Люди Домино

25

— Джо! — За моей спиной в коридоре стоял а Эбби. — Какого черта ты здесь делаешь?

На лице блондина засияла голливудская улыбка.

— Пришел тебя спасать.

Моя домохозяйка покраснела.

— Лучше тебе войти в дом. Закрой дверь. Там творится бог знает…

Джо Стритер, как немногословный регулировщик уличного движения, поднял руку, призывая ее замолчать.

— Это меня не волнует.

— Почему?

Стритер пожал плечами.

— Ну, это долгая история.

Все еще с пунцовым лицом, Эбби, запинаясь, проговорила:

— Генри, это Джо. Джо, познакомься с Генри.

Мы смерили друг друга оценивающими взглядами, тонкий налет приличий был готов вот-вот слететь совсем.

Закончив свою оценку, Джо уничижительно ухмыльнулся, и за одно это я бы с удовольствием врезал ему в нос.

Эбби легонько прикоснулась к моей руке, отворачивая от незваного гостя.

— Я знаю, все это очень неловко. Очень, очень неловко. Но не мог бы ты дать нам одну минутку? Мы пройдем в гостиную. Нам нужно кое-что выяснить.

— Отлично, — сказал я. — Классно.

Кипя от гнева и ревности, я побрел в свою комнату, сел на кровать и принялся глубоко дышать, чтобы успокоиться. Перед моими глазами мелькали тысячи возможных вариантов развития событий, и ни один из них даже отдаленно не был оптимистичным.

Несколько минут спустя, чувствуя себя ничуть не лучше, я подчинился неизбежному, поднялся на ноги, подкрался к дверям гостиной и попытался подслушать, о чем они говорят.

Стритер говорил спокойно и неторопливо, его вкрадчивый голос был полон лести. Эбби была не так безмятежна, легко соскальзывала в слезливую истерику. Я понял, что никогда не видел ее такой. Она всегда казалась мне довольно невозмутимой.

Стоит ли нам пожалеть Генри Ламба? В этом человеке есть что-то настолько нелепое, что мы не можем даже заставить себя проникнуться чувством жалости. Мысль о том, что кто-либо вроде его домохозяйки, еще не успев прийти в себя после предыдущего увлечения, удостоит его второго взгляда, совершенно абсурдна. Этот идиот Ламб всегда был для нее не больше чем игрушка в человеческий рост.

Даже теперь я толком не знаю, что происходило между ними, но когда в первый раз до меня донеслись разборчивые слова, они были произнесены его голосом.

Вот что сказал Джо Стритер: «Грядет новый мир. Если хочешь выжить, ты должна идти со мной. Останешься здесь — и все, что ты знаешь и любишь, сгорит».

Я согнулся в три погибели у замочной скважины, стараясь услышать больше, но не успел Стритер закончить свою речь, как дверь распахнулась, и я, как полный кретин, суетливо рванул назад, едва не споткнувшись.

Эбби со слезами на глазах остановилась в дверях.

— Ты подслушивал?

— Нет, что ты, — продребезжал в ответ я.

За ее спиной, по-акульи улыбаясь, стоял ее дружок Джо.

Моя домохозяйка вышла в коридор и хлопнула дверью перед носом Стритера.

— Не могу поверить, что ты подслушивал, — сказала она.

— Да, не можешь?

— Дай нам пару минут, договорились? Нам нужно многое обсудить.

Как можно более ровным голосом я произнес:

— Могу себе представить.

— Мне тяжело. Я запуталась.

— А что, по-твоему, чувствую я?

— Милый, пожалуйста.

Я выдавил горькую улыбку.

— А знаешь, он совсем не то, что я ожидал.

Эбби натянуто улыбнулась — выжидательно, с надеждой.

— Да? Это почему?

— Я и представить не мог, что он такой вонючий урод.

Долгая хрупкая пауза.

— Ты меня разочаровал. — В ее глазах появилась холодная рассудочность, которой я прежде в них не видел. — Это недостойно тебя.

