Некоторые вопросы методологии

Научное исследование истории религии возникло относительно недавно, в Италии же оно только зародилось. Его развитию в нашей стране всегда препятствовали, с одной стороны, учения теологических школ, которые считают религию «откровением» и в истории религии, в движении к полному христианскому «откровению» видят большую или меньшую степень удаления от этого изначального сверхъестественного вмешательства, с другой стороны, предубеждения представителей абстрактного позитивизма. Последние нередко впадают в банальный антиклерикализм, рассматривая верования масс лишь как результат невежества и суеверия, обмана, который в той или иной степени осознанно используют касты священнослужителей.

Высокомерное и пренебрежительное отношение итальянской идеалистической школы к народу, который удерживают на уровне, не позволяющем перейти от наивной веры к более высокой стадии мышления, выражается также в постоянном стремлении сорвать всякое оригинальное исследование в области религии; подобные изыскания ограничиваются одним только изучением первоначального опыта человека[1]. Известно, что в 1908 году Бенедетто Кроче дошел до одобрения преследований Ватиканом католического модернизма, который пытался, хотя и весьма непоследовательно и нерешительно, открыть путь к большей конкретизации исследований религиозного развития человечества. Подобное положение сохранилось, оно и поныне тяжело довлеет над всей нашей культурой и усиливает монополию церкви в области изучения истории религии.

Между тем в истории религии, одной из наиболее поучительных и всеобъемлющих форм общественного сознания, отражается история самого общества. Именно поэтому история религии не могла стать наукой до тех пор, пока не приобрело научного характера изучение самой общественной жизни.

Не умея объяснять явления природы и общества, люди в какой-то мере все же осознавали окружающую их действительность в религиозных представлениях. Религия «является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни"[2],- указывал Энгельс в 1878 году.

Явления природы, законов которой люди еще не знают, представляются им слепыми и могущественными силами, и человек стремится воздействовать на них обрядами и в конце концов постепенно персонифицирует их.

«Страх создал богов», — читаем мы в одном хорошо известном фрагменте древнеримского поэта[3], и в этом утверждении, несомненно, есть доля истины, поскольку в первобытном мире не могло быть никакой более ранней, чем страх, формы представления о неизвестном. Но боязнь земного господина исторически предшествовала боязни господина на небесах. Она возникла, когда наряду с силами природы выступили новые общественные отношения, которые, казалось, господствовали над человеком извечно и с той же мнимой непостижимостью, что и природа. Человек страшился мук угнетения, боли, бедности — они-то и были подлинными социальными корнями религии, их и нужно иметь в виду при историческом изучении религии.

Однако современная наука должна рассматривать религию не только как отражение в области идеологии этого крайнего ничтожества человека, но и как выражение его протеста против этого фактического его убожества, которое не исчезнет до тех пор, пока человек не сделает свои общественные отношения такими же разумными, какими он желает сделать свои отношения с силами природы[4].

В религиозных верованиях масс часто выражается элементарная потребность в справедливости, жажда добра и счастья на земле. Во внушительных религиозных движениях, таких, как мессианство евреев, в культах таинств, в христианстве первых веков и в средневековых ересях отражаются подлинные и определенные революционные настроения, характер которых сохраняется, даже если чаяния верующих отвлечены поисками потустороннего выхода, иллюзорного или несомненно реакционного.

Марксизм и религия

Излишне подчеркивать, что марксизм не собирается уничтожить религию, как обычно — наивно или небескорыстно — утверждают в полемике на эту тему. Он стремится объяснить ее происхождение и ее функции в истории общества.

Марксисты не отвергают ни религию, ни мораль, ни философию.

Они попросту считают, что не существует абстрактных «вечных истин», что при изменении условий жизни людей и их общественных отношений меняются и их представления, их идеи. Короче говоря, меняется также их сознание. Так было при переходе от античной эпохи к феодальному обществу, когда старые религии средиземноморского мира были заменены христианством; так было в эпоху революционной борьбы рождающейся буржуазии, когда католической религии противостояла протестантская реформа, просвещение, свобода совести. Еще более существенные перемены произойдут с исчезновением эксплуатации большей части общества в пользу незначительного меньшинства, после перехода власти от буржуазии к рабочему классу.

