Магнетизерка

Глава семнадцатая

— Это явный вызов! Он просто насмехается над нами! Мало того, что он убил лучшего моего агента, так еще прислал его труп мне на квартиру, замагнетизировав извозчика! — горячился подполковник Татищев, недовольный спокойствием обер-полицмейстера Овсова. — Представляете, в мой дом входит мужик с мертвым телом на спине и, гнусно ухмыляясь, говорит, что, мол, это подарок от известной мне личности, которую, дескать, вы разыскиваете, да хрен найдете. Он так и выразился — «хрен найдете». Конечно, извозчик ничего не помнит, как и лакеи в доме адмирала де Риваса. Преступник просто стирает у них память о себе. Как ластиком карандашные надписи на бумаге. Ну, и как все это расценивать, если не вызов?

— Уж не думаете ли вы, что между вами и этим — как его? — Магнетизером происходит дуэль? Мне почему-то кажется, что вы задеты и вам просто хочется свести с ним частные счеты, — строго посмотрел на Татищева Овсов. — Следствию не должны мешать эмоции и разнообразные чувства, например личная неприязнь.

— Да ни в коей мере! — продолжал горячиться Павел Андреевич. — Это ведь вызов не только мне, а всей… всему…

— Хорошо, хорошо. Что вы хотите?

— Закрыть город для всех выезжающих, — рубанул рукой воздух Татищев.

— Закрыть город?! — Овсов почти свирепо посмотрел на Татищева. — Да вы с ума сошли. Ведь не моровая язва и не холера, в конце концов, прости господи. Нет, это решительно невозможно!

— Возможно, ваше превосходительство, — продолжал настаивать Павел Андреевич. — Надлежит только на всех заставах расставить ваших людей с тем, чтобы они проверяли выезжающих из города мужчин на предмет отсутствия на их руках ногтей.

Овсов неприязненно посмотрел на Татищева.

— Всех?

— Всех, ваше превосходительство, — подтвердил Павел Андреевич.

— И членов монаршествующей фамилии прикажете проверять? — с большой долей сарказма произнес обер-полицмейстер.

— Полагаю, это ни к чему, — серьезным тоном ответил Татищев. — Ведь многих из них мы знаем в лицо.

Овсов немигающим взором уставился на подполковника. Смотрел долго, пристально, много раз намереваясь наговорить колкостей и едва сдерживая себя от этого.

Наконец промолвил не без язвы в голосе:

— Знаменитый генерал-полицмейстер Алексей Данилович Татищев, случаем, вам не родственник?

Павел Андреевич усмехнулся. Сей вопрос задавался ему не единожды, и покойный Шешковский был весьма доволен таким родством своего подчиненного.

— Родственник, — подтвердил Павел. — У нас общий предок. Князь Святослав Хоробрый. А родовую фамилию всем Татищевым дал князь Василий Юрьевич, новгородский наместник. В Новгороде Великом он переловил всех преступников, коих тогда, как вы знаете, именовали татями, и потому великий князь дал ему прозвище Тать-ищ, то есть татей ищущий, вот и стал Василий Юрьевич Татищем, а сыновья его — Татищевыми.

— Стало быть, это у вас фамильное — преступников разыскивать, — заключил обер-полицмейстер.

— Родовое, — поправил его Павел Андреевич.

Биографию генерал-полицмейстера Алексея Даниловича Татищева, почившего в чине генерал-аншефа — выше только генерал-фельдмаршал, а далее уже сам государь, — знали в столице многие.

Отец Алексея, Данила Татищев, был казанским помещиком средней руки. В богачестве не купался, но и лиха не ведал. Рос Алексей парнишкой смышленым и с ранних лет смекнул, что дома жить — чина не нажить. И подался Алешка Татищев в Москву служить российскому государю. Уж оченно хотелось быть значимым в собственных глазах. А паче — в глазах окружающих. Фамилии он был, слава богу, вполне «изячной», как-никак от самого Рюрика род сей велся и далее от князей смоленских, посему вскорости оказался он в денщиках самого царя Петра Алексеевича. И не просто в денщиках, а денщиках любимых. К смерти государя выслужил чинишко капитана, а после оставлен был при дворе нести «всякую» службу. Уж зело расторопен был капитан Татищев, и распоряжения, им получаемые, исполнялись как нельзя точно и в срок.

