Любовь под омелой

Глава 1

— 911. Где случилось происшествие?

— Джунипер-лейн, 215, Порт-Анджелес. Вызовите пожарных!

— Что произошло?

— Соседний дом дымится! Очень много дыма! Я… Черт, думаю, у соседей пожар!

Эверли Дэнжерфилд поперхнулась и закашлялась: под потолком кухни повисло густое облако едкого дыма. «Мягкое и сдобное имбирное печенье, — гласил рукописный рецепт. — Праздничная классика, простой и беспроигрышный вариант».

Беспроигрышный, чтоб его.

Если бы бабушка Дэнжерфилд сейчас видела Эверли, она бы покачала головой. Не провела в городе и сорока двух часов, а дом уже выглядит так, словно в нем взорвалась бомба. Какой-то сухой химикат, который добавляют в огнетушители, покрывал всю кухню, стена темнела от копоти, духовка напоминала обгоревший ящик. А в центре всего этого на цыпочках стояла Эверли, обливаясь потом и ругаясь, шатко балансируя на узкой, как жердочка, стойке между плитой и холодильником. Она лихорадочно размахивала кухонным полотенцем перед датчиком дыма.

Сквозь непрекращающийся писк послышался стук тяжелого кулака во входную дверь.

— Пожарная служба Порт-Анджелеса! — раздался крик. — Мы получили звонок, что по этому адресу, возможно, возгорание.

Эверли всхлипнула. Замечательно. На ней даже нет штанов.

— Открыто!

Последовал еще один удар, более громкий и настойчивый, — даже дверь затряслась.

— Пожарная служба! Есть кто-нибудь дома?

Твою мать. Серьезно? Она сдула с лица прядь розовых волос и повысила голос:

— Я сказала, откры… Ой-ей!

Ее сердце подпрыгнуло к горлу, ноги в носках заскользили по столешнице, она беспомощно замахала руками. Пол метнулся навстречу, и Эверли, напряженная от макушки до кончиков пальцев, приготовилась к удару. Сквозь шум крови в ушах послышались гулкие шаги. А через долю секунды сильные руки подхватили ее, предотвратив падение. Эверли запрокинула голову, чтобы взглянуть на — как она догадалась — пожарного, который избавил ее как минимум от нескольких синяков, и все слова мгновенно вылетели у нее из головы, когда их взгляды встретились.

Черт возьми. Вообще-то, Эверли была не из тех, кто теряет рассудок при виде смазливого лица, но если и следовало сделать исключение, то для этого парня, бережно прижимающего ее к своей широкой груди. Его черный шлем сполз, темные встрепанные волосы в беспорядке падали на лоб, придавая ему вид взъерошенного мальчишки и очаровательно контрастируя с твердой линией челюсти, бросающейся в глаза ямочкой на подбородке и носом с легкой горбинкой. Чернильно-черные ресницы обрамляли глаза такого голубого цвета, какой Эверли видела разве что на фотографии, сделанной где-то далеко-далеко, там, где вода кристально чистая и на пляжах лежит белоснежный песок, а не вынесенные морем щепки, водоросли и прочий мусор. Та фотография отлично смотрелась бы на открытке.

— Неплохо ловите, — прохрипела она, задыхаясь уже вовсе не из-за дыма, по-прежнему висящего в воздухе.

Эти глаза цвета морской волны осмотрели Эверли с головы до ног в носках, и — ну черт возьми! — ее щеки запылали. На белых теплых носках был изображен Эльф на полке[2], прильнувший к карамельной трости, как к шесту для стриптиза. Надпись гласила: «Хо-хо-хо! Папочка Клаус одобряет».

Пожарный усмехнулся, и на его щеках появились глубокие ямочки.

— Не могу поспорить.

Она втянула в себя воздух. Так близко. Даже сквозь вонь дыма, бьющую в нос, Эверли могла почувствовать его запах. Чистый, слегка отдающий мылом и, самую малость, теплым потом. Ей хотелось вдыхать его, вжавшись носом в шею этого мужчины.

Позади них кто-то прочистил горло, выдернув Эверли из ее сладостных грез. С каких это пор пот кажется ей привлекательным? К тому же пот совершенно незнакомого парня. Списав странное желание на временное помешательство, вызванное стрессом, Эверли вытянула шею, пытаясь заглянуть за широкое плечо. В дверном проеме бок о бок с высокой азиаткой с длинными темными волосами, заплетенными в аккуратную перекинутую через плечо косу, стоял рыжий коротко стриженный веснушчатый мужчина. По другую руку от азиатки Эверли увидела широкоплечую темнокожую женщину. Ее шлем, в отличие от шлемов коллег, был красным. В остальном все они были одеты одинаково, в стандартную форму: черная куртка, брюки-карго со светоотражающими полосами и тяжелые грубые ботинки. Надпись на шлемах сообщала: «PAFD 33».

Пожарный, все еще державший Эверли на руках, наконец поставил ее на ноги. Его ладонь на мгновение задержалась у нее на пояснице, словно он хотел убедиться, что Эверли не упадет. Он посмотрел на женщину в красном шлеме — капитана пожарной бригады, как предположила Эверли, — и его улыбка стала несколько сконфуженной.

— Похоже, пожар потушен, кэп.

Та бросила на него взгляд, полный легкого раздражения.

— Очевидно, да, Брэнтли.

Брэнтли. Это имя или фамилия? Прежде чем Эверли успела спросить, капитан обратилась к ней со спокойной улыбкой:

— Здравствуйте. Я капитан Киган. Вы в порядке? Вы не получили ожоги или какие-либо другие травмы? Мы можем вас осмотреть.

— Нет, я… Я в полном порядке. — Эверли замотала головой и подтянула край своей оверсайз футболки, чтобы она точно закрывала ягодицы. — Простите, что отняла у вас время.

Над головой по-прежнему противно пищал детектор дыма.

Тихонько напевая себе под нос, капитан Киган прошла на кухню и озадаченно нахмурилась, разглядывая последствия попыток Эверли обеспечить себя выпечкой.

— Вы не могли бы объяснить, что именно здесь произошло?

Эверли взглядом указала сперва на духовку, а затем на опустевший огнетушитель, валяющийся посреди кухни.

— Не считая очевидного?

— Хотя нам и не пришлось тушить огонь, я должна составить отчет о происшествии, — сказала капитан. — Любые подробности будут очень кстати.

Эверли потерла глаза и вздохнула. Чем раньше она с этим покончит, тем скорее сможет заняться уборкой, а затем рухнет в кровать и постарается стереть из памяти этот тяжелый, просто ужасный день.

— Я готовила. Печенье. Имбирное печенье.

Рыжий пожарный, у которого на спине на куртке было написано «МИЛЛЕР», сунулся в духовку и вытащил из нее обугленный противень, которому теперь место было только в помойке. Брэнтли присвистнул:

— Я видел немало кухонных происшествий, но на моей памяти это первый раз, когда кто-то умудрился настолько испортить печенье. В смысле, — он ткнул пальцем в перчатке в один из комков на противне. — Это похоже на горелые хоккейные шайбы.

Миллер хмыкнул:

— Кто бы говорил, стажер.

Тот наставил палец на Миллера.

— Один раз, Венди! Из-за меня один раз сработала пожарная сигнализация на станции, а вы, сволочи, до сих пор мне жизни не даете.

— Мальчики, — сказала женщина с косой — Чен, судя по надписи на куртке. Она покосилась на противень, затем обернулась к Эверли, и в ее темных глазах мелькнула искорка. — Вы смотрели шоу «Сладкие попытки»[3] от «Нетфликса»?

Лицо Эверли пылало. Она опустила голову, избегая любопытных взглядов всех четверых пожарных, внимание которых было приковано к ней, хотела она того или нет.

— Обычно на кухне я не настолько безнадежна, если что.

Миллер порылся в карманах и извлек странно выглядящий прибор. Разложив его, оперся рукой на холодильник, встал на цыпочки и прижал один конец инструмента к кнопке, отключающей детектор дыма. Через несколько секунд писк прекратился, и Эверли снова смогла слышать собственные мысли.

— К сожалению, я не могу указать крайнюю безнадежность в отчете о происшествии, — съехидничала капитан Киган. — У вас есть догадки, почему началось возгорание? Оно произошло спонтанно или?..

Эверли съежилась.

— Я почти уверена, что противень оказался слишком маленьким.

Ну правда, откуда ей было знать, что печенье так расползется?

— И что-то было неисправно в духовке.

Сначала все было хорошо, а через минуту Эверли почувствовала запах гари. Она бросилась на кухню и обнаружила тонкие струйки черного дыма, сочащиеся из дверцы и конфорок плиты. Эверли запаниковала, как идиотка, и сделала именно то, что делать запрещено, — открыла духовку.

А потом произошла череда злосчастных событий, и каждое было хуже предыдущего. Дверца слишком накалилась, к ней было не прикоснуться, а Эверли не могла найти ни одну прихватку. Мысль захлопнуть духовку пинком просто не пришла в ее усталую голову: это был первый раз, когда Эверли видела огонь, не считая костры, свечи и камины. К тому моменту, когда она нашла прихватки — бабушка Дэнжерфилд почему-то положила их в ящик для специй, — пламя уже лизало навесные шкафчики. Как и следовало ожидать, огнетушителя на кухне не оказалось, но Эверли смутно помнила, как наткнулась на него в бабушкином шкафу. В шкафу на втором этаже. Предохранительную чеку на нем заело — как иначе? — и к моменту, когда Эверли удалось ее выдернуть, пламя уже полностью охватило нижнюю часть шкафчиков, стремительно распространилось на стены и лизало кружевные оборки занавесок на окне над плитой. Честно говоря, ей повезло, что все не закончилось куда хуже.

— Если раньше духовка и была исправна, то теперь точно нет. — Брэнтли наклонился и, хмурясь, заглянул в нее. — Ну да, один элемент здесь сгорел. Спекся.

Миллер усмехнулся:

— Буквально.

Эверли закатила глаза:

— Нет, под неисправностью я имею в виду, что она случайно включила режим гриля.

— Хотите сказать, включила сама? — скептически спросил Брэнтли.

Она скрестила руки на груди:

— Угу.

