Люди и боги

Я заглянул в зерцало Бытия…

Прозрачный звон слегка коснулся слуха…

Чу! — за спиной стояла побируха!

«Ты — Смерть моя?» — едва промолвил я.

«Я — Жизнь твоя…» — прошамкала старуха.

— Кто толчется у дверей

Шито-крыто, как еврей?

Кто там круть да верть?

Ты, подруга Смерть?

— Не боись, что я с косой,

Не дичись, что глаз косой…

Я не Смерть, а Жизнь!..

Что, признал, кажись?!.

Мне назойливая муха надоела,

До отвала попила меня, поела

И над ухом, ненасытная, жужжит…

Мне противно, я устал, как Вечный жид.

Кто-то сзади кашлянул и молвил глухо:

«Отче правый! Ну какая это муха?

Вас послушаешь — хоть со смеху ложись!

Это Жизнь, мой неразумный! Это — Жизнь!»

Бурый ворон! Пропащая птица!

Сердце сковано высью.

За веками размыта граница

Между смертью и жизнью…

Жизнь — долга. Да и степь — не короче.

Страшен крест милосердья!..

Смертной пленкой подернуты очи…

Пропадешь от бессмертья!

Я ворону крикнул: «Здорово, старик!»

Но ворон степной не услышал мой крик.

Я крикнул утесу: «Здорово, старик!»

Гранитного слуха не тронул мой крик.

Я солнышку крикнул: «Будь славен твой век!»

И ветер ответил: «Молчи, человек!»

Вечная тема моя —

Зеркало, ворон, змея.

Стало быть, в этом я — спец

(Зеркало. Ворон. Слепец).

Мерзну под лестницей я

(Зеркало… Ворон… Змея…).

Хрупаю постный супец

(Зеркало. Ворон. Слепец).

Сыто глумятся друзья

(Зеркало, ворон, змея).

Дарит монетку скупец

(Зеркало! Ворон! Слепец!).

Спит Магдалина моя…

Зеркало… Ворон… Змея…

Обшарпан и нелеп, как силосная башня,

Незрячий вопросил: «А что там, за холмом?»

Чур, знаю — не скажу. Но, ежели с умом,

Не все ли нам равно, а что там — за холмом? —

Не ведает никто… Наверно, просто — пашня…

«Как хороша над морем лунность!» —

Вздыхала юность.

«Я пью за дружество и смелость!» —

Басила зрелость.

«Умрете все!» — глотая ярость,

Шипела старость.

Среди катастроф и смещений

И прочих космических дел

Витает лирический гений, —

Какой допотопный предел!

Осины осенняя алость…

Овражек звенит ключево…

Попробуй убрать эту малость,

И в Космосе нет — ничего.

Считай судьбу наукой! —

Чу! — средь ночных миров

Ты подтверждаешь мукой,

Что жив ты и здоров.

Ты должен свежей болью

Примять былую боль,

Присыпать раны солью…

Не в том ли жизни соль?!

Торчало солнце смешным бугром.

Был лес, как витязь, рекой обвязан.

Но в ясном небе прогаркал гром:

«Рожденный ползать — взлететь обязан!..»

Рванулся к небу ползучий гад!

Прижала гада земная сила!

Цикады прянули наугад…

Лягуха в травах заколесила…

Не дай нам, небо, земных наград!

Со скоростью света наука

Ворвется в трехтысячный год.

А древность со скоростью звука

Конечно же, в Лету падет.

Но ты содрогнешься, потомок,

Когда через сердце твое

Державинской оды обломок

Пройдет, как живое копье!

Судьба Венере обрубила руки,

Чтоб не ласкала смуглого подпаска,

Чтоб не хлебнула бабьего позора,

Чтоб не стонала: «Я — твоя рабыня!..»

Венера ударила бога! —

За то, что лобзался убого.

Венера ударила черта! —

За то, что терзал непритерто.

За вечные женские муки

Отсохли Венерины руки.

Старец говорит: «Каменею, терпя.

Чувствую земной холод».

Дева говорит: «Полюбила б тебя,

Если бы ты был молод».

Дева говорит: «Грудь от жажды горит!..

Перейми мою жажду!..»

Старец говорит: «Нас луна укорит.

От ее луча стражду».

Старец говорит: «Что такое Господь?!

Утро нам сулит муку».

Дева говорит: «Погаси мою плоть…

Положи на грудь руку…»

Дева говорит… Старец говорит…

Брачный небосклон синим льдом горит…

Ледяная близь!.. Ложе!..

Как смертельна жизнь!.. Боже!..