Любовь по требованию и без…

Глава 43

Почему, когда накрывает ощущение счастья, когда от эмоций распирает душу, рот, словно что-то заклеивает и напрочь исчезают слова? Тело раскаляется и вот-вот взорвется невысказанным, а рот немеет… Почему?

Или это только у меня все так по-идиотски?

Я повернулась набок, глядя на пустую подушку рядом – вот куда Эрик ушел? Глянул на меня глазами своими бездонными, так что в животе что-то дрогнуло. Поднялся с постели, натянул джинсы и, молча, вышел за дверь.

Я снова перекатилась на спину и уставилась в потолок – он ведь мне в любви сегодня ночью признался. И не один раз.

Когда просил поцеловать, сказал. И потом шептал нежности, когда я выгибалась от удовольствия в его руках. И когда молчал и просто смотрел так, что кожа мурашками покрывалась, тоже говорил, что любит.

И ждал, что я хоть что-то отвечу. А я ничего не смогла с собой поделать… Идиотка ненормальная. Клиническая сумасшедшая.

В животе начало противно тянуть ощущением подступающей катастрофы. Вот с чего бы? Я ведь ему ничего не должна. Мы просто просыпаемся каждое утро в одной постели. Это ни о чем. А те сладкие воспоминания, что приходят ко мне из прошлого, в прошлом и должны остаться – Эрик мне тоже ничего не должен.

Меня вдруг накрыли отголоски минувшей ночи: навалившаяся тяжесть его тела, мои стоны, вздохи. Его руки на моей коже и его неповторимый запах, который хочется без конца втягивать в себя. И опять зазвучал в ушах шепот, от которого у меня все переворачивалось внутри, и начинало трясти, как в лихорадке.

Чтобы унять нахлынувшее смятение поднялась и пошла в душ, хотя ужасно жаль было смывать с себя запах Эрика.

Стоя под упругими струями, все никак не могла успокоиться, перебирая каждое слово, прозвучавшее недавно. И не прозвучавшее тоже.

Что бы я сказала Эрику, если бы мой рот не заклеился невидимым пластырем, не позволившим произнести хоть звук?

Что я люблю его? Нет, не сказала бы. Потому что это не так. Я не умею любить, отучилась. А может, никогда и не умела.

Что хочу провести с ним рядом остаток жизни, варить ему кофе по утрам и рожать детишек? Тоже мимо.

Что я могла бы ему сказать? Только то, что хочу просыпаться с ним каждое утро в одной постели. Смотреть на его заспанное лицо и прижиматься к жаркому телу. Слушать, как он хрипло шепчет мне слова утреннего приветствия.

Больше ничего, только это. Но это не то, что ему нужно. Почему-то я знала это точно.

Я еще долго стояла под горячими струями, смывающими соленые капли с моего лица, жалея, что не придумано таких технологий, что позволили бы взять и написать свою жизнь заново.

В кухне сидел Сашка и, спокойно откинувшись на стуле, пил чай. Увидев меня в халате и полосатых вязаных носках, усмехнулся:

– Привет, сестренка. Отлично выглядишь – милая такая, уютная. Как на тебя жизнь с Раевским благотворно влияет, еще чуть-чуть и домашним хозяйством начнешь заниматься, как нормальная баба.

– И тебе не хворать, – буркнула я, с грохотом ставя на плиту турку. – Когда свалишь отсюда?

– Я же тебе сказал, мне жить негде. Гостиницы я не люблю. Друзей у меня тут не осталось. Сестра родная к себе в гости не зовет, – он оскалил зубы в улыбке. – Да и тебя кому-то охранять надо.

– Я что, государственная граница, чтобы меня охранять? – задумчиво смотрела на турку, две порции варить или одну. – Эрик где?

– Так уехал, – Сашка развел руками и пакостным голосом добавил, – выскочил из вашей спаленки злой, как черт. Прыгнул в машину и свалил. Не удовлетворила ты его по-женски, а, Снежанка?

– Пошел нахрен.

Я сцепила пальцы и зажмурилась, чтобы не вылить с размаху воду из турки ему на голову. Не факт, что успела бы это сделать, прежде чем он скрутит меня. Но попробовать было бы приятно.

