Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна

Снимок Киилер

Медонэ, прозванный Пожирателем за свой неуемный аппетит, объявил о проведении аукциона. И, хотя добраться до его дома было непросто, эта новость привела к нему дельцов и перекупщиков со всего субсектора.

Один из предметов в каталоге коллекции привлек мое внимание. Я отправил агента, чтобы тот подтвердил происхождение вещи, и, когда от него пришел положительный ответ, приготовился нанести личный визит.

Медонэ Пожиратель жил на выжженной войной каменной глыбе под названием Паллик. Особенности орбиты и осевого вращения обеспечили этой планете сложную и нерегулярную последовательность смены дня и ночи — они были то длинными, то короткими, то яркими, то тусклыми. Это привело к появлению огромного количества различных трудов по закономерностям движения светил и астрономических таблиц. Я не озаботился изучением названий всех разновидностей цикла. Все, что мне было нужно, — это избегать длинного и жаркого «жгучедня», когда все три солнца поднимались над горизонтом одновременно.

Многие из желающих принять участие в аукционе прибыли на орбитальных челноках и катерах, для которых среди пустыни неподалеку от стен дворца Медонэ обустроили посадочную площадку. Некоторые добирались сначала до ближайшего города, называвшегося Барит-Прим, и затем нанимали проводников до дворца, расположившегося в шести сотнях километров от городских ворот. Караваны ходили практически ежедневно, возя товары с продуктовых рынков города, чтобы удовлетворить бесконечные аппетиты Медонэ.

Я высадился на плоскогорье в пяти километрах от дворца и дошел до ворот пешком. Стоял малый день, и на небе было лишь второе солнце, выбежавшее всего на шесть с половиной стандартных часов.

Воздух был холоден и сух. Сквозь линзы-щитки темных очков небо казалось насыщенно-синим, а солнце виделось белым шариком, отбрасывающим блики на стекла при повороте головы. Лучи светила отражались от корпусов челноков и катеров, замерших на посадочных площадках среди пустыни. Я смог разглядеть тонкую ниточку каравана, бредущего через барханы километрах в пятнадцати от дворца.

Здание отличалось весьма внушительными размерами. Это все, что осталось от города, уничтоженного войной. Периферийные элементы конструкции утопали в песке и зачастую представляли собой не более чем груды обломков. Судя по всему, значительная часть древнего поселения скрывалась под землей, навсегда сгинув в бездне истории.

Стражники у ворот внимательно следили за моим приближением.

— Ты идешь к Медонэ? — спросил один из них.

Голос часового искажался помехами и доносился из вокс-динамика, встроенного в маску-респиратор. Оба бойца носили броню и снаряжение, изначально произведенные для нужд Астра Милитарум, но теперь выкрашенные в яркие, кричащие цвета.

— Да, — ответил я.

— Имя?

— Грегор Эйзенхорн, — ответил я.

Лгать не было смысла.

— А род занятий?

Я показал инквизиторскую розетту.

Они даже не вздрогнули.

— Вы пришли, чтобы сжечь нас всех, сударь? — хохотнул один.

— Пока не знаю, — ответил я. — Кто-то из вас отвергает власть Трона?

— Точно не мы, — хмыкнул второй. — Мы все тут верные слуги Священной Терры, все до одного.

— Тогда я хотел бы только сделать ставки и что-нибудь купить.

Они пропустили меня внутрь.

В вестибюле дворца было не продохнуть от посетителей, и каждый притащил с собой многочисленную свиту. Сервиторы Медонэ сновали среди гостей с подносами, полными еды и напитков. Камергер в ливрее объявлял каждое новое блюдо так, словно это был очередной дорогой гость. Мне предложили флягу с водой — ритуальный дар каждому путешественнику, приходящему из пустыни, — которую я взял, и графин с вином, от которого я отказался. Экспонаты коллекции, предназначенные для распродажи, сейчас красовались в витринах по всему залу, чтобы потенциальные покупатели могли их как следует рассмотреть. Я заметил молельные барабаны из Долгих Могил с Трациана, диадемы из Рабских Миров, качественно сделанный бюст святого Киодра, так и не извлеченный из обитого сатином футляра, и даже написанный масляными красками портрет Жиллимана, кисти Манксиса с Юстиса Майорис. По крайней мере, так утверждала подпись. Композиция была достаточно неплохой, но техника работы кистью не дотягивала до настоящего Манксиса. Я решил, что это, скорее всего, либо копия, либо работа кого-то из учеников.

