Максим Горький. Биография писателя

1

Двадцать пятого октября 1917 года произошла Великая Октябрьская социалистическая революция. Власть в России взял в свои руки пролетариат. «Тот, кто трудится», стал хозяином своей страны.

В первые месяцы после Октября Горький еще не освободился от своих ошибочных суждений и «Новая жизнь» по-прежнему выражала страх либеральной интеллигенции перед революцией, сожаление о том, что революция не происходит бескровно и мирно.

«Новая жизнь» за отдельными отрицательными фактами, сопровождавшими революцию, — самосудами, расхищением общественного добра, уничтожением культурных ценностей — не видела главного: могучих сил революции, ее борьбы с анархическими действиями отсталых слоев населения.

Большевистская партия постоянно вела огромную работу по воспитанию сознательности самых широких масс. Советские органы власти, лично Ленин со всей строгостью преследовали и карали всякое проявление анархизма и самоуправства. Так, узнав об убийстве в больнице двух арестованных министров Временного правительства, Ленин велел немедленно начать «строжайшее следствие» и арестовать виновных.

Ни один общественный строй не рождается легко и безболезненно. Конечно, воспитание масс, подъем их сознательности и дисциплины — одна из центральных задач партии, борющейся за социалистический переворот. Однако условия буржуазного общества не позволят осуществить это воспитание до конца.

Ленин подчеркивал, что многолетняя нужда и угнетение, а особенно мировая война не только убедили массы в необходимости коренного социального переворота, но и неизбежно привели к разнузданности, анархическим настроениям: «Мыслима ли многолетняя война без одичания как войск, так и народных масс? — спрашивал В. И. Ленин в июне 1918 года и отвечал: — Конечно, нет. На несколько лет, если не на целое поколение, такое наследство многолетней войны безусловно неизбежно». «Старые социалисты-утописты, говорил он в марте 1919 года, — воображали… что они сначала воспитают хорошеньких, чистеньких, прекрасно обученных людей и будут строить из них социализм. Мы всегда смеялись и говорили, что это кукольная игра, что это забава кисейных барышень от социализма, но не серьезная политика… Мы хотим строить социализм немедленно из того материала, который нам оставил капитализм со вчера на сегодня, теперь же, а не из тех людей, которые в парниках будут приготовлены, если забавляться этой побасенкой… у нас нет других кирпичей, нам строить не из чего… Мы, социалисты и коммунисты, должны на деле показать, что мы способны построить социализм из этих кирпичей, из этого материала…»

Если буржуазная печать была охвачена ненавистью к революции, совершившему ее народу, большевикам, если она, ослепленная классовой ненавистью, хотела во что бы то ни стало уничтожить революционные завоевания народа, то упреки и сомнения Горького при всем резком, полемическом тоне его статей были порождены любовью к народу, тревогой за судьбу социалистической революции.

Горький не поднялся до высоты ленинской точки зрения «на настоящее из будущего», не понял перспектив исторического развития России, чрезмерное внимание уделял отдельным отрицательным фактам и впечатлениям, будучи очень эмоционально восприимчивым человеком, поддавался настроениям растерянности и уныния.

Но постепенно растерянность писателя перед событиями, его неверие в успех революции рассеивались. В апреле 1918 года он пишет Екатерине Павловне: «В то, что Русь не погибнет, все-таки не погибнет — верю!» «Интеллектуальная жизнь страны, — утверждает Горький 30 апреля 1918 года в «Новой жизни», — не иссякла, даже не замерла, а, напротив, энергично и широко развивается». Месяц спустя он пишет о большевиках: «Лучшие из них превосходные люди, которыми со временем будет гордиться русская история, а наши дети, внуки будут и восхищаться их энергией». «Грязь и хлам всегда заметнее в солнечный день, но, часто бывает, что мы, слишком напряженно останавливая свое внимание на фактах, непримиримо враждебных жажде лучшего, уже перестаем видеть лучи солнца и как бы не чувствуем его живительной силы», — писал Горький. Теперь он почувствовал эти живительные лучи и со всей своей неукротимой энергией принялся за строительство нового мира.

Однако «Новая жизнь» в целом все больше и больше шла не в ногу с быстро меняющейся жизнью. Уже в марте ее хотели закрыть за статью меньшевика Н. Суханова (Гиммера) «Капитуляция» и, видимо, только заявление о том, что она не согласна с взглядами Суханова, спасло газету, которая все же была закрыта за антисоветские выступления, распространение ложных слухов, непроверенных сообщений в июле 1918 года. Принимая решение о закрытии газеты, Ленин говорил: «А Горький — наш человек… Он безусловно к нам вернется… Случаются с ним такие политические зигзаги».

