После короткого осмотра, стараниями стильного Павла Андреевича меня отправили сдать кровь и пописать в баночку.
После чего мою тушку запихнули в томограф и велели не волноваться. А как тут не нервничать, если у меня из головы шутка Эрика никак не желала выветриваться. Про тройню…
Лежа в замкнутом пространстве медицинской капсулы, я почему-то прокручивала и прокручивала в памяти его слова.
Вот ведь дура, понятно, что мужик просто так ляпнул, в силу своей ехидной натуры. Но с чего я вдруг принялась мечтать о том, как могло бы быть то, чего никогда не будет?
– Снежа, ты что, плакала? – Эрик мягко притянул меня к себе, когда я выбралась из аппарата и вышла в коридор. Обнял мое лицо ладонями и принялся рассматривать, хмуря брови.
– Да брось, какие слезы? Я никогда не плачу, – мотнула я головой, вырываясь. Еще жалости мне не хватало. Или, что хуже, вдруг он догадается, что там у меня внутри, под теми декорациями, за которыми я столько лет прячусь.
– А это что? – подушечками больших пальцев он провел у меня под глазами, словно, и правда, стирая влагу.
– Как что? – я вытаращила на него глаза, – Это ужас отпечатался на моем лице! У меня, может, клаустрофобия, а меня в эту коробушку герметичную затолкали. Я, может, испугалась!
Черные глаза на небритом лице весело сверкнули:
– Хотел бы я посмотреть, как это выглядит, когда ты чего-то испугаешься, Снежа. Я, честно говоря, мало встречал таких храбрых женщин, как ты.
Подумал и добавил:
– Да и мужчин тоже.
А потом поцеловал.
На глазах злобно зыркающей на меня стервы-регистраторши осторожно погладил большим пальцем мою нижнюю губу и легко, словно коснулся цветка, поцеловал. А потом еще раз, уже покрепче.
И тут это все-таки случилось…
Мои губы затряслись, сначала мелко, потом сильнее, судорожней. Тугой удавкой перехватило горло, и из него вырвался длинный всхлип, который я не успела поймать.
Из глаз начало быстро-быстро капать соленой влагой, и я заревела. По-настоящему.
Глядя в глаза Эрику, я принялась делать то, чего не делала уже лет пятнадцать. Начала рыдать, размазывая слезы и сопли, не сумев удержать внутри жалость к себе. Жалость, прорвавшуюся наружу из-за дурацкой нежности Эрика.
А потом начала выть от ненависти к себе. Тыкаться носом Эрику в шею, когда он, испугавшись, подхватил меня на руки и понес куда-то.
Царапаться и отпихивать руку медсестры, выскочившую в коридор на мой вой и пытающуюся что-то подсунуть к моему лицу.
Потом Эрик куда-то опустился. Усадил меня к себе на колени, с силой обнял, сжал, стиснул так, что мне стало больно. И я успокоилась.
Вот теперь все, как и должно быть. Теперь все правильно, просто больно, без всякой дурацкой нежности.
– Острая реакция на стресс, – объявила сухощавая дама-невролог, которую срочно вызвали к взбесившейся пациентке. Предложила вколоть мне успокоительное и понимающе кивнула, когда мы с Эриком дружно отказались.
– Поезжайте домой, – вынесла вердикт, – уложите жену в постель и пусть поспит часов десять. Потом прогулки на свежем воздухе, хорошее питание и никаких волнений. Сотрясения у нее нет, анализы в порядке. На лицо наносить мазь от отеков. Это все.
Все…
И правда, все. Зачем только мы сюда приехали?
– Что?! – зло спросила, когда в двадцатый раз за последние десять минут поймала взгляд Эрика на своей щеке.
– Тебе же сказали, это просто стресс. Не надо на меня смотреть, как на сумасшедшую. И кстати, куда мы едем? – заозиралась я, поняв, что вместо выезда из города, мы едем к центру.
– Снежа, – голос у него спокойный, как всегда. – Я обещал сводить тебя в одно интересное место, только оно еще закрыто. Подождем, пока оно начнет работать. У меня квартиры в Москве нет, поэтому к себе пригласить не могу, так что мы едем к тебе домой. Поспишь пока или погуляешь в парке, мазь на лицо намажешь. Все, как доктор прописал.
В мою сторону сверкнули белоснежные зубы:
– Заодно поговорим про твои тайны, шитые белыми нитками.
Я откинула голову на подголовник и повернула к нему лицо:
– Только про мои говорить будем? А про твои, нет?
– И про мои поговорим, а как же. Давно пора. Что мы, как дети, в секретики друг с другом играем? Только сначала кофе мне сваришь, Снежок, – согласился небритый гад, ухмыляясь.
До моего дома мы не доехали. На следующем перекрестке нашу машину подрезал огромный джип, с заляпанными грязью номерами, и притормозил, вынуждая нас прижаться к обочине…