Вот куда этот придурок небритый свалил?

– Снежана, давай спокойно поговорим, а? – Сашка поднялся и теперь возвышался у меня за спиной.

– О чем мне с тобой разговаривать? О том, как ты наших родителей убил?

– Да кто тебе сказал такую фуйню, Снежана? – мне показалось, или в его голосе звучала растерянность.

– Нет, ты, конечно, не сам это сделал. Не твой это уровень – руки пачкать. Но ты ведь знал, что отца собираются убрать. И знал, кто это должен сделать.

Я резко крутнулась и уставилась в его глаза, так похожие на мои – серые, удлиненные к вискам, не похожие ни на мамины, ни на отцовские. Мама говорила, что у ее бабушки были такие глаза.

– Мне плевать, что это случилось с нашим папашей, но вместе с ним погибла мама. И я тебе никогда этого не прощу.

– Это была роковая случайность, – Сашкин голос зазвучал хрипло, словно у него внезапно приключилась острая ангина. – И поверь, я узнал об этом слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить.

Я пожала плечами, отвернулась и принялась помешивать кофе, громко стуча ложкой по краям турки:

– Мне плевать, как это было. Но ты знал и не вмешался.

– Тебе дед рассказал об этом? Наверняка, он. Больше все равно некому, – Сашка подошел, перехватил ручку турки и оттеснил меня от плиты – Давай я сам. А то ты сейчас или кофе упустишь, или ошпаришься.

Отступила и села на стул. Почему-то стоило мне высказать брату то, что держала в себе добрых пять лет, и меня словно не стало. В душе образовалась пустота. Огромная, размером с меня всю. И сейчас я была похожа на сдувшийся воздушный шарик – одна вялая, сморщенная оболочка, и ничего больше.

– Я тоже любил ее и… по-настоящему плакал, когда ее не стало, – глухо проговорил Сашка, не поворачиваясь ко мне лицом. Так и стоял, помешивая кофе, который давно убежал, залив коричневыми лужами плиту.

Широкие плечи под плотной футболкой напряглись, спина закаменела. Он запрокинул голову и длинно выдохнул:

– Когда еще и ты от меня отвернулась, я думал… Разное думал, и все сплошь хреновое.

– Такие как ты, не плачут, – я усмехнулась. Зажала между колен ставшие ледяными пальцы, как будто это могло их согреть.

– Такие как ты, тоже не плачут, – Сашка сунул турку в раковину и повернулся ко мне.

Криво улыбнулся:

– Все-таки остались мы без кофе.

Я хихикнула:

– Зато поговорили, братишка.

Сашка шагнул ко мне, присел на корточки и взял мои ледяные пальцы в свои ладони:

– Снежана, даже если бы я узнал раньше, что на папашу нашего готовится покушение, я бы все равно ничего не стал предпринимать. Потому что туда ему и дорога, в бездну. Мама оказалась вместе с ним совершенно случайно. Трагическая случайность, понимаешь. В этом нет моей вины.

А что касается отца – таким как он, нельзя землю топтать. Тем более, иметь детей.

– Да у него и не было детей, – голос Эрика прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула.

Он стоял в теплой уличной одежде, прислонившись плечом к стене возле двери. Сложил руки на груди и хмуро смотрел на нас.

– Что ты хочешь сказать этим, Раевский? – брат медленно выпрямился. – Жить надоело?

В его облике вдруг что-то неуловимо изменилось. Крупное, мускулистое тело подобралось, движения сделались предельно собранными. От него остро повеяло опасностью и чем-то еще, таким страшным, что мне захотелось втянуть голову в плечи.

Эрик отлепился от стены и, не обращая никакого внимания на Сашку, шагнул ко мне.

Поднял со стула, посадил попой на стол и обнял за спину.

– Ты меня не пугай, – ответил Сашке, но смотрел в глаза мне. Внимательно, словно искал в них что-то. – Вы не дети генерала Демина. Ваша мать родила вас от совсем другого человека. Вас обоих. И Демин знал об этом.

Эрик слегка повернул голову, чтобы видеть лицо Сашки и со смешком произнес:

– И мне странно, что ты до сих пор этого не знал, идиот.