«Надоела мне бессильная, академическая оппозиция «Новой жизни», читаем мы в горьковском письме, написанном летом 1918 года, а через несколько месяцев он говорил: «Ежели бы закрыли «Новую жизнь» на полгода раньше — и для меня и для революции было бы лучше».

После Октябрьской революции Горькому казалось, что партия большевиков преувеличивает — в силу своего политического учения — сопротивление буржуазии, но вот 30 августа 1918 года Ленин был тяжело ранен. Покушение на Ильича, всенародное возмущение этим актом террора, события гражданской войны окончательно убедили Горького, что партия не преувеличивает сопротивления революции враждебных ей сил, что большевики победили, что они сумеют удержать власть.

«Октября я не понял и не понимал до дня покушения на жизнь В. Ильича… — вспоминал Горький. — Всеобщее возмущение рабочих этим гнусным актом показало мне, что идея Ленина глубоко вошла в сознание рабочей массы и организует ее силы с удивительной быстротою… Со дня гнусного покушения на жизнь В.И. я снова почувствовал себя «большевиком». В 1932 году он писал о своих взглядах как «взглядах большевика и коммуниста».

На другой же день после злодейского выстрела, 31 августа, Ильичу была отправлена телеграмма: «Ужасно огорчены, беспокоимся, сердечно желаем скорейшего выздоровления, будьте бодры духом. М. Горький, Мария Андреева».

Горький посетил раненого Ильича; бывая в Москве, не раз встречался с Лениным, подолгу беседовал с ним.

При всех ошибках и заблуждениях Горький в глазах Ленина «крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира» (1909), всегда был «крупнейшим представителем пролетарского искусства, который много для него сделал и еще больше может сделать» (1910), «великим художником» (1917), «громадным художественным талантом» (1917).

Ленин был принципиален в больших вопросах, но никогда не превращал споры в мстительную расправу с инакомыслящими, не был злопамятен. «Доставляло исключительное наслаждение видеть и прислушиваться к их непринужденной двухчасовой беседе, которая протекала в особых тонах дружеской откровенности, искренней заинтересованности и какой-то особой ильичевской задушевности, с которой он обычно относился к Горькому», вспоминает свидетель бесед писателя и вождя.

Через Максима Пешкова Ленин послал писателю «Детскую болезнь «левизны» в коммунизме» с дарственной надписью «Дорогому Алексею Максимовичу Горькому. 18.VI.1920 г. от автора» (такую же книгу с аналогичной надписью получил и Максим).

Член партии большевиков с апреля 1917 года, Максим Пешков активно участвовал в строительстве новой жизни: был заместителем коменданта Кремля, работал в ЧК, ездил за хлебом для Москвы в Сибирь, не раз бывал у Ленина.

«Максим Пешков — коммунист. В октябре 1917 два раза белые ставили его к стенке», — так характеризовал Ленин сына писателя. Когда Максим хотел идти на фронт бороться против белых, Ленин решительно возразил: «Твое место около отца, заботиться о нем, беречь его». Преданность сына Советской власти и партии, его уверенность в победе и справедливости нового строя, рассказы о поездках по стране благотворно действовали на писателя: «Максим крепко верит, что жизнь может и должна быть перестроена в том духе, теми приемами, как действует Советская власть», — пишет он Екатерине Павловне в конце 1919 года.

В глазах врагов революции Горький теперь один из ведущих деятелей Советской власти. Недаром почта приносит ему пакеты, в которые старательно вложена намыленная петля — предложение повеситься.

Вот одно из таких писем с сохранением «орфографии и пунктуации» подлинника: «Так как ты максим горький тыже Пешков есть изменник-предатель России, а все изменники родины подлежат виселице то посылаю тебе изменнику петлю которую ты используй если хватит гражданского мужества, знай, что проклят ты, не помогут тебе и немецкие деньги, суд Божий и народа тяготеет над тобой».

Особенно часто получал такие посылки Горький, когда к Красному Питеру подходили войска Юденича. На Пулковских высотах шли бои, и канонада была слышна в центре города. Далеко не всем удавалось сохранить присутствие духа, но Горький оставался в Петрограде, хотя его уговаривали уехать в Москву. Он был спокоен: так же читал рукописи, приходил на различные заседания, хотя знал, что у Юденича в списке тех, кого надлежало повесить, заняв Петроград, первым стояло его имя.

