Стоя над свежим могильным холмиком, я вдруг ощутил себя невыразимо одиноким и почти несчастным, хоть и был в обществе двух верных друзей-соратников, присутствовавших на скромной похоронной церемонии исключительно только из уважения ко мне.
Цветущие сытые лица Цыпы и Тома не выражали даже тени скорби или печали. Какие-то бесчувственные у коллег души, атрофированные к переживаниям и адаптированные к горю. В силу специфики их чуть ли не ежедневной грязно-кровавой работы, наверное. Впрочем, и среди профессиональных убийц довольно часто встречаются весьма тонкие, сентиментальные личности. Я наглядное тому подтверждение. Однажды, помню, чуть было не прослезился, увидев на трассе сбитую машиной и раздавленную собачонку. В натуре, хотя это была всего лишь самая обыкновенная беспризорная дворняжка.
Где-то высоко над нашими головами в густых ветвях деревьев беззаботно порхали невидимые пичуги, во все горло восхищаясь летним солнечным днем, но их певческие старания на сей раз ничуть не подняли моего настроения. Наоборот, веселый птичий щебет нагло вступал в диссонанс с проходящим траурным мероприятием и мешал мне тихо насладиться благородной печалью.
Если бы под мышкой находился верный десятизарядный "братишка", я, пожалуй, не пожалел бы пару-тройку "маслят", чтоб заставить глупых пернатых тварей угомониться.
Поминки устроили тут же на лесной поляне, в близком соседстве с могильным холмиком.
Цыпа разостлал на траве шерстяное одеяло, а Том выудил из багажника нашего "мерса" спиртное "горячительное" и нехитрую закусь, состоявшую из мандаринов, палки копченой колбасы, хлебного батона и трехсотграммовой банки красной зернистой икры.
Я благоразумно решил обойтись без чисто формальных прощально-заупокойных речей. Просто щедро окропил маленький сиротливый холмик марочным коньяком перед тем, как выпить самому. Но даже отлично выдержанный "Матр" не сумел оптимизировать мое психическое состояние. Стрелка барометра личного настроения как показывала на "пасмурно", так и замерзла там, негодяйка. Натурально-пакостное ощущение потерянности не исчезало. Кстати, мне уже пришлось испытать подобное чувство в нежном младенческом возрасте.
Как-то зимой отец вез любимое чадо, завернутое в ватное одеяло, на деревянных санках без спинки и без страховочных бортиков. В то весьма далекое время родитель мой как раз заканчивал философский факультет Уральского госуниверситета и готовил дипломную работу. В общем, мысленно постоянно витал в заоблачных эмпиреях, решая основной извечный философский вопрос – об отношении сознания к бытию. Поэтому, по ходу, и не заметил, что санки вдруг необычайно полегчали, освободившись от своего живого груза.
Мягко скатившись в сугроб на краю тротуара, я с удивленным отчаянием смотрел на быстро удалявшуюся родную фигуру в куцем драповом пальто и молчал. Разговаривать я тогда еще не умел, а зареветь в голос почему-то не догадался. Впрочем, в душевном дискомфорте пребывать мне пришлось совсем недолго – кто-то из прохожих строго указал незадачливому папаше на его безобразную расточительность в отношении собственного потомства. Кстати, я был и остался единственным чадом в семье. Так что потеря явилась бы для предков не банальным расточительством, а настоящим банкротством – катастрофой. Но это так, к слову.
– Пусть земля будет покойному Наркоше лебяжьим пухом! – торжественно провозгласил я, намахнув первую поминальную стопку и закусывая сочным мандарином.
– И чего, Евген, ты так расстраиваешься из-за какого-то глупого попугая? слегка посетовал Цыпа, самозабвенно уплетая столовой ложкой свое излюбленное рыбное лакомство.
– Тебе, браток, таких высоких материй не понять, – без лишних дипломатичных обиняков популярно "жеванул" я молодому соратнику. – Поясняю для легкомысленных: сегодня я похоронил не просто пернатого друга, а личную розовую мечту. Надеялся, что после смерти моего тела душа сможет вселиться в Наркошу. В одной брошюрке читал, что попугаи аж триста лет живут. Лафа! Впрочем, нагло наврали зоологи, как видно на примере Наркоши.
– Ха! – пренебрежительно скривил губы Том. – Если уж вселяться, так во что-нибудь более крупное. В крокодила хотя бы аль в тигра.
– Плосковато мыслишь, брат! – по-дружески сразу и прямо указал я Тому на его серьезный недостаток. – Летать завсегда лучше, чем ползать! Это еще Максим Горький верно подметил. А к мнению классиков я привык прислушиваться – коллеги как-никак.
– Ты про свое литературное творчество, по ходу, базаришь? – проявил некоторую догадливость Цыпа.
– Само собой! – Я не сдержал усмешки. – Не про наши же ежедневные головоломные дела! Всегда, правда, с летальным для кого-то исходом, но это же две большие разницы! Так говорят в Одессе.
Мы немного посидели на травке-муравке, скромно поминая усопшую пернатую тварь. Лишь Том позволил себе некоторую вольность, язвительно отозвавшись о пристрастии попугая к конопляным зернам, что и послужило причиной такой необычной птичьей клички.
Обратный путь до Екатеринбурга прошел в молчаливой тишине. Только колеса "мерса" мягко шипели по гравию дороги, пока не выехали на широкую бетонку шоссе.
Через час мы сидели в кабинете пивбара "Вспомни былое" и занимались обычными развлечениями: радовали желудки холодным пивом и сырными палочками, а глаза – очередным боевиком с Джеки Чаном в главной роли. Боевики чистой воды я не люблю – слишком часто приходится лицезреть их в реальной жизни, надоело. А вот фильмы Джеки – совсем иное дело. Кровавые перестрелки и зубодробительный мордобой подаются в них беззаботно-легко и весело – юмористично. Такая кинопродукция переваривается моей нервной системой со зверским аппетитом и с неподдельным удовольствием.
– Может, лучше "Титаник" прокрутим? – предложил Том. – Я вчера видеокассету купил. На эту грандиозную картину народ в кинотеатры валом валит. Прямо с ума все посходили!
– Вот именно поэтому и не желаю глядеть эту дребедень, – популярно пояснил я управляющему баром.
– Это совсем не дребедень! – попытался оспорить мой вердикт Том. – Фильм одиннадцать "Оскаров" урвал!