Однако старые идеи исчезнут окончательно только тогда, когда будут полностью изжиты все антагонистические классовые противоречия и их пережитки в сознании людей; но разумеется, такое изменение нельзя совершить административным путем, оно требует длительного периода исторического и социального преобразования.

Энгельс высмеял в «Анти-Дюринге» того премудрого немецкого философа, их современника, который утверждал, что в новом обществе религия будто бы будет упразднена декретом.

Господствующие классы, которые, по существу, ищут в религии только защиты их земных интересов, толкают, однако, людей на междоусобную борьбу за то, что ожидает их в мире ином, чтобы иметь возможность спокойно эксплуатировать их па земле.

Как известно, Ленин очень ясно объяснял в одной из статей еще в период революции 1905 года, что «единство этой действительно революционной борьбы угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе"[5]. Мы видим, что произошло в Советском Союзе и других социалистических государствах, твердо стоящих на почве марксистского учения. Традиционные религии народов этих стран не только не упразднены, но церкви гарантирована полнейшая свобода, и прежде всего свобода от позорной обязанности служить орудием господствующих классов, с помощью которого они удерживают в повиновении огромное большинство населения.

Не нужно при этом забывать, что эти новые государства не занимаются проблемами теологии и никогда не стремились придать религии «новую форму».

Социализм не религия, а научное понимание мира и жизни. Социалистический рабочий класс не несет на своих знаменах путаного лозунга уничтожения религии, па них начертан прогрессивный лозунг уничтожения эксплуатации человека человеком.

Современные статистические данные

Статистические сведения о современном распределении религий на земном шаре имеют лишь относительный интерес для историка религии.

Прежде всего, такие сведения лишены серьезного фактического обоснования. В распространенных руководствах человек считается мусульманином, христианином, буддистом или конфуцианцем в соответствии с его национальной принадлежностью и гражданством, безо всякого учета характера среды, в которой он живет, и той или иной конкретной идеологии нашего времени, особенно там, где создаются новые условия для перехода к высшей фазе цивилизации.

Далее, эти статистические показатели ни в коей мере не учитывают процессов развития отдельных религий. Современный католицизм и раннее христианство — сравним их в качестве примера — это две разные религии. В наше время различия между многими разновидностями христианства (католицизм, протестантизм, православие) больше, нежели между христианством в целом и другими крупнейшими религиями периода перехода от рабовладельчества к различным типам экономической организации общества, основанным на крепостничестве и феодализме (буддизм, иудаизм эпохи изгнания, мистические культы, ислам и т. д.).

Наконец, подобные данные страдают от крайней неточности статистических обследований населения земли.

Перед последней войной население земного шара составляло примерно 2 миллиарда человек. Сейчас статистика ООН насчитывает свыше 2 миллиардов 500 миллионов, или, еще точнее, 2 миллиардов 700 миллионов человек. Однако это преимущественно ориентировочные подсчеты, которые можно принять лишь условно.

Тем более неточны и спорны данные о различных культах, затрагивающие престиж соперничающих церквей.

«Учебник для католических миссий» Аренса приводил в 1925 году следующие цифры, касающиеся наиболее распространенных религий[6]:

Католики: 300 млн.

Протестанты: 230 млн.

Православные: 140 млн.

Буддисты и сторонники других религий Восточной Азии (очевидно, даосы, конфуцианцы, синтоисты и пр.): 490 млн.

Мусульмане: 250 млн.

Брахманисты (индуисты): 240 млн.

Прочие (язычники): 115 млн.

С теми же оговорками следует относиться и к более поздним сведениям, хотя они дают некоторое представление об относительном распространении основных религий нашего времени и помогают устранить многие предрассудки и предвзятые мнения.