Пришелся Алексей Татищев и ко двору Анны Иоанновны, при коей получил он вполне заслуженно чин камергера.

При Лизавете Петровне отличился Алексей Данилович по сыскной части, за что пожалован был кавалером Александровского ордена. А в 1745 году, когда преставился прямо в Управе Благочиния старый генерал-полицмейстер Девиер, Татищев был назначен генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга с производством в чин генерал-поручика.

Конечно, были и до него фигуры на сем посту. Чего только стоил Христофор Антонович Миних, коего за глаза звали «железным»!

А Федор Васильевич Наумов? Редчайший умница, большой ценитель шахматной игры и фортепианной музыки, любивший самолично производить дознание и наблюдать, как вгоняют злоумышленникам под ногти гвозди, допытываясь правды подноготной, и выбивают палками-длинниками правду подлинную.

Да и Антон Мануилович Девиер, впервые ставший генерал-полицмейстером еще при государе Петре Алексеевиче, тоже был сыскарем ушлым и битым, а иначе как бы ему удалось поймать несколько месяцев наводившего ужас на всю Адмиралтейскую сторону хитрейшего и безжалостного Черного Чухонца, мужеложца и насильника-убивца, никогда не оставляющего после себя свидетелей?

Но генерал-поручик Татищев сумел затмить всех своих предшественников. Именно он поставил должность генерал-полицмейстера на небывалую высоту. Он стал не только начальником столичной полиции, но и главой всех полицейских служб империи. Он не подчинялся ни Сенату, ни могущественнейшей тогда Канцелярии тайных и розыскных дел и был подотчетен лишь высочайшей власти.

В Петербурге он извел всех татей и лихих людей, как когда-то его предок в Новгороде, изничтожил веселые дома и притоны, и обыватели перестали бояться выходить темными вечерами из домов. Повывелись даже бездомные собаки, кои в неимоверных количествах расплодились во времена генерал-полицмейстера Девиера, и, казалось, даже улицы стали чище и как-то просторнее. А преступников, содеявших жестокие противузаконные дела и получивших за то внушительные сроки каторги, Алексей Данилович предложил клеймить специальными литерами: на лоб ставить букву «в», на правую щеку «р», на левую «ъ». Получалось «връ», то есть «вор».

— Так обывателю будет понятно, с кем он имеет дело, — пояснял он сенатским сановникам, коим показывал свой проект. — И сие весьма удобно для поимки бежавших с каторги и тюрем.

— Но ведь бывают случаи, что иногда невиновный получает тяжкое наказание и потом обнаруживается его невинность. Каким же образом вы освободите его от сих поносительных знаков? — спросил его один из сенаторов.

— Весьма удобным, — нимало не смутился генерал-полицмейстер. — Стоит только к слову «вор» добавить еще две литеры: «не».

В 1746 году проект Татищева был одобрен Сенатом и высочайше утвержден государыней императрицей Елизаветой Петровной. А Юстиц-коллегия изготовила клейма.

— А может, Магнетизер уехал? — спросил начавший сдаваться Овсов.

— Он в Санкт-Петербурге, ваше превосходительство, — твердо ответил обер-полицмейстеру Павел Андреевич.

— Вы уверены?

— Совершенно, — заверил Татищев. — Магнетизер беспрепятственно мог покинуть Санкт-Петербург сразу же после убиения господина адмирала де Риваса. Но он этого не сделал. Выходит, в столице его держит что-то еще. Не исключено, что он планирует новое убийство, от коего, с его способностями, не застрахован никто. Даже члены императорской фамилии. И на нашей с вами совести будет, ежели вдруг случится, что кто-либо из царствующего дома…

— Не надо продолжать, господин подполковник, — передернул плечами обер-полицмейстер. — Я понял. Значит, вы говорите, надлежит укрепить заставы на дорогах?