– А мне глубоко наплевать. Хоть сорок четыре! Во-первых, стадному чувству я как устойчивый индивидуалист совершенно не подвержен, а во-вторых, из чувства противоречия спецам смотреть не буду. Уяснил, браток? – Вскрыв следующую банку с пивом, я снова вернулся к завлекательно-развлекательной новинке Джеки Чана.
– И что вам здесь в кайф? – не хотел так просто капитулировать Том. Сплошное ж вранье! После таких падений и травм ни один нормальный человек не выживает, а ваш Джеки бегает и дерется как новенький!
– Ни хрена ты в искусстве не понимаешь, – снисходительно улыбнулся я, ставя сей печальный диагноз. – Гипербола и элемент фантастики украшают сюжет, как гирлянды новогоднюю елку. К тому же всяко в жизни бывает. Ты вот, к примеру, не так давно пулю девятого калибра в затылок схлопотал и выжил. Ненаучная фантастика, в натуре! Запамятовал?
Том тут же благополучно заглох, насупившись, и перестал наконец отвлекать меня от боевика, предавшись, видать, весьма грустным воспоминаниям.
Но досмотреть замечательный кинофильм мне не было суждено. Дверь бесшумно отворилась, и в кабинете нарисовался Студент, безуспешно пытавшийся стереть с губ широкий оскал идиотской ухмылки.
– В чем дело? – спросил я, слегка удивленный необычно веселой рожей одного из наших костоломов. – Обкурился, по ходу?
– Нет, Монах, – кажется, даже децал оскорбился Студент, справившись наконец с выкрутасами мимики. – Я наркотой не балуюсь, себе дороже. Рюмашку спиртного, правда, иногда употребляю, но без запоев. Гадом буду!
– Ладушки! – поспешил оборвать я сей панегирик Студента своим собственным добродетелям. – Покороче излагай!
– В общем, суть в том, что по общей зале бродит какой-то чокнутый чудак. Умственно неполноценный фраер, считаю. Даун.
– Какие основания к столь смелым выводам? – чуток заинтересовался я.
– А он к столикам подсаживается и базарит всякую чушь. Натуральный побегушник из дурдома. Верняк!
– Что именно базарит?
– Уговаривает грохнуть какого-то кадра, две "штуки" баксов сулит. Верняк лох законченный. Ребята на него глаз уже положили, Монах. Подозреваю, что уйдет отсюда он уже без своих долларов. А может, и без башки... Вот я и решил доложить, на всякий случай.
– Молодец! – похвалил я. – Давай-ка его сюда. Любопытно на такой экземплярчик взглянуть. Я ведь наивно считал, что кретины в Екатеринбурге давным-давно перевелись. В лагеря и на погост, имею в виду.
Когда дверь за Студентом закрылась, Цыпа выключил телевизор и вставил свое веское слово:
– Поосторожней с ним, Евген. Уверен – это ментовской провокатор. Гарантия!
– Мы тоже не лыком шиты, брат. Ошмонаешь его при входе на предмет наличия диктофона. Да и документики проверим заодно.
Сопровождаемый Студентом, в кабинет, мелко ступая и озираясь по сторонам, вошел белобрысый сорокапятилетний толстячок в крупных тонированных очках и добротной шерстяной "тройке" серого цвета.
– Как вас звать-величать прикажете? – елейным голосом спросил я, знаком отправляя Студента за дверь.
– Владилен Яковлевич, имею честь представиться, – проблеяла эта подозрительная овца, изо всех сил пыжась, чтоб выглядеть солидно и уверенно. Даже ладонь мне нагло протянул.
– Рад знакомству, уважаемый Владилен Яковлевич, – усмехнулся я и пожал его холеную руку с замечательно ухоженными розовыми ногтями. – Вы не станете возражать против некоторых необходимых мер профилактики?
Не дожидаясь ответа, дал знак Цыпе приступить к своим прямым обязанностям. Моего личного телохранителя то бишь.
Цыпа профессионально быстро "прохлопал" клиента, после чего на столе передо мной появилась целая куча разных карманных предметов.
– Ни оружия, ни микрофона при нем нет, – явно разочарованно сообщил подручный, порываясь произвести повторный шмон.
– Не суетись, братишка, – мягко осадил я его, впрочем, в глубине души весьма довольный рвением и ответственностью соратника, нависшего над растерявшимся Владиленом Яковлевичем, как хищный коршун над жирным голубем.
– В ногах правды нет, – щедро поделился я с новым знакомым частичкой народного фольклора. – Присаживайтесь, уважаемый.
Владилен Яковлевич, опасливо покосившись на Цыпу, не заставил себя упрашивать – устроился на краешке дивана и застыл там монументом, тараща на нас "квадратные" глаза через свои желто-коричневые "амбразуры". Очки имею в виду.
Я внимательно-придирчиво ознакомился с личными вещами странноватого гостя. Дорогое портмоне из тонкой лайковой кожи выглядело словно змея, только что заглотившая годовалого кролика. Правда, "лопатник" был битком набит всего лишь российскими деньгами. Ни долларов, ни дойчмарок я в нем не обнаружил. Не так уж прост сын Якова, раз валюту за "ликвид" при себе не держит. Если, конечно, "зелень" вообще имеется у него в наличии.
Из документов было только несколько визитных карточек, из которых следовало, что Владилен Яковлевич Кац является директором Шарташского рынка. Особое мое внимание привлек самый обыкновенный незапечатанный конверт. Точнее его содержимое. В невинном с виду бумажном квадратике лежала, как я сразу понял, фотография приговоренного "объекта". С глянцевого листочка на меня доброжелательно смотрел мужчина лет сорока довольно приятной наружности. Интеллигентной, можно сказать смело. Чем-то он смахивал на портрет писателя Тургенева – только без усов и бороды. Да и на голове "объекта" растительности было негусто, кстати. Но ранние залысины его ничуть не портили. Даже создавали некий своеобразный шарм. На обороте фотографии печатными буквами было выведено:
"Дягилев Иван Васильевич" – и предусмотрительно указаны его домашние координаты.
– Что за фраер? – полюбопытствовал я, вскинув прямой взгляд на гостя.
– Самый подлый человек из мне известных! – горячо и убежденно заявил Владилен Яковлевич, прижав ладони к груди, словно клятву давал.
– А почему, любезнейший, вы обратились именно сюда за разрешением столь личной и наболевшей, видать, проблемки? Не боитесь, что мы сдадим вас ментам? Или вы дурак с рождения?
