Максим Горький. Биография писателя

1

После Украины Горький живет с семьей в селе Каменное около Торжка, в Тверской губернии, у своего друга химика Васильева. Здесь он часто бывает на бумажной фабрике и на стекольном заводе, видит страшные условия труда рабочих стеклодувов, сближается с местными социал-демократами, продолжает начатый на Украине роман «Фома Гордеев» (Свои крупные произведения Горький называл повестями, но литературоведы нередко называют их романами.) В январе 1898 года Горький возвращается в Нижний.

В марте — апреле выходят из печати в Петербурге два тома его «Очерков и рассказов». В них вошли рассказов из сотни очерков и рассказов, написанных и опубликованных к тому времени Горьким.

Наборщики типографии — одни из первых читателей книги — говорили с восторгом: «Вот это, действительно, наш писатель. Это за живое задевает». С этих «Очерков и рассказов» началась всероссийская и мировая слава писателя.

Особенный интерес к творчеству Горького проявляли социал-демократы, марксисты.

Один из них, в недалеком будущем близкий Горькому человек, В. А. Десницкий, вспоминал: «В его первых художественных произведениях для нас был радостен уход талантливого писателя от традиционного народнического мужика к городскому человеку — пусть пока и босяку, не к рабочему, но все же и босяк с его великолепным горьковским презрением к устоявшемуся гнилому быту был для нас желанным предвестником нового».

Успех первого сборника рассказов воодушевил Горького, и он пишет издателю: «Отношение публики к моим писаниям укрепляет во мне уверенность в том, что я, пожалуй, и в самом деле сумею написать порядочную вещь». Этой «порядочной вещью» стала повесть «Фома Гордеев» (1899).

Перед читателями богатая и многообразная картина русской жизни, мира русской буржуазии — от некультурности и открытого хищничества до европеизированных форм капитализма. Это и богомольный, ветхозаветный Ананий Щуров, разбогатевший путем преступления, и стяжатель-философ Яков Маякин, «мозговой» человек, который «уже способен думать шире, чем требуют узко личные его интересы, он политически наточен и чувствует значение своего класса», хочет, чтобы буржуазия и купечество имели в своих руках не только экономическую, но и политическую власть.

«Буржуазия строила паскудное царство свое на жесточайшей конкуренции, ей требовались крепкие, беззастенчивые люди», — писал Горький, и это «паскудное царство», его жестоких, «крепких» людей показал в повести. Недаром среди воротил, собравшихся на освящение парохода, нет почти ни одного, чей путь к богатству не лежал бы через преступление.

Молодое поколение русской буржуазии (Тарас Маякин, Африкан Смолин) продолжает дело отцов, придав ему европейский лоск, действуя более расчетливо, более трезво. Но «дети» тусклее, зауряднее «отцов» — так писателем намечена тема духовного вырождения буржуазии, которая станет основой в «Деле Артамоновых».

«Фома Гордеев» — повесть о крепнущей русской буржуазии, о том, как она набирает силы. Недаром ее идеолог Маякин считает, что жить становится все интереснее. Повесть Горького, однако, не только показывает рост русской буржуазии, не только раскрывает бесчеловечность капиталистических отношений, ложь и лицемерие буржуазной морали.

Основной замысел повести — показать, по словам самого Горького, как в современной буржуазной действительности «должен бешено биться энергичный, здоровый человек, ищущий дела по силам, ищущий простора своей энергии».

Фома — «здоровый человек, который хочет свободы жизни, которому тесно в рамках современности». Он упорно «выламывается» из мира хозяев, и в этом Горький видит показатель неустойчивости современной жизни, показатель того, что настает время ее изменить.

Фома не понимает до конца устройства жизни, не знает путей и методов ее изменения, далек от передовой интеллигенции и народа, не находит с ними общего языка, хотя в душе и тянется к ним. Он много думает над жизнью, но у него нет тяги к знаниям и книге («пусть голодные учатся, — мне не надо…»), общество умных и образованных людей отпугивает Фому. Стремления иметь друзей он не ощущает. Мир собственности, который Фома отвергает, купеческий уклад жизни наложили на него свою печать; он рано познал «снисходительную жалость сытого к голодному».

В конце повести Фома повержен и унижен; маякинский мир торжествует победу над бунтарем. Победу над слабым и запутавшимся человеком, но не над читателем, перед которым писатель раскрыл мерзость царства щуровых, маякиных, резниковых, кононовых.

Горький вошел в литературу в годы острой борьбы народников и марксистов. Рисуя в своих произведениях рост и укрепление российского капитала, писатель активно выступал в этом споре на стороне марксистов, разрушая народнические иллюзии об особом, некапиталистическом пути развития России. Это сближало Горького с Лениным, сближало задолго до их личного знакомства. Примечательно, что «Фома Гордеев» появился в один год с ленинской работой «Развитие капитализма в России» и был напечатан в легальном марксистском журнале «Жизнь».

«Недурной журнал! — писал Ленин о «Жизни» в апреле 1899 года. Беллетристика прямо хороша и даже лучше всех!» К этому времени в журнале появились рассказы Горького «Кирилка», «О черте», «Еще раз о черте», началось печатание «Фомы Гордеева». В вышедшей в марте 1902 года книге «Что делать?» Ленин использовал горьковское выражение «писатель, который зазнался».

Антибуржуазная направленность творчества Горького видна и в следующем его крупном произведении — повести «Трое» (1900–1901).

Со страниц повести встает мир городской бедноты — страшный мир нищеты, унижения, пьянства, ожесточенной борьбы за копейку, борьбы, в которой люди не останавливаются ни перед воровством, ни перед убийством. Мрачный колорит не могут разрушить «лучи света в темном царстве» — тряпичник дедушка Еремей, сапожник Перфишка, баба Матица, перфишкина дочь Маша. Но «Трое» — в первую очередь рассказ о духовных исканиях друзей: Якова Филимонова, Ильи Лунева и Павла Грачева. Они, вступая в жизнь, хотят найти свое место в ней, разобраться в действительности, жить «чистой жизнью».

Илья Лунев «с малых лет настоящего искал», стремился к физической и душевной чистоте и опрятности: «Чистота во всем казалась ему необходимым и главным условием порядочной жизни».

Окружающая жизнь порождает у Ильи стремление стать «хозяином», разбогатеть любой ценой — «случай свой поймать». Он достигает известного успеха: убив «скверного старика» Полуэктова и забрав его деньги, входит в мир собственников, а преступление его остается нераскрытым. Но неправда собственнического мира возмущает Илью.

