Любовь цыганки

Пролог

Шотландия, Приграничье Февраль 1526 года

– Твой отец – вор, – притянув к себе Тамсину, сказала бабушка, – шотландский плут и гаджо, не ром. Он хочет, чтобы ты жила вместе с ним в его большом каменном доме. Сегодня он приедет за тобой.

Тамсине еще ни разу не доводилось переступать порог каменного дома. Девочка задумалась о том, какие они, эти дома. Наверное, холодные и темные, лишенные тепла солнечного света и свежего запаха зеленых лесов, – того, что она так обожала. Тамсина не знала, как относиться к отцу-вору, кем бы он ни был – ромалом или шотландцем, однако улыбнулась бабушке, полагая, что та, как и дедушка, не отпустила бы ее с отцом-шотландцем, если бы он был таким уж плохим гаджо.

Нона Фо тоже улыбнулась внучке. Красивое, с высокими скулами, смуглое лицо женщины было изборождено морщинками. Волосы покрывал шелковый тюрбан фиолетового цвета. Глаза у бабушки были темными, в отличие от зеленых глаз Тамсины, унаследованных ею от отца, которого девочке довелось видеть лишь несколько раз в жизни.

– У Арчи Армстронга доброе сердце, – продолжила Нона. – Кто мы, ромалы, такие, чтобы осуждать человека за воровство? Оно позволяет ему заботиться о своей семье и мстить врагам, завладевая их имуществом. Он всегда хорошо относился к нашим людям, колесящим по дорогам Шотландии, и щедро платил нам за то, чтобы мы как следует заботились о тебе, моя маленькая Чалай, после того как… шесть лет назад умерла та, которая родила тебя…

Тамсина знала, что ее бабушка до сих пор оплакивает свою дочь. Нона никогда не произносила ее имени вслух и не надевала вещи красного цвета, который был любимым у ее дочери. Так ромалы выражают свою скорбь по отошедшим в мир иной. Тамсине тоже не разрешали носить красное, хотя девочка любила этот цвет и совсем не помнила своей мамы.

Дедушка и бабушка никогда не называли внучку Тамсиной – именем, выбранным родителями для дочери еще до ее рождения, – потому что оно напоминало им о покойнице. Тамсиной ее звал отец, когда изредка приезжал в цыганский табор, и так мысленно называла она себя сама. Девочке нравилось это имя. Ей было приятно осознавать, что родители выбрали его вместе.

Тамсина кивнула.

– Авали, хорошо, бабушка. Я поеду с отцом, если вы с дедом этого хотите.

По правде говоря, мысль о скором расставании с дедушкой и бабушкой пугала и печалила ее, но девочка всегда поступала так, как они ей велели.

– Твой отец хочет воспитывать тебя сам, деточка, – сказала Нона. – Думаю, после смерти обоих его взрослых сыновей он нуждается в ком-то, кто может принести хоть капельку счастья в его каменный дом, который он называет Мертон-Ригг. Ты будешь жить там на радость ему и нам.

– Мне придется остаться там навсегда? – неуверенным тоном спросила внучка.

– Мы пообещали твоему отцу отпустить тебя с ним, хотя ты еще слишком мала и для нас – самая яркая звездочка на нашем небосклоне. Именно за бледно-зеленые звезды в твоих прекрасных глазах мы назвали тебя Чалай, – добавила она. – Не переживай, мы будем видеться всякий раз, когда наша дорога будет пролегать через ваши края, моя дорогая. Только ты должна кое-что хорошенько запомнить…

Тамсина внимательно посмотрела на бабушку.

– Что запомнить?

Нона наклонилась поближе к внучке и проговорила:

– Твоя маленькая рука может кое-кого напугать, Чалай. Ты должна прятать ее от посторонних. Многие могут неправильно истолковать то, что увидят.

Тамсина кивнула и завела свою скрюченную руку со сжатыми в кулачок пальцами за спину.

– Хорошо, я буду так делать, бабушка.

– Некоторые ромалы верят, что у тебя дурной глаз, что ты родилась проклятой, – Нона Фо убрала темные кудряшки со лба внучки. – Подозреваю, что гаджо еще более суеверные, чем наши цыганские братья и сестры. Как может рожденный в любви ребенок принести в этот мир проклятие? Как могут это миленькое личико и ясные, красивые глазки принести кому-то неудачу?

– Я знаю, что некоторые люди говорят, будто бы я – вафри бак, источник несчастий, – кивнув, мрачно подтвердила Тамсина. – Дедушка часто сердится на них.