2

Огромный размах приобрела общественная и организаторская деятельность Горького после Октябрьской революции.

Он руководит издательством «Всемирная литература», задачей которого было выпускать лучшие произведения мировой литературы. Вокруг издательства объединяется огромный коллектив видных писателей, переводчиков и ученых.

Нарком просвещения А. В. Луначарский предоставил Горькому «полную свободу в организации издательства, как-то: в выборе подлежащих изданию книг, в установлении их тиража, в определении характера вступительных статей и примечаний, а также в выборе сотрудников, авторов, переводчиков и служащих издательства…»

Предполагалось издавать произведения не только получивших всемирную известность писателей, но и книги ассирийской, вавилонской, сирийской, тибетской, японской, индонезийской и других литератур — всего около двух с половиной тысяч томов. Новые переводы произведений восточной литературы, сделанные (нередко впервые) с оригиналов, имели большое значение потому, что до революции восточная литература переводилась случайно, в основном с переводов на европейские языки. К тому же прежние переводы были во многом неточны, неполны, сделаны на неправильном русском языке, нередко искажены цензурой. Здесь, во «Всемирной литературе», закладывались основы советского художественного перевода.

Планировал Горький и издание сочинений русских классиков в двух или трех томах, задумал издать сто лучших книг русских писателей XIX века — «с биографиями авторов, очерками эпохи и разного рода примечаниями».

Большое значение придает Горький предисловиям к издаваемым книгам (некоторые пишет сам), особенно нужным в ту пору, когда кругозор нового, народного читателя был еще нешироким и чтение произведений прошлых веков и других народов вызывало немало трудностей. «Примечания к книгам народного издания, — указывала редколлегия, — должны быть составлены в расчете на малоинтеллигентного читателя, знания которого минимальны, и потому в книгах этого издания все, вплоть до объяснения того, что значат слова «энтузиазм», «лирика», «Альпы», «Шекспир», «готтенгот» и т. д., все, что выходит из круга обыденных понятий и слов, должно быть объяснено подстрочными примечаниями фактическогохарактера».

Горький поражал сотрудников издательства, признанных знатоков «изящной литературы» Запада, обширностью познаний в литературе всех стран и народов. «О ком бы ни заговорили при нем, — вспоминал К. Чуковский, — о Готорне, Вордсворте, Шамиссо или Людвиге Тике[22], — он говорил об их писаниях так, словно изучал их всю жизнь, хотя часто произносил их имена на нижегородский манер. Назовут, например, при нем какого-нибудь мелкого француза, о котором никто никогда не слышал, мы молчим и конфузимся, а Горький говорит деловито:

«У этого автора есть такие-то и такие-то вещи. Эта слабовата, а вот эта (тут он расцветает улыбкой) отличная, очень сильная вещь».

Во «Всемирной литературе» наряду с действительно ценными и нужными новому читателю книгами выходили произведения второстепенных авторов — и это в условиях жестокого бумажного голода, разрухи в полиграфической промышленности. Горький надеялся сплотить вокруг «Всемирной литературы» значительные силы интеллигенции, но немало работников издательства скептически, а подчас и враждебно относились к Советской власти, тяготились работой в издательстве, были равнодушны к ней, работали небрежно.

Но в целом «Всемирная литература» свое дело сделала: до 1925 года, когда издательство прекратило свое существование, войдя в Госиздат, она выпустила более 200 книг, в том числе за время непосредственного участия Горького — до его отъезда за границу — 59 книг.

Отпечатанные в труднейшие для страны годы, скромные по виду, книжки «Всемирной литературы» — в частности, сочинения Гете, Шиллера, Вольтера, Лесажа, Диккенса, Гейне, Франса, Уитмена, Верхарна, «Легенда об Уленшпигеле» Шарля де Костера, «Баллада о Робин Гуде», пьесы Рабиндраната Тагора наглядно говорили, что молодое Советское государство бережет, берет на вооружение, пропагандирует достижения художественного гения человечества.

Писатель не ограничивается руководством «Всемирной литературой»: он возглавляет редколлегию детского журнала «Северное сияние», редактирует отдел беллетристики в первом советском «толстом» журнале «Красная Новь». В совещании по организации журнала участвовал В. И. Ленин. В «Красной Нови» печатаются «Мои университеты». Внимательно следит Горький за творчеством молодых писателей. Понравились ему «150 000 000» Маяковского.