Именно в этих целях мы даем следующую таблицу, относящуюся к 1955–1956 годам (в миллионах человек):

Первобытные культы (тотемизм, анимизм, фетишизм) 50

Индуисты (и сикхи): 240

Конфуцианцы (и даосы): 300

Буддисты: 500

Иудейская религия: 10

Христиане: 780

Католики: 400

Протестанты: 240

Православные: 120

Несторианцы, копты, эфиопы и др.: 20

Мусульмане (сунниты и шииты): 400

Синтоисты: 20

Неверующие: 200

Всего: 2 500

Бросается в глаза пристрастный характер этого деления на религии.

Подлинно первобытные культы ныне весьма редки, поскольку влияние более развитых обществ часто сказывается даже на австралийских племенах или на тех человеческих группах, населяющих африканские и южноамериканские леса, которые рассматриваются как первобытные. С другой стороны, элементы тотемизма, первобытной магии, анимистических и фетишистских верований сохраняются, как мы увидим, во всех религиях, рожденных в более поздние исторические эпохи.

Старая религия Зороастра, легендарного иранского современника великих реформаторов VII–VI веков до н. э. — от Будды и Конфуция до израильских пророков, — насчитывает теперь немногим более 100 тысяч приверженцев среди парсов в районе Бомбея, в Индии. Но ее историческое и культурное значение не может, разумеется, измеряться в цифрах, которые теряются среди других цифр в общей статистике. Исповедовавшиеся в Индии с незапамятных времен и поныне очень распространенные культы лишь условно можно включить все в одну рубрику под названием индуизма или брахманизма, поскольку влияние массовых религий, которые появились в стране много позже или были навязаны извне, от буддизма до ислама, глубоко изменили древнюю ведическую идеологию.

Японский синтоизм, связанный с культом императора, еще в 1900 году гордился своими храмами, их было более 3 тысяч, но военный и социальный крах 1945 года нанес смертельный удар всей религиозной структуре нации, от чего выиграли негосударственные церкви или учения с более рациональным пониманием мира и общества. Подобные примеры можно было бы умножить.

Что, далее, сказать о рубрике «неверующие»? В нее статистики легко и беззаботно включают и буржуазных рационалистов-безбожников, число которых крайне трудно учесть, и всех коммунистов.

Несомненно, марксистское мировоззрение предполагает исчезновение религиозного отражения мира, «когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой»[7]. Но, как уже указывалось, идеологические, и в первую очередь религиозные, пережитки сохраняются длительное время и обнаруживают большую стойкость, чем сама экономическая и социальная структура общества, их определяющая.

Марксизм несовместим с какой бы то ни было формой религиозной веры, но не все люди, которые борются под знаменами коммунизма за уничтожение на земле экономической эксплуатации и социального гнета, отказываются при этом от своих религиозных убеждений С другой стороны, все большее число трудящихся, молодых рабочих и интеллигентов, мужчин и женщин, из года в год приходит к чисто научному пониманию мира и жизни, особенно в странах, где уже существует или создается общество без антагонистических классов.

Более показательна и, пожалуй, по своей форме ближе к действительности та же таблица распределения религий, но выраженного в процентах, а не в абсолютных цифрах:

Первобытные культы: 2%

Индуисты (я сикхи): 9,6%

Конфуцианцы (и даосы): 12%

Буддисты: 20%

Иудейская религия: 0,4%

Христиане: 31,2%

Католики: 16%

Протестанты: 9,6%

Православные: 4,8%

Несторианцы, копты, эфиопы и др.: 0,8%

Мусульмане: 16%

Синтоисты: 0,8%

Неверующие: 8%

Эти сравнительные данные позволяют нам сделать некоторые не лишенные интереса выводы.

Прежде всего, мы видим, что христианскую религию исповедует в настоящее время менее трети населения земли.