Я рассматривал картину, когда за моей спиной раздался чей-то голос:

— Мне известно, зачем вы здесь.

Я обернулся.

— Медонэ, — представился человек.

Он был высоким, стройным и улыбчивым, носил зеленый комбинезон и короткий плащ. Кто-то мог бы сказать, что он переборщил с ювелирными украшениями. Особенно выделялась тиара со вставками из жемчуга и хрусталя.

— Вы — Медонэ?

— На самом деле я — его глашатай, — ответил человек с настораживающе широкой улыбкой. — Он говорит и ведет дела через меня.

— Вы — прокси-тело или аватара? — спросил я.

— Аватара, — ответил он.

Только сейчас я осознал, что тиара и кольца — часть мощной телекинетической системы, которая позволяла настоящему Медонэ управлять глашатаем, как марионеткой.

— Вы — Грегор Эйзенхорн из ордо, — сказал он.

— Верно.

— Ваша репутация вас обгоняет. На моей распродаже есть только одна вещь, которая могла бы заинтересовать такого человека. Не желаете взглянуть?

Он проводил меня в боковую часовню. Бледные лучи второго светила пробивались сквозь высокие зарешеченные окна. Предмет стоял на небольшом пьедестале, защищенный световыми экранами. Это была стекловидная пластинка, запакованная в пластек, площадью около трети квадратного метра.

— Великолепно, не так ли? — произнес глашатай Медонэ.

Передо мной была самая ужасающая вещь, которую я видел в жизни.

— Весьма изящно.

— Я оставлю вас и дам возможность рассмотреть ее как следует.

В часовне, кроме меня, было еще несколько гостей, рассматривающих пластинку. Один из них, грузный человек с мощными аугметическими окулярами, вживленными в череп, произнес:

— Весьма интересный экспонат.

— Действительно, — ответил я.

— Это подлинник, — добавил он. Его импланты жужжали и щелкали. — Я могу оценить возраст стекла и пленочной упаковки. Размеры пластинки соответствуют формату, который, как считается, использовала автор. Удивительно, что столь хрупкая вещь сохранялась столько лет, за которые исчезло так много всего.

— Истинно так, — согласился я.

— Но куда более удивительно само изображение, — продолжил человек. — Обратите внимание на композицию. У автора был изумительный талант летописца. Сомневаюсь, что хоть кто-то в Империуме может сравниться с ней в искусстве съемки пиктов.

— Да, именно это о ней и говорят, — произнес я. — Исключительный дар, из-за которого ее и выбрали для сопровождения той экспедиции.

— Только подумайте, — вздохнул мой собеседник, — она превосходила талантливостью всех, кто был до нее и после, но помнят ее все равно не за это.

Он посмотрел на меня. Оптические импланты щелкали и жужжали.

— Как вы считаете? — спросил он. — Что в этом самое удивительное? Что это оригинальный пикт, сделанный десять тысяч лет назад почитаемой основательницей Имперской Истины? Или то, что это портрет Хоруса Луперкаля?

— Я думаю, что самое удивительное — что он находится здесь и продается на аукционе, а не заперт где-нибудь в хранилище на далекой Терре.

Эуфратия Киилер была летописцем. В последние годы Великого крестового похода, имея в своем распоряжении лишь талант и пиктер, она была приписана к 63‑й экспедиции, чтобы увековечить деяния легиона Лунных Волков. Она создавала великолепные работы. Ее слава росла. Сам Воитель относился к ней с благосклонностью. В те далекие времена Бог-Император объявил, что созидание Империума должно запечатлеть в работах художников и историков, дабы создать хронику начала Эпохи Человека. В те времена доминировала именно такая идея: великий труд по построению цивилизации необходимо описать честно и открыто.

Звучит совсем непохоже на Императора, каким его знаю я.