– Я отличнейшим образом понимаю возникающие у вас сомнения, – кивнул Владилен Яковлевич и снял очки, должно быть, чтоб создать впечатление полной открытости и доверительности. – Но вы совершенно напрасно дуете на воду, уважаемый господин Монах.
– Откуда меня знаете? – спросил я, гася в пепельнице вдруг сильно загорчившую сигарету.
– Кто же в городе не знает знаменитый пивбар "Вспомни былое" и его владельца? – невоспитанно вопросом на вопрос ответил гость, хитро прищурившись голубенькими глазками. – Все знают, что здесь собираются только очень серьезные и ответственные люди без комплексов. Без всякой опаски им можно поручить любое трудное дело, и они его выполнят, не задавая лишних слов. За соответствующее денежное вознаграждение. В твердой конвертируемой валюте, естественно.
– Понятно. – Я с неподдельным живым интересом разглядывал этого самодовольного фарисея, явно неравнодушного в словесной игре к софистике и шулерским передергиваниям. – Все же на один вопрос я бы хотел получить объяснение. Чем вам так не угодил господин Дягилев? Где заслонил солнышко?
– Он наипервейшая сволочь! – с жаром продублировал свое прежнее высказывание Владилен Яковлевич, по новой водружая на мясистый нос тонированные очки.
– А слегка конкретизировать это утверждение можно? На вид Иван Васильевич производит впечатление весьма интеллигентной личности. Но я вполне допускаю, что в тихом омуте водятся черти. Внешность очень часто бывает обманчива то бишь.
– Вы совершенно правы, господин Монах! – солидаризировался со мной и с двумя народными пословицами заказчик "ликвида". – Именно им, обаятельно-благообразным – на первый взгляд – обликом, он и подкупает людей, втираясь в полное к ним доверие.
– Нельзя ли покороче, любезнейший? – слегка подстегнул я этого ярого любителя тянуть резину и ходить вокруг да около. – У нас, конечно, рабочий день ненормированный, но все же... Чем конкретно вам не угодил двойник Тургенева?
– Хорошо. Буду с вами, господин Монах, предельно откровенен, – словно делая мне огромное одолжение, вкрадчивым голосом сообщил Владилен Яковлевич, вновь снимая очки со своего мясистого шнобеля. – Мы с Дягилевым сослуживцы. Даже более того – он мой заместитель по хозяйственной части. Поначалу наши отношения были почти товарищескими, но с некоторых пор я стал замечать, что он люто меня ненавидит из-за своего подчиненного положения, которое он воспринимает почему-то как унизительное. В общем, банальная история заместитель начал меня подло подсиживать, возмечтав, видно, занять директорское кресло.
– Из чего вы сделали такой чудненький вывод? г– полюбопытствовал я, закуривая очередную "Стюардессу".
– Это очевидно. Лежит на поверхности, так сказать, – заявил Кац. – С недавних пор Шарташский рынок буквально трясет от всяческих, чуть ли не ежедневных проверок. Благодаря своим связям я точно выяснил – "телеги" в разные контролирующие организации пишет именно мой зам Дягилев. Сплошные домыслы и чистейшая клевета, конечно, но мое терпение лопнуло. Пора примерно наказать подлого интригана! Чтоб другим неповадно было! .
– Не слишком-то убедительная причина для ликвидации божьего создания, замечательно скопированного с великого русского литератора – усмехнулся я, разглядывая директора рынка так, как это обычно делают люди, увидав чрезвычайно редкое насекомое. Сороконожку, имеющую в два раза больше конечностей, к примеру.
– Почему же неубедительная?! – возмущенно удивился Кац, жадно рыская глазами по лицам моих подручных в поисках поддержки и понимания.
– Где гарантия, что вы, Владилен Яковлевич, через недельку не раскаетесь в содеянном и не побежите к ментам давать явку с повинной? – солидаризировался со мною Цыпа, пренебрежительно скривив губы. – У всех чинуш, Евген, совершенно задрипанные нервы, для серьезного делового мероприятия ни к черту не годятся, короче.
– Уверяю вас, господа, что мое решение насчет Дягилева твердо и окончательно! – заверил "заказчик" и даже слегка пошутил в доказательство крепости личной нервной системы: – Приговор обжалованию не подлежит, как говорится!..
– Ладушки! – подвел я итог своим размышлениям и сильно затянувшейся дискуссии. – Ответ на сделанное предложение вы получите сегодня в девятнадцать часов. Здесь же. Такой вариант устраивает, господин хороший?
– Вполне! – Кац рывком поднялся с места и смерил нас явно насмешливым взглядом, в котором ясно читалось без переводчика: "Цену вы просто себе набиваете, душегубское отродье!"
– Тогда до вечера, – доброжелательно кивнул я, сделав вид, что "читать" по глазам ни бельмеса не умею.
Когда дверь за гостем закрылась, Цыпа поспешил застолбить за собой (авторские права нынче дороги) "рационализаторское" предложение. Малооригинальное, впрочем:
– Деньги, считаю, надо за "ликвид" взять, но замочить не только заместителя, а и директора. Для полной страховки и гарантии нашей безопасности. Сварганю это мероприятие в самом лучшем виде, Евген, не сомневайся!
– Ты бы хоть изредка чисто для разнообразия менял репертуар! – чуток попенял я соратнику за примитивность и однобокость мышления. – Пока окончательное решение принимать не будем. Кто поспешит – тот людей насмешит, как верно утверждает русская народная мудрость. Сначала мне почему-то очень хочется с тургеневским дубликатом встретиться и побазарить о том о сем. Якобы случайно, ясно. Было бы в кайф получить подтверждение и двум другим пословицам: "внешность обманчива" и " в тихом омуте черти водятся".
– Зачем тебе это? – не просек Том тонких движений моей натуры.
– Для успокоения личной совести, – популярно разжевал я соратнику главный мотив. – Как у всех глубоко творческих личностей, она у меня сильно нежная и чуткая. Сам такие простейшие вещи понимать должен, коли лирические стишки кропаешь в свободное от работы время! Ладно, не хмурься, это я так, к слову. Пойдем, Цыпа, покатаемся чуток по родному городу.
