Людоеды из Цаво

Вскоре после этого приключения железная дорога достигла равнин Капити, где нужно было построить станцию, поэтому неделю или две здесь была наша штаб-квартира. Через несколько дней после того, как мы поселились в нашем новом лагере, из внутренних районов появился огромный караван из четырёх тысяч человек. Они несли провиант для сикхского полка, который участвовал в подавлении мятежа суданцев в Уганде, а теперь возвращался на побережье. Большинство носильщиков были из бусога, но было большое количество из буганда (то есть народа Уганды), буньоро и других племён. Разумеется, никто из этих диких людей центральной Африки за всю свою жизнь никогда не видел железную дорогу и не слышал о ней. Они выразили к ней живейшее любопытство, столпившись вокруг одного поезда, которому случилось стоять на станции. На множестве забавных туземных языков они высказывали самые дикие догадки о его происхождении и предназначении. Я захотел немного развлечь их, ступил на площадку машиниста, выпустил пар и дал свисток. Это произвело просто магический эффект. Люди в толпе сначала бросились на землю, завывая от страха, а затем с опущенными головами и поднятыми руками разбежались кто куда. Паника не прекращалась, пока я не перестал выпускать пар и пока не замолк свисток. Затем их любопытство победило, они начали осторожно возвращаться, украдкой приближаясь к локомотиву, как будто это было живое чудовище из джунглей. В конце концов, два вождя набрались достаточно смелости, чтобы залезть в поезд. Они получили очень большое удовольствие во время короткой поездки по линии, которую я совершил, чтобы привезти кое-какие строительные материалы.

Сразу после того, как караван ушёл, разразился ливневый дождь, который превратил равнину в зыбкое болото и остановил все железнодорожные работы. Затяжной ливень в этом иссушенном районе производит действительно чрезвычайный эффект. Чёрная почва мгновенно становится густой грязью, и если кто-то попытается пройтись по этой слякоти, то будет только скользить и спотыкаться. Безобидные овраги, в которых полчаса назад не было видно ни одной капли, за невероятно короткое время от берега до берега заполняются ревущей водой. Через реки в этой стране без мостов абсолютно невозможно переправиться в течение многих часов или даже нескольких дней. По этой причине разумный путешественник в этих районах пересекает реку до установки лагеря. В противном случае наводнение может на неделю задержать его вместе с караваном не на той стороне реки. Конечно, когда дожди прекращаются, вода быстро спадает, реки и овраги высыхают, а земля быстро покрывается трещинами и приобретает свой обычный вид.

Однажды утром, когда продолжался перерыв в работе из-за дождя, я вышел из палатки и заметил в паре миль к северу от железной дороги большое стадо зебр. Что ж, я давно хотел поймать живым одного из этих зверей, поэтому сказал себе: «Вот мой шанс!» Дождь очень мешал людям, землю развезло. Я подумал, что умнее всего будет окружить стадо и гнать зебр по болотистой земле туда-сюда, от одной точки к другой, пока какая-нибудь из них не устанет, и тогда мы сможем её поймать. Для охоты я взял дюжину быстроногих индусов, которые были наняты для земельных работ. Они восприняли мой план с величайшим энтузиазмом. После частичного окружения стада полукруг кули начал с дикими возгласами продвигаться вперёд. Зебры, как безумные, галопом мчались из стороны в сторону, а затем сделали то, что мы и хотели: залезли в исключительно вязкую землю, где скоро потеряли силы. Мы выбрали несколько молодых особей и загнали их так, что они остановились. Мы набросились им на шеи, а другие рабочие пришли с верёвками. Таким способом мы поймали шестерых. Они были очень буйные и раздражённые и доставили нам много проблем. Но, в конце концов, мы сумели с триумфом привести их в лагерь, где заперли их. Вся операция длилась менее двух часов.

Пойманные зебры

Трёх пойманных зебр я оставил себе, а остальных отдал инженеру-механику, люди которого помогали в охоте. К сожалению, две мои зебры из трёх очень скоро умерли, но третья, крепкая двухлетка была в полном здравии. Сначала она показывала свой норов, кусала и лягала всех, кто приближался. Однажды она ударила меня в грудь задними копытами, но не причинила мне серьёзного ущерба, я только грузно упал на землю. Со временем, однако, она стала очень смирной и ручной. Она позволяла вести себя на уздечке, пила из ведра и ела из моей руки. Обычно её оставляли пастись, привязав длинной верёвкой к колышку. Однажды я вернулся в лагерь после полудня и, к своей досаде, обнаружил, что она исчезла. Расспросив своих слуг, я выяснил, что мимо пробегало стадо диких зебр. Это так взволновало мою зебру, что она сумела вырвать колышек из земли и присоединилась к своим свободным собратьям.

