Магический круг

Глава 5

Фрэнк Дэвис играл главную роль во сне Джины той ночью. Долгие темные часы были наполнены картинами бесконечных поцелуев, нежных прикосновений и соблазнительных поз. Наконец она проснулась, сотрясаемая оргазмом, который заставил ее сесть в кровати, чтобы перевести дух. Что, черт возьми, случилось?

Никогда раньше такого не было. С другой стороны, у Джины был не такой уж большой сексуальный опыт. До прошлой пятницы с Фрэнком у нее в общей сложности было три кавалера. Сексом она занималась только с одним из них. Это было не слишком плохо, но и не слишком хорошо, и Джина поняла, что не любила его. Вот так, она вообще не понимала, откуда бралась вся эта шумиха вокруг секса и рассказы о сумасшедших оргазмах. Она не почувствовала ничего даже отдаленно напоминающего сумасшествие. А так как Джина никогда не любила брать инициативу в свои руки, то решила просто ждать встречи со своей второй половинкой, которая изменит всю ее жизнь.

Фрэнк Дэвис точно не был ее второй половинкой. Как же ему удалось вызвать у Джины такие чувства? Не только наяву, но и во сне…

— И вовсе ничего ему не удалось, — решительно сказала она себе. — То, что произошло в пятницу — неудивительно после столь длительного воздержания. С кем угодно могло случиться! А сны… Ну это всего лишь сны. И то, что он участвовал в них — неважно. Просто небольшой подарок телу от подсознания. В ее реакции не было ничего удивительного, учитывая, что все эти дни она была на грани.

Ну ладно, черт возьми, она признает одну вещь — Фрэнк довел ее до такого состояния. Настолько, что Джина была готова поэкспериментировать сама с собой, только бы избавиться от напряженного желания. Она без сомнения хотела его. Эти руки, губы, не говоря уже о восхитительно твердом…

— Перестань, — пробормотала она, бросаясь на подушку с намерением снова заснуть. И даже, если она и пыталась вернуться в тот же самый сон, какая разница, утром же никто об этом не узнает.

На следующий день Джина получила от Фрэнка сообщение на автоответчик. Ему надо было закончить колонку, и он сказал, что планировал поработать несколько дней дома, чтобы избежать отвлекающих моментов. Он не написал, каких именно отвлекающих моментов, и Джина оставалось только догадываться, находил ли он ее такой же отвлекающей, как и она его.

Мужчина часто слал ей подобные сообщения с идеями по поводу проекта. Он думал так же много, как и Джина. Оба смотрели фильмы об отношениях между полами, брали интервью, опрашивали людей на улицах. Однажды Фрэнк предложил сделать шаг вперед и самим принять участие в расследовании.

— Клуб для одиноких? — усмехнулась она, читая сообщение. Неужели он думал, что они вдвоем пойдут в один и тот же клуб, сядут в разных углах и понаблюдают за тем, как общаются мужчины и женщины? С другой стороны, надо признать, идея заслуживает внимания. Но Джина ни за что не согласится на его следующее предложение:

— Я не знакомлюсь по объявлениям и не хожу на свидания вслепую, отвечала она. — Но ты можешь делать все, что заблагорассудится. Я уверена, многие женщины уцепились бы за возможность помочь знаменитому Фрэнку написать статью.

Утром у нее было несколько совещаний, и она совсем забыла о своем сообщении, когда проверяла автоответчик. Включив его, Джина услышала: «Мужчина ищет брюнетку в черных трусиках для серьезного веселья. Желательно наличие бассейна и батута. Кухонный стол обязателен».

По ее спине пробежали мурашки. Интересно, как ему удавалось одновременно разжечь в ней желание и рассмешить? Вообще—то, рассмешить Фрэнк мог кого угодно. Да, он был очень уверен в себе и обаятелен, плюс к тому, его природное чувство юмора было заразительным. Джина никогда раньше не встречала такого мужчину.

