Маленькая книга жизни и смерти

Пролог

У мастеров дзэн была традиция сочинять на смертном одре гатху, представляющую в сжатой поэтической форме все прозрения долгой жизни, отданной служению духу, — последний комментарий о самой жизни и о неминуемой смерти. Это сочинение и есть моя заключительная гатха. Точнее, было бы ею, если бы я был дзэнским мастером (или, по крайней мере, дзэнщиком), который несомненно подошёл к самому концу своей жизни, и если бы я писал в стихах.

Тем не менее написание «приземлённой» прозаической гатхи на данном этапе представляется мне не только полезным упражнением — это разбор пережитого, подведение итогов и достижение окончательной ясности, — но также и проектом, осуществить который мне нужно если не для других, то для себя самого, и как можно скорее — в общем-то уже давно пора было это сделать. Ведь сейчас, в возрасте семидесяти девяти лет, я уже прожил жизнь, в два или даже три раза превышающую среднюю продолжительность жизни не так уж много столетий назад. И, несомненно, каждый новый день, проведённый в «камере смертников» в ожидании исполнения приговора, всё неумолимее приближает тот момент, когда я буду «изъят» из жизни — возможно, без какого бы то ни было предупреждения. «Изъят» куда? Есть ли более острый, более насущный вопрос? Мне кажется, было бы глупым, недостойным и совершенно безответственным самообманом не подготовиться к этому моменту истины посредством постановки перед собой вопросов — сейчас… и сейчас… и сейчас (пока я могу это сделать спокойно, пока меня не настигла болезнь, я не испытываю боли, не накачан лекарствами и у меня ещё есть время), — таких вопросов, как: «Что именно значит „жить“, и что тогда значит „умереть“? Должен ли я на самом деле умереть полностью, и если должен, то будет ли это действительно тупик, огромное разочарование, горький, досадный финал приключения, начало которого — в далёком 1909 году — было столь многообещающим? И, самое главное, можно ли сделать что-то прямо сейчас для того, чтобы, во-первых, обеспечить себе выживание и, во-вторых, воздействовать на качество этого выживания, дабы оно стоило того и заслуживало предпочтения в сравнении с полным уничтожением?»

Исследование этих вопросов с максимальной искренностью и тщательностью можно считать самым практическим начинанием всей моей жизни. Даже если мою псевдо-гатху не прочтёт никто другой, её обязательно нужно написать, чётко и честно. (Я должен сделать всё, что в моих силах, чтобы быть предельно честным с самим собой: при обсуждении этой темы как никакой другой любое сокрытие нежелательных «улик», любой обман сделали бы весь проект нелепой потерей времени.) Я мог бы назвать её собственной, в высшей степени личной и переставшей быть мифом «Книгой мёртвых» — конечно, далеко не египетской или тибетской, и даже не религиозной в обычном понимании этого слова, а искренне современной, западной и основанной на фактах. Ибо моя цель — провести это исследование в том духе, чтобы придать самому банальному обрывку имеющегося в настоящее время доказательства, самому слабому проблеску непосредственного опыта и малейшему порыву к смирению перед лицом данного бо́льшую ценность, чем целым библиотекам священных книг и учёных трудов. Здесь ничему — каким бы оно ни было возвышенным и священным — нельзя верить; всё — каким бы оно ни было приземлённым — нужно подвергать проверке и испытанию. В этом вопросе жизни и смерти я не могу позволить себе принять на веру ни одно учение, не могу положиться ни на чьи слова — и не могу пренебречь ни одной подсказкой. Именно здесь, на пороге смерти, я понимаю, что вынужден последовать совету умирающего Будды и стать светилом для самого себя, не ища никакого внешнего прибежища.

Такое осторожно-непочтительное отношение к институту религии, ко всем почитаемым авторитетам становится всё более необходимым сейчас, когда в нашем распоряжении (как я подробно опишу ниже) имеются недавно полученные важные опытные данные, касающиеся нашего предмета изучения. Эти данные можно разделить на три группы. Первая группа проистекает из опыта и скептического, открытого в перспективу подхода современной науки, а также из некоторых актуальных научных открытий, особенно в области физики элементарных частиц. Вторая группа основана на недавних исследованиях рассказов пациентов, которых удалось вернуть «с того света». Третья группа основывается на ряде простых экспериментов, которые я использовал на протяжении последних тридцати лет для исследования нашей подлинной природы, или восприятия от Первого Лица, и включает техники для непосредственного распознавания того, кто проводит эти эксперименты, того, кто живёт и умирает, того, кто не делает ничего подобного. (Подборка этих экспериментов составляет основу этой книги, и если их осуществить, а не просто прочесть, это несомненно внесёт ясность в вопросы человеческой природы и судьбы.) Эти три направления — особенно последнее — требуют качественно нового подхода к предмету нашего изучения, и нам следует начать с полного нуля, в духе предельной беспристрастности.

