Малолетки

33

Линн Келлог размышляла над словами Кевина. Значит, Дебби уходит и забирает с собой ребенка. Она вспомнила лицо Кевина, когда он рассказывал это в трактире. Господи, чего ему это стоило! Что он должен при этом испытывать! Открылась дверь дома, и она на мгновение увидела его на фоне падавшего из дома света. Рядом стоял Резник. Он полуобернулся к дому и что-то говорил, но было слишком далеко, чтобы можно было расслышать слова. Затем они оба направились к машинам.

Линн сделала несколько шагов навстречу.

— Все отрицает, — покачал головой Кевин, — начисто. Линн перевела взгляд на Резника.

— Утверждает, что плавал, — пояснил Резник.

— Всю вторую половину дня?

Резник пожал плечами и улыбнулся.

— Что удивительно, — Нейлор сделал движение рукой в сторону дома, — это то, что они смотрели программу «Новости в десять» и не видели рисунок.

— Им было не до этого, — добавил инспектор.

— Разлили молоко.

— В самый критический момент.

— Очень удобно.

Линн бросила короткий взгляд на дом. Над входной дверью все еще горела лампочка, в гостиной было заметно движение занавесок, кто-то подглядывал, желая знать, ушли ли они или останутся здесь.

— Что мы будем делать, сэр? — спросила она.

— Утром навалимся на него снова, может, он вспомнит случившееся по-другому. А до тех пор пускай поволнуется.

Повернувшись, Линн мельком взглянула на Нейлора. Ей хотелось бы продолжить разговор, начатый в трактире. Но был еще Резник, стоящий около ее машины и дожидающийся, чтобы она подбросила его до дома. И она знала, почему он не хотел садиться за руль сам — от него все еще попахивало виски.

— Спокойной ночи, Кевин. — Она махнула рукой.

— Спокойной ночи, Линн, спокойной ночи, сэр.

Хлопнули дверцы, заурчали моторы, и машины растворились в ночи. Занавески на окнах Шеппердов в последний раз колыхнулись, и окна закрыли.

Стивен Шепперд отошел от окна и, проходя по комнате, ухитрился ни разу не взглянуть в лицо жены, не отрывавшей от него глаз.

— Куда это ты собрался?

Он был уже почти у двери.

— В кровать, — он даже не повернул головы, — уже поздно.

— Садись.

Стивен не сдвинулся с места, лишь рука его отпустила дверную ручку и упала вниз, да опустились плечи.

— Садись и рассказывай.

Ему хотелось не видеть и не слышать ее, а выйти за дверь, и не в кровать, которую он делил с женой, а на улицу, куда угодно, лишь бы не было этого разговора.

Он вспомнил, как однажды, мальчишкой лет двенадцати, тринадцати, дожидаясь неприятного разговора с матерью в своей комнате, он с головой зарылся в подушки и мечтал, чтобы все прошло как сон. А мать стояла рядом с кроватью, и так не могло продолжаться вечно.

— Стивен.

Опустив голову, он повернулся и подошел к своему стулу. Теперь они сидели вдвоем.

— Ты должен рассказать мне, Стивен.

«Я твоя мать, ты можешь рассказать мне все».

— Стивен?

Ну вот. И тогда мать постепенно вытянула из него всю правду. По мере того как слова слетали с его уст, он видел, как напрягались мускулы на ее лице, глаза расширялись, менялся цвет лица, пока его не покрыла густая красна стыда.

— Я жду, Стивен.

— Нет.

— Ты не можешь не сказать мне.

— Но мне нечего сказать.

— Нечего?

— Нет.

Она медленно качала головой, а сжатые губы могли даже сойти за улыбку.

— Ты же знаешь, что не сможешь мне солгать, Стивен.

— Я не лгу.

Она слегка встряхнула руками, как человек, стряхивающий с одежды крошки. Мол: «Что это ты воображаешь, что можешь обмануть меня? Разве я не знаю тебя лучше, чем ты сам?»

