Людоеды из Цаво

1 марта 1898 года, около полудня я впервые появился в узкой, немного опасной гавани Момбасы на восточном берегу Африки. Город лежит на острове с тем же названием, отделённом от материка очень узким проливом – это и есть гавань. Наше судно медленно входило в пролив, приближаясь к причудливой старой крепости, построенной португальцами более трёхсот лет назад. Меня поразила странная красота пейзажа, который открывался передо мной. Вопреки моим ожиданиям, всё выглядело свежим и цветущим. Казалось, остров опутан волшебными чарами Востока. Старинный город купался в блестящих солнечных лучах и отражался в ленивом, неподвижном море. Его плоские крыши и ослепительно белые стены виднелись из-за качающихся кокосовых пальм, громадных баобабов и раскидистых манговых деревьев. Тёмный фон лесистых холмов и склонов служил подходящей рамой для этой прекрасной и неожиданной для меня картины.

Вид на Момбасу из гавани

Гавань была заполнена арабскими доу[5]. Думаю, даже сейчас на них перевозят рабов в Персию и Аравию. Я всегда удивлялся, как капитаны этих небольших судов водят их от порта к порту без компаса и секстанта, как они управляют этими судами в чудовищные штормы, которые в определённое время года неожиданно посещают южные моря. Помню, как однажды мы встретились с доу посреди охваченного штилем Индийского океана. Его команда подала сигналы бедствия, и наш капитан сбавил ход, чтобы узнать, в чём дело. На борту было несколько человек, они умирали от жажды. Они сбились с курса и ничего не пили несколько дней. Мы дали им несколько бочонков с водой, указали путь на Маскат (порт, в который они направлялись) и продолжили плавание, оставив их посреди гладкого, как стекло, моря. Я так никогда не узнал, добрались ли они до места назначения.

Когда наш пароход встал на якорь, романтическое окружение гавани навеяло мысли о волнующих приключениях прошлого. Я вспомнил, как в детстве меня приводили в восторг книги о бесшабашных деяниях пиратов и работорговцев. Именно в этом месте в 1498 году великий Васко да Гама чуть не потерял свой корабль и свою жизнь из-за предательства лоцмана-араба. Лоцман хотел разбить судно о скалы, которые возвышаются при входе в гавань. К счастью, этот гнусный план был заранее раскрыт, и храбрый мореплаватель тут же повесил лоцмана и разграбил бы город, если бы не своевременное извинение султана. На главной улицы Момбасы, которая, кстати, называется, Улица Васко да Гамы, до сих пор стоит столб необычной формы. Он был установлен великим мореплавателем в ознаменование своего прибытия.

Улица Васко да Гама и столб

Как только судно бросило якорь, его, как по волшебству, окружила целая эскадра небольших лодок и челноков, наполненных толпами кричащих и жестикулирующих туземцев. Несколько лодочников-суахили устроили короткую схватку за мой багаж и мою персону. Вскоре я очутился в лодке тех бахарин (гребцов), которые победили, и стремительно понёсся к берегу. В Восточную Африку я приехал по поручению министерства иностранных дел, чтобы занять место на строительстве Угандийской железной дороги. Поэтому как только я высадился на берег, я узнал у таможенного чиновника, где находится контора железной дороги, и получил ответ, что в месте под названием Килиндини в трёх милях отсюда, на другой стороне острова. Мне сообщили, что до неё легче всего добраться на гарри. Это оказалась небольшая повозка для двух пассажиров, сидящих спина к спине под небольшим навесом. Она передвигалась по рельсам, проложенным по главной улице города. Я поехал на одном из этих транспортных средств, которое толкали два рослых юноши-суахили. Когда мы выехали из города, мы большей частью пробирались через густую чащу манговых деревьев, баобабов и банановых пальм, с ветвей которых пышными гирляндами свисали яркие лианы.