Вся эта свобода, конечно же, закончилась, как только начались ужасы охватившей Галактику многолетней кровавой бойни, которую мы сейчас называем «войнами Ереси». Киилер была там с самого начала. Стала свидетелем первой пролитой крови. Она находилась в той поворотной точке истории, когда все изменилось. И в ее руках был пиктер, с помощью которого она запечатлела трансформацию.

Но ее история на этом не закончилась. Она могла стать просто одной из триллионов сгинувших в пламени вспыхнувшей войны. Ее имя сейчас известно немногим… но все же известно. Святая Эуфратия. На нее снизошли божественные милость и дары, и именно она и несколько доверенных человек в те мрачные годы создали основы Имперского Кредо. Киилер стала одной из первых святых. Она вместе со своими последователями создала краеугольные принципы Лектицио Дивинитатус, истины, по которой мы все сейчас живем. Учение о том, что Император Человечества суть не человек, но Бог. Именно она помогла другим увидеть это. Именно она помогла родиться нашей вере.

Человека с оптическими имплантами звали Сеян Карил. Мы вместе вернулись в главный зал и сели побеседовать об увиденном.

— Сам пикт — это не главное, вы ведь понимаете? — спросил он.

— Он бесценен, — ответил я. — Изображение Луперкаля при жизни, до того, как он пал. Его красота и мощь позволяют оценить масштабы произошедшей катастрофы.

— Кто-то, возможно, скажет, что этот пикт никто и никогда не должен увидеть.

— Кто, например?

— Инквизиция, — ответил он. — И вы, как я слышал, к ней относитесь.

— Думаю, его нужно видеть, — сказал я. — Как предупреждение, что даже самые совершенные из нас могут прогнить… Как источник новой решимости для схватки с тьмой.

Он пожал плечами:

— Если только Хорус изображен на пикте до своего падения.

— Думаете, снимок был сделан после?

— Но разве не еще более поучительно было бы, останься лицо магистра войны таким после того, как Хаос поглотил его душу? Великий Враг умеет хорошо скрывать свою природу:

— Вы говорили, что пикт — это не главное, — сказал я, меняя тему.

— Если верить каталогу, то к пикту прилагаются какие-то записи. Рассыпающиеся от старости документы, составленные ее рукой, описывающие и сам пикт, и обстоятельства, в которых он был сделан.

— Вы их видели?

Карил покачал головой:

— Их увидит только покупатель. Но мне довелось кое-что услышать о них.

На самом деле мне тоже. Отчасти это и стало причиной моего визита. Поговаривали, что в этих записях содержится откровение. Что там есть текст, написанный почерком Киилер, в котором она утверждала, что Хорус остается человеком, а не искаженным демоническим чудовищем. Также в них говорилось, что в те времена Император отрицал свою божественность. Он официально провозгласил это и старательно подавлял любые попытки заявить о противоположном. Владыка Людей хотел, чтобы подобные учения подвергались запретам и гонениям.

Итак, судя по записям, Император не считал себя богом, но Киилер и ее сподвижники создали основу для зарождения имперской веры вопреки четко выраженному желанию Повелителя Человечества.

Это была какая-то очень странная ересь, и я не до конца понимал, кто же в ней, собственно, еретик — то ли Киилер, то ли сам Император.

— Мы никогда не узнаем правды, — сказал я.

— Но она содержится в записях, — возразил Карил.

— Там содержится опасность, — поправил я. — Ибо правда — относительное понятие, а люди сами решают, как ею воспользоваться. Если кто-нибудь, предположим, решит восстать против Имперской Истины, он сумеет использовать пикт и записи столь почитаемого и надежного источника в качестве опоры для нового учения.

— Чтобы подорвать веру и отказать Императору в божественности?

— Да, такое нетрудно представить.

— И, вероятно, именно поэтому Инквизиция прибыла сюда… Чтобы прибрать к рукам снимок и исключить такую возможность.

— Я не говорил, зачем сюда пришел.

— А я и не про вас.

Осторожным кивком он указал на женщину в дальнем конце зала, беседовавшую с кем-то из гостей.

— Халанор Куртец, — произнес Карил. — Из Ордо Еретикус. По крайней мере, мне так говорили.