— Я плавал во второй половине дня, в воскресенье. Ты знаешь, что это так. Что бы они ни говорили, меня там не было.

— А рисунок?

— Мы не видели никакого рисунка.

— Другие люди видели. Разве этого недостаточно?

— Почему? — Его голос дрожал от злобы и отчаяния. Он поднялся, но никак не мог встать твердо на ноги. — Почему, что бы ни случилось, ты веришь всем, кроме меня?

— Это неправда, Стивен. Это нечестно.

— Нечестно?

— Если ты бегал в тот день, почему не сказать полицейским? В чем здесь преступление?

— Джоан, послушай, посмотри на меня, послушай! Я не бегал, не бегал в воскресенье. Я был в центре отдыха, плавал. Я не понимаю, почему ты не можешь поверить мне.

— Стивен, я вынимала твои вещи из сумки, когда ты вернулся домой. Смотрела, не нужно ли что постирать. Твои плавки не были даже влажными.

Когда они проезжали через центр, Резник говорил очень мало, и Линн чувствовала, как нарастает его внутреннее напряжение. Если Стивен Шепперд проводил часть своего свободного времени в классе жены, что вполне вероятно, учитывая его умение мастерить, он обязательно встречал Эмили, и, что очень важно, она также знала его. Ему бы не составило никакого труда взять ее адрес в справочнике и узнать, что ее дом достаточно близко, чтобы включить его в маршрут своей послеобеденной пробежки. Это вполне по силам даже мало тренированному человеку средних лет.

Но Резник не высказывал вслух свои мысли. Он расспрашивал Линн о ее родителях, о здоровье отца, о птицеферме. Слушая девушку, он даже представил жирного каплуна, который, без сомнения, проделает вместе с Линн предрождественское путешествие и затем будет перенесен из ящика его стола сначала в холодильник, а потом и в печь.

Линн резко затормозила и остановилась напротив дома Резника.

— Завтра ранний старт, сэр?

— Несомненно. — Быстрая улыбка, и он исчез. Промелькнуло лишь белое пятно его руки, гладившей кота, который встречал хозяина на каменной ограде.

Линн развернула машину и поехала обратно по Вудборо-роуд. Небо внезапно прояснилось и наполнилось звездами. Автомобиль Нейлора был припаркован между театром «Лейс Маркит» и автостоянкой для практикантов. Он ждал ее.

— А если бы я не пришла?

— Чепуха. Пришла бы.

Кевин Нейлор заметно нервничал, ему необходимо было выговориться.

В холодильнике была всего одна банка пива «Хейнекен», и Линн предложила разделить ее, но Нейлор отрицательно покачал головой. Тогда она поставила чайник и нашла музыку, хотя нельзя сказать, что Джоан Армтрейдинг полностью соответствовала обстоятельствам. По ее мнению, Кевину больше всего нужна была хорошая чашка чая.

— Как давно это случилось? — спросила Линн и, видя, как он вертит в руках пачку «Ротманс» и зажигалку, подвинула к нему блюдце. — Возьми для пепла.

— Я знаю, это звучит глупо, но мне трудно даже определить. Такого не было, чтобы я пришел с работы и оказалось, она собрала вещи и ушла. Все происходило постепенно, месяц за месяцем. Началось с того, что она брала с собой ребенка и оставляла его у своей матери, с каждым разом на все более длительный срок. Довольно разумно, хотя мне это совсем не нравилось. Разумно потому, что она была в угнетенном состоянии из-за ребенка и очень мало спала. Так что, пока ребенок был там, Дебби, по крайней мере, получала несколько часов отдыха, да и я тоже.

Засвистел чайник, и Линн пошла на кухню.

— Не прерывайся, я тебя слышу.

Но он все равно подождал, пока она вернется в комнату.

— Сахар?

— Спасибо. Два куска.

— Ты сказал, что ребенок оставался на ночь у матери Дебби.