Лунев стыдится своего успеха — в его душе живет «кто-то, не желающий открыть галантерейную лавочку», — готов помочь друзьям. Илья любит давать людям радость, умеет постоять за товарища. Потому-то, добившись своего, открыв свою торговлю, поселившись в комнатке с голубыми обоями и окнами в сад, войдя в «чистый» мир, Илья не стал счастлив. Лунев убеждается, что «чистая жизнь» его компаньонов по торговле Автономовых, по существу, не чиста. «Надежная, умная» Татьяна Автономова, «женщина образованная, мужняя жена… чистая, тонкая, настоящая барыня», оказалась «поганой» — распутной и по-мелочному расчетливой крохоборкой, человеком, которого не смущает и не возмущает убийство — лишь бы в тюрьму не попасть.

Илья — чуткий и обидчивый, много думающий, хоть и не очень грамотный человек из народных низов, не может преодолеть глубокого отвращения к сытой, скотской и глупой жизни мещанства: «Я вот смотрю на вас, — жрете вы, пьете, обманываете друг друга… никого не любите… Я порядочной жизни искал, чистой… нигде ее нет! Только сам испортился… Хорошему человеку нельзя с вами жить», — заявляет он на вечере у Автономовых.

Рано задумался над жизнью и Яков Филимонов — мальчик с «большими и беспокойными» глазами. Он избрал путь религиозного примирения с жизнью и непротивления злу. Но стремясь навести «порядок в душе», он своим невмешательством на самом деле способствует торжеству социального зла.

Писатель показывает, что причины несправедливости таятся в устройстве общества, и это начинает осознавать Павел Грачев. «Вихрь сомнения», так хорошо знакомый молодому Горькому, начинает складываться у него — жадного на книгу «первого озорника и драчуна во дворе» — в систему убеждений социалистического толка. У Грачева нет желания стать «хозяином», и он отвечает отказом на предложение Ильи, готового помочь ему деньгами, открыть водопроводную мастерскую.

Павел работал в типографии, близко сошелся с демократической интеллигенцией, сблизиться с которой Луневу мешало повышенное самолюбие, желание обижать человека, мстя за свое унижение.

Своей повестью Горький хотел помочь читателю из народа разобраться в путанице жизненных противоречий и сомнений, увидеть пути борьбы против социального зла. Готовя повесть для второго издания, он писал: «Читая ее, я с грустью думал, что если бы такую книгу я мог прочесть пятнадцать лет тому назад, — это избавило бы меня от многих мучений мысли, столь же тяжелых, сколько излишних». В повести писатель творчески осмысливает духовные искания и метания своей молодости, в известной мере повторяя сюжет и проблематику знаменитого романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», дает свое идейно-художественное решение проблемы.

2

В мае 1898 года Горький снова — на этот раз не по своей воле — оказался в Тифлисе.

Дело в том, что у арестованного в Тифлисе рабочего-революционера Ф. Афанасьева жандармы нашли фотокарточку с надписью: «Дорогому Феде Афанасьеву на память о Максимыче». Когда выяснилось, что «Максимыч» — это Горький, писателя арестовали, привезли в Тифлис и посадили в тюрьму Метехский замок.

В разных городах по делу Ф. Афанасьева допросили и подвергли обыскам около трехсот человек. Некоторые обвиняемые были связаны с петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса».

На допросах Горький выгораживал Афанасьева, представляя его, владельца серьезной библиотеки политической литературы, человеком, который «никогда ничего не читал».

Доказать связь Горького с делом Афанасьева не удалось — арестованные дружно отрицали свое знакомство с писателем, и тот вернулся в Нижний — под надзор полиции. Около дома, где он жил, теперь постоянно дежурит по нескольку полицейских агентов, но каждый вечер дом полон нижнегородской интеллигенции.

Сохранились донесения шпиков: «11 апреля Пешков с 2 часов пополудни был у Вдового дома, на площади, с женой, навстречу чудотворной иконе, грыз орехи… Для видимости старался держать себя далеко от лиц, состоящих под надзором и наблюдением…»

Портреты Горького, найденные при обыске, жандармы прилагали к другим документам как свидетельство «неблагонадежности».

А туберкулез, обострившийся после тифлисской тюрьмы, прогрессирует, и писатель месяц живет в Крыму, где знакомится с Куприным, Буниным, Чеховым. «Один из лучших друзей России, друг умный, беспристрастный, правдивый, друг, любящий ее, сострадающий ей во всем», — так писал Горький о Чехове.

Осенью 1899 года Горький впервые приехал в Петербург.

Город ему не понравился. «Он так и остается в памяти моей городом одиноких людей, людей, загнанных жизнью в хлевушки самомнения, в темные уголки человеконенавистничества. Сколько сплетен слышал я там! Сколь много воспринял всяческой мерзости!» — писал Горький в письмах.

Эти впечатления были результатом пребывания писателя в среде народников, либералов, декадентов, легальных марксистов, следствием идейных раздоров среди петербургской интеллигенции, лицемерия, лживости, склонности к интригам многих ее представителей.

Горький осмотрел Эрмитаж, познакомился с писателем-мемуаристом А. Ф. Кони и великим русским художником И. Е. Репиным, который, по словам Горького, «быстро и все время оживленно разговаривая», написал его портрет, сразу ставший широко известным в России.

3

Горький живет в Нижнем, но часто ездит в Москву и бывает на спектаклях Московского Художественного театра (МХТ). В Москве в январе 1900 года он познакомился с Львом Толстым, уже раньше обратившим внимание на писателя. «Был Горький. Очень хорошо говорили. И он мне понравился. Настоящий человек из народа», — записал Толстой в дневнике.

В марте 1900 года Горький снова едет лечиться в Крым. Здесь он встречается с Чеховым, много беседует с ним.

Летом Горький опять в Мануйловке, читает мужикам Чехова, Короленко, Шевченко, руководит любительским театром.

«Хорошо в этой Мануйловке, очень хорошо, — писал он Чехову. — Тихо, мирно, немножко грустно… По праздникам я с компанией мужиков отправляюсь с утра в лес на Псел[12] и там провожу с ними целый день. Поем песни, варим кашу, выпиваем понемногу и разговариваем о всяких разностях. Мужики здесь хорошие, грамотные, с чувством собственного достоинства…»

В сентябре он возвращается в Нижний.

Здесь на новый, 1901 год Горький устраивает для полутора тысяч детей нижегородской бедноты елку — с цветными электрическими лампочками (тогда это казалось почти чудом) и подарками: мешком с фунтом гостинцев, сапогами, рубахой. С грустью смотрел он на недетскую печаль в глазах маленьких гостей, на их старческую серьезность, негодуя на тех, кто лишил детей детства.