— Если бы Ордо Еретикус был нужен снимок Киилер, то они бы взяли дворец штурмом, перебили всех и потом разбомбили это место с орбиты.

— Возможно, — пожал он плечами. — Если, конечно, им не захотелось бы сначала узнать, кто еще будет заинтересован в происходящем, каких людей эта реликвия заставит выбраться на свет.

Он был прав. Я тоже так думал. Несмотря на то, что аукцион был частным, он служил первостатейной приманкой. Даже не сходя с места, я видел, как минимум шестерых человек, входивших в списки разыскиваемых ордосами: ренегаты, еретики и рецидивисты, которых удалось выманить соблазнительной возможностью заполучить поистине бесценную реликвию. Если бы я руководил операцией Ордо Еретикус, то не стал бы спешить, внедрил своих агентов и подождал начала торгов, а затем одним ударом сумел бы и захватить еретический снимок, и прикончить с десяток опаснейших врагов Империума, а также, с помощью пыток и допросов, возможно, нашел бы выход на большинство культов в субсекторе.

В некотором роде за этим-то я и пришел. Мне не нужен был снимок Киилер. Да, я хотел его увидеть, но не обладать им. Это была слишком опасная вещь. Я пришел посмотреть, кого это изображение может привлечь.

На самом деле меня интересовал всего один человек.

И, похоже, я ее отыскал. Карил и его зоркие аугметические глаза мне в этом помогли. Халанор Куртец. Никакой она не инквизитор. Оптические сканеры и псионическое распознавание выдали достаточную вероятность совпадения личностей. Маскировка, грим, омолаживающие процедуры — все эти вещи позволяли скрыть немало.

Но я мог с большой степенью уверенности утверждать, что Халанор Куртец — не кто иной, как архиеретичка Лилеан Чейс.

Когнитэ, старейший и опаснейший из культов Хаоса в истории, присутствовал на торгах в лице своего легендарного и крайне скрытного лидера. Только нечто наподобие снимка Хоруса Луперкаля, сделанного Киилер, могло вытащить ее из укрытия.

Мой долгий и кровавый труд был близок к завершению.

За полчаса до начала торгов меня вызвали к Медонэ.

Он ждал в изолированной комнате. Его глашатай, все так же жутко улыбаясь, приветствовал меня у двери и проводил внутрь.

Медонэ Пожиратель перестал быть человеком в нормальном понимании этого слова много лет назад. Аппетит поглотил его. Бледная туша, настоящая гора плоти, весившая более девяти тонн, возлежала на конструкции из суспензорных опор и балок. Конечности скрывались где-то в глубине жировых складок. Целая армия рабов старательно втирала в кожу увлажняющие масла — этот процесс не останавливался ни на секунду. Бесконечная процессия сервиторов несла подносы с пищей, которую подхватывали летающие кибердроны и уносили наверх.

Лицо разглядеть было почти невозможно — просто точка где-то на вершине этой живой горы, оплетенной металлоконструкциями.

— Мой дражайший инквизитор Эйзенхорн, — произнес он через глашатая, — я бы хотел с вами поговорить. У меня есть подозрение, что не все сегодня пройдет гладко. И я бы желал получить гарантии того, что вы не собираетесь арестовывать меня.

— Медонэ, вы организовали аукцион, — ответил я. — Мне кажется, в этом нет ничего противозаконного.

— Подтвердите гарантию, пожалуйста.

— Подтверждаю. Но, простите, если у вас было ощущение, что аукцион пройдет неспокойно, зачем вы его все-гаки организовали?

— Я и не собирался, — улыбаясь, произнес глашатай, — Я собирался организовать частную сделку по продаже снимка. Закрытую. Но не сложилось.

— В каком смысле? — спросил я.

Псионический дар позволил мне заметить легкую дрожь в мыслях Медонэ, вызнанную страхом или смятением. Между мыслительным процессом человека-горы и речью глашатая возникла бесконечно крохотная задержка, которая позволила мне проскользнуть в его разум.

— Я решил, что аукцион — более удачная идея, — произнес глашатай.

«Меня заставили организовать торги против воли», — подумал Медонэ.

