю!

Жак Бернар бросил ошарашенному подобной щедростью слуге пенни за газету, отныне перешедшую в его собственность.

Что было духу Жак Бернар помчался на почту. Он влетел туда с грохотом, не обращая внимания на удивленные взгляды, которые кидали на него из своих конторок торжественно невозмутимые служащие.

Жак Бернар взял бланк и нервно, непослушной рукой, написал телеграмму.

– Черт! – бурчал он себе под нос. – Я это выясню! Ах! Черт возьми! Неужели грядет конец моим несчастьям!

На бланке, который служащий тщательно, вслух перечитал, значилось:

На сей раз без колебаний молодой человек залез в свои сбережения, затем, весело посвистывая, вышел на улицу.

– Через три часа, – рассуждал он, – через три часа у меня, возможно, уже будет ответ! Господи! Если это Мике, я сегодня же вечером могу возвращаться в Париж! Меня, Жака Бернара, можно с полным правом подозревать в убийстве Оливье, но нет видимых причин обвинять меня в смерти Мике… Чертовщина! Непонятно, почему исчез Оливье, или, по крайней мере, Оливье-Морис, который появлялся на празднике в «Литерарии»?.. Ох!

Жак Бернар в лихорадке купил последние номера «Дейли ньюс», надеясь найти подробности, новые сообщения…

Увы! О преступлении на улице Гран-Дегре не было ни слова!

Очевидно, английская газета не считала нужным ежедневно информировать своих читателей по поводу какого-то парижского преступления…

Весь день напропалую Жак Бернар с тоской на сердце, душой не на месте бродил по улицам в ожидании вожделенной, заветной телеграммы от Фирмены.

– Крошка не может не ответить! – шептал он. – Причин на меня сердиться у нее нет… И, наконец, кому как не ей должно быть известно, кто убит, Мике или Оливье, Оливье-Морис! На Мике ей наверняка плевать! Правда, отправив телеграмму, я волей-неволей навел на свой след полицию; предположим, меня до сих пор обвиняют в убийстве, тогда станет известно, что я скрываюсь в Лондоне… Ладно!.. Если не получу ответа или он будет внушать опасения, сматываю отсюда удочки!

Жак Бернар отправил телеграмму в одиннадцать.

В половине третьего он стоял у почтового окошечка и справлялся о телеграмме на свое имя!

Он взял каблограмму со странной тоской. Но вскрыв ее, облегченно вздохнул.

В ней говорилось:

Покойный – это актер Мике.

И стояла подпись: Фирмена.

– Черт возьми! – бормотал Жак Бернар, которого мало беспокоили любопытные взоры служащих, заинтригованных его волнением, тем более, что они знали содержание двух телеграмм, его и Фирмены.

Неожиданно он вновь ринулся к выставленным для посетителей пюпитрам и набросал текст новой телеграммы:

«Видели ли вы Оливье из „Литерарии“? Давал ли он вам о себе знать? Он проходимец? Срочно ответьте по тому же адресу».

Эта телеграмма была также адресована Фирмене.

Жак Бернар опять потревожил скудный «стратегический запас» и впал в томительное, отвратительное ожидание.

Ответит ли Фирмена на сей раз?

Надежды было мало!..

Ровно через три часа в окошечке почтового отделения ему вручили новую телеграмму.

Фирмена отвечала:

«Оливье из „Литерарии“ не видела. Ничего о нем не знаю. Да, это был проходимец, все так говорят, в том числе и полиция».

На этот раз Жак Бернар так обрадовался, что готов был скакать от счастья, плясать как сумасшедший, расцеловать толстяка-полисмена, по долгу службы потеющего в углу!

Но он взял себя в руки. Несомненно, подобное проявление чувств было бы безумием, отталкивающим и никому не понятным.

Вдобавок, время поджимало…

Было семь вечера, телеграф закрывался в десять, всего через три часа.

Наступил момент отправить третью телеграмму и получить третий ответ, на этот раз главный, наиважнейший, решающий его судьбу.

В третий раз Жак Бернар послал Фирмене каблограмму; он телеграфировал следующее:

«Считаюсь ли я виновным? Или подозрение с меня снято? Можно ли возвращаться во Францию?»

Вручив послание телеграфисту, Жак Бернар стал снова фланировать по лондонским улицам.

Часы он успел заложить и время узнавал на остановках фиакров, по ходикам, видневшимся в освещенных витринах магазинов.

Время тянулось бесконечно, минуты оборачивались вечностью. Жак Бернар испугался за свой рассудок, когда, прождав, как ему показалось, добрых полчаса, он обнаружил, что прошло ровно три минуты.

– Нет! Нет! Разрази меня гром! Мне надо знать! Невозможно терпеть дальше!..

И внезапно он стукнул себя по лбу, словно его осенило:

– Господи! Ну я и болван! Телеграммы, какая глупость! У Фирмены же есть телефон! Помню, я его записывал…

Жак Бернар что есть мочи припустил назад на почту; его вход произвел фурор среди служащих, которые были окончательно ошарашены и заинтригованы поведением несчастного молодого человека.

Жака Бернара это ничуть не заботило.

Он устроил настоящий переполох. В его просьбах было столько напора, а в расспросах столько нервозности, что даже английские телефонистки, стряхнув британские флегму и апатию, проделали ради этого иностранца сложнейшую операцию, менее чем за час установив связь с Парижем, с Фирменой…

Тщательно закрывшись в тесной телефонной кабинке и надев наушники, он завопил в телефонную трубку, чувствуя, как лицо его заливает смертельная бледность:

– Алло!.. Фирмена, это вы?

– Да, я… Кто говорит?

– Жак Бернар!

– А…

– Вы получили третью телеграмму?

– Да, сию минуту.

– Так что?

– Никто вас больше не подозревает!..

– Значит, я могу возвращаться?

– Да… Можете возвращаться.

– Алло!.. Алло!.. Вы меня слышите? Я еду…

– Когда вы приедете?

Но тут Жак Бернар забеспокоился:

– Алло! Алло! Не разъединяйте! Мы разговариваем! Алло! Фирмена, это вы? Вы слышите? Алло!.. Когда я смогу вас увидеть? Завтра я сяду на пароход и уже вечером буду в Париже, я хочу срочно вас повидать, сразу после приезда. Назначьте время… Алло! Что вы сказали?..