Горький не переоценивал своей помощи бедноте: «Из пятисот вчерашних мальцов, быть может, один будет читать. Да, не больше. Ибо остальные издохнут преждевременно от кори, тифа, скарлатины, дифтерии, холеры, поноса — от голода, холода, грязи…»

Устраивает Горький для нижегородских босяков чайную «Столбы». В «Столбах» работала бесплатная амбулатория, за четыре года было устроено более ста концертов. Надпись у входа гласила: «Спирт есть яд, так же как мышьяк, как белена, как опий и как множество других веществ, убивающих человека…»

19 февраля 1901 года писатель приехал в Петербург. Он был на заседании Петербургского Союза писателей, на котором — по полицейским донесениям произносились речи «крайне противоправительственного содержания», вообще «нижегородский мещанин» Пешков, как сообщали полицейские чиновники, «вращался исключительно в среде неблагонадежных в политическом отношении».

В это время особенно усилились репрессии против революционного студенчества. Они вызывают гневный протест Горького, ставшего свидетелем студенческой демонстрации у Казанского собора. Среди подписей в протесте против кровавой расправы со студентами была подпись Горького. «Я вовеки не забуду этой битвы!» — писал он Чехову.

На «Казанское побоище» писатель откликнулся рассказом «Весенние мелодии». Цензура запретила его, разрешив, однако, по недосмотру опубликовать «Песню о Буревестнике» — самую революционную часть произведения, сразу же высоко оцененную передовыми читателями и быстро завоевавшую огромную популярность.

«Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный.

То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и тучи слышат радость в смелом крике птицы.

В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике…

Ветер воет, гром грохочет.

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.

— Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем, то кричит пророк победы:

— Пусть сильнее грянет буря!..»

Этот призыв «Пусть сильнее грянет буря!» был развитием революционной традиции русской поэзии XIX века — лермонтовского «А он, мятежный, просит бури», некрасовского «Буря бы грянула, что ли»…

«Песню о Буревестнике», как и «Песню о Соколе», печатали в нелегальных типографиях, переписывали от руки, читали на вечеринках и маевках, их знала наизусть вся революционная молодежь. Горьковский призыв «Пусть сильнее грянет буря!» стал крылатым. Им заключил Ленин свою статью «Перед бурей» (1906).

4

Начало XX века в России характеризуется активизацией пролетариата. Растет число стачек и забастовок. Ленин ведет борьбу за создание революционной пролетарской партии, в декабре 1900 года выходит первый номер ленинской «Искры».

Обостряются классовые противоречия во всех областях жизни; растут крестьянские выступления, волнения среди студентов. Высокого напряжения достигает идеологическая борьба. В стране усиливается всеобщее недовольство самодержавным строем.

Горький тесно связан с революционным движением. Из Петербурга он послал нижегородским революционерам мимеограф — аппарат для печатания листовок. Об этом узнала полиция — и Горький в ночь с 16 на 17 апреля очутился в нижегородской тюрьме.

Заключение в тюрьму известного писателя вызвало протест передовых людей России. В его защиту выступил среди других Лев Толстой. «Я лично знаю и люблю Горького не только как даровитого, ценимого и в Европе писателя, но и как умного, доброго, симпатичного человека», — писал Толстой товарищу[13] министра внутренних дел.

Под давлением общественности властям пришлось уступить и ограничиться домашним арестом: на кухне и в прихожей в квартире писателя сидели полицейские.

В Нижнем Горького посетил, будучи там проездом, А. П. Чехов. К нему приезжали И. Бунин, Л. Андреев, лидер народничества Н. К. Михайловский. Возникает горячая дружба Горького с Шаляпиным. Певец часто заходил к писателю, и, когда пел, сотрясая стены горьковского дома, на улице собиралась большая толпа.

Крепнущие связи писателя с революционным подпольем, сормовскими рабочими, сосланными в Нижний студентами беспокоят власти, и потому было решено выслать его в провинциальный городишко Арзамас.

Заключение не прошло бесследно: снова Горькому был нужен юг, и, опасаясь общественного скандала, департамент полиции разрешил Горькому провести несколько месяцев в Крыму. Проводы писателя 7 ноября 1901 года превратились в мощную революционную демонстрацию. В толпе кричали: «М. Горький сослан. Сослан за правду. Да здравствует Горький! М. Горького выслали! — За что? За свободное слово! За правду! Да погибнет весь существующий порядок!» Оратор, по сообщению «Искры», говорил: «Те, которые заставили его (Горького. — И.Н.) удалиться отсюда, считают, что Горький оказывал дурное влияние на здешнее общество, на молодое поколение. А мы говорим, что это было хорошее влияние, и нашей демонстрацией мы показываем, как любим Горького за его свободное слово…»

Несмотря на непогоду (дул сильный ветер и шел снег), на вокзале собралось много рабочих и студентов; среди них был Я. М. Свердлов.

Либеральная интеллигенция, провожая писателя, устроила банкет. На нем Горький прочитал рассказ «О писателе, который зазнался», возмутивший многих из присутствовавших: в его герое они узнали себя.

Меры против демонстраций были приняты властями на всем пути следования писателя, но это только способствует росту популярности Горького, и недаром он шутливо заметил жандарму: «Вы поступили бы гораздо умнее, если б дали мне орден или сделали губернатором, это погубило бы меня в глазах публики».

«Искра» регулярно сообщает о преследовании Горького, Ленин в статье «Начало демонстраций» с негодованием пишет о запрещении писателю въезда в Москву.

В Крыму Горький встречается с Чеховым, Шаляпиным, часто посещает Л. Толстого, отдыхающего после тяжелой болезни.

Пока писатель лечился, в феврале 1902 года Академия наук выбрала его почетным академиком (по разделу словесности).

На сообщавшем об этом докладе царь Николай II начертал: «Более чем оригинально!» А министру народного просвещения император написал: «Я глубоко возмущен этим и поручаю вам объявить, что по моему повелению выбор Горького отменяется». Царский гнев возымел свое действие — выборы Горького сочли недействительными.

Узнав об этом решении, отказались от звания почетных академиков избранные вместе с Горьким Короленко и Чехов, а известный критик Стасов (он вместе с Короленко и выдвигал кандидатуру Горького в почетные академики) в знак протеста отказался посещать заседания Академии. Отменить принятое по царскому велению решение требовал академик математик А. А. Марков.