И никто из ее знакомых мужчин не ушел бы от нее на кухне вчера. Для Фрэнка было важно, чтобы она хотела его не только физически, но и духовно. Джина была поражена его заботой и нежностью. Слишком много она для него значила, чтобы он мог согласиться на кратковременную, ничего не значащую интрижку. Такой поступок был совсем не в духе поверхностного, бесчувственного шовиниста. Все в поведении Фрэнка с того момента, как они познакомились, шло в разрез с образом, который создавался на страницах журнала «Мужчина».

— Я просто не знала его.

По одним статьям Джина могла узнать об их авторе не больше, чем обычный человек с улицы знал о ее отце, читая сенсационные новости о его любовных похождениях.

Но теперь она начинала по—настоящему знакомиться с Фрэнком Дэвисом. И он нравился ей все больше и больше. Ее чувства уже перешагнули за простую симпатию, интерес. И это было самым ужасным. Ей и так было нелегко работать с человеком, которого она презирала, а теперь, когда девушка поняла, что может уважать Фрэнка, даже восхищаться им, совместный проект станет сущей пыткой.

Потому что ничего у них не выйдет. Джина не могла принять то, что он предлагал: приятную, чувственную интрижку, которая удовлетворит ее физически, но оставит опустошенной духовно.

Она признала, что Фрэнк Дэвис — не шовинист. Но он не был и надежным мужчиной, способным к серьезным отношениям. Да, Джина ему нравилась. Да, он хотел больше, чем одна ночь. Но насколько больше? Сколько времени он будет рядом? Неделю? Шесть недель? Несколько месяцев? Наверняка, не дольше. И, наверняка, не всю жизнь.

Завести с ним роман значило пойти против всего, о чем писала Джина, во что верила с самого детства. С тех самых пор, как прятала голову под подушку, чтобы не слышать ссор матери с отчимом. Она так надеялась, что однажды встретит мужчину, который полюбит ее такой, какая она есть, несмотря ни на что. А во время визитов к настоящему отцу, когда Марвин весело развлекался с очередной подружкой, Джина чувствовала, что глубоко внутри была другой, и никогда не смогла бы стать такой, как он, потому что никогда бы не согласилась ни на что, кроме настоящей любви. Ей нужна была честность, надежность, верность — качества, которых так не хватало взрослым в ее жизни.

Черт возьми, она хотела в конце концов быть счастливой. Джина ждала свою вторую половинку, своего Тристана.

— А сейчас я жду Фрэнка Дэвиса, — призналась она вслух, откидываясь на спинку стула и грустно вздыхая. И в тот момент Джина даже не была уверена, кто ей был нужен больше.

В среду в четыре Фрэнк решил, что с него достаточно. Конечно, отправлять шутливые послания на автоответчик было весело, но он очень хотел снова увидеть Джину. Позвонив в офис, он подождал, пока она возьмет трубку, и сообщил:

— Мне надо помыть машину.

— Фрэнк?

— Да. Пойдем поработаем, Джина. Недалеко от офиса есть станция мойки машин. Встретимся там.

— Забудь об этом. На мне шелковая блузка. Он помолчал, представив ее в намокшей шелковой блузке. Белой. Белоснежной. Которая была бы даже лучше, чем футболка.

Джина не обратила внимания на его молчание:

— Как насчет библиотеки? Фрэнк простонал:

— Сегодня такой теплый, солнечный день, а ты хочешь закрыться в душной, темной библиотеке?

Она помолчала:

— У тебя есть грязное белье?

— А—а—а, прачечная, конечно, — согласился он. Полчаса спустя они встретились в прачечной на улице Рэндольф. Джина выглядела довольно странно в строгом костюме цвета слоновой кости, шелковой блузке — зеленой — и с ниткой жемчуга на шее! Фрэнк же вполне соответствовал обстановке в своих вылинявших, потрепанных джинсах и серой футболке.

— Хочешь помочь мне отделить белое белье от цветного?

Она взглянула на его корзинку с грязным бельем и приподняла бровь:

— Уверена, что мне доставило бы огромное удовольствие сортировать твое белье. Но нет, я думаю нам надо разойтись, если мы действительно хотим привлечь внимание одиноких людей.