Вздохнув, бабушка погладила внучку по щеке.

– Судьба за что-то наказала тебя, но будем надеяться, что она позаботится о тебе в будущем. Придется быть сильной и терпеливо сносить все испытания, пока однажды эта рука не станет для тебя подарком судьбы, а не бременем.

Тамсина опять кивнула в знак согласия, хотя и недоумевала, каким образом это может произойти. Вместо подарка она видела маленькую уродливую ручку, совсем не похожую на обычные руки. К тому же скрюченная рука была не такой полезной, и девочка мечтала, чтобы обе ее руки были нормальными, красивыми. Однако малышка знала, что это ее пылкое желание никогда не сбудется.

В тот же день, когда отец прискакал в табор, Тамсина, разглядывая его, подумала, что он похож на настоящего великана. Даже его зубы показались ей очень крупными, когда отец улыбнулся. Девочка застенчиво улыбнулась в ответ. Отец расхохотался. Дочь тоже рассмеялась.

Арчи Армстронг был высок, широкоплеч и весьма привлекателен. Светловолосый, зеленоглазый, розовощекий, он чем-то напоминал ей косматого золотистого медведя.

Девочка молча ждала, пока он разговаривал с дедом на непонятном ей шотландском языке. Отец протянул деду кисет, туго набитый серебряными монетами. Тамсина знала, что Джон Фо был графом в своих землях, расположенных далеко от Шотландии. Она была уверена, что дедушка с удовольствием спрячет этот мешочек с монетами под полом своей кибитки. Девочка надеялась, что дедушка подарит ей монетку. Тогда она сможет нанизать ее на шнурок и носить на шее. Бабушкино ожерелье украшало немало монет. Когда Нона двигалась, они позвякивали, сверкая, на ее пышной груди.

Наконец отец оседлал коня и нагнулся, протягивая руки к дочери. Бабушка не выпускала внучку из объятий, осыпая ее поцелуями, пока обе не расплакались.

Дедушка, попахивающий дымом, конским потом и железом, ковкой которого он занимался, нежно коснулся ее головки и сказал, что он и бабушка будут видеться с внучкой всякий раз, когда маршрут их странствий будет пролегать неподалеку от каменной башни Арчи. Потом он закрепил на шее Тамсины кожаный ремешок с нанизанными на него тремя серебряными монетами и подсадил девочку к отцу.

– Все будет хорошо, – сказала бабушка. – Поедешь туда и сама увидишь. Все будет хорошо.

Тамсина кивнула, сжимая здоровой рукой узелок со своими пожитками и пряча скрюченную ручку в складках плаща.

Когда они с отцом скакали, слезы катились по ее щекам, но девочка, сдерживая их изо всех сил, хранила гордое молчание. Спустя некоторое время Тамсина вытерла глаза кулачком, стараясь при этом скрыть от отца свое увечье. Она боялась, как бы отец не передумал везти ее в свой большой каменный дом, чего так желали бабушка и дедушка. Впрочем, больше всего на свете ей хотелось жить под звездным небом, путешествовать вместе с ними, невзирая на дождь или сильный ветер. Она вовсе не жаждала находиться взаперти в доме гаджо, где наверняка темно и пахнет сыростью, как в пещере.

Но отец ее так заразительно смеялся и дружелюбно улыбался, что у девочки полегчало на душе. К тому же дедушка и бабушка обещали часто приезжать к ней в гости, и, если ей будет плохо на новом месте, она попросит их забрать ее назад, в табор. А еще Тамсине любопытно было узнать, как живут шотландские воры и что представляют собой их каменные дома.

– Спаситель милосердный! Посмотри-ка туда! – воскликнул Арчи, повернувшись к мужчине, ехавшему рядом, и указал на группу всадников, которые двигались вдоль берега ручья по долине, расположенной между крутыми холмами.

Из-за резкого движения его руки маленькая девочка, сидящая у него на коленях, вздрогнула, и отец тут же приобнял ее. Тамсина молча взглянула на отца. Она не произнесла ни слова с тех пор, как они покинули табор странствующих «египтян», как некоторые называли цыган.

Мужчина слегка улыбнулся. Дочь, не мигая, смотрела на него своими удивительными светло-зелеными глазами, обрамленными густыми черными ресницами. Эти глаза сверкали как два драгоценных камня на ее маленьком личике цвета меда. Девочка казалась отцу слишком серьезной и молчаливой. Ее доверчивость и готовность уехать с ним, ее нежная красота притягивали его все сильнее. Никого прежде он так не любил. Ребенок запал Арчи в душу.