Небесное светило уже во всю дневную мощь шпарило из своих солнечных "огнеметов", успешно плавя асфальт тротуара. Забравшись на заднее сиденье "мерса", я поспешно задействовал стационарный кондиционер, чтобы освежить салон машины, сильно напоминающий в данный момент жаркую духовку. Я же не цыпленок-табака, в натуре.
– Куда двинем? На Шарташский рынок? – уточнил маршрут Цыпа, заводя мотор нашего германского автотранспорта.
– Нет, браток. Сперва проверим наличие господина Дягилева по домашнему адресу. Так как нынче понедельник, то вполне вероятно, что он законно отдыхает от дел своих неправедных.
Указанная на обороте фотографии девятиэтажка стояла на тихой улице Сакко и Ванцетти в симпатичном окружении подстриженных тополей и симметрично растущих кустов акации. Еще раз с удовлетворением убедился, что с озеленением Екатеринбурга все у нас в порядке. Ништяк то бишь.
Оставив Цыпу стеречь наши "колеса" на близлежащей автостоянке, я бодро направил личные стопы во второй подъезд на свидание с мерзопакостным "Тургеневым".
Нужную мне квартиру без всяких хлопот обнаружил на лестничной площадке пятого этажа. Надавив на квадратную кнопку электрозвонка, результата я ждал совсем недолго. Щелкнул допотопный "английский" замок, и дверь слегка приоткрылась, удерживаемая короткой стальной цепочкой.
"Бдительный тип!"– с неудовольствием мысленно отметил я, пытаясь разглядеть стоявшего за дверью человека. Но в прихожей было полутемно, и моим глазам удалось лишь различить, что это высокий мужчина довольно солидной комплекции. С подобным тяжелым экземпляром лучше не грубить и вежливо-уважительно базарить либо тут же бить кастетом по башке. И, чтоб крупно не рисковать, ударов должно быть сразу несколько. По виску и затылку – самое надежно-результативное.
– Вам кого? – не слишком любезным тоном спросил открывший фраер, прервав мои деловые размышлизмы. Рабочеподготовительные прикидки то бишь.
– Если не ошибаюсь, господин Дягилев? Иван Васильевич? – по возможности бархатным голосом уточнил я, старательно изобразив доброжелательность не только профессионально отработанной улыбкой, но и открытым искренним взглядом. – Я к вам по делу.
Тип в дверном проеме несколько секунд молчал, придирчиво изучая, по ходу, мою честную физиономию, затем звякнула снимаемая цепочка, и деревянная преграда отворилась, давая мне свободный доступ к "объекту".
– Проходите. Я тот, кто вам нужен. Какое у вас дело? – Не дожидаясь ответа, хозяин квартиры прошел в гостиную и там обернулся ко мне, саркастически скривив губы: – Только не пугайтесь, пожалуйста...
Я даже слегка оскорбился на донышке души – Иван Васильевич явно сильно недооценивал крепость моей нервной системы. Был о ней самого невысокого мнения, короче.
Дабы наглядно доказать его ошибку на мой счет, я хотел было рассмеяться, но вовремя сдержал порыв. Для проявления особой веселости не было оснований, Иван Васильевич меня просто-напросто не поймет. И будет, безусловно, прав.
Хотя зрелище было довольно-таки забавное – невероятно опухшее лицо заместителя директора очень смахивало на негритянское, так как являло, собой сплошной фиолетовый синяк, обильно разрисованный ссадинами и царапинами. Заплывшие красные глаза пристально смотрели на меня, словно ожидая, что я сейчас моментально хлопнусь в обморок. Конечно, откуда господин Дягилев может знать, что мне в жизни много чего довелось повидать.
– Кто это с вами так грубовато поработал? – полюбопытствовал я, водрузив наличный фэйс подходящую случаю маску сочувствия.
– Это вас не касается! – огрызнулся хозяин квартиры. – Так что за дело? Прошу без длинных предисловий!
– Не стоит так нервничать! – слегка попенял я. – Дело весьма банальное желаю взять в аренду один Из павильонов вашего уважаемого рынка. Естественно, готов уплатить необходимый гонорар. Наличкой, конечно, без всяких там глупых налоговых контрибуций.
– Вы меня не за того принимаете, господин, не знаю вашего имени-отчества! – неожиданно
окрысился слегка подпорченный дубликат великого русского писателя.
– Да? – почти искренне удивился Л. – Неужели? Разве вы не Иван Васильевич, заместитель Директора Шарташского рынка по хозяйственной части?
– Именно он, – не стал отпираться чернолицый тип, еще больше потемнев лицом. – И что из этого следует?
– Да ничего особенного. Расслабьтесь, уважаемый! Просто имею конфиденциальную информацию, что через вас легко можно оформить это дело без особых хлопот. Не слишком накладно то бишь. Но я не слишком большой скупердяй, поимейте в виду!
– Идите отсюда вон! – безапелляционно заявил хозяин фатеры, с явной неприязнью уставившись на меня своими заплывшими глазками. – Повторять не намерен! Либо сами уберетесь, либо я вас просто вышвырну!
– Не стоит так грубо, – заметил я, опуская руку во внутренний карман своей кожаной куртки. – Советую сначала осмыслить возникшую ситуацию. Чтобы потом не было невыразимо жалко за неправильно прожитые годы, примерно в этом смысле выражался классик! Мировой литературы, между прочим!
– Может, тебе голову просто сломать? – равнодушно поинтересовался Иван Васильевич, вставая в боксерскую стойку. – Это я разом! Кто тебя послал? Кац, да?
– Очень неверно мыслите, уважаемый! – сообщил я собеседнику, на всякий пожарный сунув правую руку под мышку к верному десятизаряд-ному "братишке". Нарываетесь на неприятность, кажись? Или как?
Иван Васильевич явно просек ситуацию и опустился в кресло, глядя на меня открыто-прямым небоязливым взглядом:
– И что дальше? Вам заказали меня убить?
– Зачем так грубо? – удивился я, но все же вынул из кобуры вороненого "братишку". – Давай поговорим серьезно, уважаемый. Напоследок хотя бы! Категорических возражений не имеется, надеюсь?
– Под пистолетом возражать бесполезно, правильно? – довольно-таки спокойным голосом спросил Иван Васильевич, откидываясь на спинку кресла. – А я так и знал, что Кац не остановится на мордобое!
– В смысле? – уточнил я, чуток даже заинтригованный. – Избили вас по его приказу?
– Естественно! – в голосе Ивана Васильевича слышалась неприкрытая ярость. – Будто вы сами не знаете!