Ленинская «Искра» писала о скандальной истории с выборами Горького:

«Несчастный случай с Академией наук

…Несчастная Академия! Выбирая недавно Горького в число своих почетных членов, она не знала, что Горький — «политический преступник», привлеченный к жандармскому следствию по обвинению в… «вредном влиянии» на нижегородцев. Теперь она об этом узнала (ей сообщили сведущие люди) и спешит поправить беду, объявив свое собственное решение недействительным. Разумеется, такой мудрый шаг поднимает в высшей степени уважение публики к сонму генералов от науки, которые так боятся «запачкать» себя соседством с борцом против самодержавия… своим новым решением Академия не Горького отрешает от себя, а себя — от Горького, вообще от всего живого и свободного в русской литературе…

Собрание мудрецов, поседевших в служении… высочайшим покровителям науки и искусств, может, конечно, считать окрик начальства достаточным основанием для того, чтобы решиться на дерзкий вызов общественному мнению всех тех, кто чтит в Горьком крупную литературную силу и талантливого выразителя протестующей массы».

Вернувшись из Крыма, прежде чем ехать в Арзамас, Горький несколько дней проводит в Нижнем Новгороде. В это время там состоялась Сормовская демонстрация, которая уже тогда привлекла внимание писателя (на материале сормовских событий был позднее создан роман «Мать»).

Арзамас в те годы был захолустным городишкой с сонной одурью, беспросветной скукой, невежеством, обилием духовенства (на 5 тысяч жителей в нем приходилось 37 церквей и 5 монастырей). Купечество города упорно держалось за домостроевский быт, соревновалось в пожертвованиях на церковные нужды, но книг не читало, просвещение не жаловало, смертным боем било жен и детей, нередко помирало от пьянства и обжорства.

В Арзамасе писатель находился под строгим наблюдением полиции. Доходило до смешного: если Горький, гуляя, давал нищему в качестве милостыни серебряную монету, то полицейский, отобрав ее, пробовал на зуб — не фальшивая ли.

Надежды властей, что в арзамасской глуши революционные идеи писателя не окажут «вредного влияния» на окружающих, не оправдались: Горький встречался с местными большевиками, из самых отдаленных уголков уезда к нему часто приезжают учителя, писатель помогает организовывать нелегальную типографию.

Горький не поддерживает либеральных выступлений против царизма, которые не ставили целью коренные изменения существующих порядков, а ограничивались требованием их улучшения. Так, он считает «пошлостью» памфлет А. В. Амфитеатрова «Господа Обмановы» (1902)[14], тогда как либеральная интеллигенция была от него в восторге, а автора — талантливого и уже известного журналиста — сослали в Сибирь.

Невзирая на преследования и притеснения, Горький не думает покидать родину. Когда В. А. Поссе, редактор журнала «Жизнь», где печатался «Фома Гордеев», после закрытия журнала уехал за границу и звал туда Горького, чтобы совместно бороться с царизмом, писатель ответил отказом. Он считал нужным бороться против самодержавия, находясь на родине, бороться не только словом, но и примером: «Нужны примеры стойкости, нужны доказательства к словам… будет… поучительно, если… на улице, во время драки с полицией, будет, между прочими, убит или искалечен М. Горький… Нет, надо жить дома, интересно и полезно дома жить».

О том же Горький писал и самому В. А. Поссе в 1902 году, добавив: «К тебе поеду лишь тогда, когда окончательно потеряю возможность работать здесь. Вероятно, этого недолго ждать, к сожалению»[15].

Впечатления от провинциального Арзамаса отразились позднее в «Городке Окурове», «Жизни Матвея Кожемякина», «Варварах», в рассказе «Как сложили песню».

10 августа 1902 года Горький был освобожден от особого надзора полиции (под негласным надзором он был до Февральской революции 1917 года) и поселился в Нижнем Новгороде, весь отдавшись общественной — легальной и нелегальной — работе. «К нам приходили, приезжали, жили днями, а иной раз и месяцами писатели, общественные деятели, артисты, студенты, партийные работники, рабочие, начинающие писатели, случайные посетители», — вспоминает Е. П. Пешкова.

Квартира Горького стала центром общественной и культурной жизни Нижнего. Здесь обсуждали последние политические и культурные новости, события русской жизни рабочие, босяки, журналисты, писатели, революционеры, промышленники, купцы, студенты.

Дом писателя находился под постоянным надзором полиции.

В октябре 1902 года Горький встречается с представительницей «Искры» Гурвич-Кожевниковой. «Единственным органом, заслуживающим уважения, талантливым и интересным, находит лишь «Искру», — писала она Ленину об этой встрече, — и нашу организацию (социал-демократическую. — И.Н.) — самой крепкой и солидной… Он будет давать каждый год по 5000 рублей… Сам он проживает не больше 30 % всего, что зарабатывает, остальное отдавал на разные дела… все его симпатии лежат лишь на нашей стороне…» Много помогал Горький партии и помимо этого.

Переводчику своих произведений на немецкий язык он писал: «Я был бы очень благодарен Вам, если бы Вы сообщили мне — как относится к моей пьесе («На дне». — И.Н.) рабочий класс, мнение которого для меня ценнее всех других мнений, взятых вместе».

Горький — частый гость в Сормове — революционном предместье города. Он помогал заключенным по Сормовскому делу, давал деньги их семьям, пригласил в Нижний опытных московских адвокатов (защищал подсудимых и А. И. Ланин), отредактировал речь Заломова (прообраз Павла Власова), а позднее способствовал его побегу из ссылки.

Горький дарит сотни книг городской библиотеке, по его просьбе Шаляпин дал в Нижнем концерт, сбор от которого пошел на постройку Народного дома.

5

Писатель часто ездит в эти годы в Москву, где у него устанавливаются тесные связи с лучшим русским театром тех лет — Московским Художественным театром (МХТ).

«Художественный театр — это так же хорошо и значительно, как Третьяковская галерея, Василий Блаженный и все самое лучшее в Москве. Не любить его — невозможно, не работать для него — преступление…» — писал Горький Чехову.

Театр давно привлекал Горького. Пятнадцати лет он видел известного актера Андреева-Бурлака в роли Иудушки (в инсценировке щедринского романа), в 1883 году был статистом в представлениях на ярмарке. Горький-журналист писал рецензии на спектакли, высоко ценил искусство Малого театра. Он в восторге от романтико-героической драмы. Э. Ростана «Сирано де Бержерак» (1897). Французский драматург Э. Ростан (его пьесы мастерски перевела Т. Л. Щепкина-Куперник) в своем творчестве противостоял натуралистическим тенденциям театра конца XIX века. Выступая против безгеройности и пошлости тогдашней драматургии, он воскрешал на сцене большие чувства, сильные страсти, прославляя стремление к высокому и благородному идеалу, отвагу, самоотверженную любовь, верность дружбе, ненависть к подлости и лжи, гуманизм. Герой Ростана противостоял и душевно опустошенным героям декадентских произведений. В то же время для пьес Ростана была характерна внешняя красивость, обилие внешних эффектов, приподнятость речей и действий переходила в позерство и выспренность. Ростан стал на долгие годы для Горького символом бодрости, активного романтизма.