Горький не только всеми силами старается включить в культурную жизнь страны писателей и критиков, выступавших еще до Октября; он ищет новые дарования, способствует приходу в литературу новых писателей. Часто встречается он с «Серапионовыми братьями» — группой молодых петроградских писателей (М. Зощенко, В. Каверин, Вс. Иванов, Н. Никитин, К. Федин, М. Слонимский, Н. Тихонов и др.).

В своих претенциозных и трескучих декларациях «серапионы» провозглашали аполитичность и беспартийность искусства, независимость литературы от социальной борьбы, т. е. повторяли зады буржуазной эстетики. Однако они не написали ни одного значительного произведения, которое соответствовало бы провозглашенным декларациям — наоборот, в романе К. Федина «Города и годы», «Партизанских повестях» Вс. Иванова, балладах Н. Тихонова была ярко видна революционная тенденциозность.

Горький высоко ценил талантливость «серапионов», их энтузиазм, влюбленность в литературу, в творчество, писательскую дружбу, творческую помощь друг другу — особенно важные в суровые годы голода, холода, разрухи. Но он решительно возражал против пассивной, созерцательной позиции писателя, провозглашенной «братьями», не раз предупреждал об опасности чрезмерного увлечения литературными экспериментами, отмечал, что литературные фантазии «серапионов» оторваны от жизни, что некоторые из них плохо знают действительность, что в их произведениях мало обобщений, недостаточное внимание к человеку: «слишком силен запах литературы, мало дано от непосредственного впечатления, от жизни».

Помощь Горького «серапионам» была особенно важной потому, что за этих молодых и талантливых писателей боролись и буржуазные литераторы, поощрявшие их стремление быть аполитичными, нейтральными в общественной борьбе, потакавшие их заблуждениям.

Общение с Горьким, партийная критика, сближение с жизнью помогли «серапионам» преодолеть теоретические и художественные заблуждения, осознать единство своих устремлений и интересов с устремлениями и интересами народа, создать произведения, вошедшие в золотой фонд советской литературы.

Не только «Серапионовым братьям» помогал Горький, не только их учил. Невиданная по размаху и сложности событий, насыщенности ими, эпоха революции и гражданской войны требовала от писателей глубоких раздумий и осмысления происходящего, воплощения его в соответствующих художественных формах. Не всем это оказалось по силам, и потому мудрое слово Горького было особенно нужным. Большой опытный художник, Горький помогал начинающим писателям избавиться от формалистической изощренности, витиеватости, проникнуть в тайны литературного мастерства. Он сумел увидеть будущую советскую литературу, ее писателей в тех рукописях, которые приносили молодые люди, богатые опытом, но очень слабо владеющие литературным мастерством. При его активном участии в Петрограде открывается первый творческий клуб писателей Дом искусств.

Много внимания уделяет Горький молодому советскому театру, по его инициативе был создан в Петрограде Большой драматический театр.

Правда, Горький считал, что уставшему от тяжелых войн и раздоров народу нужно дать красивое зрелище, а не реалистическую драму. Он — ненадолго! предпочитает Ростана Чехову, полагая, что романтическая красота (скорее красивость) лучше, чем суровая правда, воспитает человека, смягчит «грубые инстинкты». В. И. Ленин возражал писателю. «Я говорю, — вспоминал Качалов слова Горького, — что ей (новой публике. — И.Н.) нужна только героика. А вот Владимир Ильич утверждает, что нужна и лирика, нужен Чехов, нужна житейская правда». Стоит, однако, отметить, что стремление к героико-романтическому театру вообще было характерным для тех лет и, к примеру, «приподнято-героического» репертуара требовало от театров в 1919 году и Политуправление Петроградского военного округа.

В марте 1919 года происходит чествование писателя в связи с его 50-летием[23]. В Петрограде с речами выступают Калинин и Блок, в Москве Луначарский.

Рабочие и служащие типографии «Копейка» приветствовали Горького:

«Слава певцу «Буревестника»!

Слава творцу песни о Соколе!..

Многие лета лучшему из лучших, слава товарищу

Максиму Горькому!»

3

Много внимания уделяет Горький сохранению ценностей — в частности музейных, — созданных русским народом.