– А кто такой Кац, позвольте между делом полюбопытствовать? – состроил я вполне невинные глазки и для создания между нами более доверительно-товарищеской обстановки устроился в соседнем кресле, спокойно засовывая шпалер обратно в кобуру.
– Ну вы и наглец! – то ли сильно восхитился, то ли очень возмутился мой черномазенький собеседник, благоразумно не предпринимая новой попытки принять воинственную боксерскую стойку. В его жизни она стала бы последней – при повторении позы агрессии я, в натуре, не сдержался бы.
– Все же вы грубы до безобразия! – в который уж раз вынужден был слегка попенять я хозяину квартиры на излишнюю категоричность в суждениях. – Мы видимся впервые, а вы не устаете оскорблять меня на каждом шагу. Неинтеллигентно это, недостойно дальнего родственника русского классика!
Собеседник, кажется, был явно поражен моим беспримерным нахальством, так как заткнулся на несколько секунд, не просекая, по ходу, шуткую я или базарю на полном серьезе.
Чуток полюбовавшись на забавно вытаращенные заплывшие глазки "африканского Тургенева", я неторопливо закурил и благодушно продолжил:
– Расслабьтесь, уважаемый. Наверно, читаете исключительно только детективы, вот и нервный такой. А в наше психованное время надо на досуге почитывать спокойно-теплые произведения. "Записки охотника", к примеру.
– Что вам, в конце концов, от меня надо? – охрипшим голосом устало спросил Иван Васильевич, отводя взгляд. Пришел к выводу небось, что я либо типичный беглец из дурдома, либо законченный садист с вурдалачьими наклонностями. Ничего он, козел, в таком случае не смыслит в нормальных деловых людях – приходится с прискорбием констатировать.
– Ни черта мне уже от вас, господин Дягилев, не нужно, – сообщил я. Просто хотел заиметь в собственность один из торговых павильонов, но раз вы категорически против, то настаивать благородно не буду. Кстати, ежели разобраться, мне как-то больше по душе Уралмашевский рынок. Только сейчас это понял. Так как время мое нынче страшно дорого, то вынужден уже откланяться. Не возражаете, надеюсь?
Хозяин квартиры, явно не веря, что я вот так просто покину его фатеру, неуверенно поднялся из кресла и сделал шаг в сторону прихожей, желая показать мне дорогу к выходу, видать. Полный кретин, хоть и на писателя сильно смахивает.
– Секундочку, Иван Васильевич! – заявил я, не спеша расставаться с мягким насиженным местом. – У меня с раннего детства имеется в наличии немножко скверная привычка – люблю расставлять все точки над "i". Любопытен я не в меру, признаться. Раз вы сами упомянули некоего Каца, то уж будьте любезны объяснить, что это за зверь такой?
– С определением директора Шарташского рынка вы в точку попали! – сухо заметил тургеневский дубликат, подозрительно покосившись на мой левый локоть, неплотно прилегавший к телу. – Это он наглядно доказал, подослав ко мне какое-то хулиганье! Но я не из пугливых, учтите! И если мне удастся после милого общения с вами остаться в живых, то я уже через неделю выведу Каца на чистую воду с его махинациями и злостными злоупотреблениями служебным положением в своекорыстных целях! Почти десять торговцев согласились подписать заявление о его наглых вымогательствах, так ему и передайте!
– Ладушки, передам! – легко согласился я, даже сквозь фиолетовый "грим" заметив, как сильно побледнело лицо этого донкихотствующего борца с "ветряными мельницами" местной коррупции. – Если, понятно, когда-нибудь случайно приведется встретить данного кадра...
С удовлетворением убедившись, что после моих последних слов фэйс Ивана Васильевича облегченно разгладился, потеряв бдительную настороженность, я уже собрался было закончить дело обычным кардинально-фатальным способом, но тут мой взгляд натолкнулся ненароком на фотографию в симпатичной деревянно-декоративной рамке, стоявшую на тумбочке между креслами. С глянцевого листочка на меня улыбчиво смотрел вихрастый пяти-семилетний мальчуган в матроске. Точно такой синий костюмчик был и у меня в нежном детсадовском возрасте. В натуре, я точно помню.
– Кто это? – заинтересовался я.
– Мой сынишка Женька, – нехотя ответил папаша и решительно отвернул от меня фотографическое изображение, словно я простым взглядом мог нанести его родному чаду какой-то невосполнимый вред.
– И мамаша у него имеется? Ваша жена то бишь?
– Имеется. Но она чистой сучкой оказалась, ценящей в жизни лишь материальные блага. Уже второй месяц с Кацем живет, коли вы и вправду не знаете!
– Ага! – моментально просек я истинные мотивы рыночной баталии. Оказывается, предо мной не главный герой Сервантеса, а персонаж из "Маскарада" Лермонтова. Арбенин, имею в виду.
– Ладушки, мне пора. Счастливо оставаться! – Тренированным рывком я выбросил личное тело из уютных объятий кресла и направился к выходу, хлопнув панибратски между делом господина Дягилева по плечу. Конечно, бугай он здоровенный, но я его совсем не опасался. В случае физического единоборства ему со мной явно не совладать – когда он давеча поднимался с кресла, то сильно морщился от боли. Весьма качественно у него, видать, внутренние органы отбиты. А возможно, и ребра сломаны.
– Кстати, простите, что слегка попугал вас имитацией пистолета. Это всего лишь корейская игрушка, – сообщил я, уже взявшись за ручку двери. – Меня ведь "Сникерсом" не корми, дай только немножко поиграть да позабавиться. За чужой счет, разумеется.
– Можно поближе взглянуть? – требовательно протянул ко мне лапу Иван Васильевич.
– Нет, уважаемый, – отрицательно покачал я головой. – Стыдно признаться, но эгоизм не чужд мне с детства. Личные игрушки даже своим детсадовским дружкам не давал! Всего доброго!
Благополучно обнаружил и "мерс" и Цыпу на прежнем месте.
– Ты что-то под задержался, Евген, – ухмыльнулся преданный соратник. Рубль за сто, что уже решил проблемку. Верняк?
– Пальцем в небо, братишка. Давай в нашу пивнушку рули. Там все подробно расскажу.
*.* *
Мы уже несколько часов резались с телохранителем в нарды, и мне это дело успело изрядно поднадоесть. И совсем не из-за того, что нынче я заметно отставал по очкам от Цыпленка, а потому что длительное однообразие – ближайший родич натуральной скуке.