Едва ли можно преувеличить существующее в настоящее время сопротивление такому исследованию, сопротивление любой искренности и реалистичному взгляду на неминуемость смерти. Посмотрите на популярный в мире рекламы и моды культ «молодость любой ценой». Посмотрите на общества пожилых людей, приверженных идее «будь того возраста, на который ты себя чувствуешь» и избегающих всего, что напоминает о старости, болезнях и смерти. Посмотрите на «неоязык» и эвфемизмы типа «он молодой — ему всего семьдесят» вместо «он стар — ему уже семьдесят» и «пожилые люди», «люди старшего поколения» вместо «старики», «старухи». Посмотрите на похоронный абсурд, так эффектно описанный в «Незабвенной» Ивлина Во[1]. Посмотрите на криоконсервацию — замораживание только что умерших для их возвращения к жизни, когда будет разработана соответствующая технология, — демонстрирующую в действии мнение о том, что «смерть — это обман рода человеческого, который больше нельзя терпеть»[2]. Посмотрите на сектантов, всерьёз уверяющих, что смерть есть нечто излишнее и неестественное и что мы можем жить столько, сколько захотим. Как это не похоже на почитание старости и поглощённость смертью и загробной жизнью, так явно присущие определённым великим культурам! И опять же, какой контраст с memento mori (помни о смерти) прошлых столетий нашей собственной цивилизации — все эти человеческие черепа, вырезанные на надгробных камнях и выставленные на каминных полках, все эти бесчисленные гравюры и картины, обращающие живых к зловещему зрелищу Старухи с косой и воображаемым последствиям её прихода!

Были ли наши предки просто психически ненормальны? Скорее это мы, закрывающие глаза на самый неотвратимый факт нашей жизни — её конец, — психически ненормальны. Лишь отчасти, и на менее популярном уровне, наша упрямая слепота компенсируется современной глубинной психологией: например, положением о том, что существует всего один, но тщательно скрываемый страх — страх смерти, из которого вытекают все наши многочисленные сознательные страхи. Урок мне очевиден: смотри в корень страха. Проверь смелое утверждение суфийского мастера Аттара: «Единственная защита от смерти (и страха, ею порождаемого) — в том, чтобы постоянно смотреть ей в лицо».

И, безусловно, у нас есть наше собственное, уникальное по своей силе memento mori, a именно наше более чем оправданное беспокойство по поводу возможности — или вероятности — ядерной войны, за которой последует ядерная зима, массовое самоубийство видов. Нас всех вынуждают признать, что мы живём жизнью, полной опасности, — образно выражаясь, в долине смерти.

Однако смерть, которая приходит к вам и ко мне в любом случае — рано или поздно, — никогда не переживается в массовом порядке, но всегда конкретным отдельным одним: я имею в виду, Первым Лицом Единственного Числа настоящего времени, но никогда, по сути, не вторым и не третьим лицом. Короче говоря, собой наедине с собой. Моя смерть и её предварительное исследование неминуемо станут самым личным и сокровенным приключением, которое можно себе представить. И несомненно, что уже по причине глубоко личного характера этого уникального и неизбежного опыта, это общее приключение каждого из нас, — поэтому я приглашаю вас, мой читатель, присоединиться ко мне в этом исследовании.

Прежде чем мы приступим, давайте завершим эти вводные замечания предостережением и обещанием из известного буддийского текста Дхаммапады: «Бдительность — путь бессмертия, беспечность — путь смерти. Бдительные не умирают, а беспечные уже подобны мёртвым». Это утверждение (хотя оно совсем ничего не доказывает) должно воодушевить нас на то, чтобы отдаться этому делу со всей тщательностью, правдивостью, непредвзятостью и вниманием, на которые мы способны.