Любовь на острове

ГЛАВА 7

ТАЙ

— Выпьем. За первый день в море, — говорит Ричард.

Мы все поднимаем бокалы перед заходящим солнцем, золотые лучи которого создают призматический эффект сквозь бокалы для вина, искажая свет.

Молодожены пристально смотрят друг другу в очкастые глаза, пока пьют, вероятно, суеверные из-за всех этих семи лет неудач (или плохого секса).

Я думаю, что Дейзи тоже хочет избежать этого, так как у нее было так много неудач в эти дни (не знаю насчет секса, и знать не хочу), но она избегает моих глаз, вместо этого глядя на закат.

Она выглядит поразительно красивой, рыжие волосы в этом свете похожи на огонь, танцующий вокруг ее лица в океанском бризе. У меня щемит в груди, когда я пью вино, наблюдая за ней. Я был немного резок с ней. Наверное, мы все, хотя причины Лейси, я уверен, отличаются от моих.

Мои довольно просты.

Дейзи — это отвлекающий маневр.

Она не подходит для плавания, она имеет тенденцию мешать, независимо от того, что она делает, и она редко замолкает. Этот океанский период не так прост, как кажется, и мне нужно сосредоточиться на том, чтобы доставить нас всех на Фиджи в целости и сохранности, если мы все не убьем друг друга.

Прямо сейчас я должен осматривать горизонт в поисках грузовых судов, но вместо этого я наблюдаю за ней. Я всегда смотрю на нее, когда она не видит. Мне нравится изучать ее настоящую, ту, что прячется за яркой улыбкой, делая вид, что все в порядке.

Хотя, должен сказать, в последнее время ей было трудно это делать. Лейси доставала ее, и хотя их соперничество не мое дело, я держусь в стороне, но думаю, что она немного несправедлива к ней.

Что, конечно, заставляет меня чувствовать себя мудаком за то, что я ничего не делаю.

Эй, я не бессердечный. Дейзи, может быть, отвлекает и досаждает мне, но я сочувствую ей.

Я просто не могу позволить себе чувствовать к ней слишком много. Я уже бывал на этой дороге.

По крайней мере, все вроде бы успокоились. Напитки, конечно, помогают. Хотя я не хочу быть частью всего этого социального аспекта, остальные немного расслабляются. Но с Ричардом и Лейси это непростая задача, и Дейзи может зайти слишком далеко в своих попытках расслабиться.

Суди о ней сколько угодно, но тебе нравилось, как она вела себя на свадьбе.

Я толкаю локтем этот голос в своей голове, чтобы он заткнулся.

Для ясности, в этом есть доля правды.

Когда свадебный прием начался, Дейзи была счастливой пьяницей и бегала вокруг, фотографируя всех подряд. Я продолжал наблюдать за ней, задаваясь вопросом, сфотографируется ли она со мной в конце концов. Должен сказать, что мог бы позавидовать тому вниманию, которое она уделяла всем остальным. Мне показалось, что она почувствовала запах ревности, исходящий от меня, потому что потом она обратила свое внимание на меня и не отпускала.

Я притворился, что меня это раздражает. У меня хорошо получается.

На самом деле мне это нравилось.

Она требовала фотографию за фотографией, и я делал ей одолжение. Мне нравилось чувствовать ее руку на своей шее, мне нравилось смотреть, как она улыбается, смеется и краснеет, особенно мне нравилось класть свою щеку на ее грудь. Ее кожа совершенно теплая, шелковистая и греховно мягкая.

Потом она пригласила меня на танец.

Это была медленная песня, какой-то Эд Ширан, и я сказал «нет».

Наверное, я понял, к чему она клонит, и струсил. Не могу точно сказать, почему, просто в последнее время это часто случается со мной, когда появляется возможность с женщиной. По этим дорогам я не хочу идти. Даже если это всего лишь на одну ночь, они никогда не становятся такими, какими я хочу их видеть.