— Хм… — Он медленно кивнул и задумчиво погладил подбородок. — Как будто у нее есть собственный разум.

Эверли сощурилась.

— Именно.

— Значит, дело совсем не в том, что вон тот рычажок, — он указал на плиту, — был включен на режим гриля, а не запекания?

Миллер безуспешно попытался замаскировать смешок под приступ кашля. Эверли бессильно перевела на него взгляд и с трудом сглотнула. Она чувствовала себя не в своей тарелке.

— Я не переключала режим.

Она наверняка переключила режим.

— Конечно нет. — Губы Брэнтли дрогнули, словно он пытался сдержать улыбку. — Уверен, ваша разумная духовка сама установила режим гриля, чтобы саботировать ваше намерение испечь печенье.

Вау.

— Сказал парень, у которого сработала пожарная тревога прямо на гребаной пожарной станции, — пробормотала она, и в уголках его глаз появились морщинки. — Если так сформулировать, звучит забавно.

Его улыбка превратилась в широченную ухмылку, от которой у Эверли внутри все перевернулось.

— Может, потому что это действительно забавно?

Она прочистила горло, пытаясь унять бабочек, кружащих в животе.

— Ну, спасибо, что приехали, — сказала она, направившись к входной двери. — Простите, что потратила ваше время, но, как видите, у меня все под контролем.

Настолько под контролем, насколько это возможно, учитывая обстоятельства. Еще нужно будет отдраить кухню и добыть новую плиту, отмыть и покрыть лаком дверцы шкафчиков — а то и вовсе заменить кухню. Время шло, и список дел, которые ей нужно сделать до того, как она сможет выставить дом на продажу, рос изо дня в день.

Чен и Миллер посмотрели на капитана, которая подбородком указала на дверь и неспешным шагом направилась на улицу.

— Еще одно. — Капитан Киган остановилась и вытащила из кармана небольшой желтый блокнот. — Я должна буду указать в отчете ваше имя.

— Я Эверли. Эверли Дэнжерфилд.

Капитан Киган записала ее имя крошечным карандашиком, очень похожим на те, которые выдают для игры в мини-гольф.

— Приятно познакомиться, мисс Дэнжерфилд. — Она убрала и карандаш, и блокнот. — Доброй ночи. Берегите себя.

— Спасибо. — Эверли придержала дверь. — И еще раз: простите за неудобства.

— Обычный рабочий день, мисс Дэнжерфилд. — Остановившись на нижней ступеньке крыльца, капитан обернулась, уголок ее губ приподнялся в легкой улыбке. — У моего зятя магазин бытовой техники. Называется «Олимпик», недалеко от Оак-стрит. У них сейчас «черная пятница», закончится в воскресенье. Скажите им, что вы от Ланы.

Эверли тяжело вздохнула и прислонилась к двери. Жизнь бабушки Дэнжерфилд была застрахована, но страховка покроет только расходы на похороны — ничего больше. Эверли, работая UX-дизайнером[4], неплохо зарабатывала, но стоимость жизни в Сиэтле за последние три года выросла в разы, и большая часть зарплаты уходила на жилье и еду. Конечно, кое-что оставалось и на черный день, но Эверли вовсе не планировала запускать руку в накопления, чтобы приобрести новую плиту. Скидка, какой бы скромной она ни оказалась, будет очень кстати.

— Спасибо!

Капитан Киган помахала ей и направилась к пожарной машине.

— Я иду, кэп! — Брэнтли задержался на пороге, и Эверли не могла не отметить, что он занял большую часть дверного проема. Крупные мужчины обычно не производили на Эверли такого впечатления, но он был таким высоким — хоть запрокидывай голову, если хочешь заглянуть в глаза. Особенно когда он стоял так близко. Шесть футов с четырьмя, а может даже с пятью, дюймами[5], и телосложение соответствующее: широкие плечи и мощные бедра, плотно охваченные экипировкой.

Эверли медленно перевела глаза на его лицо, и хорошо, что она держалась за дверь, потому что сразу почувствовала слабость в коленях.

С наглой усмешкой на губах (которым не пристало быть такими привлекательными) Брэнтли пристально рассматривал ее, явно пытаясь поймать ответный взгляд.

— Дэнжерфилд[6], да? Тебя можно было бы просто называть Проблемой.

Уморительно.

— А как мне называть тебя? — она подняла голову, чтобы встретиться с ним глазами. — Стажером?

— Не, я не стажер уже больше года. Миллеру просто нравится портить мне жизнь, потому что… Ну, потому что это Миллер, — сказал он, как будто это все объясняло.

Она вскинула бровь и обвела его взглядом, полным притворного раздражения.

— Кажется, он не единственный, кто может подпортить ближнему жизнь.

Брэнтли поморщился, явно приняв ее игру за чистую монету.

— Если я перегнул палку с шутками над печеньем…

— Не перегнул. — Ей пришлось подавить улыбку, когда она заметила облегчение, мелькнувшее у него на лице. Он выдохнул, и его плечи расслабились. — Пары шуток насчет моих кулинарных способностей явно недостаточно, чтобы меня задеть.

— Ты хотела сказать, «насчет отсутствия кулинарных способностей», — подколол он и хихикнул, когда она нахмурилась.

— Ты считаешь себя неотразимым, да?

В мгновение ока его улыбка стала лукавой.

— Есть вопрос важнее. Считаешь ли меня неотразимым ты?

Эверли прыснула со смеху, и ей не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять: она покраснела; горячий румянец расползся по ее лицу, как лесной пожар.

— Знаешь, начинаю думать, что это мне следует называть тебя Проблемой.

Он прикусил свою невозможную нижнюю губу, и на щеках вновь появились ямочки.

— Иногда проблемы — это весело.

Как будто этого намека было недостаточно, Брэнтли перевел оценивающий взгляд на ее губы, а затем снова посмотрел в глаза, словно бросил вызов. Этот взгляд кричал: «Твой ход!»

Ее сердце забилось чаще, искушение послать все к черту, забыть про предосторожности и броситься в омут с головой было почти всепоглощающим.

Иногда проблемы — это весело. Так может сказать только тот, кто никогда не обжигался. В отличие от нее, на горьком опыте узнавшей, почему не стоит играть с огнем.

Эверли с усилием сглотнула и отвела глаза, игнорируя слова Брэнтли.

— Знаешь, тебе… Тебе, наверное, надо идти тушить пожары и — не знаю — снимать котят с деревьев.

Он рассмеялся, и от его гортанного раскатистого смеха у нее по спине побежали мурашки. Тонкая футболка не могла скрыть затвердевшие соски. Эверли обхватила себя руками, молясь, чтобы он не заметил — а если и заметил, то просто подумал, что она замерзла. Она ведь стояла без штанов перед открытой дверью — и это в декабре.

— Не позволяй мне… кхм. Не позволяй мне отвлекать тебя от спасения жизней и всего такого.

Оттолкнувшись мускулистым плечом от дверного косяка, Брэнтли вошел в ее дом, словно был здесь хозяином, и остановился так близко, что она вновь могла почувствовать его запах. Так близко, что она ощутила жар его тела. Вопреки здравому смыслу, как мотылек, тянущийся к огню, Эверли хотела, чтобы он был еще ближе.

— Я не работаю по средам. Позволишь мне пригласить тебя куда-нибудь? — ухмыльнулся он. — Тогда сможешь отвлекать меня сколько угодно.

У Эверли так резко перехватило дыхание, что она привалилась к двери.

— Ты в курсе, что ты нахал?

Он провел большим пальцем по нижней губе, внимательно изучая Эверли, словно ловя каждый вдох, который ей не удалось сделать.

— Это не значит «нет».

Эверли посмотрела на скотч, который покоился на коробках, расставленных у дальней стены, и вздохнула. «Да» ее ответ тоже не значил.

Брэнтли проследил за ее взглядом:

— Ты только что въехала?

— Скорее, я съезжаю. Этот дом принадлежал моей бабушке. — Она дотронулась до медальона в форме сердца, висевшего на золотой цепочке, и сглотнула комок в горле. — В прошлом месяце ее не стало.

Он слегка нахмурился.

— Прими мои соболезнования.

Эверли неловко переступила с ноги на ногу. Сейчас принимать соболезнования ей было не легче, чем десять дней назад.

— Спасибо. — Она прокашлялась. — В любом случае сейчас я живу в Сиэтле. Сюда я приехала привести дела в порядок и подготовить дом. Хорошо бы выставить его на продажу к началу года.

Наверное, она могла бы управиться за одну-две недели, если бы поторопилась. Но Эверли хотела не просто разобраться с бумагами и ремонтом, а устроить бабушке достойные проводы, радостные и веселые, подобающие женщине, которая любила Рождество сильнее всех, кого знала Эверли.

Ее чердак был забит рождественскими украшениями, а аккуратные самодельные саше с перечной мятой лежали в нескольких ящиках комода, отведенных для хранения уродливых праздничных свитеров. Она обожала эгг-ног[7] и фильмы от «Холлмарк»[8], рождественские наборы производства «Департмент 56»[9] и щелкунчиков ручной росписи. Само собой подразумевалось, что каждый декабрь на ее каминной полке выстраивалась коллекция адвент-календарей[10] с баночками джема, изысканными шоколадными конфетами, маленькими бутылочками алкоголя и крошечными образцами косметики — их она дарила Эверли.

И на прощание Эверли собиралась воспроизвести все бабушкины веселые и торжественные традиции. Она хотела испечь печенье — или хотя бы попытаться, — развесить гирлянды и купить настоящую елку, под которую спрятала бы подарки, хотя их некому было бы искать. Она намеревалась подпевать всем рождественским песням и проехаться по городу, чтобы посмотреть, как украшены соседские дома, и — черт, если ее-таки посетит дух Рождества, даже сходить на полуночную мессу.

Брэнли медленно кивнул.

— Значит, следующие несколько недель ты проведешь здесь?

Она попыталась скрыть волнение. Невозможно было не догадаться, к чему он клонил.

— Слушай, Брэнтли, ты кажешься… — Эверли нахмурилась, услышав его фырканье. — Что смешного?