Она многое взяла от своей матери, вот только глаза у девчушки были, как у него, светло-зелеными, а кожа, даже загорелая, казалась бледнее, чем была у покойной матери. Мать ее была красива и добра, и Арчи не обращал внимания на ее цыганское происхождение. Он полюбил ее, а она – его. Если б она не умерла во время родов, у них впереди было бы немало ночей, полных любви, после которых могли появиться на свет прекрасные сыновья.

Арчи бросил взгляд на Кутберта Эллиота, брата своей матери, который выехал ему навстречу, чтобы сообщить трагическую весть.

– Там, внизу, всадники-мужчины. И с ними паренек, – сказал Арчи дяде. – Это, скорее всего, они.

Кутберт кивнул. Его худое лицо под стальным шлемом было мрачным.

– Да, скачут от башни Рукхоуп, как я тебе и говорил. Это люди графа Ангуса[2], который недавно поддержал нашего молодого короля Якова[3] в его притязаниях на трон. А вон тот юноша среди них – молодой мастер Уильям Скотт[4]. Бедолага, сегодня он стал лэрдом[5] Рукхоупа. Эти ублюдки повесили его отца на рассвете.

– За то, что он украл у англичан двух коров? Правый боже! – Арчи печально покачал головой. – Повесить без суда такого уважаемого человека, как Алан Скотт, – поверить в это не могу!

– Какой жестокий способ вершить правосудие – повесить мужчину в пределах видимости его собственной крепости, чтобы жена и дети могли все это видеть через бойницы, – сказал Кутберт.

Арчи дрожал на холодном зимнем ветру, предвещавшем скорое появление снега. Однако не мороз его тревожил. В прошлом году, когда двух дорогих его сердцу сыновей повесили за набеги и кражу скота, он подумал, что теперь будет горевать вечно. После того как ужасная смерть настигла Алана Скотта, славного владельца Рукхоупа и его ближайшего побратима, скорбь Арчи опять была столь же остра и мучительна.

Не говоря ни слова, мужчина обнял свою маленькую дочурку и крепко прижал к себе. Он знал, что она пока не понимает его языка, но пусть не сомневается в том, что он сумеет уберечь ее от всех опасностей.

Девочка взглянула на отца и улыбнулась. Такая невинная, с чистой и доверчивой душой, подумал Арчи. Она еще не успела столкнуться с болью и несправедливостью этого мира. Он предпочел бы, чтобы она такой и оставалась, только прекрасно понимал, что вне зависимости от его желаний наивность и доверчивость скоро исчезнут из ее души. Горе отметило девочку своей печатью еще в утробе матери, наказав изуродованной ручкой.

Арчи улыбнулся дочери, и ее милое личико просияло. Горестная боль в сердце, которую он ощущал, чуть поутихла. А дочь уже смотрела в сторону долины – на юношу, ехавшего вдоль берега ручья, и тех, кто его пленили.

Арчи вздохнул. Тамсина, возможно, наполовину и цыганка, но других детей у него больше не осталось, и он должен о ней по-отцовски заботиться. Братья, которых ей не суждено было узнать, погибли, а их мать, его первая жена, давным-давно умерла. Шесть лет назад скончалась и мать Тамсины, прожив со своим мужем только год. Поскольку Мертон-Ригг должен был отойти сыновьям, а его новорожденную дочь согласились растить цыгане, Арчи не испытывал потребности искать себе очередную жену.

Но потом его жизнь изменилась самым трагическим образом. Оба его сына теперь мертвы. Все, что у него осталось, – маленькая дочь-полукровка, к тому же калека, которая даже не говорит по-шотландски.

– Сорвиголова из Рукхоупа был лучшим скотокрадом на всем шотландском Приграничье, – произнес Кутберт, напомнив племяннику о своем присутствии.

Арчи взглянул на дядю.

– Да, – согласился Арчи. – Я буду оплакивать его, как родного брата.

– Граф Ангус и его люди совершили черное дело. А вот там, видишь, его приятель Малис Гамильтон… Вьется стервятником вокруг парня, – хмыкнул Кутберт. – Этот бастард приходится единокровным братом графу Аррану[6], регенту, поэтому возомнил себя выше самого короля. Ха-ха…

Арчи нахмурился, наблюдая за человеком, который вел за поводья лошадь с восседающим в седле Уильямом Скоттом через ущелье. С неба повалила снежная крупа. Стало хуже видно, однако Арчи обратил внимание на гордую осанку юноши. Тот поднял голову, подставив лицо падающему снегу. Его темные длинные волосы развевались на ветру.