На мгновение она выглядела грустной и убитой горем, но потом рассмеялась. Я вернулся в бар и наблюдал за ней, думая, что она обратит свой взор на кого-то другого. Вместо этого она вышла на танцпол и закрыла глаза, покачиваясь в такт музыке, одинокая среди моря парочек.

Не знаю, почему это зрелище так сильно на меня подействовало.

Я вернулся и обнял ее прежде, чем она успела что-то сказать.

Она была поджарена и навалилась на меня мертвым грузом. Поэтому я держал ее, потому что мне нужно было поддержать ее, и потому что мне нравилось держать ее. Она была мягкой, теплой и нежной, что-то шевельнулось глубоко внутри меня, и нет, не член. Хотя могу сказать, что я был чертовски возбужден. К счастью, она была слишком пьяна, чтобы заметить это. Я даже не думаю, что она помнит хоть что-то.

После танцев я понял, что правильнее будет уложить ее в постель.

Но у Дейзи были другие планы.

Она сбежала с танцпола на заднем дворе и побежала по пляжу к воде.

— Пойдем купаться нагишом! — крикнула она.

Мне неприятно признавать, что я был полной свиньей и просто стоял там, надеясь, что верх платья сдвинется и эти великолепные сиськи будут выставлены на всеобщее обозрение.

— Тай? — спрашивает Ричард, заставляя меня подпрыгнуть на стуле.

— Что? — говорю я, прочищая горло, инстинктивно собираясь встать на ноги и посмотреть на радар, но мой стояк заставляет остаться на месте.

Ричард внимательно наблюдает за мной, затем бросает взгляд на Дейзи, которая потягивает вино и все еще смотрит на волны, на небо, усыпанное пурпурными и розовыми брызгами.

Великолепный закат, невыносимо красивая девушка.

— Я хотел узнать о нашей ВМГ, — он снова смотрит на меня, приподняв бровь.

ВМГ — это скорость, морская мера того, как быстро вы плывете в фактическом направлении вашей путевой точки, основанная на скорости, расстоянии до цели и небольшой тригонометрии. Ричард обожает тригонометрию.

— Сейчас около ноль целых-пять десятых, — говорю я ему, что не очень хорошо.

Ветер пытается оттолкнуть нас от Фиджи, а это значит, что сразу после обеда нам пришлось сделать некоторую коррекцию курса. Будем надеяться, что ветер сменится.

Я ограничиваю себя одним бокалом вина, хотя на самом деле мне хочется виски с содовой, может быть, с лаймом. Мне нужно оставаться начеку, особенно если я собираюсь просыпаться в 3 часа ночи.

С Дейзи.

Да, для этого мне нужно быть особенно трезвым.

~

Будильник срабатывает в 2:45 ночи.

Не помню, когда мне в последний раз приходилось вставать в такое время, может быть, когда мы с Холли плыли в залив Мальборо.

Мысль о моей бывшей жене заставляет меня заикаться. Я испытываю облегчение от того, что у меня нет никаких жестких чувств, связанных с этой мыслью, в конце концов, прошло уже несколько лет после нашего развода. Это просто странное чувство, когда так много воспоминаний связано с одним человеком, человеком, который больше не является частью твоей жизни. Это несправедливо. Если они не существуют в нашей жизни, они не должны существовать в наших воспоминаниях.

Но ведь жизнь не такая, правда?

Я вылезаю из постели, пока мои мысли не стали еще темнее. Не помогает и то, что я неудобно спал. Даже с затычками в ушах, которые я терпеть не могу, было трудно не слушать, как Лейси и Ричард разговаривают во время своей ночной смены. К тому же кушетка ужасна для сна, слишком короткая, и нижняя часть спины ужасно болит.

Неудивительно, что меня называют ворчуном, думаю я, направляясь к плите, чтобы вскипятить воду для кофе. Жалуюсь, жалуюсь, жалуюсь.

Пока вода кипит, я высовываю голову наверх.

— Доброе утро, — говорю я Ричарду и Лейси, которые обнимают друг друга.

Лейси спит, похрапывая, Ричард одной рукой держится за руль.