Том, не обращая на нас внимания, бессмысленно уставившись в потолок, сочинял свой очередной стих.
Заканчивать игровое единоборство со столь позорным счетом мне было как-то неловко, если не сказать больше. Но я нашел в себе силы и, мобилизовав личный интеллект, все же сумел добиться ничейного результата.
– Контровую? – азартно блестя глазенками, предложил Цыпа, поспешно расставляя фишки вдоль бортиков.
– Нет, братишка, – нарочито равнодушно отказался я, неторопливо закуривая "Стюардессу". – Оставим это удовольствие до следующего раза. Ничейный результат – очень даже для тебя неплохо, прогрессируешь прямо на глазах, как паралич, можно смело сказать. Так что побудь именинником чуток – мне не жалко. Да и времени свободного у нас с гулькин нос осталось, скоро уже заказчик нарисоваться должен.
– Я мыслю, Евген, что Кац не дурошлеп и гонорарчик за "ликвид" сюда не притаранит, – тут же переключился подручный на тему, явно сильно беспокоившую его, недовольно скривив свои слегка полноватые губы и забавно нахмурившись по-детски розоватым и гладким личиком.
– Не волнуйся по пустякам, браток, и не лезь поперед батьки в пекло, нравоучительно заметил я, усмехнувшись столь похвальной заботе соратника о положительном конечном результате предстоящей работы. – Я это дело уже прошевелил слегка. Можно твердо рассчитывать, что и на этот раз бандитский фарт от нас не отвернется.
– Гарантия! – бесхитростно воодушевился Цыпленок, махом возвращая на засиявшую мордаху обычное самодовольное и уверенное выражение. – Раз ты говоришь – так и будет!
– Посмотрим, – не слишком определенно откликнулся я, так как сам лично в сегодняшнюю валютную прибыль не очень верил и Цыпиного энтузиазма вовсе не разделял.
Верна все же старинная народная мудрость: "человек неосознанно стремится к своей гибели". И очень при этом поспешает – хочу скромно прибавить от себя.
"Ролекс" на моей руке показывал лишь без четверти девятнадцать, а дубовая дверь в кабинетик управляющего пивбаром уже Открывалась, впуская к нам плотную фигуру Владилена Яковлевича Каца.
Как и днем, он был в серой шерстяной "тройке" и со своими крупными тонированными очками на кругло-упитанной морде.
– Я не слишком рано? – культурно уточнил директор Шарташского рынка, подозрительно пуская в разные стороны гладкими поверхностями личной диоптрии "зайчики" от люстры.
– Нисколько, уважаемый! В самый раз! – поощрительно улыбнулся я, гостеприимно указывая на диван. – Присаживайтесь, Владилен Яковлевич, чувствуйте себя как у Христа за пазухой.
– Не стоит поминать имя Господне всуе, – поморщился Кац, словно жевал лимон вместе с кожурой.
– Баксы принесли? – не удержался нетерпеливый Цыпа с вопросом, занимавшим сейчас, по ходу, всю его черепную коробочку без остатка.
– Поспешишь – людей насмешишь! – кривовато усмехнулся, усаживаясь на предложенное место, Владилен Яковлевич. – Мы ведь, кажется, еще ни о чем не договорились. Верно, господа?
– А ты чего, сильно конкретный, да? – прицепился к слову Цыпа, явно провоцируя ссору с гостем. Вечно торопится мой костолом, не соображая, что всему свое время.
– Ладушки! – вклинился я в базар, чреватый опасностью излишне насторожить клиента. – Том, организуй-ка нам по кружечке свежего пивка. Сядем рядком, поговорим ладком, как советует житейская мудрость. Хочу сразу заметить: ваше деловое предложение, Владилен Яковлевич, мы принимаем и сейчас обсудим все детали. Конкретно и досконально.
Том уже успел установить на симпатичненький жостовский поднос четыре высоких бокала с янтарным пивом и как завзятый официант обслужил всех присутствующих. Я внимательно наблюдал за гостем, но никакого особого интереса появившаяся пред ним емкость с пивом у него не вызвала. А напрасно – по договоренности с Томом в содержимом бокала Каца уже находился вредный ингредиент в виде сорока миллиграммов паркопана, часто используемого мной при подобных обстоятельствах. Весьма результативно действенный медицинский препарат, стоит отметить. Клиент после него на время теряет волю и становится маловменяемым. Причем внешне выглядит при этом вполне благопристойно. В натуре.
В качестве подобающей закуски Том выставил из холодильника на стол объемную деревянную тарелку с солеными крабовыми и сырными палочками.
– Пиво следует потреблять, пока не упала пена, – поделился я ценным личным открытием, пригубливая свой бокал. – Так значительно вкуснее.
– Может, к делу наконец перейдем? – спросил Кац, с явной неприязнью наблюдая, как мои мальчики с волчьим аппетитом накинулись на содержимое тарелки. Делали это они, правда, не слишком культурно, излишне торопливо набивая пасти, словно последний раз дорвались до бесплатного. Ну, с Цыпой ясно – он проглот по жизни, а Том эдак старался-жадничал с единственной целью отвлечь на себя внимание гостя. И это ему вполне удалось, судя по реакции Каца.
– Сейчас перейдем. Но вы же сами утверждаете: поспешишь – людей насмешишь, – слегка поддел я, верный давно укоренившейся привычке. – Пейте, не стесняйтесь, пиво замечательное. Чешское, мое любимое.
– Я вовсе не стесняюсь! – заявила эта рыночная овца, пойманная на совершенно детскую уловку.
В подтверждение сказанного Владилен Яковлевич взял семисотграммовый бокал своими холеными пальчиками-сардельками и махом опорожнил его чуть ли не на две трети.
– Вот это по-нашему, по-мужицки, – одобрил я и, откинувшись в кресле, глянул на наручные часы, засекая время приема клиентом фирменного "лекарства".
– И ничего хорошего в вашем чешском пиве не нахожу, – отдышавшись, поделился впечатлением Кац. – "Жигулевское" и то лучше. А у этого неприятный металлический привкус. Наверное, в железной бочке хранилось.
– У чехов с деревом сильная напряженка, – поддержал Том завиральную мысль Каца. – А в пластмассовых емкостях пиво вообще задыхается и мылом отдает.