Гарри

По приезду в Килиндини я пошёл в контору железной дороги и узнал, что меня направляют во внутренние районы страны. Дальнейшие инструкции я должен был получить через пару дней. А пока я установил палатку под тенистыми пальмами у дороги гарри и занялся исследованием острова, а также закупкой припасов и снаряжения, необходимого для долгого пребывания внутри страны. Больше всего моё внимание привлекал, конечно, город Момбаса. Считается, что он основан примерно в 1000 году н. э., но находки египетских идолов и монет ранних персидских и китайских династий дают основание предположить, что он был основан в другую эпоху людьми, принадлежащими к очень древней цивилизации. В 1505-1729 годах он удерживался португальцами, которые оставили после себя долговременный памятник – причудливую старинную крепость, построенную в 1593 году на месте, как считается, ещё более древнего укрепления. Эти предприимчивые и набожные морские скитальцы назвали крепость Форт Иисуса. Надпись, свидетельствующая об этом, до сих пор видна над главным входом. Но правление португальцев не было гладким. Например, с 15 марта 1696 года город тридцать три месяца без перерыва осаждал арабский флот, который полностью окружил остров. Несмотря на чуму, голод и предательство, небольшой гарнизон, скрывшись в Форте Иисуса, продержался до 12 декабря 1698 года. В тот день арабы провели решающую атаку и захватили цитадель, предав мечу остаток защитников – как мужчин, так и женщин. Грустно читать, что всего лишь через два дня в гавани появился большой португальский флот с подкреплением. После этого португальцы сделали несколько попыток отвоевать Момбасу, но терпели неудачи до 1728 года, когда генерал Сампайю взял город приступом. Тем не менее, арабы вернулись в следующем году с превосходящими силами и снова прогнали португальцев. Хотя португальцы в 1769 году сделали ещё одну попытку восстановить господство, им это не удалось.

Арабы в лице султана Занзибара до сих пор номинально владеют Момбасой. Но в 1887 году тогдашний султан Занзибара Баргаш ибн Саид по концессионному соглашению передал свои материковые территории Британской Восточноафриканской компании, которая в 1888 году была преобразована в Имперскую Британскую Восточноафриканскую компанию. В 1895 министерство иностранных дел взяло владения Компании под свой контроль, и был объявлен протекторат, а через десять лет управление этой территорией было передано министерству колоний.

Последнее серьёзное сражение на острове произошло совсем недавно, в 1895-1896 годах. Суахилийский вождь Мбарук ибн Рашид, который уже трижды восставал против султана Занзибара, попытался сбросить британское ярмо. После нескольких поражений он был вынужден бежать на юг, на германскую территорию. В общем, Момбаса заслужила своё туземное имя Кисива Мвитаа, что значит «Остров войны». Но под нынешним правлением она быстро растёт и процветает, а как порт ввоза для Уганды имеет обширную торговлю с внутренними районами. В ней есть несколько превосходных магазинов, где можно приобрести всё, от иголки до якоря.

Килиндини, как я уже сказал, находится на противоположной стороне острова. Его название означает «место глубокой воды», и здесь действительно гавань лучше, чем в Момбасе. Пролив между островом и материком даёт возможность устроить более просторную и безопасную якорную стоянку для самых больших судов. А так как пристань прямо связана с Угандийской железной дорогой, Килиндини стала основным портом для пароходов и более крупных судов.

Килиндини

Я провёл в Момбасе около недели и уже начал беспокоиться, дадут ли мне предписание. Однажды утром я, к своему восторгу, получил официальное письмо, в котором мне приказали отправляться в Цаво, что в ста тридцати двух милях от побережья, и принять на себя строительство участка железной дороги. Тогда в этом месте была конечная железнодорожная станция. Я выехал на рассвете следующего дня на специальном поезде вместе с руководителем работ мистером Андерсоном и главным санитарным врачом доктором Маккаллохом. Поскольку страна была совсем незнакомой, поездка показалась мне очень интересной.

Остров отделён от материка проливом Макупа. Через него перекинут железнодорожный мост три четверти мили длиной, названный Мостом Солсбери в честь великого министра иностранных дел[6], при котором был принят план строительства Угандийской железной дороги. Примерно через двадцать миль поезд попал в прекрасную лесную местность, напоминавшую парк. Поезд ехал в гору, и когда мы глядели из окон вагона, мы могли любоваться очаровательными видами Момбасы и Килиндини, позади которых на солнце, сколько мог охватить взгляд, искрился Индийский океан. Перебравшись через холмы Рабаи, мы оказались в обширной пустыне Тару, в которой росли только редкие кустики и чахлые деревца. В сухой сезон пустыня покрыта слоем мелкого красного песка. Этот песок, обладающий всепроникающими свойствами, забил всё в вагоне, пока поезд ехал по пустыне. Дальше начинается хорошая охота, но животных трудно увидеть потому, что они прячутся в густом подлеске. Мы, тем не менее, сумели разглядеть нескольких из окон вагона. Мы заметили также и нескольких туземцев ньика – «детей пустыни».