— О, слава Богу, — тихо говорит Ричард. — Я боялся, что больше не выдержу. Я даже в университете так поздно никогда не засиживался.

Это меня нисколько не удивляет.

— Иди спать, — говорю я ему. — Ты официально освобожден от должности.

Я спускаюсь вниз, пока он будит Лейси, и иду прямо в каюту Дейзи.

Я стучу, но никто не отвечает.

Клянусь, я видел, как она включила будильник на своем телефоне. Наверное, ей следовало бы воспользоваться настоящим будильником, как у меня.Нельзя доверять телефонам в тяжелой ситуации.

— Дейзи? — кричу я.

Я открываю дверь и смотрю на нее.

Горит лампа. Она спит на спине, открыв рот и пуская слюни. Я пытаюсь заглушить смех. На груди у нее лежит телефон, поднимающийся и опускающийся с каждым вдохом.

Она просто не создана для этого.

— Дейзи, — говорю я громче, протягивая руку и тряся ее за плечо, пока телефон не соскальзывает с нее.

— А, что? — бормочет она, переворачиваясь на другой бок, пока не видит меня.

Потом вытирает слюни с лица.

— Черт. Извини. Сколько время?

— Пора вставать.

— Наверное, я выключила будильник, — говорит она, смущаясь.

Она хорошенькая, когда краснеет.

— Давай вставай.

Я жду, пока она не потянется за толстовкой, чтобы убедиться, что она снова не заснет. Я мог бы позволить ей продолжать спать, я прекрасно проведу остаток ночи в одиночестве.

Но я хочу, чтобы она прошла через все это. На тот случай, если Лейси права и Дейзи привыкла плыть по течению, я думаю, что ей не помешает поработать над собой.

Пока она готовится, я захожу на кухню, наполняю термос кофе, беру кружки, а затем поднимаюсь наверх. Лейси и Ричард, без сомнения, крепко спят внизу, в своей каюте.

Я сажусь за руль и откидываю голову назад, любуясь ночным небом.

Быть на яхте ночью — это вид, который никогда не перестанет захватывать дыхание. Бархатное черное небо, такое плотное, что могу поклясться, видно как глубоко уходит вселенная. Звезды вкраплены, как белые алмазы, некоторые из них полностью сформированные призмы, другие просто крапинки и звездная пыль, как будто кто-то бросил сверкающего сахара в ночное небо, и он застрял, кружась в разноцветных галактиках.

— Святые угодники, — говорит Дейзи, появляясь на палубе и выглядя очень маленькой в своей толстовке.

Она с открытым ртом смотрит в небо над головой.

— Это реально?

Я киваю.

— Просто темно небо, — говорю я ей. — Никакого ночного загрязнения. Нигде не найдешь столько звезд, как здесь.

— Ух ты, — говорит она, задыхаясь.

Мне нравится ее удивление, как будто она смотрит на звезды в первый раз.

— В Сан-Франциско много тумана? — замечаю я.

— Да, но даже на ферме моих родителей небо никогда не выглядело так, как сейчас.

Я протягиваю ей чашку кофе.

— Поможет тебе проснуться.

— Я уже проснулась, — говорит она и смотрит на меня своими большими голубыми глазами. Даже в темноте они светятся. — Но все равно спасибо.

Она тянется за кружкой, и наши пальцы соприкасаются.

Это ничего не должно значить. Это не должно быть чем-то особенным.

Но так и есть.

Ощущение ее пальца, когда он касается моего, не должно превратить меня в подростка. Но дело не только в этом. Между нашим контактом возникает жужжание, электричество, которое не может быть воображаемым.

Возьми себя в руки, говорю я себе и смотрю на горизонт.

— Значит, у нас ночной дозор, — говорит она, садясь слева от штурвала и сжимая кружку в руках.

— В общем, неинтересно.

Она бросает на меня взгляд.

— Почему это? Что мы будем делать?

— Думаю, это интересно только мне. Если бы ветер был в нашу пользу, мы могли бы проскочить здесь. А так, мы можем просто сидеть сложа руки.