Он знал, что Джина была права, но Фрэнк не хотел «расходиться». Более того, теперь, когда она была в этом жарком, душном помещении прачечной, наполненном тяжелыми, крепкими, вибрирующими стиральными машинами, он совсем не хотел расставаться с ней. Но так как ему в голову не пришла ни одна уважительная причина, по которой ей пришлось бы сесть на одну из этих машин, мужчине оставалось только беспомощно наблюдать за тем, как Джина пересекла комнату и села на один из стульев в углу у окна.

Джина осторожно пристроилась на краешке допотопного железного стула, который, судя по остаткам краски, когда—то был оранжевым. За сорок минут к ней подошли трое мужчин. Ни один из них не походил на принца, скорее на беззубого девяностолетнего прадеда принца, или злобного феодала, который запирал принцесс в высоких башнях.

Судя по лицу Джины, она не получала большого удовольствия, наблюдая за людьми в этом месте. Фрэнку повезло не больше. Да, конечно, на него обращали внимание женщины, но большинство из них были абсолютно непривлекательны. К нему подходили либо измученные домохозяйки с сопливыми двухлетними отпрысками, цепляющимися за материнскую юбку, либо пожилые дамы, которым пора было начать измерять не объем груди, а ее длину. Через полчаса он был готов сдаться:

— Идея была не очень хорошей.

— Я подумала, что раз мы около университета, то, может, стоит смешаться с толпой студентов, — вздыхая, согласилась Джина.

— Идет. В следующий раз проверим университетскую библиотеку.

— Согласна. А теперь пошли отсюда. Чувствую, после этой грязной прачечной мне надо принять душ.

Фрэнк решил, что эксперимент с прачечной провалился. И чтобы как—то скрасить неприятное ощущение, выпалил первое, что пришло в голову:

— Думаю, нам стоит вместе пообедать и кое—что обсудить в теплой домашней обстановке. Приглашаю ознакомиться с моими кулинарными способностями!

Фрэнк готовился к приходу Джины так же, как он готовился бы к визиту своих родителей. А именно: убрал с дивана постельное белье, пропылесосил ковры, и наконец запихнул в самый дальний угол стопки материалов для работы в других изданиях.

За последние несколько месяцев, пока Фрэнк подрабатывал в других журналах, у него скопилась солидная коллекция подарков. Большую часть вещей он раздал друзьям и семье, но женские принадлежности презентовать было некому. Неделю назад он услышал о том, что какая—то организация принимает пожертвования. Фрэнк обрадовался, решив, что наконец сможет избавиться от всех косметических наборов, журналов, книг и кремов, которые получил за статьи для женских еженедельников. Он сложил их в коробки и решил отвезти в конце недели.

— Сейчас не время, — бормотал он, рассовывая перед приходом Джины вещи по разным углам. Ему вовсе не хотелось объяснять, откуда в его квартире взялись женские принадлежности.

Он не мог дождаться встречи. Было так тяжело не ходить в офис и подавлять порывы позвонить ей и по—человечески поговорить. До настоящего момента он позволял себе лишь отправлять официальные уведомления на автоответчик, так как им действительно необходимо было поддерживать связь. Деловой тон кратких сообщений не в состоянии был передать физического влечения, хотя Фрэнк прекрасно осознавал, что оно никуда не ушло. Желание пульсировало под кожей, угрожая свести его с ума, если в скором времени не найдется выход. Но спешить было нельзя. Терпение, только терпение! Джина должна научиться доверять ему самому и тому, что происходит, захотеть его не только физически, но и духовно.

С каждым днем он все сильнее чувствовал, что ее защитная стена рушится по кирпичику, а уверенность крепнет. Да, они хорошо работали над проектом. А теперь Фрэнк покажет ей, как хорошо они могут работать друг с другом лично.

Джина должна была прийти около четырех, поэтому он запаниковал, когда в три сорок пять раздался звонок в дверь. Фрэнк даже не успел принять душ и как раз заканчивал готовить соус.