Необходимо было не только широко раскрыть двери дворцов и музеев перед народной массой, но выявить культурные и художественные ценности, до того являвшиеся собственностью дворянской знати и капиталистов-меценатов, сберечь их от гибели, расхищения, вывоза за границу. Это заботило Горького уже сразу после Февральской революции, когда были конфискованы царские дворцы, но особенно широкий размах деятельность писателя приняла после Октября. Внимательно следил Горький и за судьбой книжных сокровищ, брошенных их знатными владельцами. По его указаниям книги направлялись в Публичную библиотеку, Географическое общество, Государственный книжный фонд.

Деятельность Горького была составной частью борьбы партии и Советской власти за сохранение культурных и художественных ценностей. «Составить точную опись ценностей, сберечь их в сохранном месте… Имения — достояние народа» — телеграфировал Ленин председателю Острогожского Совета уже б декабря 1917 года.

Выступления писателя в защиту культурного наследия, пропаганда лучших художественных достижений прошлого имели в те годы огромное значение.

Влиятельный Союз пролетарских культурно-просветительских организаций (Пролеткульт) ставил своей задачей развитие самодеятельности, самостоятельности пролетариата в области литературы и искусства. Возникший еще до Октябрьской революции, Пролеткульт противопоставлял себя организациям буржуазного государства, боролся за независимость пролетариата от буржуазной культуры. Пролеткульт помог развиться писателям и поэтам из рабочей среды, некоторые из которых оставили заметный след в советской литературе (В. Кириллов, М. Герасимов, Н. Полетаев, В. Александровский).

Писатели-пролеткультовцы воспели революцию, рабочий класс, индустриальный труд — правда, зачастую неудачно: выспренно, отвлеченно, нередко подражательно.

Но главная беда Пролеткульта была не в отдельных художественных неудачах — они есть в каждом художественном течении, — а в том, что Пролеткульт пропагандировал нигилистическое, пренебрежительное отношение к классическому наследию, необходимость выбросить его на свалку истории. Пролеткультовцы выступали с неверной теорией о том, что культура социалистического общества должна создаваться исключительно художниками, непосредственно вышедшими из рабочей среды, без участия интеллигенции и крестьянства. Они упрощенно смотрели на искусство, не понимали его сложности, недооценивали значение таланта, сужали тематику литературы, ограничивая ее исключительно жизнью рабочего класса. Сегодня эти заблуждения Пролеткульта видны всем, но в первые годы Советской власти понадобилось немало усилий, чтобы вскрыть ошибочность пролеткультовских установок.

Взгляды пролеткультовцев противоречили политике Советского правительства, которое взяло под охрану памятники культуры, широко открыло двери музеев, миллионами томов выпускало книги классиков русской и мировой литературы, видело в пропаганде культуры прошлого одно из важнейших средств воспитания масс.

«Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре, — писал Ленин. — Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества».

Борьба Горького против нигилистического отношения к культурному наследию, за освоение победившим и раскрепощенным народом культуры прошлого, работа писателя во «Всемирной литературе» были частью борьбы коммунистической партии за овладение этой культурой.

Глубоко веря в духовные силы пролетариата («Я крепко убежден, — писал он в 1914 году, — что пролетариат может создать свою художественную литературу»), Горький не считал, что социалистическая культура будет создана исключительно или по преимуществу руками выходцев из рабочей среды. Ему были чужды сектантские пролеткультовские взгляды, и недаром в марте 1920 года он говорил на заседании Пролеткульта: «Представление, что только пролетарий творец духовных сил, что только он — соль земли, такое мессианское представление губительно как всякое мессианство…» В 1926 году Горький писал Гладкову: «Я не могу быть «вполне» с людьми, которые обращают классовую психику в кастовую, я никогда не буду «вполне» с людьми, которые говорят: «мы, пролетарии» с тем же чувством, как бывало, другие люди говорили «мы, дворянство».

Горький всеми силами старается привлечь на сторону Советской власти старую интеллигенцию — ученых, литераторов, художников, артистов — и тех, кто, не принимая умом или сердцем Октября, все же хотел служить революционному народу, и тех, кто хотел отсидеться, переждать, испугавшись разгула революционной бури, и тех, кто сомневался в разумности и справедливости нового строя.

При его содействии был открыт Дом ученых, принято постановление об обеспечении необходимых условий для работы И. П. Павлова и его сотрудников. Писатель много работает в Комиссии по улучшению быта ученых. Этой комиссией, которую создала разоренная войной, голодающая и замерзающая, метущаяся в тифу Россия, большинство населения которой не умело читать и писать, — этой комиссией, по словам Горького, «рабочий класс, хозяин страны, имеет законное право гордиться перед Европой».