— Звучит неплохо, — говорит она, ставя кружку между колен и заправляя волосы под капюшон.

— Ветер продолжает толкать нас в неверном направлении. Но со временем это должно прекратиться. Может быть, добавит день к нашему путешествию.

При этих словах она напрягается.

— Не волнуйся, — говорю я ей. — Не все дни будут такими, как сегодня.

Я отчасти лгу, потому что всё, вероятно, будет только хуже.

— Я надеюсь на лучшее и ожидаю худшего, — криво усмехается она и вздыхает. — Что довольно печально, потому что когда-то я надеялась на лучшее и ожидала тоже лучшего.

Я внимательно наблюдаю за тем, как она теребит губу между зубами.

— Знаешь, я думаю, что именно так мы все хотим жить. Тебе повезло, что ты так долго это делала.

Она запрокидывает голову и смотрит на звезды.

— Я слышала это всю свою жизнь. Что мне повезло. Теперь я уже не так в этом уверена.

— Почему ты так говоришь?

Она пожимает плечами.

— Даже не знаю. Для меня не было ничего легко… Я много работала, вопреки всему, что могла бы сказать Лейси.

— Лейси может говорить все, что угодно, но ее там не было, никогда не было на твоем месте.

Ее глаза фокусируются на моих, и озорная улыбка играет на ее губах.

— Ты что, заступаешься за меня?

— Я бы не стал заходить так далеко.

— Как… дипломатично, — она размышляет.

Затем ее лицо темнеет, когда она смотрит в свой кофе.

— Лейси думает, что она получила дерьмовый конец палки.

— В смысле?

— Она всего на три года старше, но когда вспоминаешь, как мои родители воспитывали её и меня… Они ведь религиозные, верно? Не в плохом смысле. Они всегда очень поддерживали нас. Но… с Лейси они были очень строги. Я думаю, что мама немного боролась с этим, прежде чем, наконец, забеременела, и они так боялись потерять Лейси, что никогда не выпускали ее из виду. Они не позволяли ей заводить много друзей, никогда не покупали ей новую одежду, никогда не позволяли ей есть вредную пищу, никогда не отпускали на вечеринки с ночевкой. В старших классах они следили за тем, какую музыку она слушает, ей не разрешалось встречаться с парнями. Они знали, что у нее нет никакого интереса к семейной ферме, поэтому они подтолкнули ее к учебе.

— Мне кажется, ее они тоже подтолкнули на это.

— Ты прав. Они сильно давили на нее, чтобы она была лучшей, и, может быть, это делало Лейси еще хуже, я не знаю. Потому что она сама слишком давит на себя, чтобы угодить родителям, и ведет себя так до сих пор.

— А как насчет тебя?

— Я? Мне не дали ничего, кроме свободы. У меня было много бойфрендов, я засиживалась допоздна, пила и курила травку, делала всё, что хотела. Мне повезло, что я любила школу, потому что думаю, что они даже не заставили бы меня хорошо учиться.

— Значит, Лейси обижается на тебя, потому что ты получила полную свободу, а она — нет.

— Да, обида — самое подходящее слово. Но…дело в том, что мне не лучше. Ведь именно она привлекла к себе все внимание. Мои родители заботились о ней, им было наплевать на меня. Они позволяли мне делать все, что угодно.

— Это неправда, — говорю я ей. — Я провел много времени с твоими родителями, они очень гордятся тобой.

— Но раньше все было по-другому. Поэтому, хотя Лейси обижается на меня за мою свободу, я обижаюсь на Лейси за любовь и внимание, которые она получила.

Слова висят в воздухе между нами, пока их не уносит ветром, и у меня такое чувство, что Дейзи никогда не произносила этого вслух, никогда не говорила это кому-то другому.

Почему это заставляет меня чувствовать себя особенным? Я не знаю.

— Итак… — продолжает она, понизив голос. — Все очень сложно, — она смотрит на меня. — Тебе повезло, что у тебя нет ни братьев, ни сестер.