В течение недели в управу было доставлено семь человек, не имеющих на руках ногтей. Шесть мужчин и одна женщина. Женщина была задержана так, на всякий случай, от шибкого усердия, как бывает всегда, когда от большого начальника исходит прямой и ясный приказ. К тому же, имелась ведь у того же Черного Чухонца привычка переодеваться в женское платье перед тем, как изнасиловать приглянувшегося ему мужчину! Вот тут-то, после сих задержаний, Татищеву и понадобилась Анна Александровна с ее магнетическими способностями. За ней послали, и Турчанинова тотчас примчалась в полицейское управление, где ее поджидал Павел Андреевич.

— А зачем задержали женщину? — спросила она Татищева. — Магнетизер положительно мужчина.

— Приставы малость переусердствовали, — усмех нулся тот. — Однако в нашем деле, сударыня, всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

В арестантской комнате все семеро сидели по лавкам.

— Экий произвол вы творите, господин подполковник, — поднялся им навстречу высокий худой мужчина. — Задерживаете честных граждан без всякого объяснения причин. Я буду жаловаться в Сенат.

— Ну, ежели вы честный человек, то вам совершенно не о чем беспокоиться, — заверил его Татищев, оглядывая всех семерых. — А жаловаться есть ваше неотъемлемое право. Кстати, почему на ваших руках нет ногтей?

— Я таковым родился! — с возмущением ответил худой и вызывающе посмотрел на подполковника. — И иметь мне ногти на руках или не иметь, это мое частное дело. У меня и на пальцах ног нет ногтей, так что, это является основанием к арестованию?

Женщина в углу хихикнула.

— Не арестованию, а задержанию, — поправил его Павел Андреевич и выразительно посмотрел на Турчанинову. Та отрицательно мотнула головой. — Впрочем, вы свободны.

— Благодарю вас, — с сарказмом произнес худой и вышел из арестантской, гордо подняв голову. — Приготовьтесь к неприятностям, господин подполковник.

— Всегда готов! — бодро ответил Татищев и снова повернулся к Анне Александровне. Та стояла около задержанной женщины и пристально смотрела на нее.

— Вы же сказали, что Магнетизер положительно мужчина, — тихо произнес Павел Андреевич, подойдя к ней.

— Ее надо срочно в клинику, — так же тихо ответила она.

— А что такое?

— Сифилис.

Татищева от этого слова натурально передернуло.

— Вы, тоже свободны, сударыня. Господин пристав, велите проводить эту барышню… в клинику.

— Не пойду я ни в какую клинику! — поднялась с лавки женщина.

— Выполняйте, — гаркнул Павел Андреевич и отвернулся.

— Его здесь нет, правда? — тихо спросил Анну Александровну Татищев, когда двое полициантов увели упирающуюся сифиличку.

— Нет, — согласилась Турчанинова. — Если бы был, я бы сразу это почувствовала.

— Ну, что ж…

Он обернулся к задержанным и вежливо произнес:

— Господа, прошу прощения за причиненное вам беспокойство. Вы все свободны.

— Черт знает что такое! — с возмущением воскликнул господин в круглой шляпе, до того сидевший смирно и безучастно. Но встретившись взглядом с Татищевым, тут же осекся и быстренько вышел из арестантской.

— Вы тоже свободны, — обратился Павел Андреевич к Турчаниновой. — И… благодарю вас.

Она широко раскрыла глаза.

— Что? — не понял тот ее взгляда.

— Ничего. Просто я не ожидала от вас такой… учтивости.

— Вы можете идти, сударыня, — сказал с каменным лицом Татищев.

— Полагаю, если снова понадобится моя помощь…

— Всенепременно, сударыня, — с легким поклоном ответил подполковник и отвернулся.

«Бурбон», — подумала Анна и пошла из арестантской, удивившись, что на сей раз она подумала о Татищеве беззлобно и даже как-то… с симпатией.

Впрочем, к делу поимки Магнетизера это не имело никакого отношения.