В статье о «Сирано» Горький передавал накал страстей, яркость красок, романтический пафос драмы. Он чувствовал свою внутреннюю близость ростановскому романтизму. Впоследствии писатель будет строже к французскому романтику, потому что, овладевая революционным пролетарским мировоззрением, начнет постигать абстрактность и бесперспективность ростановской мечты, неопределенность и расплывчатость ростановского гуманизма.

Еще в Тифлисе Горький хотел организовать народный бродячий театр, руководил самодеятельным театром в Мануйловке, в декабре 1896 года инсценировал для детского спектакля поэму В. А. Жуковского «Война мышей и лягушек». «Пьеса вышла на славу: живая и веселая», — вспоминает участница спектакля.

В начале века в театрах России шли переделки для сцены «Фомы Гордеева», «Бывших людей», «Вареньки Олесовой».

Слава Горького-драматурга началась с его первой пьесы «Мещане» (1900–1901), поставленной на сцене Московского Художественного театра. Хотя воплощение «Мещан» при всем мастерстве постановки и исполнения и было по идейно-художественному уровню ниже самой пьесы, спектакль МХТа стал большим событием культурной жизни России.

Рисуя яркие реалистические детали уклада жизни разных слоев русского общества, Горький в своих пьесах ставит большие философские вопросы. Так, уже в «Мещанах» старика Бессеменова, олицетворяющего мещанский строй жизни, волнует в первую очередь судьба мира, в котором он живет, тревожит ощущение страха перед неясными ему, но неизбежно надвигающимися переменами в жизни: «Время такое… страшное время! Все ломается, трещит… волнуется жизнь!» Он хочет понять, что за люди его дети, к чему стремятся.

Мещанство Горький понимал как «строй души современного представителя командующих классов. Основные ноты мещанства — уродливо развитое чувство собственности, всегда напряженное желание покоя внутри и вне себя, темный страх перед всем, что так или иначе может вспугнуть этот покой…»

На первый взгляд конфликт «Мещан» состоит в столкновении либерально настроенных, «просвещенных» «детей» с патриархальными «отцами». Но как и у Тургенева в романе «Отцы и дети», у Горького изображен конфликт не поколений, а идеологий.

Пьеса не только обличает мещански-стяжательский строй жизни, но показывает мещанскую природу индивидуалистического бунта детей Бессеменова Петра и Татьяны. И старик Бессеменов, и его дети — по существу, один лагерь мещанства, которому в пьесе противостоит приемный сын Бессеменова, машинист Нил, подлинный борец против мещанства.

Нил — передовой пролетарий с ясным классовым сознанием, готовый к борьбе за революционное изменение общественных порядков. Зритель чувствовал, что за Нилом стоит большая социальная сила, что его слова — это слова сотен тысяч людей и обращены они не столько к людям, окружающим его на сцене, сколько к тем, кто в зрительном зале.

Как в чеховском «Вишневом саде», в пьесе поставлен вопрос — кто будет хозяином России. Если Чехов не знал, кому принадлежит будущее страны, то Горький отвечал: «Хозяин тот, кто трудится», будущее — за пролетариатом, который олицетворяет в пьесе машинист Нил. Нил знает, «что ему нужно делать в жизни», убежден в неизбежных и близких социальных переменах: «Нет такого расписания движения, которое бы не изменилось!..»

Ему присуще бодрое отношение к жизни, противостоящее жалобам и нытью Петра и Татьяны: «Я жизнь люблю, люблю шум, работу, веселых, простых людей!.. Всякое дело надо любить, чтобы хорошо его делать… Большое это удовольствие — жить на земле!»

Вторым драматическим произведением Горького стало «На дне» (сперва писатель хотел назвать пьесу «Дно», «На дне жизни», «Ночлежка», «Без солнца»).

Еще в 1898 году в одной из газетных статей Горький рассказывал, как хозяева ночлежек наживаются на бедности постояльцев: за зиму иные из них должают до 100 и более рублей, 60 из которых — проценты; все эти долги взыскиваются летом, когда во время навигации босяк зарабатывает их или крадет.

Пьеса «На дне» — грозный обвинительный акт строю, порождающему ночлежки, в которых гибнут лучшие человеческие качества — ум (Сатин), талант (Актер), воля (Клещ).

Разоблачает Горький и иллюзорные попытки Клеща пробиться в жизнь честным трудом. Надо другое: решительно, в корне изменить существующую социальную систему.

И до Горького на театральной сцене появлялись «униженные и оскорбленные», люди дна, босяки. Драматурги и актеры будили у зрителя жалость к ним, филантропически призывали помочь падшим людям. Горький заявлял пьесой другое: жалость унижает человека, надо не жалеть людей, а помогать им, изменить самый строй жизни, порождающий дно.

Но в пьесе перед нами не только картина жизни обездоленных, несчастных людей. «На дне» — не столько бытовая, сколько философская пьеса, пьеса-размышление. О жизни, о правде размышляют герои, размышляет автор, заставляя размышлять читателя и зрителя.

Что надо человеку: сладкая, украшающая жизнь ложь или суровая правда? таков философский смысл произведения. «Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!» — этими словами Сатина Горький выступает за высокую правду, правду, окрыляющую человека, открывающую перед ним перспективы борьбы за счастье.

Такая правда по своему характеру революционна, хотя сам Сатин, провозглашающий ее, и не революционер. Его протест против существующих порядков, по существу, сводится к проповеди ничегонеделания, его психология — не психология труженика, не психология борца, он отравлен ядом индивидуализма, находится во власти иллюзий о личной свободе на дне жизни. Среди героев пьесы нет бывших рабочих, бывших пролетариев, т. е. представителей единственного подлинно революционного класса начала XX века. Бубнов и Клещ — мелкие ремесленники, мелкие буржуа, а не пролетарии. Перед нами люди, утратившие классовую принадлежность, вышвырнутые обществом из своих рядов. Каждый из них только за себя, чувство социальной солидарности им чуждо.

Точка зрения Сатина противостоит как утешительной лжи Луки, так и бесперспективному нигилизму и скептицизму Бубнова, который втаптывает человека в грязь, лишает его крыльев. Сатин проповедует веру в человека, веру в его творческие силы. Не следует, однако, отожествлять Сатина с Горьким, что иногда делалось (так, берлинский артист, исполнявший роль Сатина, даже гримировался под Горького). Писатель отдал Сатину многие из своих мыслей, но идейное содержание пьесы шире и глубже, чем содержание сатинских монологов.