Она открыла дверь в гостиную, и на мгновение передо мной предстала почти невероятная картина. Я не уверен, что видел именно это или что это не было игрой моего воображения, заполнившего пробелы всем тем, что мне удалось узнать, но теперь я почти не сомневаюсь, что видел в руках Стритера шприц с бледно-розовой искрящейся жидкостью.

Потом Эбби захлопнула дверь, и больше я ничего не видел.

Представьте себе подлинную сцену происходившего. Хорошенькая девушка, обреченная пережидать апокалипсис в обществе холодного, как дохлая рыба, типа, исполняется радости, увидев предмет своей прежней страсти. Соревнование прекращается, еще не начавшись, побеждает тот, кто лучше, и теперь остается только изыскать способ избавиться от постояльца.

Дальше последовали шумовые эффекты — приглушенное изъявление любви, влажные, чмокающие звуки, стон наслаждения, раскатистый мужской смех. Потом легкие шаги по комнате, звук открывающейся двери, и перед моими глазами снова предстал Джо Стритер.

— Генри Ламб! — воскликнул он, подходя ко мне. — Сверхъестественное совпадение.

— Я не верю в совпадения, — сказал я, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Как бы не так.

Блондин просиял еще одной свирепой улыбкой. Потом молча и деловито, словно выполнял привычную работу, которую хочется поскорее закончить, быстро и сильно ударил меня в живот. Не готовый к этой вспышке насилия, я сложился пополам от боли. Изо рта у меня пошли рвотные пузыри. Стритер разогнул меня и сделал это еще раз — нанес сокрушительный удар мне под ребра. Я пошатнулся, будучи совершенно неспособен оказать хоть малейшее сопротивление, и тут увидел Эбби — она с ужасом наблюдала, как умело дубасит меня ее любовник, подняв руку к лицу, словно хотела отогнать от себя эту страшную картину.

Какая бурная фантазия.

А по нашей теории, девушка просто смеялась, руку же подняла ко рту всего лишь для того, чтобы скрыть улыбку.

Стритер отволок меня в гостиную, схватил стул от стола и усадил. Я предпринял мрачную, суетливую попытку бежать, которая быстро и решительно была пресечена. Джо вытащил откуда-то рулон липкой ленты (не исключаю, что он принес ее с собой) и примотал меня к стулу, с умелой эффективностью зафиксировав мои руки и ноги, потом заклеил мне рот. От металлического привкуса крови меня затошнило.

Закончив, Джо Стритер подмигнул мне.

— Порядок, шеф?

Эбби прикоснулась к руке блондина.

— Это и правда необходимо?

Стритер ответил ей поцелуем, и мне оставалось только смотреть, как ее губы явно не без удовольствия встретились с его.

Джо оторвался от нее и вздохнул.

— Пойдем в спальню, — сказал он, и голос его прозвучал небрежно и властно, с уверенностью, что он не услышит отказа. Моя Эбби улыбнулась и повела его из комнаты.

Следующие несколько минут были для меня трудноваты — прикрученный к стулу, обездвиженный, в равной мере чувствуя вкус крови и стыда, я слышал все, что происходило в соседней комнате. Эбби и Джо в спешке расшнуровывали ботинки, расстегивали пряжки и пояса, я слышал, как шуршит срываемая с тела одежда, а потом — скрип матраца, настойчивый стук изголовья, стоны и повизгивания, выкрики наслаждения. Я спрашиваю себя, получала ли она удовольствие. Я спрашиваю себя, как она могла.

Конечно, она получала удовольствие. А как же иначе? От робких поползновений Генри Ламба, неуклюже осуществленных и неумело проделанных, у нее даже пульс не учащался. Перед ее мысленном взором всегда возникало гибкое тело Джозефа Стритера. Все время, что она провела с Генри, каждый раз, когда постоялец целовал ее, ласкал или осторожно ощупывал, она думала о Джо. И когда в тот день Стритер повел ее в постель, это было как возвращение домой. А восхитительный взрыв сладострастия лишь подтверждал сделанный ею выбор.

Когда все закончилось, Эбби зашла попрощаться.

Она спросила, не плачу ли я. Я мрачно замотал головой.

— Ты, наверное, спрашиваешь себя почему… Почему я выбрала его, а не тебя. Тебе, наверное, больно. Ты мучаешься.