Цыпа, не знавший о паркопане, услышав слова "металлический привкус", моментально и сообразительно просек ситуацию, скосив на меня засветившийся пониманием взгляд:
– По средней программе?..
– Само собой, братишка. Не хочешь же ты грыжу себе заработать, тяжести таская?
Как и следовало ожидать, очень скоро главного пройдоху Шарташского рьшка начала одолевать жажда из-за вконец пересохшей глотки. Обеими руками сграбастав бокал, Владилен Яковлевич жадно прикончил остатки жидкости и поднял на меня уже благополучно мутнеющий взгляд:
– Так как с нашим дельцем?
– Все нормалек, уважаемый. Ништяк то бишь, – доброжелательно улыбнулся я заказчику, закуривая. – Ваши условия нас вполне устраивают. Две штуки баксов за ликвид Дягилева, имею в виду. Только хотелось бы уточнить насчет срока выплаты гонорара. Мы привыкли брать деньги вперед.
– Оплата сразу по выполнению работы. Вперед платят либо круглые дураки, либо ваши хорошие знакомые. Ни к тем, ни к другим я себя, извиняюсь, не причисляю.
– Ладушки. После, так после, – легко согласился я, раздосадованно глядя на часы. По моим скромным подсчетам, пар копан уже должен был полностью всосаться в кровь клиента и по венам достигнуть мозга. Но, судя по логично-складной речи Каца, этого почему-то не произошло.
– Том, ты из-за своих идиотских стихов опять что-то напутал! Постоянно витаешь в поэтических эмпиреях, вместо того чтоб ответственно о деле думать!
– И ничего подобного, Евген! – уставился на меня как баран на новые ворота подручный. – Вскорости сам убедишься. Гадом буду!
Кац на нашу чисто семейную перепалку никакого внимания не обратил, что навело меня на мысль об ошибочности первоначального вывода. Что зря "качу бочку" на соратника то бишь.
Гость явно впадал в прострацию, тупо уставившись на свои сильно покрасневшие, словно ошпаренные, ладони.
– Владилен Яковлевич, как вас звали в детстве? Обзывали, точнее, забросил я пробный шар, проверяя, до какой степени "открытости" уже добрел клиент на паркопанских костылях.
– Жиртрест, – вяло откликнулся заказчик ликвидации собственного зама, продолжая глупо любоваться своими сильно патриотичными по цвету клешнями.
– А еще?
– Жидовская морда. – Кац, казалось, даже чуток застеснялся, как проститутка, которой после бурной страстной ночи клиент вместо ста баксов вдруг предложил зарегистрироваться в загсе.
– Он уже приплыл, – поделился наблюдениями Цыпа. – Слушай сюда, Жиртрест! Сколько будет дважды один?
– Двадцать один, – немного поразмыслив, откликнулся Кац, насмешливо скривив губы. – Я школу с золотой медалью кончил!
– Надо говорить: закончил, – поправил я этого хвастуна. – По русскому языку тебе пятерку наверняка за взятку дали! А сколько будет пятью пять?
– Пятьдесят пять! – моментально вычислил Владилен Яковлевич, победно вскинув голову.
– Правильно, земляк! – восхитился я поразительным математическим способностям золотого медалиста. – Ладушки. Теперь вот что: заказ твой уже выполнен и господин Дягилев мертв. Где наш гонорар?
– Правда? – Морковная морда Каца расплылась в блаженной улыбке. – Отлично работаешь, Монах! Доллары в моей "волжанке" под ковриком.
– Очень умно! – усмехнувшись, одобрил я похвальную осторожность директора рынка. – Как говорится, береженого бог бережет! Лучше перестраховаться то бишь. В родном Екатеринбурге одни ведь бандиты, куда ни плюнь.
– Вот-вот! – радостно закивал Кац. – И я о том!
– Ладушки. Пойдемте, дорогой Владилен Яковлевич, к вашему замечательному тайнику. Как говорится, долг платежом красен! Мальчики, пособите гостю. Он, видать, слегка переутомился, служа отечеству на нелегкой ниве рыночных отношений.
Бережно поддерживаемый с двух сторон Цыпой и Томом, Кац вяло передвигал ноги к выходу из пивного заведения.
На улице потихоньку начинало смеркаться. В безоблачном сером небе просматривалась уже пара-тройка самых активных звезд. Не знаю их названий. В астрономии, признаться, я ни в зуб ногой. И совершенно данного факта не стесняюсь, кстати. В натуре, будь у человека хоть семь пядей во лбу, не может же он сразу во всех науках крупным докой быть. Даже для меня это нереально.
С помощью Каца мы без особых хлопот отыскали его черную "Волгу" на близлежащей автостоянке.
Цыпа решительно отобрал ключи у директора рынка, безуспешно пытавшегося открыть ими замок дверцы автомобиля.
– Как сказал Евген, вы нынче децал переутомились. Так что поведу машину я, – вежливо пояснил молодой соратник клиенту, обалдело уставившемуся на свою вдруг опустевшую ладонь.
Том с Цыпой сели впереди, а мы с Кацем устроились на заднем сиденье. Владилен Яковлевич, не задавая лишних вопросов, сразу благополучно закемарил с полуоткрытыми глазами. Похоже, Том, отмеряя дозу, все-таки витал мыслями где-то в заоблачных далях и, задумавшись, вбухал паркопана в кружку Кацу на двадцать-тридцать миллиграммов больше необходимого. Ну да ладно. Все к лучшему, как говорится. По крайней мере, клиент не задает глупых вопросов, типа куда это мы едем на ночь глядя.
Чтобы отыскать американскую валюту, ни малейших физических усилий мне прилагать не понадобилось. И не потому что голова, как всегда, отлично варила. Искреннюю благодарность за быструю находку заслужила совсем иная часть моего тела. На первой же колдобине я ясно ощутил под собой нечто инородное. Конечно, я не принцесса на горошине, но все же... Короче, сунув руку вниз под коврик сиденья, я тут же выудил золотую рыбку. Пачку пятидесятидолларовых банкнот имею в виду. Здесь было в наличии в два с половиной раза больше оговоренной суммы, должно быть, хитромудрый заказчик предусматривал вероятность увеличения гонорара за "ликвид".
Через четверть часа ландшафт за окнами автомобиля кардинально и приятно изменился – вместо высотных бетонных и кирпичных жилых "коробок", расцвеченных разноцветной неоновой рекламой, сейчас с обеих сторон дороги загадочно и величественно стояли плотные ряды "корабельных" сосен, слегка разбавленные березками.