– Уильяму нет еще и тринадцати, но только посмотри на него, – сказал Арчи. – Этот парень держится на лошади так же уверенно, как любой сорвиголова из Приграничья, словно совсем не боится этих мерзавцев, словно может с любым из них совладать. Он очень похож на своего отца. Ты не знаешь, куда они его везут?

– Ангус решил сделать его заложником короны, чтобы добиться послушания всего клана Скоттов.

Арчи вздохнул.

– Бедолага. Что с ним теперь будет? Храни Господь Уильяма и его матушку. Леди Эмма сегодня лишилась не только своего супруга, но и старшего сына.

– Однако даже в своем горе она не забыла о вашей дружбе и послала гонца в Мертон-Ригг предупредить о случившемся. Я тебе говорил, что Малис Гамильтон дал ей четыре золотые монеты в качестве компенсации за смерть мужа – по одной ей и каждому из ее детей?

– И они еще имеют наглость называть негодяями нас, – покачал головой Арчи. – Но ты же видишь, что Вилли Скотту уже сейчас не занимать храбрости. А со временем из него вырастет статный, красивый смельчак, как и его отец.

– Я слышал, его собираются сделать приближенным короля Якова. Такова воля графа Ангуса. Он считает, что лэрды Приграничья будут сговорчивей, если кто-то из их сыновей-заложников окажется в свите монарха. Уильяма Скотта обучат при дворе красноречию. Он научится писать, танцевать, начнет одеваться в шелка и кружева. Он забудет о своем роде приграничных сорвиголов, о том, что его отцом был сам Алан Скотт из Рукхоупа.

– Этот не забудет! – жестко возразил Арчи. – Когда мальчик возмужает, Гамильтону и Ангусу придется ездить, постоянно оглядываясь. Они еще пожалеют о содеянном ими сегодня.

– Надеюсь, – сказал Кутберт, берясь за уздечку. – А сейчас будет лучше поскорей отвезти твою Тамсину домой. Там нас ждут горячий очаг, моя матушка и приготовленное ею превосходное тушеное мясо. Хотя, признаться, она беспокоится, придется ли по вкусу ее стряпня твоей маленькой дочке. Кто его знает, что привыкли есть «египтяне»!

Арчи увидел, что Уильям Скотт повернул голову в их сторону, и сделал приветственный жест рукой. В его горле будто образовался тугой ком. Несмотря на снежную пелену и немалое расстояние между ними, паренек, похоже, узнал приятеля своего отца и поднял руку в ответном приветствии.

– Отважный парень, – пробормотал Арчи. – Но дурак! Что же теперь будет с моей девочкой?

– Ты о чем? – не понял его Кутберт.

– В начале этого года мы обсуждали с Аланом женитьбу его сына на моей дочурке. Я пообещал забрать ее у цыганской родни. Мы оба считали, что они будут хорошей парой. Я сказал ему…

Голос его дрогнул.

Арчи вспомнил своего друга, высокого, темноволосого, худощавого и гибкого, как кнут, хитрого конокрада и отчаянного сорвиголову, преданного товарища, любящего мужа и отца.

– Я сказал ему, что Тамсина – пригожая девочка, из которой вырастет настоящая красавица, несмотря на руку с изъяном и текущую в ее жилах смешанную кровь.

– Ну да, это не главное, – взглянув на девчушку, согласился Кутберт.

– Как говорил Алан, достаточно того, что она из рода Армстронгов из Мертон-Ригга. Она может быть хоть троллем, похожим на меня…

Улыбнувшись, Арчи слегка покачал головой.

– Вы закрепили свой уговор насчет брака на бумаге?

– Нет, нашего слова нам тогда вполне хватало.

– Значит, сейчас никто не сможет подтвердить это соглашение. Считай, что ты лишился жениха для дочери, и лучше забудь об этом, Арчи. Скорее всего, больше ты парня никогда не увидишь.

Племянник вздохнул, понимая, что все его планы пошли прахом. Мужчина перевел взгляд с едущего на лошади Уильяма на маленькую девчушку, сидящую у него на коленях. Она тоже во все глаза смотрела на парня.