— Ничего, — он улыбнулся. — Просто Брэнтли — моя фамилия. Я Гриффин. Гриффин Брэнтли.

Она прикусила щеку и кивнула, заново рассматривая его теперь, когда знала, как его зовут.

— Ладно, Гриффин Брэнтли. Ты кажешься… забавным парнем. — И может быть, год или два назад ей бы этого хватило. Но это было раньше, а теперь все изменилось. — Но я здесь всего на несколько недель, и случайные связи не для меня.

Интрижки и мимолетные увлечения в последнее время все чаще оставляли ее опустошенной и не приносили радость.

Эверли… нет, не искала целенаправленно, но порой задумывалась о чем-то настоящем. Приносящем уверенность. Хотела возвращаться домой с нетерпением, строить с партнером жизнь и любить друг друга так крепко, как ее бабушка с дедушкой. И как ее родители тоже.

— Вау. — Он протянул это слово с ухмылкой, а в его голосе звучал смех. — Много о себе возомнила?

У Эверли отвисла челюсть.

— Прошу прощения?

— Довольно самоуверенно с твоей стороны считать, что я хочу переспать с тобой.

Она фыркнула. Ее щеки пылали.

— Так, для начала я не говорила, что ты хочешь со мной переспать, и… — Но он же хочет, разве нет? — И это ты позвал меня на свидание.

И флиртовал. Напропалую. Эверли точно это не померещилось.

— Верно, — он опустил подбородок. — Ты же не отсюда, да?

Он дождался ее кивка.

— Я думаю, будет не лишним обзавестись другом, который знает, где в городе лучшая выпивка, нет?

— Другом? — Она попыталась скрыть скепсис в голосе, но ей явно это не удалось.

Гриффин легко улыбнулся и пожал плечами.

— Друзей не бывает слишком много.

Конечно, она не могла с ним не согласиться, но…

— Эй, стажер! — крикнул Миллер. Одной ногой он был уже в кабине, а второй упирался в подножку пожарной машины. — Авария на 101-м, недалеко от Олд-Блайн-хайвей. По коням!

— Еще увидимся, Проблема! — Гриффин нахально улыбнулся через плечо и двинулся к машине. — Надеюсь, я при этом буду не на работе!

Гриффин Брэнтли не увидится с ней — ни на работе, ни где-либо еще. Если уж спрашивать ее мнение. Сегодняшний вечер был катастрофой не только из-за пожара. Как только праздники отгремят и дом будет выставлен на продажу, Эверли рванет обратно в Сиэтл. Порт-Анджелес и все, что Брэнтли мог предложить, разве что мелькнет в зеркале заднего вида. У нее были планы, и в них горячему пожарному место не отводилось.

Горячему пожарному, с которым, если удача будет на ее стороне, Эверли никогда больше не встретится.

Глава 2

— 911. Что случилось?

— Моей соседке нужна помощь! Она упала!

— Вы не могли бы назвать адрес, где это случилось?

— Джунипер-лейн, 215. Пожалуйста, пожалуйста, скорее!

— Уже направляю по адресу спасателей, мэм. Как вас зовут?

— Глория Мартин. Я живу через улицу, на Джунипер-лейн, 220. Боже, боже!

— Хорошо, Глория, успокойтесь, пожалуйста. Расскажите, что именно произошло с вашей соседкой? Где она была, когда упала?

— Она полезла на крышу, и… и лестница сломалась. Она соскользнула. Мой муж бросился за нашей лестницей, но та была недостаточно длинной. Ни одна из наших лестниц не подошла!

— Хорошо, мэм, я понял. Не прикасаясь к ней, можете сказать, насколько ваша соседка пострадала?

— Не прикасаясь? Я не могу коснуться ее! Бедняжка из последних сил висит на водостоке!

— Не отпускай!

Она стиснула зубы и изо всех сил вцепилась в водосточную трубу. Мышцы, о существовании которых она даже не подозревала, начинало сводить.

— Я и не собиралась, Боб!

Как будто ситуация сама по себе была недостаточно унизительной, вся улица — двадцать с лишним соседей — собралась посмотреть, как Эверли висит на стене дома покойной бабушки, словно обезумевший детеныш коалы.

«Не волнуйтесь! Повесить гирлянды проще простого! — так они говорили, самопровозглашенные эксперты из TikTok. — Не сомневайтесь в себе и не тратьте потом и кровью заработанные деньги на дорогостоящие бесполезные услуги по установке освещения. Следуйте этим простым советам — и вы украсите свой дом лучше всех в квартале!»

С перекинутой через плечо большой холщовой сумкой, полной светодиодных лампочек и крепежей для них, Эверли уверенно забралась на лестницу, которую нашла в сарае. Лестница оказалась немного шаткой, затянутой паутиной (когда Эверли вытаскивала ее, на заиндевевшую траву упало несколько засохших пауков), но в остальном, казалось бы, — полный порядок.

По крайней мере, так Эверли думала до тех пор, пока верхняя ступенька не проломилась под ее ногой: древесина сгнила. Удалось уцепиться за водосток — через миг лестница ударилась о землю и разломилась пополам. А Эверли осталась в десятках футов от земли, а под ней были только беспощадная забетонированная дорожка и несколько колючих кустов остролиста.

— Ты справишься, Эверли! — это прокричал милый, славный Фрэнк, седовласый джентльмен, живший со своей женой в доме напротив. На протяжении всего этого чертова шоу он выступал в роли ее персональной группы поддержки.

— Глория говорит, спасатели вот-вот приедут!

Вдалеке завыли сирены — самый прекрасный звук, какой Эверли доводилось слышать.

— Они уже здесь! — крикнула Глория. Хлопнула дверь, а за ней другая. — Она все еще висит! Скорее!

— Мисс Дэнжерфилд! — Знакомый голос. Капитан Киган. — Как у вас дела?

Эверли издала не то смешок, не то всхлип.

— Ну, как вам сказать. Держусь.

— Вы молодец. Брэнтли сейчас поднимется, и мы снимем вас в мгновение ока.

Обхватив руками и ногами водосточную трубу, Эверли бросила осторожный взгляд через плечо.

С похожей на ковш экскаватора корзины на верхушке пожарной лестницы ухмылялся Гриффин Брэнтли.

— Давно не виделись.

Миновало четыре дня с прошлого происшествия. Четыре!

— Недостаточно давно.

— Ауч! — Гриффин схватился за сердце и рассмеялся.

— Я не имела в виду… — возмутилась она. — Ты понял, о чем я. Это унизительно.

— Смотри оптимистичней. По крайней мере, на этот раз на тебе штаны.

— Сомнительное утешение, — вполголоса пробормотала Эверли.

Гриффин поднял страховочный пояс с прикрепленной к нему веревкой:

— Я надену это на тебя, идет?

Она взглянула на страховку и сглотнула.

— А это не перебор? Может, ты просто, не знаю, подхватишь меня?

И желательно — поскорее.

— Это просто предосторожность, — ответил он. — Предписание. Я не дам тебе упасть.

Эверли рвано выдохнула.

— Хорошо.

Быстро и умело он закрепил пояс у нее на талии.

— Знаешь, не обязательно влипать в неприятности, чтобы снова увидеться со мной. Можешь просто позвонить.

— Черт, ты меня подловил, — невозмутимо откликнулась Эверли, разве что голос слегка дрогнул. — Все это просто отчаянная попытка привлечь твое внимание!

— Само собой. — Его руки задержались на ее талии. — Готова спускаться?

Потребовалось несколько секунд, чтобы пальцы подчинились команде мозга. Но как только она ослабила хватку, водосточная труба содрогнулась и зловеще заскрипела. Эверли сдавленно всхлипнула.

— Эй, все в порядке, все хорошо, — Гриффин сжал ее талию. — Я держу тебя.

Она тряхнула головой и зажмурилась, из последних сил вцепившись в водосток.

— Эверли. Посмотри на меня.

Может быть, дело было в его тоне, а может, в том, что он назвал ее по имени, но она, без каких-либо вопросов, словно заколдованная его голосом, подчинилась.

Гриффин неотрывно смотрел на нее, и взгляд его голубых глаз был умоляющим: «Поверь мне».

С коротким резким выдохом Эверли отпустила руки, надеясь, что он ее не уронит. А всего через долю секунды, которую длился свободный полет, она уже обнаружила себя прижатой к его груди. И быстрее, чем ей бы того хотелось, оказалась вновь стоящей на своих двоих и глупо сожалеющей о том, что его руки больше ее не обнимают. Все еще сжимая его куртку, Эверли запрокинула голову и взглянула на него. Большая ошибка. Огромная. Если она сочла его красивым, когда он стоял на бабушкиной кухне, то теперь, в золотых и розовых закатных отблесках, он был сногсшибателен. Солнце, зависшее у самого горизонта, подсвечивало даже его кожу, окружая всю его фигуру почти неземным ореолом.

Он мягко улыбался одним уголком рта, и сердце Эверли, и так бьющееся слишком часто, заколотилось пуще прежнего: стук болезненно отзывался в ребрах.

— Я же сказал, что не дам тебе упасть.

— Сказал, — повторила Эверли с придыханием, почти шепотом.

Его большие руки покоились на ее бедрах, мозолистые пальцы касались полоски голой кожи между джинсами и свитером — край задрался, пока ее ловили. По коже побежали мурашки, и Эверли была совершенно уверена, что потемневшие глаза Гриффина, неровное дыхание, срывающееся с его губ, — все это ей не померещилось.

— Как там у вас дела, Брэнтли?

Эверли отпрянула: голос капитана Киган обрушился на нее холодным душем и вернул к реальности. На мгновение она забыла, где находится, забыла, что стоит на платформе пожарной автолестницы в тридцати футах от земли, а во дворе толпятся соседи, свидетели развернувшейся катастрофы.

Гриффин провел рукой по лицу и попытался усмехнуться — получился скорее вздох.

— Уже спускаемся, кэп! — Он нажал кнопку на панели управления, и, когда платформа начала снижаться, Фрэнк издал радостный возглас, который подхватили и остальные соседи. Последовал шквал аплодисментов.

Эверли застонала.

— Ты, наверное, считаешь меня ходячим бедствием.

Она так себя и ощущала.