Я отскочил в сторону.

Лазерные лучи, яркие, как сердце звезды, опалили землю там, где я стоял.

Медонэ вынудили провести этот разговор с глазу на глаз. Я обругал себя за то, что с самого начала не догадался, что человек, настолько стыдившийся своего физического состояния, что использовал аватару для общения, никогда бы не стал ни с кем встречаться лично.

Я тяжело перекатился, случайно сбив при этом глашатая с ног. Ловушкой оказались два сервочерепа, спикировавших из-под крыши. Их лазерное оружие уже разогревалось для второго залпа. Луч опалил пол за моей спиной. Еще один попал в начавшего подниматься глашатая, мгновенно выпотрошив беднягу. Он, судорожно хватая ртом воздух, упал ничком, забрызгав пол кровью и ошметками внутренностей.

Сверху, оттуда, где находился настоящий рот Медонэ, раздался вопль боли от псионической отдачи.

Я высвободил свои ментальные силы и контратаковал гудящие сервочерепа. Затем яростным псионическим ударом вывел из строя механизмы управления и оборвал телепатический импульс, позволявший оператору управлять машинами-убийцами. Один, будто метеор, рухнул на пол и взорвался. Второй, разогнавшись, просвистел у меня над плечом и, лишенный управления, врезался в стену.

С антигравитационных подвесов Медонэ посыпались искры. Мой удар выжег и их системы тоже.

В помещение ворвались трое. Все они были членами свиты Халанор Куртец — массивные, сильные и быстрые бойцы.

И, кроме того, защищенные от псионического воздействия.

Я потянулся за оружием, но первый противник уже добрался на расстояние удара. Он оказался вооружен изогнутым кинжалом, и первый удар мне удалось заблокировать. Я кувырнулся назад, перебросил неприятеля через себя, успел подняться на ноги быстрее него и, как только он начал выпрямляться, тут же снова сбил его подсечкой.

Обернувшись, я выхватил из кобуры свой «Тронсвассе» и пристрелил двух других нападавших. Ударив в цель, снаряды отбросили бойцов назад.

Первый противник попытался захватить меня сзади за горло и утащить на землю. Только рукоять моего пистолета не дала ему воткнуть кинжал мне в лицо. Я ударил локтем назад, но не попал. Мой враг был явно сильнее обычного человека — вероятно, за счет аугметических имплантов. Это был специально созданный убийца, телохранитель или головорез Когнитэ.

Много лет назад меня покалечили. Мои ноги и нижняя часть спины с тех пор зажаты в тяжелый металлический экзоскелет, только поэтому я еще могу передвигаться. Я с силой опустил закованный в сталь ботинок на стопу противника и раздробил ее.

Он зашипел от боли и слегка ослабил хватку. Я снова ударил локтем.

Как только он отшатнулся, я тут же развернулся и нанес удар рукоятью «Тронсвассе» прямо ему в макушку. Головорез завалился на бок с расколотым черепом и струйками крови, вытекающими из ушей.

Раздались новые выстрелы. Еще несколько людей Куртец ворвались в помещение. Они открыли огонь из автопистолетов и короткоствольных лазерных винтовок.

Я, отстреливаясь, бросился в укрытие, расталкивая молчаливых свидетелей происходящего — сервиторов с подносами, полными изысканных лакомств. Системы управления киборгов отключились, и теперь они могли лишь смотреть своими пустыми глазами на разворачивающуюся перед ними бойню. Я врезался в двоих из них, и они упали, рассыпая яства по полу. Залп твердотельных снарядов и лазерных лучей, выпущенных моими неудавшимися убийцами, ударил по ним и еще сильнее проредил строй замерших безвольных существ. Тарелки разлетались на куски, и бесценные деликатесы сыпались на пол.

Мои враги разошлись по залу широким полукругом. Выстрелами из-за спин переминающихся с ноги на ногу сервиторов я заставил людей Чейс скрыться за складками плоти Медонэ. Один из них убрал пистолет и принялся разворачивать роторную пушку, которую тащил на спине.

Я упал на пол.