В Маунгу, в восьмидесяти милях от побережья, пустыня кончилась, но единственное отличие в характере местности, которое мы заметили, это то, что изменился цвет песка. Когда наш поезд мчался по нагорью, мы увидели великолепного страуса, который бежал параллельно рельсам, как будто пытался обогнать нас. Доктор Маккаллох тут же схватил винтовку и одним удачным выстрелом свалил большую птицу. Однако овладеть этой добычей оказалось сложным делом. Какое-то время машинист не замечал наших сигналов и криков, но, наконец, мы сумели привлечь его внимание, и поезд попятился к тому месту, где упал страус. Это был исключительный экземпляр, и нам пришлось напрячь все силы, чтобы затащить его в поезд.

Скоро мы достигли города Вой, что в ста милях от побережья. Поскольку это была самая важная станция на линии, мы сделали короткую остановку, чтобы проинспектировать кое-какие продолжавшиеся строительные работы. Возобновив нашу поездку, мы скоро обнаружили, что в характере ландшафта произошли приятные изменения. От места под названием Ндии железная дорога проходила по прекрасному лесу, который выглядел ещё более привлекательно после мертвенного однообразия пустыни, которую мы только что пересекли. На юге мы видели горы Ндии – место обитания племени таита, а справа суровое нагорье Ндунгу, которое тянется на десятки километров к западу. Здесь наша поездка замедлилась, поскольку мы часто останавливались, чтобы инспектировать ведущиеся работы. В конце концов, в наступающих сумерках мы прибыли в Цаво. Той ночью я спал в маленькой пальмовой хижине, которая была построена каким-то моим предшественником и, к счастью, не была занята в то время. Она почти развалилась, у неё не было даже двери, и, лёжа на своей узкой походной кровати, я мог видеть звёзды, мерцающие через дыры в крыше. Тогда я не имел представления о том, какие приключения ждут меня. А если бы я знал, что в это самое время поблизости бродят два диких зверя, ищущие, кого бы сожрать, я вряд ли спал бы так мирно в своём покосившемся жилище.

На следующее утро я встал рано, желая познакомиться с новой обстановкой. Когда я вышел из палатки, то первое, что увидел, непроницаемые заросли. Забравшись на вершину холма, я обнаружил, что вся территория, насколько хватало взгляда, покрыта низкими, чахлыми деревьями, густым подлеском и колючим кустарником «подожди минутку». Единственным очищенным местом, казалось, была просека, прорубленная для железной дороги. Эти вездесущие ньика – белёсые, чахлые безлиственные деревья, сожжённые солнцем – представляли жуткое зрелище. Кое-где из зарослей торчали края тёмно-красных, похожих на волдыри, скал, которые своей суровостью делали этот пейзаж ещё более тоскливым. На северо-востоке тянулась сплошная линия нагорья Ндунгу, а на юге я едва мог различить заснеженную вершину Килиманджаро. Только река, по названию которой была названа вся местность, примиряла меня с окружающим. Это был быстро текущий поток, вода в нём была холодная и никогда не останавливалась. Последняя черта характерна для всех рек в этой части Восточной Африки. Череда высоких зелёных деревьев вдоль берегов приятно контрастировала с общим однообразием ландшафта.

Ньика

Получив приблизительное представление об окружающей обстановке, я вернулся в хижину и занялся серьёзными приготовлениями для жизни в этом захолустье. Мои бои[7] уже распаковали припасы и установили палатку на поляне возле хижины недалеко от главного лагеря рабочих. В то время конечная станция находилась на западной стороне реки, и там расположились лагерем несколько тысяч индийских кули и других рабочих. Поскольку линию нужно было запускать как можно быстрее, через реку Цаво был перекинут временный мост. Моя основная задача заключалась в том, чтобы выпрямить постоянную постройку и завершить все работы на расстоянии тридцати миль с той и с другой стороны реки. Поэтому я произвёл топографическую съёмку и отправил запрос на инструменты и материалы в главную контору в Килиндини. Через некоторое время меня снабдили рабочими, и на всю округу эхом раздавались удары молотков и кувалд, звуки сверления и грохот взрывов.

Временный мост через Цаво