— Скорее, думаю, что ты нереально притягиваешь неприятности. — Он по-волчьи ухмыльнулся, почти ощупывая взглядом ее тело. — Главная часть тут — «нереально притягиваешь».

Хотя была зима и лишь несколько градусов отделяли «прохладно» от «очень холодно», Эверли бросило в жар.

— Это не так. В смысле, я не притягиваю неприятности. К сожалению, ты стал свидетелем нетипичного для меня всплеска жуткой невезучести.

И можно было лишь молиться, чтобы этот нетипичный всплеск наконец прекратился.

Гриффин хмыкнул.

— Тут такое дело: то, что ты называешь невезучестью, я предпочитаю считать судьбой.

— Судьбой? — рассмеялась она. — Ты считаешь, моя судьба — регулярно давать соседям повод вызывать 911?

Он пожал плечами:

— Я хотел сказать, что, кажется, вселенная хочет, чтобы наши пути пересекались.

— Вау, — выдохнула Эверли. Этот парень так просто не сдастся, да? — Держу пари, эта фраза действует на всех девчонок.

— Можешь и на парнях попробовать, — его губы дрогнули. — Но это не просто слова. Я серьезно. Разве то, что мы встречаемся при таких обстоятельствах, кажется тебе просто случайностью?

— Как я и сказала: у меня полоса невезения.

Он уперся языком в щеку и прищурился, отблеск закатного солнца мелькнул в его голубых глазах.

— Запомни мои слова, Проблема. Я еще завоюю твое расположение. Вот увидишь.

Ей пришлось на мгновение поджать губы, чтобы сдержать улыбку.

— Флаг тебе в руки.

Стоило им вновь очутиться на земле, как к ним подскочила Чен, чтобы открыть ограждение платформы.

— Вы не будете против, если мы с Миллером вас осмотрим? Это отнимет всего несколько секунд.

— В этом нет необходимости, — ответила Эверли. — Я в порядке.

Все взгляды были обращены к ней, а соседи, по-прежнему толпившиеся во дворе, перешептывались. Больше всего ей хотелось сбежать в дом, спасая то, что осталось от чувства собственного достоинства.

— Тебе стоит осмотреть ее левую руку. Она всю нагрузку переносит на правую.

Эверли резко повернула голову и неверяще уставилась на Гриффина.

— Потому что я правша, — возразила она. — Конечно, я больше нагружаю правую!

Может, левая слегка и ныла, может, Эверли и слышала тихий, едва различимый хруст сразу же после вспышки боли в ладони, когда только-только соскользнула с лестницы и вцепилась в водосток. Но если принять пару таблеток ибупрофена, то через пару часов все пройдет.

— Не смеши меня, — сказал Гриффин, и Эверли с обреченным вздохом позволила отвести себя к машине и усадить на откидной задний борт. Она постаралась не дернуться под внимательным взглядом Гриффина, пока Миллер надевал на ее руку манжету тонометра.

И зашипела сквозь зубы, когда Чен принялась прощупывать особенно чувствительное место у основания указательного пальца. Черт, больно!

— Простите, — сказала Чен. — Сможете сжать руку в кулак?

Эверли смогла.

— Хорошо. Теперь сожмите мою руку. — Чен задумчиво нахмурилась: — Сила хватки снижена.

— Растяжение связки А2? — спросил Миллер.

— Думаю, да.

Эверли перевела взгляд с одного на другого.

— Это плохо?

— Ну, — Миллер глубоко вздохнул, снимая с ее руки манжету. — Это не очень хорошо.

— Класс, — пробормотала она. — Просто класс!

Именно то, чего ей не хватало. А2 — или какая там? — связка вывела ее руку из строя на бог знает сколько времени. Удары следовали один за другим: сперва плита, теперь это. А ведь еще предстояло прибрать весь второй этаж и придумать, как без лестницы — а теперь еще и с одной рукой — снять гирлянды с дома.

Чен, сидевшая на корточках перед Эверли, похлопала ее по колену и поднялась.

— Такую травму часто получают скалолазы. Эти связки — соединительная ткань, удерживающая сухожилия поближе к кости.

— Вы когда-нибудь были на рыбалке? — спросил Миллер. Если это нельзя было назвать вопиющей непоследовательностью, то Эверли вообще не представляла, что такое непоследовательность.

— Последние несколько лет — нет, но раньше я часто рыбачила с дедушкой. А что?

— Такие связки похожи на пропускные кольца на удочке. Знаете, как они прикрепляют леску к удилищу? Если приложить слишком большую силу, это приведет к разрыву связок, и тогда сухожилие «оторвется». — Он поднял указательный палец, иллюстрируя рассказ так, что Эверли начало подташнивать. Она предпочитала не думать о том, что скрывалось под кожей, и ей определенно не нравилась мысль о том, что внутри нее что-то может порваться.

— В результате у тебя ослабеет хватка, ты не сможешь согнуть палец…

— Я могу его согнуть, — поморщилась Эверли. — Просто при этом мне чертовски больно.

Гриффин потянулся к ее руке и обхватил ладонями:

— Возможно, дело просто в перенапряжении.

Эверли хмуро рассматривала длинные исчерченные шрамами пальцы, обхватившие ее собственные. Позволяя Гриффину держать ее за руку, она как будто поощряла его намерение — какое? Честно говоря, ответа на этот вопрос Эверли не знала. Завоевать ее, что бы это ни значило. Он мог до посинения твердить, что это судьба, что его фразы не были подкатом, но Эверли не сомневалась, что этот парень — гуру флирта и, вероятно, заигрывал со всеми, начиная с попавших в беду юных девиц и заканчивая старушками с выкрашенными в фиолетовый сединами.

Только в этот раз Эверли позволила ему эту маленькую вольность, и то лишь потому, что сложно было отрицать: ощущать его прикосновение было приятно. И потому что она не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то… просто держал ее за руку. Вероятно, мысль очень печальная, но не новая.

Капитан Киган закончила беседовать с Фрэнком и его женой Глорией.

— Как у вас тут дела?

— Подлечим — и будет свободна как птичка, кэп, — сказала Чен. — Эверли, вам следует обратиться к врачу. Рентген не показывает сухожилия, однако иногда переломы могут сопровождаться повреждениями мягких тканей. Врачи проверят, в порядке ли кости, и, возможно, сделают вам МРТ, чтобы убедиться, что нет разрывов. Поскольку травма не угрожает жизни, ехать в отделение неотложной помощи не нужно. Но если вы хотите, чтобы мы подбросили вас до врача…

— Нет, все в порядке. Я вожу машину и сама доеду до больницы.

Глория прошествовала к ним через двор, ее муж — следом за ней.

— Мои уши, должно быть, меня обманывают. Не может быть, чтобы я услышала, что ты собираешься сесть за руль, Эверли?

Щеки Эверли заполыхали:

— Но все в порядке. Я вполне могу…

— Какой вздор! — Глория уперла руки в бока. — Мы с Фрэнком отвезем тебя, правда, Фрэнк?

Фрэнк выхватил ключи.

— Конечно, подвезем!

Эверли неохотно высвободила ладонь и встала.

— Спасибо, что… Ну, спасли меня. Еще раз.

Гриффин вновь продемонстрировал ямочки на щеках, и она могла поклясться, что у нее едва не подогнулись колени.

— Обращайся.

Эверли быстро поблагодарила Чен и Миллера и последовала за Фрэнком и Глорией через улицу к «Бьюик-Люцерну», припаркованному на их подъездной дорожке.

— Жаль, что тебя подвела лестница, — сказал Фрэнк, открывая дверцу. — Странно будет видеть в этом году ваш дом без рождественских гирлянд.

Прикрыв глаза от света заходящего солнца, Эверли обернулась и с тоской посмотрела на дом, украшенный лишь наполовину.

— Да, — пробормотала она.

Действительно.

— Я в порядке, — повторила Эверли в сотый раз с момента, когда вышла из здания больницы. — Нет никакой необходимости готовить для меня, Глория. Честное слово.

Медсестра сказала, что это всего лишь небольшое растяжение. Покой и холодный компресс — и через неделю, максимум две, Эверли будет как новенькая. При условии, что не станет снимать шину и напрягать руку.

— Просто мы за тебя волнуемся, — сказал Фрэнк, поворачивая на Джунипер-лейн. — Ты в доме совсем одна, и в такое время года…

— Знаете, — съехидничала она, — у себя в квартире я тоже одна в это время года. Разница не так уж и велика, правда?

— Еще хуже, — проворчал он. — Разве тебе не одиноко?

Эверли не сдержала недоверчивый смешок. Эти двое оказались даже хуже бабушки Дэнжерфилд — той еще наседки. Это было мило, но совершенно излишне.

— У меня есть друзья, Фрэнк.

— Настоящие друзья? — продолжил докапываться он. — Не те, с которыми видишься раз в месяц за кофе?

Должно быть, Эверли слишком затянула с ответом, потому что Глория громко цокнула языком.

— Эверли…

— Они… Мы часто заняты, — заметила Эверли. — У нас всех обычно очень много дел.

Все ее друзья были или в браке, или в длительных отношениях, у многих уже появились дети. Встречи были уже не спонтанными, как раньше: они тщательно планировались за недели, если не месяцы. Но Эверли все понимала. Так бывает. А что насчет нее? Спокойная жизнь, не на что жаловаться. Есть крыша над головой, любимая работа… Ее все устраивало. Только иногда, в подавленном, меланхоличном настроении, которое с неприятной закономерностью подкрадывалось к ней в праздники, день рождения и значимые даты, она мечтала о большем. И по мере того как страницы календаря сменяли одна другую — с каждым годом будто бы быстрее, — эта тоска по чему-то неопределенному все возрастала.

Эверли знала, что если и есть решение, то оно заключается в одном: решиться и что-то изменить в своей жизни. Но обычно ее действительно все устраивало. И оставаться в этом состоянии было просто. Безопасно. А вот перемены…

— Ты работаешь из дома. Ты можешь умереть у себя в квартире, и разве кто-то об этом узнает?

— Глория! — Фрэнк, сидевший за рулем, метнул в жену полный ужаса взгляд. Эверли была уверена, что у нее было такое же выражение лица.