Шквал снарядов пронесся по полу, перемолол шеренгу сервиторов и разнес декоративную плитку на стене. Осколки керамики, покрытой эмалью, и витражных стекол разлетелись во все стороны. Я слышал, как привод пушки свистит, вращая стволы, пока стрелок менял контейнер с боеприпасами.

Затрещали новые выстрелы, на этот раз — с другой стороны. Стреляли из хеллгана. Выстрелы с нечеловеческой точностью перебили кронштейны системы подвесов, удерживавших тушу Медонэ.

Послышался протяжный мерзкий скрежет рвущегося металла, а потом вся девятитонная громада Пожирателя перекатилась на бок, раскидывая рабов и сервиторов.

Медонэ прокатился по полу, будто лавина, погребая под собой засевших в укрытии нападавших.

Один все-таки выжил, выбрался из-под тела хозяина и обратился в бегство. Выстрел из хеллгана распылил его голову.

Я осторожно поднялся на ноги. В воздухе пахло дымом, кровью, едой и увлажняющим маслом для кожи. Рабы хныкали и выли, баюкая сломанные конечности.

Гарлон Нейл вышел из укрытия, поводя стволом хеллгана из стороны в сторону, готовый в любой момент открыть огонь.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, — ответил я.

Нейл был моим агентом, которого я прислал на разведку.

— Я уже начал задумываться, где тебя носит.

— Старался не попадаться людям на глаза, как вы и учили.

Я посмотрел на упавшую тушу Медонэ. Он был жив и беспомощно скулил. Рабы суетились вокруг, пытаясь поднять своего господина до того, как невероятная масса раздавит его внутренние органы. Из-под горы плоти сочилась кровь прислужников Чейс.

— Я обещал ему безопасность, — сказал я.

— А я ничего не обещал, — ухмыльнулся Нейл.

Он опустился на колено рядом со своей последней жертвой, перевернул труп на спину, вытащил что-то из его кармана и показал мне.

Значок Инквизиции. Нейл многозначительно поднял бровь.

— Это Когнитэ, Гарлон. — сказал я. — Они притворяются агентами Ордо Еретикус.

Он пожал плечами.

— Нужно найти Чейс.

— Имеете в виду Куртец? — уточнил он.

— Да она использует это имя.

— Это правда она?

— Похоже на то, — кивнул я. — Поверить не могу, что мы наконец-то подобрались так близко.

— Ну, дорога, которая привела нас сюда, была веселой, — сказал Нейл. — Приключения, новые знакомства. Ведь путешествие — это куда важнее, чем цель, так ведь говорят?

Я посмотрел ему в глаза.

Нейл вздохнул.

— Я просто пытаюсь разрядить обстановку, — сказал он.

— Чейс хочет заполучить снимок Киилер, — произнес я. — Пойдем.

Стрельба, трупы и слух о том, что Ордо Еретикус вышел на тропу войны, посеяли панику. Гости и потенциальные покупатели вместе со своими свитами разбегались. Мы с Нейлом протолкались сквозь толпу и пробрались в боковую часовню, где хранился снимок.

Руками, затянутыми в перчатки, Сеян Карил снимал пикт с постамента. Бронированный кейс для транспортировки уже лежал, открытый, у его ног.

— Решили не церемониться? — спросил я, направляя на него свой «Тронсвассе».

Карил печально улыбнулся:

— Полагаю, торги отменяются. Но мне бы очень хотелось заполучить эту вещь.

Он осторожно уложил стеклянную пластинку в кейс и снова развернулся к витрине. Под небольшой бархатной подушкой обнаружился тайник, в котором хранилось настоящее сокровище — записи Киилер.

— Я не могу позволить тебе забрать это, Карил, — сказал я. — Халанор Куртец… Ты ее видел?

— Нет, — ответил Карил. Он старательно ковырял печать на контейнере с записями.

— Положи! — приказал я. — И поразмысли как следует. Когда ты видел Куртец в последний раз?

— Она, вероятно, сбежала, — сказал он и улыбнулся. — Забавно… Никогда бы не подумал, что буду благодарен Ордо Еретикус, но именно они помогли мне заполучить эту вещь.

Нейл шагнул к нему, поднимая хеллган.