По вопросам организации культуры, работы ученых, борьбы с детской безнадзорностью и десяткам других вопросов Горький часто обращался к Ленину.

«Товарищи! — пишет Ленин на переданной ему Горьким просьбе помочь лаборатории физиологии растений Петроградского университета. — Очень прошу Вас во всех тех случаях, когда т. Горький будет обращаться к Вам по подобным вопросам, оказывать ему всяческое содействие…»

В горьковской квартире проходят совещания, встречи, споры, бывает нарком просвещения Луначарский. У Горького останавливался в сентябре-октябре 1920 года английский писатель-фантаст Г. Уэллс, описавший Советскую страну тех лет в книге «Россия во мгле». Уезжая, Уэллс говорил: «Все мы понимаем значение и величие России и не сомневаемся, что ей предстоит большое будущее». В своей книге он писал: «В этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание («Всемирная литература». — И.Н.), немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке».

Ошеломляет один перечень организаций, деятельное участие в работе которых принимал Горький, — это и издательство «Всемирная литература», и Особое совещание по делам искусств, и общество «Культура и свобода», и репертуарная комиссия Отдела театров Союза коммун Северной области, и художественный совет Эрмитажа, и полярная комиссия Академии наук, и Всероссийский комитет помощи голодающим, и комиссия по борьбе с детской преступностью, и многое, многое другое.

Вместе с А. В. Луначарским Горький был инициатором создания Музея революции, которому передал ряд материалов.

Огромный авторитет писателя, популярность его имени заставляли обращать особое внимание на все те начинания, мероприятия, организации, в которых участвовал Горький.

Депутат Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов, Горький активно участвовал в работе Совета. «В память о декабристах, выступил он на одном из заседаний, — предлагаю переименовать Галерную в Красную улицу… Переименовать Большую и Малую Конюшенные улицы в улицу Желябова и Софьи Перовской».

«Для него, видимо, не хватало рабочего дня, — вспоминает один из посетителей. — Еще только девять часов утра, а маленькая темноватая передняя завалена, завешана грудами пальто и заполнена стоящими в ней посетителями. Квартирка небольшая — всего две комнатки с разделяющей их столовой, на столе которой кипит самовар, стоит чайный прибор и лежит хлеб с кусочками масла. А вокруг стола те же фигуры посетителей, что и в передней, только сомкнутые тесным в два ряда, кольцом. Обстановка простая, бесхитростная, и мое внимание обращает небольшая этажерка, на которой аккуратно размещены точеные из слоновой кости китайские, забавного вида, болванчики.

М. Горький выходит из левой двери и, глотая наспех горячий чай, начинает спокойный, деловой разговор с десятками ожидающих людей.

— «Как может этот человек работать в таком окружении?» — невольно думаю я.

Да и действительно странно, — он всех внимательно выслушивает и первый не кончает разговора».

Часто выступает Горький на многочисленных совещаниях по вопросам культуры, на митингах, участвует в работе II конгресса Коммунистического интернационала (Коминтерна). Сохранилась фотография участников конгресса, на ней писатель стоит рядом с Лениным.

В апреле 1920 года он произносит в Москве речь в честь 50-летия Ленина: «…лучшее, чем можем почтить его огромную работу… — говорит Горький, это честный труд, это напряженный труд, это любовь к труду…»

4

В первые годы Советской власти огромными, нередко более чем стотысячными тиражами издаются горьковские рассказы — «Макар Чудра», «Челкаш», «Мальва», «9 января» и другие; впервые в России была напечатана в свободном от цензурных искажений виде «Мать» — и это когда «Правда» из-за недостатка бумаги выходила не каждый день. Пьесы Горького, инсценировки его произведений занимают большое место в репертуаре профессиональных и самодеятельных театров.

Все силы и время у Горького уходят на организацию культурной и литературной жизни молодой Страны Советов, помощь писателям, ученым, и он пишет мало художественных произведений. Творческая пауза была вызвана и внутренним кризисом писателя, «новожизненскими» колебаниями и сомнениями.

Правда, Горький активно выступал как публицист; его статьи печатались в «Правде», «Известиях», «Петроградской правде», «Красной газете».