— Какой бы жуткой ни была эта мысль, это правда. — Глория скрестила руки на груди. — Тело Эверли будет разлагаться в ее квартире бог знает сколько, прежде чем кому-нибудь придет в голову ее искать!

— Друзья проверят, все ли со мной в порядке. — Она в этом была уверена. Может, через пару дней, но в конце концов кто-нибудь придет. Она нахмурилась. Уверена на девяносто процентов.

Глория фыркнула.

— А если ты заболеешь, кто хотя бы принесет тебе суп?

Суп? Эверли пожала плечами.

— Да я просто закажу доставку до двери.

На это Фрэнк усмехнулся:

— То есть чтобы доехать до больницы, ты бы просто вызвала такси? Уверен, тебе нужен кто-то, кто отвезет тебя к врачу.

Эверли промолчала, и Фрэнк застонал:

— Я же пошутил, Эверли! Такси? Серьезно?

— Клянусь, — с нажимом сказала она, — я вполне способна позаботиться о…

Глория ахнула, и хорошо, что Эверли была пристегнута, потому что Фрэнк ударил по тормозам.

— Боже, женщина! — Он принялся отдуваться, костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. — Ты не могла просто… Ох. Боже.

У Эверли перехватило дыхание.

Дом бабушки Дэнжерфилд, показавшийся в конце улицы, был украшен таким количеством гирлянд, что освещением мог бы посоперничать со взлетно-посадочной полосой. Кто-то подхватил работу, которую Эверли не закончила. Большие разноцветные лампочки, хранившиеся на чердаке, были развешены по всей крутой двускатной крыше, а похожая на сосульки гирлянда, которую Эверли прежде не видела, свисала с крыльца.

Ну точно пряничный домик.

— Это рождественское чудо, — пробормотала Глория, и Эверли пришлось рассмеяться, потому что в противном случае следовало бы расплакаться. И она действительно могла разреветься.

Это не было рождественским чудом. Эверли верила в него не больше, чем в судьбу или неслучайные случайности — как бы Гриффин Брэнтли это ни называл. Но она верила в доброту людей, и это… Это было чудеснее любой сказки.

— Большое спасибо, что подвезли меня. — Эверли распахнула дверцу машины и выскочила, прежде чем Фрэнк успел припарковаться. — Доброй ночи вам обоим!

Эверли помчалась по дорожке и, перепрыгивая через ступеньку, взбежала на крыльцо. Ее сердце бешено колотилось, когда она оказалась у входной двери. У входной двери, к которой прикрепили записку — прямо над ручкой, не пропустишь. Косым почерком было выведено:

Глава 3

Миллер заметил ее первым и с кривой улыбкой поприветствовал из-за открытых ворот пожарной части.

— Дэнжерфилд! — Он перебросил через плечо полотенце, которым вытирал бампер ярко-красной пожарной машины. — Что привело тебя к нам в это прекрасное утро?

Озираясь в надежде увидеть одного конкретного пожарного, Эверли приподняла руку с висящей на ней плетеной корзиной.

— Вообще, я принесла печенье. И эта порция не горелая. Честное слово.

Миллер взял корзину и, заглянув внутрь, вытащил овсяную печенюшку с изюмом, которую тотчас сунул в рот.

— Несколько угольков еще никому не повредило. — Крошки посыпались на его куртку и на пол. — Про нас же не просто так говорят, что мы привыкли к полной прожарке.

С набитым ртом слово «прожарка» прозвучало как «профавка», и Эверли пришлось сдерживать улыбку.

— Печенье? — Коренастый мужчина с кудрявыми светлыми волосами высунулся из-за пожарной машины. — Кто-то что-то сказал про печенье?

Миллер указал на Эверли большим пальцем.

— Дэнжерфилд принесла нам хлеб насущный.

Она помахала рукой.

— Привет. Я Эверли.

Мужчина расплылся в широкой улыбке:

— Значит, ты та самая знаменитая Проблема, о которой я столько слышал?

Знаменитая? Ну конечно. Кажется, он пропустил слово «печально»: печально знаменитая.

— Ха, — усмехнулся он, его взгляд скользнул поверх ее плеча. — Брэнтли болтает о тебе без умолку. Всю неделю только и слышим: Проблема то, Проблема се…

— Эй, ты разве не дежуришь сегодня на кухне, Бойд?

Пульс Эверли ускорился, и она невольно громко выдохнула. Оставалось надеяться, что Миллер достаточно усердно жевал печенье, чтобы этого не услышать.

Она подавила улыбку, глядя, как Гриффин трусцой сбегает с лестницы и стремительно приближается к ним широкими шагами. У его глаз появились морщинки, а уголки губ так и норовили приподняться.

— Только не говори, что ты решила устроить ЧП прямо тут, Проблема.

— Ха-ха, — она заправила прядь волос за ухо. — Не совсем.

Эверли указала на корзину, в которую вновь полез Миллер.

— Я принесла печенье. Если, конечно, Миллер согласится поделиться.

— Ну же. — Бойд подошел и потянулся к корзине, но Миллер шлепнул его по руке и принялся отступать. Бойд двинулся следом. Их смех эхом прокатился по пожарной части.

— Это овсяное печенье?

Когда она кивнула, Гриффин хмыкнул:

— И что ты теперь скажешь? Овсяное печенье — мое любимое. Похоже, что…

— Если ты сейчас упомянешь судьбу, то помоги мне бог… — засмеялась Эверли. — Именно это большинство и называет совпадением.

Он пожал плечами.

— Совпадение, судьба… Мне все равно, какое слово ты выберешь. — Уголок его рта приподнялся в ухмылке. — По-моему, жутко интересно, что я только что о тебе думал, и — о чудо! — ты появилась.

Только что думал, да?

— Не хотелось бы ломать твою теорию, но я собиралась прийти раньше. Просто только сегодня доставили новую плиту. Печенье — в знак благодарности.

— Ты же понимаешь, что реагировать на чрезвычайные ситуации — это наша работа? Ни к чему нас за это благодарить. Хотя, — он усмехнулся, — ты бы не поверила, если бы я заявил, что кто-то из нас готов отказаться от выпечки.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — сказала Эверли, прижав ладонь к груди: там, между ребер, каждый раз, когда она думала о том, что он сделал, расцветала болезненная нежность. — Гирлянды, Гриффин. Это не часть твоей работы.

— А, это, — он пожал плечами, словно речь шла о пустяке, хотя для Эверли его поступок значил очень многое. И Гриффин, кажется, даже не догадывался об этом. — Тебе нужна была лестница. У нас есть лестница. Это не стоит благодарности.

Как будто это была не его идея. Как будто Эверли пришла сказать спасибо не лично ему. Как будто она не испытывала искушения прижать его к пожарной машине и показать, насколько благодарна.

— Но я все равно признательна. Поэтому я здесь.

— Сказать, что я думаю? — Его передние зубы придавили нижнюю губу, отчего та покраснела и показалась особенно притягательной. Это отвлекало. — Я думаю, что ты пришла сегодня, потому что искала повод повидаться со мной.

Сердце Эверли замерло — а после забилось еще быстрее.

— Может, и так.

Может, она стала безрассудной идиоткой, но после зимы, казавшейся бесконечной, после леденящего одиночества — навеянного страхом — Гриффин был первым, кто заставил ее почувствовать себя живой и счастливой.

Он наклонил голову и с улыбкой посмотрел себе под ноги. Выглядел он в высшей степени довольным.

— Итак…

— М?

— Ты в городе на месяц.

— Верно.

— Может быть, ты не в курсе, но через пару недель Рождество.

— О нет! — Эверли театрально ахнула. — Я и понятия не имела!

Гриффин хмыкнул, и от этого звука по ее спине пробежала дрожь, а в груди растеклось тепло.

— Сюда приедет твоя семья?

Этого вопроса Эверли боялась больше всего, от него неизбежно возникало ощущение боли в горле.

— Эм, нет. Остались только я и мой старший брат, а он со своей женой живет на севере Нью-Йорка. У нее там большая семья.

Племянники, племянницы и столько кузенов и кузин, что Эверли сомневалась, может ли вообще кто-нибудь запомнить их всех по именам. Такие семьи показывают в кино и сериалах. Такую хотелось бы иметь Эверли. И все же оба раза, когда она принимала предложение брата прилететь и отпраздновать с ними, она чувствовала себя одиноко — среди почти чужих людей. Эверли было спокойнее отмечать одной, заказав китайскую еду и пересматривая «Один дома».

Семья брата была замечательной, но это была не ее семья.

Гриффин нахмурился:

— Ты отмечаешь Рождество одна?

Она пожала плечами. Фрэнк и Глория позвали ее на праздничный ужин. И ей настолько же хотелось согласиться на их предложение, насколько не хотелось вторгаться в чужой семейный круг.

— Ну уж нет, — Гриффин коротко и резко мотнул головой. — Категорически. Это исключено.

— Прошу прощения? — возмутилась Эверли.

— Ты меня слышала. — Он скрестил руки на груди и выставил подбородок. — Рождество — это единственное время в году, когда никто не должен оставаться один.

— Слушай, Синди Лу[11], — засмеялась она. — Это будет далеко не первое Рождество, которое я отмечаю в одиночестве.

В первый год учебы в колледже в Рождество она сидела одна в кампусе: боль от потери родителей была слишком свежа, чтобы допустить даже призрачную мысль о празднике. Потом, через несколько лет после выпускного, Эверли работала в компании, а не на фрилансе, и наутро после Рождества нужно было на работу, так что приехать в Порт-Анджелес она не могла. Как ни крути, это далеко не первое Рождество, которое она проведет одна, и, вероятно, не последнее.

Гриффин нахмурился еще сильнее, и у Эверли возникло странное желание разгладить морщинки между его бровями кончиками пальцев.

— Ты рассчитывала, что твои слова меня успокоят? Не сработало.

Она вообще ни на что не рассчитывала.

— У меня все в порядке. Честно.

Что не так с жителями этого города? Почему все о ней так беспокоятся? Ее это, конечно, трогало, просто такое отношение было внове.

— Вот что мы сделаем, — в его голосе появились резкие, властные нотки, и Эверли растерялась. — Ты слышала о «Праздничных доках»?

