Магнетизерка

Глава четырнадцатая

— Я немного слышал о докторе Месмере, — сказал Татищев, когда они с Турчаниновой возвращались на извозчике из клиники. — Кажется, он открыл магнетизм?

— Не то чтобы открыл, — поправила его Анна Александровна. — Доктор Месмер обобщил познания в сей области и возвел их в научный оборот. А потом нашел своим знаниям практическое применение.

— Часть этого «практического применения» я видел, — сказал Павел Андреевич с некоторым сарказмом, уже скорее по инерции, нежели от недоверия. Потому как к увиденному и услышанному в Обуховской клинике человеку, находящемуся на службе в Тайной экспедиции, надлежало отнестись с самым серьезнейшим вниманием. Ежели он, конечно, настоящий профессионал, каковым Татищев несомненно являлся. К тому же, это напрямую касалось Магнетизера, ставшего в деле о скоропостижной кончине адмирала де Риваса, сиречь убийстве, в чем теперь Татищев нимало не сомневался, главным фигурантом.

Павел Андреевич немного помолчал, раздумывая, а затем спросил:

— А этими магнетическими практиками можно воздействовать, скажем, на животных?

— Весьма вероятно, — ответила Анна. — Можно замагнетизировать лошадь, и она понесет, можно собаку — и она бросится на вас и искусает, а ворона выклюет глаз.

— Да уж, — произнес подполковник, уставившись в спину возницы. — Серьезный господин этот Магнетизер.

— Магнетизирование требует огромных усилий и затрат всего организма и весьма скверно сказывается на общем здоровии магнетического оператора, особенно действующего на расстоянии. Посему смею предположить, что тот, кто убил несчастную Жучкину и адмирала де Риваса, человек скорее худой, нежели полный, жилистый, нежели мускулистый, и вид имеет вряд ли цветущий.

— Это уже кое-что. Значит, мне надлежит искать худого изможденного человека? — спросил он, обведя взглядом хрупкую фигурку Анны Турчаниновой.

— Скорее всего, так, — согласно кивнула та. — Но почему «вам», а не «нам»?

— Потому что ваша миссия выполнена.

— А как же книга?

— Теперь я имею полное право произвести досмотр квартиры покойного адмирала де Риваса, потому что с этого момента, считайте, начато производство уголовного дела по факту его убийства, — весомо ответил Павел Андреевич.

— А если этой книги у него уже нет?

— Буду искать, — спокойно ответил подполковник Тайной экспедиции. — Ваше дело лечить отца Андрея Борисовича, мадемуазель.

— Все-таки вы невыносимы, — заключила Турчанинова и обиженно отвернулась от Татищева.

— Да поймите вы, — с жаром произнес Павел Андреевич, и в тоне его послышались нотки оправдания, — как я могу взять вас в следствие по этому делу, когда оно подпадает под разряд секретных?

— Я умею молчать, — твердо произнесла Анна Александровна. — А потом, вы же сказали там, в клинике, что поскольку я помогаю следствию по делу особой государственной важности, то на время его ведения являюсь действующим сотрудником Тайной экспедиции.

— Вы являлись этим сотрудником, — поправил Турчанинову Павел Андреевич. — До настоящего момента. Теперь наше сотрудничество закончено.

Коляска остановилась. Татищев огляделся и с облегчением произнес:

— Вы, кажется, приехали.

— Я никуда не пойду, господин Татищев, — решительно заявила Анна и, демонстративно поерзав, устроилась в коляске поудобнее. — В конце концов, я же доказала, что адмирал де Ривас убит, а не умер собственной смертью, как вы думали.

— Когда мне стало известно, что у адмирала перед самой смертью был посетитель, версия, что смерть его, скажем так, не совсем естественна, была принята мной как рабочая совершенно без вашей помощи, — четко выговаривая каждое слово, произнес подполковник. — Теперь я хочу довести дело до конца. Это долг чести. И если мне будут мешать…

— А мне, стало быть, вы в чести отказываете? — с упреком спросила Анна Александровна.

— Господа хорошие, вы слазить-то будете али как? — обернулся к ним возница.

— Да, — ответил Татищев и приоткрыл дверцу экипажа, собираясь выйти и высадить Анну.

— Нет, — решительно произнесла Турчанинова.

— Ну, сударыня, это уже… не знаю, как и назвать…

— Без меня вы его не поймаете.

— Слазить-то будете али нет?

— Я задействую всех лучших агентов экспедиции. Поймаем!

— У вас ничего не выйдет. Вы не знаете всех его возможностей.

— Слазить-то…

— Замолчи, мерзавец! — гаркнул Татищев, и извозчик опасливо втянул голову в плечи.

Павел Андреевич в сердцах захлопнул дверцу и мрачно посмотрел на Турчанинову:

— Чего вы хотите?

— Помочь вам найти Магнетизера. И поймать. Со мною вам легче это будет сделать.

— Он ведь мог убить Жучкину. Почему он этого не сделал?