«Да, эти двое похожи друг на друга, словно брат и сестра, – подумал Арчи. – Оба темноволосые и стройные, гордые и сильные».

От таких мыслей у него на душе стало еще горше.

– Жаль… Это был бы крепкий союз, доведись нам соединить наших детей, – сказал он Кутберту.

– Верно, но теперь молодой лэрд Рукхоупа находится под опекой короны и будет расти при дворе. Книги его испортят, и он наберется всяческих глупых манер, – сокрушенно покачав головой, сказал дядя. – Найди своей дочери умелого разбойника, который будет угонять скот у англичан и позаботится о Мертон-Ригге, когда тебя не станет. Или найди себе жену, и пускай она родит тебе еще сыновей. Возможно, моя симпатичная кузина придется тебе по вкусу.

– У меня уже были две жены и трое детей. Я устал от смертей в моем доме, – ответил на это Арчи. – Теперь у меня осталась только эта малышка, и я буду держать ее при себе. Скорее всего, я не рискну жениться еще раз. Терять родных слишком тяжело, дядя, – мужчина дернул за уздечку. – Давай-ка отвезем малышку в ее новый дом.

– Смотри, маленькая Тамсина загрустила, – заметил Кутберт. – Ты тоже сочувствуешь пареньку, малышка?

Арчи перевел взгляд на дочь. Тамсина нахмурилась, а в ее глазах блестели слезы. Она подняла правую руку и помахала ею.

Мальчик в долине поднял голову и повторил ее жест. Сердце Арчи пронзила жгучая боль.

– Думаешь, она догадывается, кто этот парень? Понимает, кого она только что потеряла? – спросил Кутберт. – Впрочем, теперь мы все его потеряли.

– Откуда она может это знать? Не думаю, что мы ей когда-нибудь расскажем эту печальную историю.

– Им больше не суждено встретиться, – вздохнул Кутберт. – Сегодня мое сердце наполнилось скорбью. Надо будет сложить балладу об Уильяме Скотте и его маленькой цыганской невесте.

– Твои баллады никуда не годятся, – проворчал Арчи.

– У-иль-ям… Скоч, – тихо произнесла по складам девчушка.

– Я думал, она не говорит по-шотландски, – сказал Кутберт.

Тамсина взглянула на него и повторила:

– Га-ва-рит.

– Она смышленая, – погладил Арчи головку дочери по шелковистым волосам. – Джон Фо сказал, что она говорит по-цыгански и немного знает французский, которому он ее обучал. Девочка схватывает все на лету.

– А как мы будем обучать ее шотландскому? – спросил Кутберт. – Из меня, как и из тебя, не выйдет хорошего наставника для девочки.

– Найду я ей наставницу.

Арчи наблюдал за кавалькадой всадников, исчезающих в проходе между двумя холмами. Вздохнув, он развернул своего коня.

– Раны Господни, – тихо промолвил Арчи. – Алан Рукхоуп был лучшим из разбойников. Я никогда не забуду и не прощу злодеяние, содеянное сегодня. Никогда.

– Я тоже. Если этот парень когда-то решит отомстить за своего отца, Армстронги и Эллиоты присоединятся к нему.

– Уж точно. Если бы Уильям Скотт взял в жены мою дочурку, он стал бы мне сыном.

– Арчи, дружище, что будет – то будет, – заметил Кутберт. – Мы еще найдем мужа для твоей дочери, ведь у тебя в запасе многие годы. Несмотря ни на что, она станет красавицей.

– Несмотря ни на что, – повторил про себя Арчи.

Мужчины пустили лошадей вскачь. Девочка, уютно устроившись на отцовской груди, вскоре задремала. Ее левая ручка выскользнула из-под плаща. Лишенная нескольких пальцев рука напоминала птичью лапку. Только большой палец имел нормальный вид. Ладошка была меньше обычной и заканчивалась пальцеобразным отростком с ноготком на конце. Арчи подумал, что по сравнению с лапкой птицы эта рука все-таки пухленькая и нежная, как у любого ребенка. Отец осторожно убрал увечную руку дочери под плащ и некоторое время ехал, слегка сжимая ее в своей большой ладони.

Оставшийся путь до дома Арчи раздумывал, удастся ли ему вообще найти мужа для дочери, когда придет время, не говоря уже о том, чтобы тот был так же хорош для нее, как сын сорвиголовы из Рукхоупа. Какие бы испытания ни ждали их в будущем, отец знал, что с ним дочь будет в полной безопасности… Арчи кивнул самому себе.