Она порылась в памяти и смутно вспомнила, что ей попадалась на глаза листовка, приклеенная у входа во вьетнамский ресторан недалеко от Фронт-стрит.

— Кажется, да. Это фестиваль, на котором выбирают лучше всего украшенную яхту?

— Ага. А капитан Киган живет на яхте. Каждый год она со своими дочками готовится к фестивалю, и мы, если нет смены в Рождество, приходим поболеть за нее. Многие местные рестораны ставят ларьки, а в булочной на Фронт-стрит бесплатно раздают какао.

Эверли улыбнулась.

— Звучит весело.

— Отлично. Потому что ты там будешь.

— Я?

— Ага.

Потребовался всего один выверенный шаг, и носки его тяжелых ботинок коснулись ее кедов. Гриффин поставил правую ногу на подножку кабины, и его колено соприкоснулось с бедром Эверли. Он положил левую руку ей на затылок, и она оказалась зажата между его большим мускулистым телом и боком пожарной машины. Эверли стиснула кулаки, борясь с искушением вцепиться в куртку Гриффина, притянуть его к себе и прижаться губами к его губам.

— В эту пятницу. В шесть. Я за тобой заеду.

Она прикрыла глаза.

— Гриффин…

— Можем не называть это свиданием, если тебе так спокойнее.

Как будто бы проблема заключалась в самом слове «свидание», а не в том, что с каждым разом, когда они оставались наедине, становилось все сложнее вспомнить, почему свидание — плохая идея.

— Дело не в том, что я не хочу. — Ей было важно, чтобы он понял: как бы банально это ни звучало, причина не в нем. А в ней — в ее прошлом, в том, что она вернется в Сиэтл, и в ее стремлениях. — Просто… Просто я думаю, что будет лучше, если мы не станем, — она сглотнула ком в горле, — не станем называть это свиданием.

Он хмыкнул.

— Правильно ли я тебя понимаю… — Его большой палец огладил ее скулу, и вопреки здравому смыслу Эверли распахнула глаза. Гриффин смотрел на нее сверху вниз так пристально, что ее каким-то непостижимым образом бросило разом и в жар, и в холод. — Ты хочешь, чтобы у нас было свидание, но не хочешь его так называть?

Эверли охватило смущение. В интерпретации Гриффина ее мысль звучала глупо.

— Правильно.

— Потому что тебя не интересуют случайные связи.

— Угу.

Складка, появившаяся между его бровями, свидетельствовала не столько о раздражении, сколько о задумчивости.

— А если я скажу, что меня случайные связи тоже не интересуют?

Она отвернулась.

— Гриффин…

Он крепко, но бережно поймал ее за подбородок, лишив возможности отвести взгляд, спрятаться. В его глазах словно вспыхнуло голубое пламя; ее дыхание участилось, пульс ускорился.

— Я серьезно, Эверли.

Если уж на то пошло, теперь стало только хуже.

— Я живу не в Порт-Анджелесе.

Его большой палец обвел контур ее губ, надавил на нижнюю. Все ее тело пробила сильная дрожь, и его глаза потемнели.

— А если бы жила?

Если бы она жила в Порт-Анджелесе, она бы еще в ту первую среду приняла предложение Гриффина выбраться куда-нибудь. Если бы она жила в Порт-Анджелесе, она бы уже затащила его в кладовку или, может, в спальню, и они бы там вряд ли разговаривали.

Но, как говорила бабушка Дэнжерфилд, если бы «если» и «но» стали конфетами и орехами, счастливое Рождество наступило бы у всех.

— Я не знаю.

Он убрал руку, и Эверли тотчас пожалела о том, что прикосновение исчезло.

— Значит, в шесть? — Его улыбка была горько-сладкой и нежной одновременно, и Эверли ощутила боль.

— Погоди, я правильно понимаю, что ты работаешь две суточные смены подряд, то есть двое суток, а потом у тебя четверо суток выходных?

Гриффин, приобняв Эверли за талию, вел ее по на удивление многолюдной набережной к пристани.

— Все верно.

— И при этом ты, очевидно, берешь дополнительные смены, чтобы твои коллеги могли провести побольше времени с семьей.

Кончики его ушей приобрели очаровательный розовый оттенок.

— Мне почти тридцать, я один, у меня нет детей, мои родители живут в двадцати минутах от меня, так что я могу повидаться с ними когда угодно. А мои племянники и племянницы? Храни их бог, но они в том возрасте, когда им нет дела до дяди Гриффина, если под елкой их ждут подарки от Санты. — Он непринужденно пожал плечами. — Будет попросту справедливо, если я махнусь сменами с Харрис, Нельсоном или Пересом, чтобы они могли побыть со своими семьями.

Справедливость, порядочность, доброта и радушие не были чем-то само собой разумеющимся, но Гриффин вел себя так, словно были. Как будто ему ничего не стоило пожертвовать выходным в Рождество, чтобы коллеги могли провести время с детьми. Как будто ему ничего не стоило развесить гирлянды для невезучей девушки, которая пытается почтить память своей бабушки.

— Скажи, ты как-то готовишься к тому, что тебя канонизируют, или надеешься, что это произойдет само собой?

Гриффин сильнее приобнял ее и, наклонившись, понизил голос почти до шепота. Его губы щекотали ее ухо.

— Если бы ты прочла хотя бы половину моих мыслей о тебе, «святость» была бы последним словом, которое пришло бы в голову.

Эверли охватил трепет, и она сжала бедра, стоило ей подумать о Гриффине, лежащем в постели или, может быть, на койке в пожарной части, фантазирующем о ней между вызовами, обхватив ладонью твердый член.

Она вздрогнула, и Гриффин усмехнулся.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Можно. — Да, в горле у нее пересохло.

— Посмотрим. — Он обвел взглядом огороженную веревками парковку, где продавалось все что угодно: от рождественских безделушек до выпечки. — Сидр, какао или эгг-ног?

— Сидр, пожалуйста. — Эверли через плечо глянула на причал. — Я хочу сходить к яхтам.

Гриффин кивнул:

— Встретимся внизу.

Темой фестиваля в этом году было Рождество в стране сладостей, и владельцы яхт превратили пристань в фантастическую страну чудес. Все было в розовой и серебристой мишуре, все светилось, лодки и парусники были увенчаны украшениями в виде леденцов, выглядящими вполне съедобно. Прилипчивые бабл-гам-поп-каверы[12] классических рождественских песен неслись из колонок на ближайшей понтонной лодке, а в нескольких ярдах от пристани на палубе небольшой яхты группа людей, собравшихся вокруг электрообогревателя, заулюлюкала, когда один из них извлек что-то напоминающее вычурную бутылку шампанского и начал наполнять красные одноразовые стаканчики.

— Мисс Дэнжерфилд!

Эверли обернулась и приветственно помахала, заметив капитана Киган, которая шла к пристани, держа за руки двух очаровательных маленьких девочек четырех-пяти лет.

— Капитан Киган! — Эверли заулыбалась. — А кто у нас тут?

— Это Ава, а это Шарлотт. — Обе девочки застенчиво помахали руками и спрятали лица, уткнувшись в капитана. — Мои дочери. И зовите меня Лана, пожалуйста.

— Только если ты будешь звать меня Эверли.

Кап… Лана кивнула и приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но вместо этого спросила:

— А Брэнтли здесь?

Эверли подбородком указала в сторону парковки.

— Покупает нам напитки.

— О! — В ее глазах появились искорки. — Ты же в курсе, что он мог говорить только о тебе?

Эверли покраснела.

— Он, ну, кажется, отличный парень.

— Вчера я застукала его изучающим расписание парома.

— Расписание парома? — нахмурилась Эверли.

— Ага. Из Кингстона в Эдмондс. — Лана выгнула бровь. — Того, на котором можно добраться сюда из Сиэтла.

У Эверли против воли вырвался короткий смешок.

— Ты шутишь.

Дорога от Сиэтла до Порт-Анджелеса занимала плюс-минус два с половиной часа. Слишком большое расстояние, чтобы видеться ежедневно, но можно, скажем, проводить значительную часть длиннющих выходных в Сиэтле и возвращаться сюда отдохнувшим и готовым выйти на смену. Не то чтобы кое-кому потребовалось бы совершать такие путешествия. Ведь у Эверли был ноутбук, и при стабильном интернете она могла работать где угодно. В том числе в таком уютном прибрежном городке, как Порт-Анджелес, который — с его очаровательными фестивалями, соседями, приглашающими друг друга в гости, и добрыми самаритянами, готовыми развесить гирлянды для притягивающей неприятности незнакомки, — смог пробраться в сердце Эверли всего за пару недель.

Не то чтобы она задавалась вопросом, что это значит для нее и ее дальнейшей жизни. Нет, Эверли вообще об этом не думала.

Лана покачала головой.

— Я вовсе не шутила о…

Воздух пронзил крик, и Эверли, ахнув, резко обернулась.

На яхте, которая всего несколько минут назад вызвала у нее восхищение, теперь царил хаос. Из обогревателя летели искры, огонь уже лизал основание мачты.

— Кэп! — Гриффин, нахмурившись, бежал к пристани, в обеих руках он держал стаканчики. — Что случилось?

— Похоже, из-за короткого замыкания началось возгорание, и огонь быстро распространяется.

К этому моменту пламя охватило весь капитанский мостик, пассажиры тщетно пытались потушить его, черпая воду стаканчиками. Ни на ком не было спасательного жилета.

— Бегите домой к отцу, — сказала Лана, подталкивая своих дочерей к причалу. — Пусть позвонит 911, скажет, что тут в порту на яхте из-за короткого замыкания начался пожар. Капитан Киган на месте происшествия, но не на дежурстве.

Девочки бросились со всех ног, и Лана принялась расстегивать молнию на дутой куртке.

Гриффин поставил напитки и, взявшись за ворот толстовки, стащил ее через голову.

Эверли с вытаращенными глазами смотрела, как он раздевается.

— Что ты делаешь?

— В пятидесятиградусной воде[13] холодовой шок наступает меньше чем за минуту. — Он скинул ботинки. — Вторая смена в лучшем случае прибудет сюда через пять минут. Если очень повезет. Это слишком долго.