Носитель «утешительной лжи» Лука убежден, что жизнь людей изменить нельзя, можно изменить только отношение людей к действительности. К такому выводу привела его полная страданий жизнь («мяли много»), многовековые муки простого народа. И хотя Лука действует из любви к людям, действует бескорыстно, сколько-нибудь ощутимой выгоды от своей проповеди не получает, как никто другой в ночлежке, внимателен к людям, — его идеи объективно служат господствующим классам. Более того, искренняя и бескорыстная ложь гораздо опаснее и вреднее лжи корыстной и лицемерной.

Горький далек от «лобового» разоблачения Луки, его очернения. Зритель видел, что Лука искренне любил людей, хотел им добра, но — увы — не знал верных путей к всеобщему счастью. Проникнутая глубоким гуманизмом, пьеса отрицательно отвечает на вопрос — надо ли доводить сострадание к людям до утешительного обмана.

Писатель выступал против самозванных «пророков», которые присваивают себе право решать, какую долю правды надо сообщить «толпе» и какую не надо. Пьеса звучала призывом к народу самому добиваться правды и справедливости. «Мы получаем лишь то количество правды, которого умеем добиться», — так развивал мысль Горького замечательный немецкий писатель Бертольт Брехт.

Уже «Мещан» с трудом пустили на сцену, и билеты проверяли в театре переодетые полицейские — власти опасались демонстраций в честь Горького.

Страхи у властей вызывала и пьеса «На дне». Ее разрешили к постановке лишь потому, что сочли скучной и были уверены в провале спектакля, где на сцене вместо «красивой жизни» были грязь, мрак и бедные, озлобленные люди.

Цензура долго калечила пьесу. Особенно возражала она против роли пристава. Хлопоты, однако, увенчались частичным успехом: из Петербурга, из цензуры, пришла телеграмма: «Пристава без слов выпустить можно». Но зрителям и так была ясной роль властей в существовании дна.

Против постановки пьесы в Петербурге возражал министр внутренних дел Плеве. «Если бы была достаточная причина, — я бы ни на минуту не задумался сослать Горького в Сибирь», — говорил он и приказал больше не разрешать постановок пьесы.

«На дне» имело невиданный успех. Передовой читатель и зритель верно понял революционный смысл пьесы — строй, превращающий людей в жильцов ночлежки Костылева, должен быть уничтожен.

В успехе спектакля большая заслуга великолепной постановки МХТа, руководимого К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко, а также замечательной игры артистов — И. М. Москвина (Лука), В. И. Качалова (Барон), К. С. Станиславского (Сатин), В. В. Лужского (Бубнов) и других. В сезоне 1902/03 года спектакли «Мещане» и «На дне» составили больше половины всех спектаклей МХТа.

Воодушевленный успехом, Горький продолжает работу в области драматургии — пишет пьесу «Дачники» (1904). В ней — следом за Чеховым писатель обличает обывательскую интеллигенцию — спокойную и довольную, чуждую забот о благе народа.

Пьеса была обвинительным актом тем вышедшим из простого народа людям, тем «тысячам, изменившим своим клятвам», которые забыли о своем святом долге служить народу, скатились в обывательщину, стали лицемерными, неискренними, равнодушными, внутренне лживыми, склонными к позерству, внутренне пустыми людьми.

С предельной циничной откровенностью убеждения «дачников» выражает в конце пьесы инженер Суслов: «Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется отдохнуть… вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голодную жизнь юных дней… Мы хотим поесть и отдохнуть в зрелом возрасте вот наша психология… Я обыватель — и больше ничего-с!.. Мне нравится быть обывателем…»

В то же время «Дачники» показывают раскол интеллигенции, выделение в ней тех, кто не хочет быть «дачниками», тех, кто понимает: так жить, как живут сейчас, «нехорошо». «Интеллигенция — это не мы! Мы что-то другое… Мы — дачники в нашей стране… какие-то приезжие люди. Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест… мы ничего не делаем и отвратительно много говорим…» — говорит «задумчивая, серьезная, строгая» Варвара Михайловна, которая «задыхается от пошлости».

Марья Львовна, Влас, Соня, Варвара Михайловна понимают, как тяжело жить среди людей, которые «все только стонут, все кричат о себе, насыщают жизнь жалобами и ничего, ничего больше не вносят в нее…»

«В наши дни стыдно жить личной жизнью, — говорит врач Марья Львовна. Дети прачек, кухарок, дети здоровых рабочих людей — мы должны быть иными!»

На премьере «Дачников» 10 ноября 1904 года эстетствующая буржуазная публика, поддержанная переодетыми шпиками, пыталась устроить скандал, подняла шум и свист, но основная — демократическая — часть зрителей приветствовала вышедшего на сцену Горького бурной овацией и вынудила скандалистов покинуть зал. Лучшим днем своей жизни назвал день премьеры «Дачников» писатель: «огромная, горячая радость горела во мне… Они шикали, когда меня не было, и никто не смел шикнуть, когда я пришел — трусы и рабы они!»

В 1903 году Горький пишет поэму в прозе — «Человек». Это гимн человеческому величию, человеческой мысли. Произведение полно веры в будущее, в победу Человека над Слабостью, Ложью, Пошлостью, Отчаянием… Эта горячая вера озаряет все творчество Горького, утверждая тот идеал, во имя которого он жил, действовал, писал.

«Вот снова, величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твердыми шагами идет по праху старых предрассудков, один в седом тумане заблуждений, за ним — пыль прошлого тяжелой тучей, а впереди стоит толпа загадок, бесстрастно ожидающих его.

Они бесчисленны, как звезды в небе, и Человеку нет конца пути!

Так шествует мятежный Человек — вперед! и выше! все — вперед! и выше!»

6

Большое значение в жизни писателя и в истории русской литературы имела деятельность Горького в издательстве «Знание». Благодаря Горькому «Знание» стало центром, вокруг которого сплачивалась передовая русская литература. Оно противостояло буржуазным издательствам, озабоченным только барышом, безжалостно эксплуатировавшим писателей, мало интересовавшимся характером и качеством «духовной пищи», которую должен был проглотить читатель.

Знаньевцев объединяло резкое оппозиционное отношение к существующему социальному укладу, а в эстетическом плане — позиции критического реализма. Издательство выпускало сочинения Горького, Л. Андреева, Бунина, Куприна, Серафимовича и других писателей-реалистов. С 1904 года стали выходить «Сборники товарищества «Знание».