— Шеф велел положить эту штуку, поэтому положи ее. Перспективы у тебя так себе. Два человека в тебя целятся, и ты все еще думаешь, что сможешь просто взять и выйти отсюда?

Я осмотрелся. Карил вел себя очень уверенно, но почему?

— Наверное, вас я тоже должен поблагодарить, — сказал он, обращаясь ко мне. — Если бы не вы, ордо ни за что бы не начало эту операцию, и, соответственно, Куртец…

— Она не из Ордо Еретикус. Она не Халанор Куртец, — перебил его я. — Ее зовут Лилеан Чейс.

Карил посмотрел на меня, и его губы расползлись в довольной ухмылке:

— О! Я был о тебе высокого мнения, но теперь вижу, что ты такой же болван, как и все остальные. Лилеан Чейс? Невероятно смешно.

Он наконец открыл папку и принялся читать.

— Прекрасно, — пробормотал Карил. — Киилер весьма четко все описывает. Император — не бог. Он пресекал все попытки так его называть. Представляешь? Она пишет, что встреча с демонами в присутствии Хоруса Луперкаля заставила ее уверовать. Если существуют демоны, то должен быть и бог. Вселенная же не может быть несправедливо жестокой. Существование божества необходимо, чтобы сбалансировать ужасы варпа. Лектицио Дивинитатус основано на лжи. Имперская вера — суть страх. Даже так называемая святая это признает.

— Отдай его мне, — потребовал я. — Это еретический текст, и он никуда отсюда не денется.

— Это? — улыбнулся Карил, кивая на бумаги. — О, это просто приятный довесок к настоящему призу, награда за терпение. Станет неплохим дополнением к нашей библиотеке, хотя на самом деле в записях нет ничего такого, чего бы мы уже не знали.

— Ты из Когнитэ, — сказал я.

— Да, Грегор. Лилеан передает привет. Она надеялась как-нибудь встретиться лично, после всех тех лет, что ты за ней бегал. Но сейчас она занята. И послала меня за этой вещью. А вот твой путь закончится здесь.

Нейл взял на прицел голову Карила:

— Мне кажется, ты не в том положении, чтобы делать такие заявления.

— Этот аукцион — масштабная подставная операция. Ордо Еретикус узнали, что у Медонэ есть снимок. Они знали, что с его помощью можно выманить еретиков из укрытия, и вынудили его объявить аукцион, вместо того чтобы тихо продать пикт, не поднимая лишнего шума. Они знали, что Когнитэ пришлют человека, чтобы забрать артефакт. — Он усмехнулся. — Кстати, это я.

— Халанор Куртец… — начал я.

— А вот она — инквизитор, — перебил он. — Из Ордо Еретикус. Руководит операцией. И аукцион должен был заманить сюда ее главную цель.

— Когнитэ…

— Боги, нет! Куда более значимого еретика. Псайкера-ренегата, диаболус… Грегора Эйзенхорна. Все веселье ради тебя, Грегор. Ты — главный приз. Твои бывшие хозяева, Ордо Еретикус, хотят, чтобы ты умер.

Из главного зала донеслись выстрелы и крики. Пока Нейл держал Карила на прицеле, я отошел к двери в часовню и выглянул наружу.

Боевые команды Ордо Еретикус прочесывали дворец Медонэ, убивая всех, кто попадался им на пути. Для грязной работы они привлекли отряды Отпрысков Темпестус. Среди штурмовиков я заметил силуэт Куртец. Она координировала связь и раздавала приказы: любой ценой найти и обезвредить меня.

Я думал, что расставил ловушку для Чейс и проклятых Когнитэ, но ловушка была подготовлена для меня. Мастерство и изящество Куртец и ее коллег, выманивших меня из теней, поистине впечатляли.

А еще я с ужасом осознал, что стал изгоем. Теперь для Ордо Еретикус я был таким же чудовищем, как Когнитэ.

Сегодня Чейс в полной мере воспользовалась этой ситуацией, чтобы получить шанс добраться до сокровища.

В этот раз меня переиграли и Когнитэ, и мои бывшие товарищи.