Одетый лишь в майку и боксеры, Гриффин совершил великолепный прыжок ласточкой и скрылся в темной неспокойной воде. Сердце Эверли подскочило к горлу.

— С ним все будет в порядке. — Лана сбросила кроссовки и расстегнула пуговицу на джинсах. — Брэнтли отлично плавает. И я тоже.

В течение следующих минут Эверли до крови кусала ногти, наблюдая, как Гриффин и капитан Киган носятся от пристани к горящей яхте и обратно, помогая утопающим добраться до берега. И рук буквально не хватало. В который раз возвращаясь к причалу, они не заметили, как из воды высунулась кисть — и вновь скрылась через мгновение.

Эверли даже не задумалась.

Вода ужалила ее словно тысячей игл. В старших классах она плавала дистанцию 100 ярдов[14] брассом и 400 ярдов[15] свободным стилем, на каникулах подрабатывала спасателем в бассейне. Но это было десяток лет назад. Конечно, Эверли нельзя было назвать плохим пловцом, но она никогда не плавала в настолько холодной воде. И в отличие от Гриффина и капитана Киган, не разделась, нырнула в вязаном платье с капюшоном.

В полудюжине ярдов из воды показалось лицо девушки — та боролась с волнами, пытаясь не дать им захлестнуть ее с головой.

Адреналин выбросился в кровь. Эверли усерднее заработала ногами. Если бы только у нее был спасательный буй, надувной круг, хоть что-нибудь!

Глядя на Гриффина и Лану, можно было подумать, что все просто: тащишь жертв к берегу, придерживая их под мышками и плывя за счет ног.

— На помощь! На помощь! — На всякий случай набрав полные легкие воздуха, Эверли обхватила женщину и постаралась приподнять ее голову над водой. — Давайте, — пропыхтела она. — Все будет хорошо!

Она отталкивалась ногами быстро и сильно, сжав губы, чтобы вода, бьющаяся о подбородок, не попала в рот. Когда показался причал — всего в каких-то 10 ярдах[16], — незнакомка запаниковала и начала брыкаться. Тыльная сторона ее ладони уперлась Эверли в висок, пальцы запутались в волосах в поисках опоры, и Эверли с головой ушла под ледяную воду.

В груди жгло. Тридцать секунд. В среднем именно через это время в легких у утопающих скапливается углекислый газ, из-за чего они непроизвольно пытаются вдохнуть — и вода попадает в трахею. А в холодной воде это время еще короче.

Как раз в тот момент, когда Эверли показалось, что легкие вот-вот взорвутся, кто-то обхватил ее, вытаскивая на поверхность. Эверли с трудом выдохнула и жадно втянула воздух, смаргивая попавшую в глаза солоноватую воду.

Гриффин смотрел на нее — волосы прилипли ко лбу, капли воды повисли на его длинных ресницах.

— Держу, — сказал он.

Глава 4

— Футболка, треники, теплые носки. Душ прямо по коридору. — Гриффин с кривой усмешкой впихнул Эверли стопку одежды. — Пошли.

— Ты совершенно не обязан был меня спасать. — Она плотнее завернулась в изотермическое одеяло и побрела за ним, босая и мокрая. — Со мной все было бы в порядке. Правда.

— Ты почти утонула, Эверли. — Он глянул на нее через плечо. — Не смеши меня.

У него был красивый дом: треугольной формы, он скрывался в лесу недалеко от национального парка «Олимпик»[17]. Уединенный, но все же расположенный на целых двадцать минут ближе к городу, чем домик бабушки Дэнжерфилд. В интерьере преобладали оттенки зеленого — лиственно-зеленый и охотничий зеленый, папоротниковый и базиликовый, — а прямо за огромными окнами вставал лес. Жилище Гриффина слегка напоминало домик на дереве из детских грез.

Хотя Эверли любила большой город и все его удобства, именно в таком доме она мечтала жить. Поселиться в городке, не настолько крошечном, чтобы все знали все обо всех, но достаточно маленьком, чтобы создавалось ощущение сопричастности. В подобном месте можно было пустить корни, завести семью. Если ей когда-нибудь так повезет.

Гриффин остановился у последней двери слева.

— В душе есть все, что тебе может потребоваться. Полотенца чистые.

— Спасибо, — она прижала к себе стопку вещей, которую выдал Гриффин. Одежда была мягкой и пахла им — мылом и мятой. — Я быстро.

— Не торопись. — Он скользнул взглядом по ее губам, затем вновь посмотрел в глаза. — Я, ну, приготовлю пока для тебя гостевую комнату.

Он прикрыл дверь ванной, и Эверли ссутулилась, опершись о край раковины локтями и обхватив руками голову. Изотермическое одеяло соскользнуло на пол.

Черт.

Люди постоянно попадают в ситуации, угрожающие жизни. Она могла бы быть сейчас в больнице, а не здесь. И что тогда? Лежала бы в постели, успокаивая себя тем фактом, что безоговорочно преуспела в намерении защитить свои чувства?

К черту ее чувства, ее страхи, к черту это все. Эверли открыла дверь ванной, и…

Гриффин стоял прямо за порогом, упершись руками в дверную раму и опустив голову, и казался таким же подавленным. Он поднял глаза и встретился с Эверли взглядом.

— Прости, я как раз собирался…

— Это было свидание, — выпалила она.

Он нахмурился.

— Прости.

— Я так устала, — она потянулась к нему и вцепилась в его рубашку, — устала притворяться, что я этого не хочу.

— Эверли, — он стиснул зубы. — О чем ты говоришь?

Она засмеялась:

— Разве не очевидно?

Он тряхнул головой:

— Сейчас тебе стоит выразиться чертовски однозначно.

От его тона ее обдало жаром.

— Я говорю, что если ты сейчас не поцелуешь меня, то я…

Губы Гриффина вжались в ее собственные раньше, чем она успела поставить ультиматум.

В поцелуе не было ничего целомудренного и неспешного. Его язык оказался у нее во рту, прошелся по зубам, словно пробовал ее на вкус. Гриффин брал что хотел, и от этого у нее перехватывало дыхание.

Когда он, прикусив ее припухшую нижнюю губу, отстранился, Эверли задрожала и тихо застонала.

— Черт возьми, Эверли, — выдохнул он, схватив ее за плечи. — Ты хоть знаешь, как бесишь меня?

— Я? — Она засмеялась ему в губы. — Бешу тебя? Это не я расхаживаю в униформе, которая мне жутко мала! — И которая почти порнографически обтягивает его бицепсы.

Он усмехнулся и придвинулся ближе, вжался напряженным членом в ее бедро.

— Сейчас я не в униформе.

— Да. — Она прикусила его губу точно так же, как он сделал недавно, и заслужила стон. — Но одежды на тебе слишком много.

— Могу сказать то же самое о тебе, — хмыкнул Гриффин. Его рука скользнула по ее плечу и предплечью, замедлилась, чтобы огладить кожу на внутренней стороне локтя, и замерла, нащупав большим пальцем пульс на ее запястье. Гриффин придвинулся ближе, прочертил ладонью изгиб ее талии, а после дотянулся до подола ее промокшего платья, задирая его. Его пальцы скользнули под ткань и прошлись по внутренней стороне ее бедра. Шероховатые и теплые, они словно танцевали по коже. Его рука легла поверх ее нижнего белья, притираясь и надавливая.

— Уверен, ты уже и тут вся мокрая.

— М-м-м… — Ее лицо вспыхнуло, когда она кивнула.

— Черт, — он усмехнулся на выдохе. Его взгляд был обжигающим, но в нем проскальзывала и нежность. Гриффин посмотрел ей через плечо в ванную.

— Сказать честно? Никогда ни с кем не трахался в душе. И учитывая твой послужной список и тот факт, что я не хочу звонить 911…

Эверли обхватила его лицо ладонями и прижалась губами к губам, чтобы не улыбаться так глупо.

— Кровать, — пробормотала она ему в рот. — Кровать подойдет.

Его руки скользнули вниз, обхватили ягодицы, и он поднял ее, ощутимо впиваясь пальцами в кожу. Эверли обвила его ногами и тихо ахнула, когда он теснее вжался в нее пахом.

Гриффин, пошатываясь и не прекращая покусывать ее шею, направился на второй этаж. Его зубы коснулись особенно чувствительного места чуть ниже уха, и Эверли стиснула бедра; он отозвался стоном.

На середине лестницы Гриффин фыркнул и усадил ее на ступеньку.

— К черту.

Спустившись на пару шагов, он встал на колени и залез ей под платье, нащупал нижнее белье и стянул. Трусики были заброшены куда-то ей за плечо и тотчас позабыты, стоило его голове оказаться между ее разведенных ног, а ей — почувствовать прикосновение его языка.

— О боже. — Эверли дернулась и вцепилась в край лестницы, впилась пальцами в темную древесину. Кончик его языка сильно и быстро надавил на клитор, а после Гриффин обхватил его губами и начал посасывать. Все ее тело содрогнулось, живот напрягся. — Боже.

Казалось, по ее венам заструился огонь. Гриффин вновь огладил ее бедро, скользнул двумя пальцами глубже и, изогнув их, коснулся места, достать до которого ей самой всегда было сложно. Но его пальцы были длиннее и толще ее собственных, и он — черт возьми! — он прекрасно знал, как ими пользоваться. Удовольствие вспыхнуло у основания позвоночника и растеклось по телу…

— О! — вскрикнула она. Мышцы задрожали, и она кончила. Наслаждение ослепило ее, выбило воздух из легких.

Гриффин убрал руку, поднял на Эверли глаза и облизнул губы — покрасневшие, припухшие губы, мокрые от ее смазки.

— Хорошо?

Она тряхнула головой, промаргиваясь. Способность говорить к ней пока не вернулась.

— Угу.

Гриффин чертовски самоуверенно ухмыльнулся, и возбуждение накатило на нее с новой силой.

— Хорошо. Не то чтобы я против продолжать в том же духе, но… Черт, Проблема, ты такая вкусная.

Словно чтобы подтвердить это, он поднес пальцы ко рту и тщательно облизал.