— Ты говорил о спагетти, — сказала Джина, когда мужчина открыл дверь. Она помахала в воздухе бутылкой красного вина. Фрэнк наблюдал за тем, как гостья оглядела его с ног до головы, наверняка заметив пятна от томатного соуса на футболке, потрепанные джинсы и босые ноги. Девушка закусила губу. — Кажется, я пришла слишком рано. Мне незнаком твой район, все эти дома из коричневого кирпича такие похожие. Здесь запросто можно потеряться.

Она выглядела восхитительно смущенной. Ну ладно, просто восхитительно. Кажется, в джинсах он ее ни разу еще не видел, но у этой девушки была идеальная фигура для такой одежды, не говоря уж о полосатой майке на тонких бретельках, которая обтягивала ее упругую грудь. Джина наверняка успела забежать домой. Ведь ей никогда не пришло бы в голову заявиться на работу столь залихватски одетой. И так сексуально, хотя молодая женщина наверняка даже не осознавала этого. Большинство дам до сих пор были уверены, что мужчины считают сексуальными только узкие платья с глубокими вырезами. По мнению секс—аналитика, куда соблазнительней леди смотрится в обычной майке на тонких бретельках, повторяющей каждый изгиб тела и в джинсах, достаточно узких, чтобы подчеркнуть каждый…

— Фрэнк?

— Извини, — пробормотал он. — Все нормально. Это я не рассчитал время. Планировал поставить мировой рекорд по скорости принятия душа.

— Ничего. Может мне вернуться позже? Он открыл дверь и отошел в сторону:

— Заходи и чувствуй себя как дома. Мне надо закончить кое—что в кухне, а то мы никогда не сможем пообедать. А потом я сполоснусь, ладно?

Кивнув, она проследовала в квартиру, одобрительно оглядываясь вокруг. Каблуки ее босоножек цокали по дубовым полам, и он увидел, что гостья улыбнулась, заметив скамейку у окна, выходящего во двор.

— Тут так красиво. Во всем чувствуется индивидуальность. Намного лучше, чем в моем доме.

— Да, мне здесь тоже нравится. Хотя телефонная линия древняя, и каждый раз принимая душ, я молюсь, чтобы никому не пришло в голову в это же время смыть в туалете… Но все же в квартире так много очарования. — Фрэнк прошел в кухню я принялся нарезать лук и перец.

Гостья присоединилась к нему.

— Давно здесь живешь?

— Нет. Переехал из Алабамы меньше года назад.

Фрэнк полюбил эту часть Чикаго с тех пор, как впервые приехал в гости к сестре и ее мужу пару лет назад. Получив работу в журнале «Мужчина», он был вынужден сразу подыскать себе жилье. Когда Терри с Бартом предложили ему поселиться в одной из квартир в их модернизированном доме, Фрэнк отказался. Во—первых, рациональная стилистика современной архитектуры была не для него. Удобства удобствами, но хотелось большего тепла и уюта. И к тому же нельзя повторять прошлое, а здесь опять все складывалось, как в детстве, когда он с лучшим другом Бартом вечно ввязывался в разные неприятности, а Терри, повсюду ходившая за ними, доставляла еще больше забот…

Положив овощи на сковородку в кипящее оливковое масло, он перемешал их и добавил заранее приготовленную томатную пасту.

— Моя сестра с мужем живут в нескольких кварталах отсюда. Своими учебниками для студентов Барт зарабатывает на более респектабельную жизнь, чем я советами для парней, которые не ходили на свидание со времен правления президента Эйзенхауэра.

Она хихикнула:

— Вы с сестрой дружны?

— Да, и всегда были. И мне особенно приятно, что она вышла замуж за моего лучшего друга. — Фрэнк сочувственно покачал головой. — У Барта не было шансов на бегство.

— Пахнет романтической историей. Посмеявшись над тем, как его настойчивая сестра окрутила парня, он сказал:

— Я хочу вас познакомить. Кстати, я уже рассказывал ей о тебе. Джина удивилась:

— Правда? А зачем?

— Скажем так, она именно тот человек, который поможет нам с проектом. У нее много связей, ее общительность привлекает к ней многих интересных людей, и, кроме того, у Терри отличная работа.

Открыв бутылку вина, принесенную Джиной, Фрэнк плеснул немного в горшочек с соусом и перемешал.