Однако в действительности это число еще меньше, поскольку множество мужчин и женщин, которых официальная статистика причисляет к христианам, не исповедуют никакой религии. Эти люди были бы весьма удивлены, узнав, что их зачислили в верующие. Следует, кроме того, сказать, что процент христиан вряд ли когда-либо возрастет. Колониальные революции и борьба за национальное освобождение в Китае, Индии, Бирме, Индонезии, арабских странах, в Африке практически положили конец обращению в христианство инаковерующих католическими или протестантскими миссиями — и не потому, что их «евангельской» деятельности чинят препятствия или она подвергается гонениям. Просто, несмотря на благие намерения многих миссионеров, сотни миллионов людей связывают их присутствие с грабительским капиталистическим проникновением. Вначале миссионер, затем купец, за ним пушки — вот история более чем трехсотлетней колониальной политики.

Таким образом, нельзя ожидать больших изменений в результате новых обращений. Впрочем, происходят внутренние перемещения групп верующих различной ориентации: из протестантизма в католичество, например в Соединенных Штатах, из католичества в православие в некоторых странах Центральной и Восточной Европы, но общий процент христиан не склонен изменяться. Из статистики следует, далее, что католики и мусульмане после многовекового соперничества и временами жестокой борьбы пришли к численному равновесию. Их силы в основном уравнялись: около шестой части населения земного шара в каждом лагере. Можно предположить, что это соотношение, при всех происходящих изменениях, также не должно существенно измениться.

Буддисты, включая все их разновидности, более многочисленны, чем христиане-католики (примерно на одну четвертую часть), их вдвое больше, чем протестантов, которые сосредоточены преимущественно в Соединенных Штатах, Англии, Германии, Скандинавских странах и Австралии (включая евангелистов, лютеран, англикан, кальвинистов, методистов, баптистов, пресвитериан, адвентистов и пр.).

Напомним, наконец, что приверженцы иудейской религии до прихода к власти в Германии нацизма насчитывали более 16 миллионов человек, из которых свыше 10 миллионов находилось в Европе. Ныне, согласно подсчетам Всемирного еврейского конгресса, их число сократилось до 10 миллионов, из них 4 миллиона живет в Европе (2 миллиона в Советском Союзе) и приблизительно 800 тысяч в Палестине[8]. Расистское варварство, поддержанное и «теоретически обоснованное» в Италии гнусной группкой политиков, университетских и фашистских лжеученых, привело к смерти в лагерях уничтожения, в газовых камерах, в тюрьмах и в сожженных домах свыше 6 миллионов людей, которые исповедовали иудаизм.

От истории мнимой к истории подлинной

Какими критериями должны мы руководствоваться, чтобы наша классификация религий соответствовала законам исторического развития общества?

Для теологов, какую бы форму религии они ни рассматривали, разграничительная линия всегда одна и та же: только моя религия истинна, все остальные ложны. Так рассуждают буддийский монах, толкователь Корана, священник-синтоист, протестантский проповедник, иезуитский наставник. К подобным взглядам люди пришли не сразу, а путем долгого и постепенного развития.

Каждый класс стремится предстать в облачении вечной, непогрешимой и абсолютной истины[9]. Члены общества, разделенного на классы, перенося в область идеологии известные им общественные и экономические отношения, не могут представить себе иной свободы, чем их свобода; какой-либо другой, а не их справедливости; морали, отличной от их морали; иной, а не им свойственной религии.

Между тем народы, которые неточно называют примитивными[10] и которые еще не знают классового расслоения общества, не считают тот или иной культ, свойственный данному племени, непримиримым с культами соседних племен. Для этих народов источник всех культов — действительность. На этой стадии религиозного развития захват символа, представляющего божество племени, означает в то же время овладение соперничающим божеством, обеспечение защиты и помощи с его стороны.

Когда начинает обрисовываться новая общественная структура, это свойство религиозной идеологии изменяется, но не теряется целиком.

Так, наиболее древние библейские тексты показывают, что племенное божество еврейского народа на деле не является ни единым, ни единственным богом, исключающим все другие. Иудеи были обязаны только ему воздавать культовые почести, но в действительности они не подвергали сомнению истинность и реальность других божеств — Ваала или богов ханаанских племен, которые ранее владели Палестиной. Лишь в более поздний период, когда страна оказалась окончательно в руках евреев, чужие божества попали в подчиненное положение и в конце концов были отождествлены с демонами, враждебными божеству победившего племени. Но и тогда в представлении народа эти божества продолжали действительное существование.