К горлу подступила тошнота. Члены ордо совсем ослепли, раз не видят разницы между мной и угрозой, исходящей от культа Когнитэ. Похоже, я не ошибся, решив сжечь все мосты и продолжить работу в одиночестве. Эта мысль меня немного успокоила.

Гарлон вскрикнул. Я обернулся и увидел, что мой друг лежит на земле, а Карил сжимает в одной руку кейс, а в другой — лазерный пистолет, направленный на Нейла.

Впечатляет. Чтобы перехитрить Гарлона Нейла, когда он целится тебе в голову, требуются недюжинные способности.

— А сейчас я уйду, Грегор, — сказал Карил.

Я выстрелил в него. Снаряды, вылетевшие из пистолета, испарились в воздухе. Карил, или как там его на самом деле звали, оказался сильным псайкером. Вот, значит, как ему удалось справиться с Нейлом. И вот почему он был так уверен в себе. Раньше он подавлял свои силы, но теперь псионическая энергия буквально бурлила вокруг Когнитэ. Я принял удар и отлетел к стене.

Судя по хрусту, у меня сломалась пара ребер.

Наконец-то меня кто-то недооценил. А я ведь тоже сильный псайкер. Карил могуч, но Чейс следовало послать кого-то получше. Когда прячешься в тенях, то получаешь определенные преимущества. Никто не знает твоих истинных возможностей. И Чейс неправильно рассчитала силы.

До настоящего момента инквизиторские пси-щиты не давали мне применить дар, но у Карила их не было, а меня питали гнев и раздражение.

Я выкрикнул единственное слово Силы.

Его мощь, будто пламенная волна, ударила в Сеяна Карила и отбросила его к дальней стене так, что он не ударился в нее, а пробил насквозь. Камни раскололись. Ужасающе яркий, ослепительный свет брызнул через пробитую дыру.

Я опустил на глаза затемненные линзы и помог Нейлу подняться на ноги. Он тоже надел очки. Мы оба подняли плотные капюшоны накидок.

Снаружи, в пустыне, свет был еще ярче и мешал что-либо толком рассмотреть. Стояла фантастическая жара. За время, которое мы провели во дворце, малый день и следующая за ним короткая ночь успели закончиться, и в свои права вступил жгучедень.

Карил лежал на спине среди обломков стены. Он был жив, несмотря На то что каждая кость в его теле оказалась раздроблена. Кровь, вытекающая из ран, тут же вскипала, а участки открытой кожи покрывались жуткими ожогами. В почерневшей руке он сжимал древние записи Эуфратии Киилер, но документы уже начали пылать.

Он попытался сбить огонь, но рука тоже загорелась.

Я понаблюдал, как сгорают тело и бумаги.

— Свяжись с Медеей, — приказал я Нейлу. — Скажи, чтобы подогнала нам штурмовой катер. Необходимо покинуть это место поскорее.

Он кивнул и заговорил в микрофон своего устройства связи на глоссии.

Я открыл свой разум.

Черубаэль. Ты меня слышишь?

Конечно, Грегор.

Нужна твоя помощь.

Ох-ох, Грегор. Ты хочешь, чтобы я пришел и убил для тебя много-много людей?

Я замешкался. На какой-то миг я подумал об Отпрысках Темпестус и инквизиторских командах, пробирающихся через дворец. Через несколько минут они нас настигнут.

— Да, — весьма неохотно буркнул я.

Я не очень хорошо тебя расслышал, Грегор.

Да.

Мы с Нейлом забрали бронированный кейс и ушли в пылающую пустыню. Медея уже вылетела и была готова подобрать нас через минуту.

Мы отошли на приличное расстояние от дворца, и я оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть падающую вниз белую комету, куда более яркую и жуткую, чем свет всех трех солнц вместе взятых.

Дворец Медонэ начал содрогаться и осыпаться, будто пробуждающийся вулкан.

Я отвел взгляд.

Откуда-то донесся довольный низкий смех.

Вероятно, это был демонхост, наслаждающийся бойней, но на краткий миг мне показалось, что смех исходит из кейса, который я сжимаю в руке.

От улыбающегося величавого создания, запечатленного на снимке Эуфратии Киилер много тысяч лет назад.