— Идеальный выбор. Налить тебе бокал?

— Обычно я в это время не пью. — Вместо этого она взяла стакан воды. Похоже, у вас с сестрой действительно отличные отношения. У тебя есть еще младший брат, верно?

— Да. Всеобщий любимец, — ответил Фрэнк, закончив помешивать соус и накрывая горшочек крышкой. — Маленький испорченный хулиган, но я уверен, что он еще выправится и станет отличным парнем. А у тебя?

— Два младших брата.

Фрэнк не мог себе представить, чтобы у Марвина могли быть еще дети, но все же решил спросить:

— М—м—м, только братья?

— Да. Ты спрашиваешь из любопытства или в тебе проснулся журналистский инстинкт?

— Я сказал тебе, что никто ни о чем не узнает, Джина. — Он пожал плечами и начал мыть кастрюли. — Обычное любопытство. Просто хочу заметить, что в нашем мире, где правят папарацци, такая знаменитость, как Марвин удивительно долго мог скрывать своего единственного ребенка.

— Он сам не знал о моем существовании, пока мне не исполнилось двенадцать лет, — объяснила она.

Джина наблюдала за Фрэнком, наслаждаясь как обычно его уверенностью в себе. Вот он стоит — босоногий, с пятнами соуса на футболке, готовит для нее, и все равно выглядит на все сто, как настоящий мужчина. И опять она поразилась его умению чувствовать и вести себя естественно, независимо от того, какую роль Фрэнк в данный момент исполнял. И Джина этому завидовала белой завистью.

— Как он узнал?

Поверив, что им движет искренний интерес, а не желание разнюхать информацию, она ответила:

— Я написала ему письмо и спросила, правда ли, что он мой папа. Фрэнк моргнул:

— Ты шутишь.

— Нет.

— А с чего ты взяла, что он — твой отец? Я имею в виду, что это все похоже на сказку дочь дровосека узнает, что она потерянная принцесса или что—то в этом роде.

Девушка ухмыльнулась, вспомнив, что именно такое сравнение приходило ей в голову, когда она была подростком и пыталась разобраться в своих отношениях с окружающим миром.

— Однажды я подслушала спор родителей, она пожала плечами, потом продолжила:

— как всегда из—за меня.

— Они часто ругались?

— Да нет, не очень. Но, если это случалось, то всегда по моей вине. Я говорила себе, мол, дело в том, что я — старший ребенок в семье. У меня два младших брата, и, естественно, отец любил своих сыновей больше, чем дочь, вернее даже — падчерицу.

— Я тоже — старший, — вставил Фрэнк, когда она замолчала. — И знаю, что такое быть всегда во всем виноватым.

— Думаю, иногда я заслуживала наказания. В тот раз они ругались из—за того, что меня поймали, когда я бросала из окна липучки для мух на людей с ближайшей парковки.

— Липучки для мух? Какой кошмар! И это в двенадцать лет!

— Ну вообще—то они были просроченные, мы нашли их в контейнере у комбината. Но нам удалось восстановить их липучесть, подержав немного в кипятке.

— О!..

— Мистер Флэш, преподаватель географии в нашей школе, случайно оказался первой жертвой наших проделок. От его пышной шевелюры на следующий день остался лишь короткий ежик. А миссис Тод, как выяснилось, носила парик. Потому что лента одной стороной приклеилась к ее волосам, а другой упала на дверцу автобуса. Автобус поехал и…

Фрэнк хихикнул.

— Дверца слетела?

— Если бы!

Вспомнив, чем все закончилось, Джина призналась:

— Я никогда больше в жизни не слышала такого пронзительного визга.

— Фрэнк рухнул на стул рядом с Джиной. Он так смеялся, что на глазах выступили слезы. Девушка только покачала головой:

— Когда ты дочь одного из самых уважаемых людей в городе, а шериф ловит тебя с подружкой, в то время как вы кидаете на головы бедных прохожих липучки для мух, отцу, естественно, приходится несладко.

— Да уж, представляю.