Горький превратил эти сборники в самый передовой орган русской литературы, сплотил вокруг них лучшие писательские силы. В сборниках печатались Андреев, Серафимович, Скиталец, Бунин, Чириков, Куприн, Вересаев. Здесь были опубликованы горьковские произведения «Человек», «Дачники», «Дети солнца», «Варвары», «Враги», «Мать», «Лето», «Последние», «Жизнь Матвея Кожемякина».

Произведения, опубликованные в сборниках, показывали протест самых разных общественных слоев против отсталости, скуки, гнета в годы, предшествовавшие революции 1905 года, события самой революции, разоблачали антинародный характер русско-японской войны.

Сборники имели невиданные по тем временам тиражи, которые быстро расходились. Первый из них был напечатан в количестве 33 тысяч экземпляров, второй — 81 тысячи, а 17 сборников, появившихся в годы первой русской революции, вышли тиражом 620 000 экземпляров.

Сорок сборников «Знания» за 1904–1913 годы — таков итог огромной организаторской работы Горького. «Знание» издает и социал-демократическую литературу — сочинения Маркса, Энгельса, Лафарга, Бебеля, Каутского. В «Дешевой библиотеке» выходят недорогими брошюрками рассказы Горького и других писателей.

Если заслугой Горького является идейное руководство работой «Знания», то в организации выпуска книг основную роль играл директор-распорядитель издательства К. П. Пятницкий, с которым писателя связывали дружеские отношения.

Весь доход издательства, за вычетом организационных расходов, распределялся между писателями — пайщиками «Знания». Горький заботился о том, чтобы писатели получали хорошее вознаграждение за свои произведения гонорар: «Писатель должен непрестанно думать о своей вещи, а не о том, как он завтра достанет молоко ребятишкам». Повышено было жалованье и служащим издательства. Сам Горький щедро помогал начинающим литераторам.

Горький добивался, чтобы издаваемые «Знанием» книги были демократическими по идейной направленности, понятными широкому читателю. Он отверг немало произведений малохудожественных, бедных по содержанию, чуждых реализму.

Влияние Горького живо ощущается в одном из лучших произведений русской литературы тех лет — повести А. И. Куприна «Поединок». Написанная в дни русско-японской войны, она показывала читателю причины поражения русской армии, которые крылись в социальном строе России. «Все смелое и буйное в моей повести принадлежит Вам», — писал Горькому автор «Поединка».

Горький становился центральной фигурой на «Средах», которые объединяли московских писателей, тесно связанных с «Знанием», — Телешова, Бунина, Серафимовича, Андреева, Скитальца, Вересаева и других. На «Средах» бывали художники В. Поленов и В. Васнецов, пел Ф. Шаляпин (иногда ему аккомпанировал С. Рахманинов). Участие Горького внесло в кружок ту общественную активность, которой ему не хватало. В 1927 году Горький писал Телешову, что «Среды» имели «очень большое значение для всех нас, литераторов той эпохи».

Писатели читали свои произведения, обсуждали их. «Основное условие было — высказываться совершенно откровенно, основное требование — не обижаться ни на какую критику. И критика нередко бывала жестокая, уничтожающая», — вспоминает Вересаев.

«Внешность его была весьма заметная, — описывает Н. Д. Телешов Горького тех лет, — высокий, сухощавый, немного сутулившийся, длинные плоские волосы, закинутые назад, почти до плеч, маленькие светлые усы и бритый подбородок, умные, глубокие серые глаза и изредка, в минуту особой приязни, очаровательная улыбка, чуть заметная. В речи его характерно выделялась буква «о», как у многих волжан, но это «о» звучало мягко, едва заметно, придавая речи какую-то особую внушительность и простоту, а голос был мягкий, грудной, приятный. Одевался он обычно в черную суконную рубашку, подпоясанную узким ремешком, и носил высокие сапоги».

7

В феврале 1903 года у Горького ухудшилось здоровье и он едет в Крым. Здесь он опять видится с Чеховым, летом едет на Кавказ, где часто бывает среди политических ссыльных и поднадзорных, а с конца января 1904 года живет в Петербурге, Сестрорецке, Куоккале (теперь Репино) — дачных местечках под Петербургом, Старой Руссе, Крыму, Риге.

Летом 1904 года Горький провожает в последний путь Чехова. Тяжелое впечатление произвели на него похороны писателя, «гнусная церемония торжества пошлости», как назвал их Горький в письме к Л. Андрееву.

Обывательская публика даже в эти скорбные минуты похорон была занята мелкими пересудами о покойном, его близких, друзьях и мало скорбела о том, какого большого художника потеряла русская культура.

В воздухе чувствовалось приближение революционной грозы. Росло недовольство всех слоев населения, которое усиливала война с Японией. Бездарные царские генералы, среди которых были и прямые предатели, проигрывали сражение за сражением, не хватало винтовок и патронов, но зато «для поднятия духа» на фронт в изобилии посылали иконы. «Они нас патронами, а мы их иконами», — с горечью шутили солдаты. Правда о кровавой войне широко распространялась в народе — о ней знали из писем с фронта, из рассказов раненых, лечившихся в русских городах.

Горький не раз был свидетелем душераздирающих проводов солдат на войну с Японией; видел он и царя Николая II — «маленького, несчастного, подавленного, с заплаканными глазами», с тусклым, невыразительным взглядом. Немало рассказывали об «ужасах идиотской, несчастной, постыдной войны», о бездарности командования вернувшиеся из Маньчжурии раненые.

Все теснее становится связь писателя с партией большевиков: он дает средства для партийной работы, участвует в создании нелегальных библиотек и типографий, конспиративных квартир, устраивает на службу нужных партии людей. В его столе были специальные потайные ящики для хранения революционной литературы.

О Горьком напечатано в России уже более десяти книг. К десятилетию его литературной деятельности в Нижнем издан альбом-брелок, где портрет Горького помещен вместе с изображениями Пушкина, Некрасова, Гоголя, Л. Толстого, Достоевского. Даже враждебно относившиеся к писателю критики отмечали, что его книги расходятся с невиданной в России быстротой, а поклонников и почитателей горьковского таланта непременно встретишь от Петербурга до Тифлиса и от Варшавы до Владивостока.

Стасов, который близко узнал М. Горького, писал в сентябре 1904 года своей дочери: «Я его всего прочел и лично с ним познакомился и теперь считаю его великим писателем… одним из крупнейших и оригинальнейших наших талантов…

Слава Горького перешагнула границы России. Уже в 1901 году Ленин называет его «европейски знаменитым писателем». Пятьсот раз было сыграно «На дне» в Берлине к 1905 году — успех невиданный для тех лет, в Париже в спектакле по горьковской пьесе участвовала знаменитая актриса Элеонора Дузе. В 1901 году 50 произведений Горького были переведены на 16 языков.