Я замираю и чувствую, как бледнеет моя кожа.

Потому что она не знает.

И это вовсе не секрет, я просто не люблю говорить. Но я не могу. Только не здесь, на воде.

Это нездорово, говорит тот голос, который ревет громче всех на море. Ты назвал лодку в ее честь и решил, что этого достаточно, что именно так ты справился с ее смертью.

Я закрываю глаза, борясь с этим чувством.

Только не здесь. Не сейчас.

— Я не знаю, что мне теперь делать со своей жизнью, — говорит Дейзи.

Я моргаю, загоняя горе глубже в свое сердце.

Сосредоточься на ней. Сосредоточься на Дейзи.

Я прочищаю горло.

— В каком смысле?

— Во всех. Во всех смыслах.

— Я не сомневаюсь, что ты сможешь найти другую работу в отделе маркетинга. Может быть, даже лучше.

— Я знаю, — говорит она. — Я в этом не сомневаюсь. Но… Я не уверена, что хочу этого. Я взялась за эту работу, потому что мне повезло сразу после окончания школы. Один отец моего тогдашнего бойфренда работал там и устроил меня на стажировку, вот и все. Я никогда не училась в колледже. Я хотела, но не пошла, потому что не было необходимости. Я осталась на этой работе, потому что она облегчала мне жизнь. Но… Я начинаю думать, что я не получала никакого опыта, или удовольствия, кроме зарплаты.

— Но в этом нет ничего плохого, — замечаю я, вспоминая много раз в своей жизни, когда я делал любую работу, которую мог, чтобы заработать деньги.

С другой стороны, у меня была цель, и она всегда заключалась в том, чтобы покупать лодки и делать то, что я делаю прямо сейчас.

— Нет, — признается она.

Ее брови изящно сошлись на переносице.

— А желать большего плохо что ли?

Я отрицательно качаю головой.

— В этом тоже нет ничего плохого. Мы всегда должны хотеть большего. Больше для себя. Быть лучшими версиями самих себя. Лучше быть в состоянии развития, чем быть в состоянии бытия.

— Всю свою жизнь я просто пребывала в состоянии бытия, — говорит она. — Я ничем не стала.

— Но ты станешь.

Она слегка улыбается мне.

— Я надеюсь, что это так, — она делает паузу.

— Я не сомневаюсь в этом, — говорю я ей.

Она усмехается.

— Должна сказать, что мне больше нравится поддерживающий Тай, чем ворчливый.

Я закатываю глаза и кладу руки на руль.

— Я все тот же Тай.

Она кивает и потягивает кофе, глядя на звезды.

Часы проходят в светской беседе, хотя теперь, когда Дейзи успокоилась и меньше нервничает рядом со мной, наши разговоры стали более вдумчивыми. Я действительно наслаждаюсь ее взглядами на общество, мир, даже политику.

Наконец, ночное небо начинает выцветать в темно-оранжевый цвет, цвета пронизывают линию горизонта, смешиваясь вместе, как акварельная палитра. Розовые, красные и пурпурные цвета формируются, меняются и смешиваются, облака впитывают насыщенность, когда солнце медленно поднимается.

— Мы понятия не имеем, насколько это важно, — шепчу я, мой голос звучит грубо.

— Восход солнца? — спрашивает Дейзи.

Она в благоговейном трепете, когда цвета меняются у нас на глазах.

Я сглатываю комок в горле.

— Увидеть рассвет новых дней. Иногда кажется, что мир вокруг нас рушится. Иногда это мир внутри нас. Но солнце всегда встает. Оно всегда обещает, что мы сможем начать все сначала. Это единственное, на что мы можем рассчитывать, когда не можем рассчитывать ни на что другое.

Она фыркает. Я понимаю, что веду себя глупо, и это на меня не похоже. Но в данный момент мне все равно.

— Атаранги, — я произношу это слово с таким благоговением.

— Это название лодки, — комментирует она, оглядываясь на меня.

Я киваю. Так звали и мою сестру.

— Это значит «утреннее небо», — говорю я ей.