Любовь к истории (сетевая версия) ч.12

Испортить себе некролог

18 апреля, 12:14

Не знал, кто автор этого расхожего выражения. Оказывается (Гугл подсказал), всё тот же Лев Рубинштейн.

Смысл понятен. Это когда какой-то известный человек живет достойным образом, обзаводится почтенной репутацией, а потом вдруг совершает нечто такое, после чего относиться по-прежнему к нему уже не получается. И все говорят: «Да, конечно, стыд и срам. Но зато какой он был раньше…»

С этой опасностью чаще всего сталкиваются художники, которым не повезло посетить сей мир в его минуты роковые.

Наверное, самый хрестоматийный и ужасно грустный пример испорченного некролога — Алексей Максимович Горький.

Невероятно сильный талант, очень красивая жизнь, в которой было всё: мощные книги и всемирная слава, любовь прекрасных женщин и обожание читателей, большие гонорары и большая щедрость, борьба с диктатурой царизма и борьба с диктатурой большевизма. Если бы Алексей Максимович умер десятью годами раньше, в эмиграции, он остался бы в нашей памяти как одна из самых светлых фигур русской культуры.

Но финал его жизни был так жалок, что перечеркнул все былые заслуги. Поездка на Соловки посмотреть на перевоспитание зеков; восторженный отчет об этой поездке; «Если враг не сдается — его истребляют»; особняк Рябушинского; Нижний Новгород, переименованный в город Горький при живом Горьком… Господи, до чего же всё это стыдно.

Великий пролетарский писатель с великими перевоспитателями

Или Кнут Гамсун. В восемьдесят лет — живой классик. В девяносто — позор норвежской нации, осужденный за поддержку фашистов. Пел дифирамбы Гитлеру, преподнес свою нобелевскую медаль Геббельсу. Мафусаила пожалели, в тюрьму не посадили. Доживал, как зачумленный. И сейчас невозможно читать «Плоды земли», не помня о том, к чему в конце концов пришел автор знаменитого романа.

Всё дело в том, что большой художник в чем-то очень силен, а в чем-то очень слаб. На этом они, бедные, и подламываются.

Воланды и его мелкие хвостатые родственники отлично знают, на чем можно поймать Мастера.

Он часто бывает тщеславен и падок на почитание. Его надо по шерстке, по шерстке, да сахарку ему, да золотую дверцу распахнуть. Он и не поймет, что дверца ведет в золотую клетку. А войдет — хлоп, и обратной дороги нет.

Максима Горького большевики и гепеушники обхаживали очень долго, ключики подбирали терпеливо, сам Вождь не жалел времени и усилий — писал душевные письма: «Ввиду горячки в работе, не писал Вам. Это, конечно, нехорошо. Но Вы должны меня извинить». Какой человек извинения просит, подумать только!

А Гамсуном восхищался Геббельс и уважил своим личным вниманием фюрер германской нации. Один великий человек, так сказать, оценил величие другого великого человека.

Кадр из игрового фильма про Гамсуна, которого играет Макс фон Зюдов

Есть два железных правила, которые предохраняют художника от испорченного некролога.

Во-первых, держись подальше от диктаторов и авторитарных правителей (а лучше вообще от всяких правителей, ну их к лешему).

Во-вторых, как бы ты ни был эстетически сложен, оставайся этически прост. Любуясь оттенками серого, не разучись отличать черное от белого.

В общем, не спи, не спи, художник. Придет серенький волчок и испортит некролог.

Из комментариев к посту:

mr_karbofos

Так ли важно, что о тебе будут думать потомки? Возможно наши сегодняшние треволнения и стоические поступки останутся незамеченными именно теми, для кого они совершались.

Или наступит такой период в нашей истории, когда некрологом станет вся наша жизнедеятельность, которую мы так бережно оберегали от не благовидных поступков или нерукопожатных встреч.

Лавру Георгиевичу Корнилову, доблестному русскому офицеру, искреннему патриоту России, некрологом стало народное глумление над его останками.

Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется.

Живем мы для современников, но оценки ставят нам потомки.

Даже Пушкин — наше Все с Николаем Палкиным ручкался. А Николай I был ой какой душитель и сатрап. Всех декабристов в Сибирь упек.

al_kesta

Да нет, думаю, нельзя художнику, писателю такими мелочами, как политические увлечения, испортить память о себе. Вы со слишком маленького расстояния смотрите, к тому же слишком политически ангажированы. От писателя остаётся только то, что он написал, а всё остальное чепуха и шелуха, и всё равно рано или поздно канет в Лету. Были бы Горький и Гамсун равны по величине, к примеру, Вагнеру — всем бы было со временем абсолютно плевать, какие там у этих людей были политические метания когда-то. Но дело в том, что они писатели-то, честно говоря, довольно средние. А Вагнеру с его антисемитизмом в памяти потомства ничего не помешает. Ну, неофициально "запрещён" он сейчас в Израиле — но это временно и суета по сравнению с вечностью, куда он уже попал.

semenoff

Горький, оспоримо, — самая темная личность русской литературы. В нем, кажется, плохо все. И ницшеанство, и создание новой религиозной секты где Бог — рабочий класс, и личное участие в организации убийства Распутина и свержении царя, и финансирование запрещенной партии большевиков, и организация целого канала вывоза богатых из России после 1917 года — за деньги и драгоценности, и ловкое сбегание из полностью разрушенной России с деньгами в Италию. Мерзок также сумасшедший план Горького о переработке и полном переписывании всей (!) мировой литературы (в количестве 200 томов) пролетарскими писателями в духе социалистического реализма, и много другое. Мерзок "метод социалистического реализма" фактическим автором которого является Горький, религиозно-цензурный критерий по которому должна была писаться и писалась вообще вся советская литература (об этом много у Набокова в "Лекциях по русской литературе").

Надеюсь эта персона еще найдет своего памфлетиста. Тема обширная. Тут подпорченным некрологом не отделаться, и благословение Горьким концлагерей это пожалуй самое меньшее из всего плохого что успел натворить за свою богатую жизнь "пролетарский писатель" — пират, пока не был убит своими сообщниками в 1936 году. Не удалось на Капри отсидеться однако… Так и представляю усатого Сталина "а ну давай сюда и этого…".

Уже при Брежневе была издана Библиотека всемирной литературы в 200 томах, где, словно в насмешку Горькому, ни одна книга не была переделана. У нас дома такая стояла.