— Как бы то ни было, той ночью я услышала то, что не предназначалось для моих ушей. Отец был в бешенстве. Я ужасно боялась, что он выйдет из комнаты. Так я узнала, что равнодушие, которое я всегда ощущала с его стороны, было вызвано тем, что, на самом деле, он не был моим отцом.

— И что ты сделала?

— Спросила на следующий день об этом мать, но она ничего толком не рассказала, только умоляла меня вести себя хорошо, чтобы любой мужчина почел за честь назвать меня своей дочерью. Тогда с нашей семьей, по ее словам, все будет в порядке.

Улыбка Фрэнка поблекла.

— Тебе, наверное, нелегко было пережить такое известие? Она кивнула.

— К тому же я впервые осознала, что могу разрушить брак родителей, и решила стать примерной девочкой.

Фрэнк протянул руку и убрал выбившуюся прядь волос с ее лба. Прикосновение было таким нежным.

— Однако история запала мне в душу, — продолжила Джина, как только он убрал руку. — Я решила узнать, кто мой отец. Порылась и нашла шкатулку с мамиными документами, а в ней — ее фотографию с Марвином. На обороте стояла дата — год моего рождения. И я написала ему.

— Как ты все это вынесла, тебе ведь было всего двенадцать лет, удивился он. Его очаровательная ухмылка исчезла, в глазах появилось сочувствие и даже понимание. — Полагаю, король послал гонцов за любимой дочерью?

Она засмеялась.

— Да, верно. Спустя несколько месяцев личные детективы Марвина узнали все о моем прошлом, а потом появились в доме моих родителей, чтобы поговорить со мной.

— Ого!

— Двойное «ого!» Это было во время собрания членов церкви, прямо в нашей гостиной, где в качестве почетного гостя присутствовал мой отец. Я даже не помню, какую отговорку придумала мать для собравшихся.

— А что сделала маленькая Джина? — То же, что сделала бы на ее месте принцесса, живущая в доме дровосека. Спустилась с упакованным чемоданом, готовая покинуть родной дом навсегда. — Джина вздохнула, вспоминая заплаканное лицо матери. — Двенадцатилетние дети иногда бывают очень эгоистичными.

Фрэнк сел рядом, взял девушку за руку и сказал:

— Ты была удивительным ребенком. Она посмотрела на их переплетенные пальцы, вспоминая, как его руки ласкали ее в пятницу вечером и во вторник утром. И вдруг поняла, что забыла, о чем говорила.

Фрэнк проследил за ее взглядом, потом убрал руку и вернулся на свое место.

— Но каким—то образом твоим родителям удалось сохранить секрет, никто ничего не узнал, и принцесса не уехала во дворец, — сказал он, напомнив, о чем шла речь, а заодно пытаясь избавиться от физического влечения, вспыхнувшего между ними.

— Марвин пообещал не вызывать мать в суд и не претендовать на отцовство, если она согласится на то, чтобы я ездила к нему в гости время от времени, — объяснила Джина. — Итак, начиная со следующего лета, я стала уезжать на две недели в лагерь, о котором никто, кроме моих родителей, не знал. И мне запретили обсуждать это с другими, даже с братьями.

— Они не знают? — спросил он.

— Все известно только Бену. Он сейчас в колледже, А младший брат, Джастин, до сих пор уверен, что мы дети одного отца.

Фрэнк нахмурился:

— Не представляю, чтобы родители заставляли двенадцатилетнего ребенка лгать всему миру, включая родных братьев.

— Особенно тяжело было с бабушкой и дедушкой, родителями отчима, пояснила она. — Мы были очень близки.

— Не говоря о другой атмосфере, — продолжал Фрэнк, качая головой. Превратиться из дочери известного и уважаемого политического деятеля в дочь миллионера—бабника.

Джина невесело усмехнулась.

— Да, это был культурный шок. В лагере Марвина были поездки за границу, подарки и вечеринки. Но на тринадцатый день, когда приходило время паковать вещи и ехать домой, я уставала от этой роскоши и начинала скучать по маме, бабушке с дедушкой и братьям..