Религиозная нетерпимость со всеми ее печальными и кровавыми последствиями, которая знакома людям с древнейших времен и свирепствует в наши дни более чем когда-либо, оказывается, таким образом, порождением классового общества и несовместима со всеми формами организации общества, не знающего гнета и эксплуатации.

Не менее условно и проводимое теологическими школами деление на религии монотеистические, которым свойственна вера в одного бога, и религии политеистические, называемые также идолопоклонством и язычеством.

Несколько поколений миссионеров, собиравших разрозненные и противоречивые сведения о жизни и обычаях первобытных народов и толковавших их в свете своих апологетических представлений, создали некую книжную историю религиозного развития человечества. Желая во что бы то ни стало навязать христианское понятие «откровения», они задались целью доказать, что в самой сути цивилизации всех народов якобы лежит вера в некое «высшее существо», которое лишь различно определяется в соответствии с тем или иным местом, языком и обстоятельствами. И только значительно позже, утверждают они, в связи с вырождением нравов возник культ идолов с поклонением небесным явлениям и животным. Монотеизм великих исторических религий, как они называют иудаизм, христианство и ислам, является, следовательно, не чем иным, как возвращением к первоначальной вере.

Эта теория изложена — и не без претензий на эрудицию — в целой серии трудов известного католического этнографа проф. В. Шмидта, долгие годы преподававшего в Венском и Фрибургском университетах и пользовавшееся славой крупнейшего представителя «историко-культурной школы», исследовавшей происхождение идеи бога[11].

Теория эта стремится доказать то, что уже заранее принимается как доказанное, она совершенно не учитывает характера религиозной идеологии. Между тем и среди светских ученых подобные взгляды все еще насчитывают многочисленных сторонников.

Пытаясь как-либо объяснить «тайну» жизни и общества, люди всегда имели в своем распоряжении лишь те определенные средства, которые отражали реальные условия их существования. Когда человек был еще слишком близок к животному состоянию, он не мог уловить противоречия своего существования и свою зависимость от сил природы. Никакое проявление религиозной жизни не было возможно в эту эпоху.

Потребовался длительный процесс, чтобы человек мог осознать в религиозных представлениях новые формы общественной жизни. Многообразие сил природы, угнетавших беспомощного человека, порождает изобилие богов. Следовательно, то, что называют политеизмом, соответствует более древней стадии религиозного развития. И лишь после образования первых великих рабовладельческих монархий в Египте, Ассирии и Вавилоне, в Мексике и Перу, в Средиземноморье и в долинах великих рек Центральной и Восточной Азии началось постепенное формирование первых монотеистических религиозных представлений.

Сами люди создали богов по своему образу и подобию. Идея об одном господине на небесах не могла возникнуть прежде, чем конкретно утвердилась власть одного господина на земле.

Почти все другие подразделения религий исходят из явно второстепенных признаков идеологического и морального порядка и не имеют существенного значения. Таково, например, деление религий на природные и исторические — свидетельство странного понимания отношений между историей и природой[12]; или другое, внешне будто бы более научное деление на религии: племенные (религии первобытных народов, кельтов, славян, германцев, латинян и др.), национальные (религии Персии, Египта, Вавилона, Греции, Рима, Индии, Китая, Мексики, Японии и др.) и всемирные (иудаизм, буддизм, христианство и ислам).

Подлинно научная классификация религий не может быть проведена без правильного понимания самого происхождения религиозной идеологии и ее развития в сменяющих друг друга фазисах развития общества. Таким образом, следует говорить только о религиях первобытного общества, рабовладельческого, феодального и капиталистического обществ.

Тот, кто отступает от этого критерия, неизбежно придет, независимо от его научной подготовки, к вымышленной истории религии.

Загрузка...