В публицистических статьях и выступлениях 1919–1921 годов Горький пересматривает ошибочные взгляды автора «Несвоевременных мыслей». Он теперь отчетливо видит хозяйственное и культурное творчество революционного народа, обращается к пролетариату и интеллигенции всего мира с призывом поддержать Страну Советов в ее строительстве нового общества. Выступления Горького, писателя с мировым именем, в защиту социалистической революции были широко известны за границей, открывали глаза пролетариату и передовой интеллигенции на истинное положение в Советской России.

Важнейшей задачей, стоящей перед победившим народом, Горький считает воспитание социалистического отношения к труду, добросовестности, хозяйского и бережного отношения к предметам труда: «Весело и бодро — за работу, нет пути к счастью более верного, чем путь свободного труда!»

Делает Горький наброски пьесы о норманнах, либретто оперы о Степане Разине; ранее работал над оперным либретто о богатыре Василии Буслаеве. Эти замыслы реализованы не были: Горького, видимо, смущал исторический материал, он не хотел писать о том, чего «не видел».

В 1919 году выходят воспоминания писателя о Льве Толстом — один из лучших портретов тех замечательных людей, с которыми Горькому довелось встречаться в жизни. В последующие годы Горький создал очерки о Короленко, Коцюбинском, Есенине, Блоке, революционерах Камо, Красине, Вилонове.

Особое место среди очерков занимает «В. И. Ленин». «Живой у Вас Ильич… — писала Н. К. Крупская в 1930 году. — Правда все… Вы любили Ильича. Кто не любил бы, тот не мог бы так написать. Живой весь Ильич».

Ленин в изображении Горького — великий политик, мудрый философ, обаятельный человек с широким и многосторонним интересом к жизни. Великий сын великого народа, Ленин скромен и прост, отзывчив и внимателен к нуждам людей. Это человек-борец, последовательный и непримиримый враг человеческого страдания во всех его формах. С огромной художественной силой сумел Горький сохранить многосторонний и обаятельный, великий и предельно человеческий образ Ленина, дорогого и близкого простым людям земли. Писатель находит для рассказа о Ленине емкие, выразительные слова, раскрывает внутреннюю, духовную жизнь вождя, показывает его действия, видит в Ленине нового человека нового мира.

Горьковский очерк о Ленине — это не только рассказ о великом вожде русского и мирового пролетариата. Это и лирическая исповедь писателя о своих спорах с Ильичем, признание своих заблуждений, выражение чувств, которые питал он к Ленину. В процессе работы (очерк написан в 1924 году, значительно доработан в 1930) Горький все глубже постигал марксистское понимание исторического процесса. «Несомненно, что одна из величайших, единственно великих идей — идея коммунизма — упала на какую-то чрезвычайно плодотворную почву», — говорил Горький в 1928 году, и это понимание исторической обусловленности победы социалистической революции в России определило и эволюцию в изображении Ленина в горьковском очерке. Так, в частности, вместо первоначального определения героизма Ленина как подвижничества человека, «искренне верующего в возможность на земле абсолютной справедливости», в окончательной редакции мы читаем о подвижничестве человека, «непоколебимо убежденного в возможности социальной справедливости».

Воспоминания Горького о замечательных русских писателях художественно реализуют ленинский призыв — осмыслить и овладеть культурным наследием прошлого, противостоят нигилистическому пролеткультовскому неприятию достижений человеческой культуры.

В очерке о Короленко он подчеркивает высокие гражданские традиции русской классической литературы. Рассказ о Чехове-человеке переходит в характеристику его как писателя. Говоря о Толстом, Горький раскрывает величие художника и слабость проповедника, показывает противоречия между характером Толстого, его жизненным и художественным опытом и позицией обновителя религии, в которую становился Толстой; по оценкам великого писателя очерк близок ленинским статьям о Толстом. Недаром Ленин, прочитав горьковский очерк залпом, за одну ночь, сказал: «Пожалуй, так честно и смело никто о Толстом не писал».

Очерк о Леониде Андрееве далеко выходит за рамки воспоминаний о хорошо знакомом Горькому человеке: в нем раскрыта трагедия художника, оторванного от народа, на материале одной человеческой судьбы поставлена тема интеллигенции, народа и революции. Перед нами не просто талантливый писатель, друг Горького, а выразитель системы взглядов, с которыми страстно спорит автор очерка.