— Держу пари, Марвин своей бешеной энергией пробуждал в тебе страстную натуру. Джина пожала плечами:

— Во всяком случае, он закрывал глаза на все мои шалости. Да и в нем самом многое оставалось от ребенка. Все его проделки, махинации… В общем, пожив с ним, я начинала чувствовать, что ему нужна стабильная семья.

Фрэнк помолчал несколько секунд, потом кивнул, как будто до него дошло, что она имела в виду. Что касается самой Джины, то она не смогла поверить, что как на духу все рассказала почти постороннему человеку. Она выболтала историю всей своей жизни мужчине, которого всего лишь неделю назад презирала. Это было так не похоже на нее. Но, с другой стороны, все, что ей приходилось делать с тех пор, как судьба свела ее с Фрэнком Дэвисом, частенько поражало даже ее саму.

— Ну вот, теперь ты в курсе моей семейной тайны. Не стоило мне тебе все рассказывать.

— Неужели так опасно мне доверять? — пожал плечами Фрэнк. В его карих глазах светился дружеский интерес.

Нет. Вовсе нет, подумала она. И это самое ужасное. Ей действительно хотелось доверять ему. О Боже, теперь птичка завязла по самые коготки! Сначала сумасшедшее физическое влечение, потом искренняя симпатия, а теперь — полное доверие? «Эй, будь осторожней! — напомнила себе Джина. — Иначе сама не заметишь, как влюбишься в этого мужчину, который явно не подходит на роль нежного и заботливого мужа».

— Тебе доверять — теперь мое хобби, — призналась она.

— Я рад. Думаю, сейчас многое становится ясным.

Хотя она вопросительно изогнула бровь, Фрэнк не стал ничего объяснять.

— Знаешь, что, — сказал он, — располагайся поудобнее, а я пока приму душ, ладно?

Джина слегка кивнула. Когда он ушел, она взяла стакан воды, прошла в гостиную и села на кожаный диван кремового цвета. Молодая женщина откинулась было на спинку, но тут же подпрыгнула, почувствовав, как что—то воткнулось ей в бок. Оказалось, это были щипцы для завивки волос, почти такие же, как у нее в ванной.

Она нахмурилась. У Фрэнка были короткие волосы. Отгоняя от себя неприятные мысли, Джина положила щипцы на кофейный столик, рядом с коробкой, набитой журналами. Присмотревшись, вдруг заметила, что все они были женскими: последние номера полудюжины женских ежемесячников.

— Он — журналист, наверное, читает для сравнения, — пробормотала Джина, пытаясь успокоить себя.

Наличие косметики объяснить было сложнее. Под столом у двери стояла коробка. Даже со своего места она прекрасно видела находящиеся там тюбики и баночки, помады, лаки, туши и тени. Зачем, черт побери, ему нужна косметика? Решив, что, возможно, он принял заказ для сестры, гостья пожала плечами и прошлась по комнате.

Спустя несколько минут она вспомнила, что не спросила, есть ли у Фрэнка еще одна ванная. Джине нужно было привести себя в порядок. Увидев две закрытые двери, она на удачу скрестила пальцы и потянула за ручку одной из них. Вместо ванной, она увидела платяной шкаф, в котором висели отнюдь не мужские костюмы.

Белье?! Шкаф был набит вешалками с восхитительным женским бельем. Она не удержалась, протянула руку и прикоснулась к красивому персиковому пеньюару из тонкой ткани. Одни кружева и шелк. Он скользил по ее пальцам, как вода. Рядом висела белая хлопковая ночная рубашка, а за ней — кружевное бюстье.

При виде этого великолепия, у Джины потекли слюнки. Ночные рубашки, пеньюары, бюстье — шкаф был набит кружевным, шелковым, удивительно тонким и нежным бельем. Новым, свежим и ни разу не ношеным.

— Он либо трансвестит, либо настоящий псих, — вслух пробормотала она.

Девушка не услышала шагов Фрэнка за спиной, пока он не положил руку ей на плечо. Испугавшись, она отскочила в сторону и увидела, что он смеется.

— Или, — мягко добавил он, — просто человек с хорошим вкусом.