Эверли заерзала. Кажется, в спину ей упиралась ступенька. Раньше она этого не замечала — к чести Гриффина, которому удалось отвлечь ее от неприятного ощущения.

— Может, продолжим уже в кровати?

Гриффин засмеялся, наклонив голову.

— Прости. Немного поспешил.

В списке того, за что ему стоило бы извиниться, поспешность стояла где-то в самом конце.

Прежде чем у Эверли хотя бы появилась мысль, что нужно встать, Гриффин подался к ней и подхватил на руки. Одной он придерживал ее спину, прижимая к себе так же, как в первую встречу, на кухне.

Пройдя в комнату, Гриффин поставил Эверли на ноги. Отступил на шаг, тяжело дыша.

— Итак…

Она прикусила щеку и стащила платье через голову, а потом бросила рядом с собой.

Гриффин уставился на нее с открытым ртом.

— Господи, — прошептал он, взялся за ворот толстовки и снял ее. При этом мышцы на руках напряглись. Он выглядел… Боже. Быть таким красивым — преступление.

Широкие плечи, такая же широкая и крепкая грудь, выраженная талия. Дорожка темных волос сбегала вниз от его пупка и уходила под пояс джинсов. Джинсов, которые Эверли хотела стащить с него уже давным-давно.

— Сними, — потребовала она. — Сними их.

Гриффин, не разрывая зрительного контакта, расстегнул пуговицу ширинки и вжикнул молнией. Большие пальцы нырнули под пояс, но вдруг он замер, его губы изогнулись в усмешке.

— Не терпится?

— Еще немного, и я начну без тебя.

Гриффин мотнул головой и стянул джинсы, а следом скинул и боксеры. Его крупный напряженный член истекал смазкой.

Эверли не осознавала, что облизывает губы, пока Гриффин не застонал, обхватывая ее бедра и притягивая ближе. Член, тяжелый и горячий, вжался в ее живот.

— Ты уверена?

Положив руки ему на плечи, она завладела его губами. Они были теплыми, а на вкус — как она сама, острыми и сладкими. Эверли провела языком по его нижней губе и отстранилась до того, как он успел углубить поцелуй.

— Да.

Гриффин протянул руку к верхнему ящику прикроватной тумбочки и достал презерватив. Прежде чем он успел разорвать упаковку, прежде чем Эверли осознала, что делает, она накрыла его пальцы ладонью.

Он, приподняв бровь, вопросительно посмотрел на нее.

Щеки обдало жаром, захотелось съежиться, но вместо этого Эверли лишь пожала плечами:

— У меня спираль, и я ни с кем не спала после того, как в последний раз сдавала анализы. Результаты в телефоне, можешь взглянуть, если хочешь. Так что если…

— Мы проходили медосмотр в прошлом месяце. — Гриффин сглотнул, и его кадык дернулся. — Я здоров. Могу показать анализы, если ты…

Она покачала головой.

— Я тебе верю.

Дрожащий выдох сорвался с губ Гриффина, веки затрепетали — его выдержка дала трещину. Он отшвырнул презерватив и бросился к Эверли, схватил за бедра, вдавливая пальцы в ее ягодицы.

— Хочешь, чтобы я как следует тебя оттрахал? Чтобы я кончил в тебя?

Эверли задрожала и тихонько всхлипнула.

— Гриффин.

Он усмехнулся, и этот звук пронизал все ее тело. Она почувствовала, как между бедрами разлился жар.

— Давай, Эверли. — Гриффин наклонился, и прошелся шершавой из-за щетины щекой по ее щеке, скользя губами по уху. — Ты этого хочешь? Хочу услышать, как ты это произносишь. Хочу услышать твои желания.

Все внутри сжалось от нетерпения, и Эверли вцепилась ногтями в его плечи. Возбуждение было так сильно, что кружилась голова, лицо горело еще сильнее, чем раньше.

Эверли еще никогда не занималась сексом без презерватива, но…

— Я хочу этого, — выдохнула она. — Хочу чувствовать тебя.

Он тихо застонал и повернул голову, коснулся губами ее щеки.

— Пожалуйста, встань на колени, детка.

Кровать Гриффина была мягкой, с темно-зеленым плюшевым покрывалом. Эверли устроилась поудобнее. Гриффин не запрещал ей смотреть, так что она, оглянувшись через плечо, наблюдала, как он опустился на постель рядом с ней и придвинулся ближе. Он накрыл ее всем своим телом, притягивая к себе — так, чтобы они могли целоваться дальше.

Он снова коснулся губами ее губ, прикусил нижнюю — и в этот же момент наполнил ее одним толчком. Эверли тихо застонала и уронила голову, разрывая поцелуй.

Он был слишком большим — или, возможно, дело было в позе, она понятия не имела. Но он словно заполнял каждый дюйм ее тела, задевая места, о существовании которых она даже не подозревала.

И когда Гриффин слегка подвинулся и оперся руками по обе стороны от нее, то каким-то образом сумел войти еще глубже. Его губы прижались к ее затылку.

— В тебе чертовски хорошо. Ты такая…

Он двинул бедрами назад, отстраняясь, пока в ней не осталась только набухшая головка члена. И тотчас толкнулся вновь.

— Черт, Эверли. Почему ты такая офигенная?

Она закрыла глаза и застонала. Его дыхание обжигало. Горячее были только его губы, прикасающиеся к шее, там, где вскоре появится характерная отметина, к которой Эверли не терпелось прижать пальцы.

— Пожалуйста, — задыхаясь, взмолилась она. Все было — черт, все было хорошо, но слишком медленно. Движения его члена заставляли ее дрожать от желания.

— Пожалуйста — что? — Его язык оставил влажную дорожку у нее на шее, зубы сомкнулись на мочке уха. — Скажи. Скажи, чего ты хочешь, и я это сделаю. Обещаю.

— Сильнее.

Она заскулила, когда он незамедлительно выполнил просьбу. Бедра со шлепками впечатывались в бедра.

— Так? — Его прерывистое дыхание у ее уха было влажным и горячим, и благодаря этому ощущению в сочетании с движениями члена, снова и снова задевающего что-то глубоко внутри, она чувствовала себя по-настоящему оттраханной — как никогда раньше.

— Да, — прохныкала она. — Не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.

— И не собирался. — Это прозвучало как обещание.

Эверли зажмурилась, короткие отрывистые звуки срывались с ее губ. Хорошо, что до ближайших соседей были сотни ярдов, потому что, даже если бы она приложила усилие, она не смогла бы сдержать стоны.

— Я мечтал об этом, — прошептал он ей в шею. — Мечтал о том, как склонюсь между твоих бедер и буду вылизывать тебя до тех пор, пока ты не начнешь выкрикивать мое имя. Мечтал войти в тебя глубоко, как сейчас, и оттрахать так, чтобы ноги перестали тебя слушаться и ты… И ты осталась бы в моей постели. И не захотела ее покидать. — Он тихо фыркнул. — Черт, Эверли. Я мечтал о том, как трахну и кончу в тебя, представлял, как сперма будет стекать по твоим бедрам. Ты так чертовски меня заводишь. Боже, я сейчас…

Одной рукой он обхватил ее за талию и приподнял — теперь она сидела на его коленях, нанизанная на его член. Гриффин слегка сместился, бережно обхватил ее горло ладонью, потянулся к губам. Только когда она полностью потерялась в поцелуе, он начал раскачивать ее на себе, медленно, но все так же сильно, — и от этого ощущения стали еще ярче.

Ее ноги задрожали — не из-за напряженной позы, из-за того, как он наполнял ее своим членом, а ее мысли — своими обещаниями. Невероятно грязными обещаниями, которые, она надеялась, он сдержит.

— Ты кончаешь? — Его большой палец надавил на ее нижнюю губу. — Давай. Можешь кончить.

Черт. Ее живот напрягся, она ощутила себя натянутой струной, готовой лопнуть. Казалось, вот-вот разлетится на части.

— Гриффин.

Он не сдержал гортанного стона и впился в ее губы грубым поцелуем, заглушившим ее крик. Эверли изогнулась. Пальцы ног поджались почти до боли, простыни смялись, мышцы ритмично напрягались и расслаблялись.

Зарычав, Гриффин сжал ее бедра, снял со своего члена и насадил снова, быстро и жестко, — и наконец тихо застонал ей в плечо.

Тишину комнаты нарушало лишь их сбитое дыхание. Поморщившись от напряжения в бедрах, Эверли пошевелилась, и член Гриффина, уже обмякший, выскользнул из нее. Вслед за ним потекла струйка семени. Эверли вздрогнула и закусила губу. С прерывистым вздохом она повалилась на матрас.

— О боже.

Гриффин усмехнулся и потер подбородок.

— Это было… вау.

Эверли закрыла лицо руками.

— Да.

Матрас прогнулся, когда Гриффин устроился рядом с ней. Через мгновение его рука скользнула между ее ног, пальцы прикоснулись нежно и горячо. Гриффин надавил сильнее, погружая в нее пальцы в собственной сперме, — и Эверли, хотя и была вымотана, развела колени немного шире.

— Ну что? — Щеки Гриффина раскраснелись, голубые глаза сверкали, но в изгибе губ читалось волнение, когда он, выводя влажными пальцами неясные узоры на внутренней стороне ее бедра, спросил: — Ты действительно должна будешь уехать в конце месяца?

Эверли мягко улыбнулась. В ее животе порхали бабочки, в груди грохотало сердце.

— Знаешь, я тут подумала, что вполне могу задержаться…

Благодарности

Я признательна Лорен Плуд за то, что она пригласила меня поучаствовать в проекте мечты, и за то, что дала мне возможность написать романтическую историю про пожарного. Этот сюжет давным-давно крутился в моей голове. Огромное спасибо Линдси Фэбер, Карен Браун, Хэзер Родино, Хэнгу Ли и всем на «Амазоне», кто помогал этому сборнику увидеть свет. Сара Янгер, ты лучший агент, я могла только мечтать о таком! Я невероятно счастлива, что ты со мной.

Бесконечная благодарность моей маме за то, что всегда, всегда верила в меня, и еще Миллс и Буну, которые принесли мне больше радости, чем я могла вообразить.