5

Петроград, где жил Горький, был, по словам Ленина, «одним из наиболее больных пунктов» страны. Много политически грамотных питерских рабочих, социал-демократической интеллигенции, революционеров-большевиков разъехалось по стране бороться за Советскую власть в развертывающейся гражданской войне. Так, в 1919 году в ответ на призыв Ленина к петроградским рабочим «мобилизовать все силы на помощь Восточному фронту» из города отправились 20 % коммунистов и 20 % комсомольцев. Тысячи питерских рабочих в составе продовольственных отрядов боролись с голодом по всей стране. К 1920 году в Петрограде вместо предвоенных 234 тысяч рабочих оставалось только 88 тысяч.

«Цвет рабочих ушел на фронты и в деревню», но зато «осталось непропорционально много безместной и безработной интеллигенции», «ничего не понявшей, ничего не забывшей, ничему не научившейся», — так характеризовал обстановку в Петрограде Ленин.

Эта брюзжащая, недовольная Советской властью старая интеллигенция приходила в панику от бытовых трудностей. Многочисленные посетители из «бывших» осаждали писателя бесконечными и разнообразными просьбами.

В стране разворачивалась гражданская война. Белогвардейцы стремились задушить республику Советов, потопить в крови первое в мире государство рабочих и крестьян. Щедрую помощь оказывала им международная буржуазия. Республика находилась в огненном кольце фронтов, враг действовал и внутри ее. Молодому государству приходилось прибегать к суровым и крутым мерам для подавления врагов революции — в том числе и среди интеллигенции.

Социалистическая революция, совершенная во имя народа, руками народа, приведшая к власти правительство, которое выражало интересы народа, в принципе против террора, против насилия, против репрессий. Не случайно была отменена смертная казнь, прощены участники первого покушения на Ленина, отпущены под честное слово белые генералы, выходили оппозиционные Советской власти газеты. Но лишенные власти, экономической и политической силы, враждебные революции классы и социальные группы развернули бешеное сопротивление, не гнушались ничем. Тяжелая обстановка сложилась на фронтах гражданской войны, вспыхивают мятежи, убит Урицкий, тяжело ранен Ленин. В этих условиях пришлось временно прибегнуть к красному террору, репрессиям. Красный террор должен был не только сурово карать тех, кто с оружием в руках выступал против Советской власти, но стать угрозой, серьезным предупреждением тем, кто колебался, тайно сочувствовал контрреволюционерам, был готов при первом удобном случае — а их было много — стать на путь вооруженной борьбы с социалистической революцией.

Горькому репрессии казались чрезмерными, и он не раз ходатайствовал перед Лениным за тех, кто обвинялся в действиях против Советской власти. Ильич всегда был внимателен к просьбам писателя, но писал ему: «Вопль сотен интеллигентов по поводу «ужасного» ареста на несколько недель Вы слышите и слушаете, а голоса массы, миллионов, рабочих и крестьян, коим угрожает Деникин, Колчак, Лианозов, Родзянко, красногорские (и другие кадетские) заговорщики, этого голоса вы не слышите и не слушаете».

Луначарский вспоминает, как Горький жаловался Ильичу на обыски и аресты петроградских интеллигентов, которые в прошлом помогали большевикам. Ленин, усмехнувшись, ответил:

«Да, славные, добрые люди… Ведь они славные и добрые, ведь их сочувствие всегда с угнетенными, ведь они всегда против преследователей. А что сейчас они видят перед собой? Преследователи — это наша ЧК, угнетенные это кадеты и эсеры, которые от нее бегают. Очевидно, долг, как они его понимают, предписывает им стать их союзниками против нас. А нам надо активных контрреволюционеров ловить и обезвреживать».

В большом письме Ильич показывает Горькому причины его «больных выводов», разъясняет то, чего писатель не понял, зовет туда, где рождается новое. Вместо того чтобы ежедневно слушать стенания и жалобы «самых усталых из оставшихся в Питере из нерабочих», Ленин советовал Горькому поездить по стране, увидеть новое на фабриках, в деревне, в армии: «радикально измените обстановку, и среду, и местожительство, и занятие» («профессионального редактора переводов», руководителя «Всемирной литературы». — И.Н.).

Ленин видел в Горьком не идейного противника, а временно заблуждающегося художнически впечатлительного, напряженно раздумывающего друга всех трудящихся масс. Не ошибки, а глубокое и искреннее стремление разобраться в происходящем, кипучая общественная деятельность, неиссякаемая инициатива, горячее желание служить народу — вот что определяло отношение Ленина к писателю.

Критикуя ошибки Горького, Ленин помогал другу, в преданности которого делу пролетариата, социалистической революции не сомневался ни на минуту, боролся не с Горьким, не против Горького, а за Горького.