Растет популярность писателя, растет и недовольство властей его творчеством и общественной деятельностью.

Не только с помощью полиции и продажной прессы боролось самодержавие с Горьким. Вечером в декабре 1903 года к писателю в Нижнем подошел какой-то человек и спросил: «Вы Горький?» Получив утвердительный ответ, он неожиданно ударил его ножом в грудь. Нож прорезал пальто и пиджак, но застрял в деревянном портсигаре, который и спас жизнь писателю.

8

Горький поражал окружающих энциклопедичностью и глубиной знаний. Образование его систематическим не было. («Образование: домашнее», — писал он в анкете). Самоучка, он учился всю жизнь: много читал, жадно вбирал в себя знания, поражая людей, окончивших гимназии и университеты.

«Человеку учиться естественно и приятно» — это было его убеждением.

Не только из книг черпал культуру и знания Горький. Он любил знающих и интересных людей, умел увидеть в каждом человеке что-то важное, интересное.

«Счастлив ты, Алексей… Всегда около тебя какие-то удивительно интересные люди…» — говорил писатель Леонид Андреев, жалуясь, что «почти не видит людей значительных, оригинальных». Между тем круг знакомых обоих писателей был примерно одинаковым, но Горький иначе понимал и видел людей.

Постоянно окружавшая Горького высококультурная среда оказывала свое влияние на писателя, вышедшего из общественных низов — малокультурных и нередко безразличных к знаниям. Не все люди из горьковского окружения придерживались передовых взглядов, и это также не могло не сказаться на писателе, жадно тянувшемся к культуре, знаниям и подчас поддававшемся идеям тех, кого он уважал и ценил.

Не сразу выработался у Горького и высокий эстетический вкус. Среда, в которой прошли его детство и юность, не способствовала развитию в писателе верных эстетических требований. Так, наряду с подлинно художественными вещами, ему долго нравились и полотна второстепенных художников. Только упорным трудом, чтением, беседами с замечательными людьми искусства развил Горький высокохудожественный вкус, стал человеком, к оценкам которого внимательно прислушивались Станиславский, Шаляпин, Бунин, Бродский и другие писатели, артисты, художники.

Тесная дружба, несмотря на нередкие личные конфликты, незатихающий идейный спор, связывает Горького с Леонидом Андреевым. Его Горький называл «единственным другом в среде литераторов». Л. Андреев признавался, что обязан Горькому «пробуждением истинного интереса к литературе, сознанием важности и строгой ответственности писательского звания».

Интересный, остроумный собеседник, писатель иного, чем Горький, художественного склада и мировоззрения, Л. Андреев удивлял «силой своей интуиции», плодовитостью «богатой и яркой фантазии», «цепкостью воображения». «В истории русской литературы за ним навсегда останется место одного из оригинальнейших художников», — писал Горький, полемизируя, однако, с пессимистическим взглядом Л. Андреева на человека, абстрактностью и условностью в изображении его. Горького возмущало, как писатель, который хочет стать мыслителем и философом, имеет «страшно бедный» запас знаний, неохотно пополняет его.

Споры с Андреевым рождали новые замыслы, поднимали новые темы…

Крепнет дружба Горького с Шаляпиным. «Горький имеет на Шаляпина большое влияние — он перед Горьким преклоняется, верит каждому его слову», — с неудовольствием писал в 1904 году директор императорских театров Теляковский.

Сближается писатель с промышленником Саввой Морозовым, «исключительным человеком по широте образования, по уму, социальной прозорливости и резко революционному настроению», который давал деньги на издание «Искры», на организацию побегов революционеров.

У Горького был непростой характер, дружить с ним было нелегко. Он много спрашивал со своих товарищей, не все могли выдержать его требования. В то же время Горький отнюдь не подавлял близких людей, не стремился переделать их на свой лад, а ценил в своих товарищах своеобразие их характера и мышления. Он не только обогащал других, но и сам часто во многом был обогащен ими.

В жизнь Горького входит Мария Федоровна Андреева.

«Я женился церковным браком в 1896 г. и через семь лет по взаимному согласию с женой мы разошлись, — писал Горький в 1906 году. — Церковный развод обставлен в России столь унизительными и позорными формальностями, что мы его не требовали и нужды в нем по условиям русской жизни не имели. С первой женой мы сохраняем добрые отношения, она живет на мои средства, и мы встречаемся как друзья. Со второй женой живу гражданским браком, принятым в России как обычай, хотя и не утвержденным как закон».

Мария Федоровна Андреева, дочь главного режиссера Александринского театра, одаренная от природы умом, талантом и красотой, была актрисой МХТа и первой исполнительницей роли Ирины в чеховских «Трех сестрах» (ее знакомство с Горьким произошло в Крыму, когда МХТ приезжал к Чехову).

Но не только артисткой была Мария Федоровна. Член большевистской партии — характерна ее партийная кличка «Феномен»[16] — она хранила нелегальную литературу, доставала документы, собирала средства для партийной работы. Положение жены действительного статского советника (статского генерала) брак фактически прекратился в 1896 году, — вхожей в дом московского генерал-губернатора, позволяло ей до поры до времени оставаться вне подозрений со стороны царской охранки. В ее квартире скрывался от полиции Н. Э. Бауман; она была переводчицей при встрече Ленина с Каутским в 1907 году.

Андреева стала другом Горького на долгие годы, женой, ближайшей помощницей, переводчиком и секретарем.

Мария Федоровна любила Горького горячо, самоотверженно: «Пока я нужна, — писала она в одном из писем, — пока я могу хоть немного облегчить, помочь, сделать хоть что-нибудь, — для меня не существует вопросов самолюбия, личности, личной боли или слабости — пусть это не покажется… слишком громким. Надо, чтобы ему было легче».

«Удивительный человек, — писал Горький о ней в 1912 году. — Энергии в ней заложено на десяток добрых мужчин. И ума — немало. И — славное, верное сердце».

Мария Федоровна прожила долгую интересную жизнь (она умерла в 1953 году, 85 лет). После Октября она руководила театрами Петрограда. С 1919 года М. Ф. Андреева — комиссар Петроградского отделения Народного Комиссариата внешней торговли. В 1921 году правительство посылает ее за границу реализовать отобранные на экспорт художественные ценности — страна голодала и ей нужна была валюта и хлеб. Позднее она занималась и экспортом кинофильмов. В 1931–1948 годах М. Ф. Андреева руководила московским Домом ученых.

Дружеские отношения с Горьким она сохраняла до конца его жизни, хотя их личные судьбы разошлись в 20-е годы[17].