По загородному шоссе долго ехать Цыпа не рискнул – здесь за каждым поворотом можно было запросто нарваться на омоновский патруль. Менты за последние месяцы вконец оборзели, под дулами автоматов тормозят любую машину и при малейшем подозрении сразу открывают огонь на поражение. Куда катится матушка-Россия, в натуре?!
Мы свернули с бетонки на какую-то боковую проселочную дорогу, не имеющую даже банального гравийного покрытия, и, подпрыгивая на многочисленных кочках и колдобинах, медленным аллюром въехали в глубину темного леса.
– Узнаешь места, Евген? – спросил Цыпа, останавливая "волжанку" на небольшой круглой полянке. – Где-то здесь мы нынче пернатого Наркошу на тот свет провожали.
– Очень логично получается, – откликнулся я и довольно-таки плосковато пошутил: – Попка и дурак завсегда одно целое составляют, даже пишутся вместе через дефис. Вот пусть дурак Кац и лежит поблизости от попугая Наркоши. Для порядка и общей гармонии.
Директор рынка продолжал счастливо плавать в космической прострации и на мои слова никак не прореагировал. Оно и к лучшему, кстати, – слушать скулеж и мольбы о пощаде мне хуже некуда. Да и Владилен Яковлевич не в накладе – умрет тихо-спокойно, благополучно, даже не осознав ужаса своего положения. И то вперед, как говорится.
Мы втроем вышли из авто, не мешая Кацу продолжать наслаждаться сомнительным парко-панским кайфом.
– Цыпа, глянь-ка в багажнике лопату, – велел я. – Владилен Яковлевич мужик хозяйственный и наверняка имеет в наличии всяческий полезный, в том числе и шанцевый инструмент.
Я как в воду глядел – лопата с укороченным черенком мирно лежала на положенном месте. Это было замечательно – если бы ее не оказалось, нам пришлось бы массу времени потерять на сжигании трупа.
– Ладно, мальчики. Вы тут и сами отлично управитесь. А я пока поброжу по окрестностям, подышу свежим воздухом.
Ночной лес я обожаю с детства. Помню, мальчишкой частенько перед сном гулял в одиночестве по лесопарку, примыкавшему к нашему микрорайону.
Бытует мнение, что после заката солнца лес затихает, будто засыпая. Полнейшая ахинея. Неправда то бишь. Просто с наступлением темноты звуки становятся качественно другими: веселое посвистывание ветра в ветвях деревьев сменяется на тревожный шелест, беззаботный щебет разных пичуг умолкает, и ему на смену приходят странные шорохи в траве, подозрительные скрипы, плач-хохот невидимой далекой совы и злорадное уханье филина. Короче, жизнь в лесу продолжается и глубокой ночью. Но, видимо, по другим правилам-законам. Загадочно малоизвестным и скорее всего более жестоким, чем днем. Впрочем, то же самое можно наблюдать в любом буквально городе. Даже самом захолустно-провинциальном.
При слабом свете бледной луны я неторопливо шел по едва различимой тропинке и старательно вдыхал терпко-хвойный прохладный воздух. Это очень полезно для моих вконец прокуренных легких. Сколько ни пробовал сократить свой сигаретный рацион – все дохлый номер. Как курил две пачки в день, так и продолжаю.
Мысль о табаке вызвала острое желание тут же задымить любимой "болгарией", но я мужественно удержался, постаравшись переключиться на другие, менее вредные для здоровья мысли.
Невдалеке позади меня хлопнул одиночный пистолетный выстрел. Судя по солидному резкому звуку, это Цыпин "АПС" голос подал. Я непроизвольно покачал головой, осуждая соратника за непроходимое легкомыслие. Хоть мы и в чаще леса находимся, но нелишне все же было бы глушитель на ствол надеть, от греха подальше. Ну да ладно, горбатого могила исправит, как известно. Один позитивный момент все-таки появился – суетливая деловая и личная жизнь господина Каца благополучно пришла к своему логическому завершению, и можно навсегда выбросить директора рынка из головы. Конечно, по уму надо бы и его заместителя "шлепнуть" для полной страховки, но я знал, что у господина Дягилева причин для беспокойства даже в перспективе не имеется – "мочить" его не буду. Очень сильно меня подкупила фотография вихрастого пацаненка, моего тезки в синем матросском костюмчике. Тут уж ничего не поделать.
Выждав некоторое время, дабы не лицезреть малосимпатичные землекопные работы, всегда обычно оставлявшие на душе неприятный осадок, я вернулся к ребятам.
Почти посередине поляны уже жизнерадостно потрескивал костер, отбрасывая по сторонам причудливые тени, слегка похожие на пляшущих дикарей.
– Может, Монах, поминки сварганим по новопреставленному? – встретил меня оригинальным рацпредложением Том. – В багажнике директорской тачки ящик шампанского без дела стоит.
– Это будет выглядеть натуральным извращенчеством и шизофренией! – без колебаний напрочь отмел я идиотскую идею нашего поэта. – Землю хорошо утрамбовали? Не просядет?
– Недооцениваешь, как всегда, Евген! – подал голос Цыпа, по-детски обиженно надув губы. – Перед тем как костерок запалить, мы по месту захоронения несколько раз на "волжанке" проехались. Так что все путем, гарантия!
– Ладушки, братишки, – примирительно подмигнул я подручным. – Погнали в наш клуб. Там в теплом обществе марочного коньяка мы запросто похороним данное дельце в самом дальнем Уголке памяти.
– Это у нас будут уже третьи похороны за день! – хрипловато засмеялся Том, хлопнув в ладоши от избытка чувств. Цыпа громко присоединился к странному веселью управляющего баром, буквально зашедшись кашляющим смехом. Потом икать будет, бедолага, как обычно. Все-таки слегка чокнутые у меня соратники. Но тут уж ничего не попишешь.
Пришлось и мне, чтоб не отрываться от коллектива, старательно хохотнуть пару-тройку раз из солидарности.
Через час, бросив директорскую "волжанку" во дворе какой-то девятиэтажки, мы уже благополучно входили в ресторанный зал ночного стриптиз-клуба "У Мари". Ансамбль старательно-бодро наяривал что-то оптимистично-попсовое, запахи были в тему – аппетитные то бишь, и настроение мое моментально поперло в гору, поставив жирный крест в памяти на недавнем лесном "мероприятии".