Через несколько дней после нашего успешного набега на зебр большой караван носильщиков-бусога вернулся с побережья. Они направлялись к себе домой, но, увы, как ужасно они изменились! Их весёлость и беспечность пропали, бедняги были в самом жалком состоянии. Среди них разразилась ужасная эпидемия дизентерии, несомненно вызванная тем, что они ели пищу, к которой не привыкли. На родине их обычное питание полностью составляют бананы, из которых они готовят также очень освежающий и стимулирующий напиток. Ряды каравана жутко поредели, на дороге во время переходов множество людей были брошены мёртвыми или умирающими. Это был тот случай, когда выживают наиболее приспособленные, поскольку весь караван, конечно, не мог сделать привал в дикой местности, где не было ни еды, ни воды. В партии был только один европеец, и хотя он трудился, как раб, он мог сделать очень не много для такого количества людей. А сами бусога казались совершенно безразличными к страданиям своих товарищей. Тринадцать бедняг остались умирать возле моей палатки. Их состояние было безнадёжно, они слишком ослабли, чтобы им как-то можно было помочь. Как только я их обнаружил, я вскипятил полное ведро воды, добавил туда сгущённого молока, вылил почти всю бутылку бренди и кормил носильщиков этой микстурой. Когда они слабо просили это питание, у меня разрывалось сердце. Некоторые могли только шептать: «Бвана, бвана» («Хозяин, хозяин»), а потом широко открывали рты. Двое из них не могли делать даже этого, они были столь слабы, что не способны были проглотить молоко, которое я ложкой вливал им в рот. Шестерым уже нельзя было помочь, и они умерли той же ночью. Но оставшихся семерых я за две недели сумел выходить до полного выздоровления. Поскольку наш лагерь передвигался с места на место, их перевозили на вагоне-платформе, пока они достаточно не окрепли, чтобы возобновить путешествие в Бусога. Они были очень благодарны за ту заботу, которые мы к ним проявили.

На следующий день после того, как я обнаружил этих больных туземцев, я собрался проехаться на своём пони перед железной дорогой, чтобы сделать некоторые приготовления для строительства временного моста через реку Каменистую Ати. Это приток Ати, названный так из-за огромного количества камней, которые лежат на дне и на берегах. Я приказал, чтобы мою палатку привезли позже днём, и оставил распоряжения насчёт больных бусога, поскольку знал, что могу задержаться на всю ночь. Мой путь лежал по той же дороге, по которой возвращался караван. Каждый сто ярдов я натыкался на раздувшееся тело несчастного носильщика, который упал на обочине и умер. Скоро я догнал арьергард этой разгромленной армии и здесь стал свидетелем самого бесчувственного варварства, которое только можно себе представить. Некий бедняга, уже неспособный идти дальше, закутался в алое одеяло и лёг на краю дороги, чтобы умереть. Один из его спутников, желая получить яркий, ценный предмет, повернулся, схватил один конец одеяла и грубо размотал умирающего, как разматывают тюк с товарами. Этого я не мог выдержать, поэтому пришпорил пони, подскакал к мерзавцу и взмахнул своим кибоко, или кнутом из кожи бегемота. Он положил руку на свой нож и наполовину вытащил его из ножен. Но, увидев, что я спешиваюсь и направляю на него винтовку, он спрятал нож и попытался убежать. Я ясно дал ему понять, что выстрелю, если он не вернётся и не отдаст одеяло своему умирающему товарищу. Он хмуро выполнил это, а потом я повёл его в главный лагерь каравана, который находился немного впереди. Здесь я сдал его ответственному офицеру, который, рад сказать, заслуженно ударил его за жестокость и воровство.

После исполнения этого небольшого акта карательного правосудия я помчался к Каменистой Ати. По пути, рядом с караванным лагерем, я заметил невдалеке газель Гранта. В бинокль я увидел, что это был великолепный самец с парой прекрасных рогов. Ко мне подошли несколько бусога, надеясь, конечно, получить мясо, которое они очень любят. Я передал им своего пони, а сам крался от кустика к кустику, полз от кочки к кочке, пока, наконец, не приблизился настолько, чтобы с одного выстрела насмерть поразить антилопу. Едва антилопа упала, к ней бросились бусога, распороли её и жадно принялись за сырое, ещё трепещущее мясо, ладонями зачёрпывая тёплую кровь. В обмен на мясо, которое я им дал, двое бусога охотно согласились пойти со мной и нести голову и окорок газели. Когда мы приближались к тому месту, где я намеревался на ночь разбить лагерь, неожиданно чуть ли не под ноги моей лошади выскочил огромный бородавочник. Поскольку у него были великолепные, длинные клыки, я тут же спешился и подстрелил его. Бусога обрадовались и быстро отрезали ему голову. В этот момент появились мои люди с палаткой. Они все были добрые мусульмане, и вид этой мерзкой свиньи вызвал у них отвращение.

Я поставил лагерь на берегу Каменистой Ати, близко к тому месту, где реку должна была пересечь железная дорога, и сделал все заметки, необходимые для временного моста. В тот раз река была абсолютно сухая, но я знал, что в любой момент может начаться дождь, и она станет ревущим потоком. Поэтому необходимо было протянуть через неё сорокафутовую балку, чтобы предотвратить постоянные размывы во время сезона дождей. Рано утром я отправился обратно к конечной станции. По пути я проезжал лагерь, который оставил караван бусога. Вид дюжины свежих могил, которые уже были раскопаны гиенами, заставил меня пришпорить лошадь и пронестись как можно быстрее через это отравленное место. Когда я почти добрался до конечной станции, я заметил крупную змею, растянувшуюся в траве. Она грелась на солнце, её кожа, на которой сочетались ярко-зелёный и золотой цвета, сверкала в солнечных лучах. Когда я осторожно подошёл, она, кажется, почти не обратила на меня внимания. Она была сонная и, наверное, недавно наелась. Я выстрелил ей в голову. Посмертные мышечные судороги её длинного тела дали мне очень яркое представление о том, какой сжимающей силой обладают эти рептилии. Содрать с неё кожу было легко, но, к сожалению, скоро её прекрасная расцветка пропала. Золотой цвет стал белым, а ярко-зелёный – тускло-чёрным.