Я согласно простонал сквозь клейкую ленту.

— Мне неприятно это говорить, Генри, но это было закономерно.

Я снова простонал.

— Ты слишком хороший, — сказала она. — Тебе нужно стать немного потверже. Джо — другое дело. Он твердый как железо.

«Это не ты, — хотел сказать я. — Боже, Эбби, это совсем не ты».

— Джо знает, чего я хочу, — сказала она. — А ты… ты так и не понял меня за все это время. — Она печально улыбнулась. — Но мы останемся друзьями. Больше чем друзьями. Больше чем просто приятелями.

Я покачал головой.

— Послушай, нам с Джо пора уходить. У нас еще много дел. Извини. Честно. — Она поцеловала меня в лоб и вышла.

Я услышал, как хлопнула входная дверь, повернулся ключ в замке, а потом наступила тишина.

Наверное, я потерял сознание. Когда я открыл глаза, было уже темно, кровь у меня на запястьях засохла, и я испытывал невыносимо сильное желание помочиться. Но я был не один. За дверью слышались какая-то возня.

Кто-то пришел за мной? У Эбби проснулась совесть, и она вернулась? Дед?

Я услышал стук двери, потом чьи-то шаги и свое имя, произнесенное шепотом. Искорка надежды загорелась во мне.

Потом свет в глаза. Фонарь, направленный в лицо. Протянутые ко мне руки.

Я исступленно замычал вместо приветствия.

Мои спасители ухмыльнулись.

— Хэлло, сэр!

— Как дела, старина?

Рыжий содрал ленту с моего рта, и я вскрикнул от боли.

— Видок у вас хиловатый, сэр!

— Пожалуйста, — пробормотали. — Пожалуйста… Пожалуйста, помогите мне. Я знаю, между нами есть разногласия. Но ради бога, отпустите меня.

Один из них хохотнул.

— Извини, ягнячья котлетка. Но карты легли иначе.

Хокер потащил меня за руки и вытянул их из ленты так, чтобы обнажились запястья.

— Мы вам никогда не рассказывали о нашем перочинном ножичке? — спросил Бун.

— Странно, если не рассказывали, сэр, — фыркнул Хокер. — Мы всем рассказываем. На этом ножичке есть и открывашка для бутылок, и штопор, и такая штучка, чтобы выковыривать камни из лошадиных копыт.

Давление в мочевом пузыре стало невыносимым, и наконец я, к своему стыду, почувствовал, как теплая струя полилась в штаны, быстро пропитывая ткань.

Хокер сунул руку в карман своего блейзера. С нескрываемой гордостью он извлек оттуда длинный нож и поднес его к моему левому запястью.

— Пожалуйста! Что вы делаете? — закричал я.

Бун ухмыльнулся.

— Мы хорошие ребята.

— Мы самые крепкие парни в школе.

— Мы делаем только то, чего хотел ваш дедушка.

Холодная сталь на моей коже.

— Я бы не волновался, сэр.

— Выше нос, мистер Л.!

— Все это часть плана.

— Часть Процесса это все.

Хокер врезался в мое запястье, быстрыми вертикальными движениями добираясь до вен. Кровь заструилась из раны. С ужасающей ловкостью он сделал то же самое со второй рукой.

Когда я закричал, Бун прикоснулся пальцами к краю своей шапочки.

— Боюсь, нам нужно бежать, сэр.

— Но мы хотим вам сказать, что знакомство с вами было истинным наслаждением.

— Мы здорово повеселились.

— Такие шуточки!

— Такие розыгрыши!

— Тю-тю, сэр!

— Чирик-ку-ку!

Издав запах фейерверка и шербетных леденцов, они замерцали тусклым светом и исчезли, а я остался один в этой треклятой комнате, уже ослабевший настолько, что был не в силах кричать. Я лишь смотрел, как жизнь красной лужей вытекает из меня на пол. Я смотрел, пока это не стало для меня невыносимым. Я закрыл глаза, забылся в боли и сделал несколько последних вздохов.

Немного погодя сердце мое перестало биться, и я погрузился в темноту.