— Возможно, его вспугнул я. Однако, скорее всего, это просто не входило в его планы, — добавил Павел Андреевич, ставший вдруг похожим на охотничьего пса, учуявшего дичь.

— Вы так думаете? — Турчанинова поразилась выражению его лица.

— Уверен, — резко произнес подполковник.

— Отчего же?

— Оттого, что убиение этой, пардон, потаскушки было ему не на руку. Два трупа в один день и в одном месте — это слишком много и привлекло бы внимание полиции. А нашему Магнетизеру таковое внимание совершенно ни к чему. Выкладывайте все, что о нем знаете.

Этот разговор между Татищевым и Турчаниновой происходил в небольшом кабинетике подполковника на первом этаже дома Бестужева-Рюмина на набережной Невы, где располагался Пятый департамент Сената, через два дня после посещения ими Обуховской клиники. За это время Павел Андреевич получил «добро» на деликатное расследование загадочной смерти адмирала де Риваса, провел досмотр кабинета и библиотеки покойного адмирала, «Петицы» там не обнаружил и решил-таки не отказываться от помощи мадемуазель Турчаниновой. В конце концов, помощь гражданских лиц дознанию есть их первейшая обязанность, и полиции, в том числе и тайной, не след в этом отказывать. А как только надобность в Турчаниновой отпадет, ее всегда можно будет отстранить от сего дела по причине его секретности.

— Собственно, мне известно о нем не столь уж много. Например, в Москве он всегда снимал меблированные комнаты с имеющимся в них черным ходом. Записывался у домовладельцев статским служащим с чином коллежского секретаря либо надворного или титулярного советника, непременно платил вперед, утром уходил, поздно вечером возвращался, так что его, собственно, мало кто мог видеть и хорошо запомнить. Хозяева меблирашек сказывали, что постоялец никогда не показывал лицо полностью, а в холодное время и вовсе ходил обмотанный шарфом до самых глаз, да и те были сокрыты надвинутой на глаза треуголкой. Дам к себе не водил, ни с кем не приятельствовал, но, по всему вероятию, Москву знал довольно хорошо и никогда не спрашивал, как доехать или дойти до нужного ему места. Словом, золото, а не постоялец.

Сведений немного, но все же кое-что. Главным же являлось то, что Магнетизер владел методой введения своей жертвы в состояние магнетического сна-яви пятой и даже шестой степени несколькими раппортам и за весьма короткое время, после чего убивал их одним прикосновением большого пальца ко лбу, а именно к месту, зовущемуся физиогномистами Точкой судьбы. И, стало быть, был крайне опасен.

«Перстная манипуляция действует сильнее ладонной и есть самый действенный способ прикосновения, — вспомнила Анна лекцию маркиза де Пюйзенгюра. — Сия манипуляция усиливается приведением перстов в различное между ними соединение. Паче действует большой перст, по нем мизинец, потом указательный и четвертый палец. Средний же не оказывает никакого действия. Распростертые или когтеобразно загнутые пальцы действуют наислабее. Сильнейшее действие оказывается в пальцах, сжатых концами в щепоть. Но конец или подушечка расправленного большого перста, при сжатии всех других пальцев в кулак, действует наисильнее всего…»

— А есть что-либо такое, что может как-то воспрепятствовать его силе? — задумчиво спросил подполковник.

Турчанинова ответила не сразу. Ослабить действия магнетизера, конечно, можно, а вот противодействовать?

— Действия магнетизера, насколько мне известно, затрудняют металлические предметы: портсигар в вашем кармане, хронометр, горсть меди, орден на шее или груди. Из материй более всего препятствуют прохождению магнитных токов к телу шелк, гродетур и атлас. Так что шелковая сорочка или атласный жилет будут не лишними при общении с ним.

— Надо будет объявить это агентам.

— Что вы собираетесь предпринять? — деловито спросила Анна и серьезно посмотрела на Татищева. Точно так спросил его вчера обер-секретарь Макаров, когда Павел Андреевич докладывал ему свои соображения. И подполковник, вздохнув и нарочито приняв тон подчиненного, доложил ей четко и вразумительно:

— Предлагаю начать розыски неизвестного лица в плаще, предположительно худощавого и не пышущего здоровием, обладающего привычкой носить треугол, надвинув на самые глаза, и не имеющего ногтей на пальцах рук. Для сего надлежит весьма осторожно, не привлекая внимания, осмотреть домовые книги всех гостиниц и меблированных комнат на предмет поселения в них схожего вышеприведенному описанию человека, записавшегося в чинах от коллежского секретаря до титулярного советника и проживающего в Петербурге около двух-трех недель. У вас будут какие-либо дополнения или возражения, сударыня?

— Возражений не имею, — подыграла Анна. — Вот дополнение: надо предупредить каждого из агентов, чтобы они были крайне осторожны.

— Будет исполнено, ваше превосходительство.

— Ну и, конечно, обо всем происходящем докладывать мне лично.

— Слушаюсь, — серьезно сказал Павел Андреевич.