— Да. Затем она стала оставаться там сама. Вечерами, когда я возвращался…

«После пинты-другой с Дивайном», — подумала Линн.

— …ее не было дома. Через некоторое время она звонила и говорила, что приехала забрать ребенка, но девочка так крепко заснула, и она не знает, стоит ли будить ее или же лучше самой заночевать и вернуться утром. — Он поднял глаза на внимательно слушавшую его Линн. — Я теперь уже не уверен, вернется ли она когда-нибудь вообще. Не знаю. Время как бы остановилось. Честно говоря, я был рад приходить домой и ни о чем не беспокоиться — ни о Дебби, ни о ребенке, ни о чем вообще. Просто посидеть, прочистить мозги, улечься в кровать, зная, что утром тебя никто не будет тормошить, чтобы ты проснулся.

Линн задумчиво рассматривала рисунок на ковре.

— Звучит так, будто ты получил то, что хотел.

— Это не так.

— Но и не пытался остановить.

— Я же объясняю, я не знал…

— Свою жену и ребенка?

— Хорошо, — он встал, — я пришел сюда не за этим.

Линн также встала и повернулась к нему.

— А зачем?

Сочный баритон снова и снова повторял одну и ту же фразу, постепенно накаляя обстановку. Каждый из них мог бы сейчас сделать первый шаг и коснуться другого.

— Ну? — настаивала Линн.

— Я не знаю. Я думал…

— Да?

— Нет, я не знаю. — Помотав головой, он сделал несколько шагов по маленькой комнатке и снова сел.

— Ты хотел излить мне свою горечь, пожаловаться на то, как тебя обидели, а я должна была сидеть и слушать, соглашаясь со всем.

— Может быть.

— Хорошо, то, что я слышала, говорит вроде бы за тебя. Что бы Дебби ни делала, она, по-видимому, не очень хорошо понимает, куда это заведет. Но получается, что ты позволяешь ей уйти.

— А ей не нужно никакого разрешения.

— Может быть. Но в чем она действительно нуждалась, чего ждала, так это чтобы кто-то сказал «нет». Полагаю, что тебе не приходило в голову, что она, возможно, ждет от тебя, когда ты скажешь ей о своих чувствах.

— И что бы это изменило?

— Этого я не знаю, Кевин. А если и ты этого не знаешь, значит, в этом-то и состоит твоя проблема. Но мне кажется, она все это время ждала, когда ты скажешь: не делай этого, я хочу, чтобы ты была рядом со мной, чтобы мы были вместе.

Нейлор прикурил новую сигарету от коротенького бычка.

— Может быть, тебе действительно надо…

— Откуда ты знаешь, что я так не делал?

— О, Кевин… — Она покачала головой. — Пока ты молчал, она считала, что не нужна тебе. Ни она, ни ребенок. Поэтому ей было проще остаться с тем, кому она нужна, кто может ей помочь.

— Я помогал.

— С ребенком?

— Да.

— Чем? Помогал кормить? Играл с ней? Менял пеленки?

— Да, когда был дома.

Линн улыбалась и ничего не могла поделать с собой.

— Я не вижу, что здесь смешного.

— Ничего, ничего смешного.

— Тогда какого черта ты смеешься?

— Я не смеюсь. — Но она не могла удержаться и продолжала смеяться, потом наклонилась вперед и взяла его за руку.

— О, Линн, — глухо произнес он и сжал ее пальцы.

— Кевин, это ничего не решит.

— Что? Я не…

Линн засмеялась снова и поднялась, освободив руки.

— Ты говорил с ней? Я имею в виду — в последнее время.

— Я пытался.

— Как часто?

— Один раз.

— Ты хочешь, чтобы я поговорила с ней?

— Нет.

— Почему нет?

— Это наше дело, и мы должны уладить его сами.

— Я не хочу быть грубой, Кевин, но из твоих слов не видно, чтобы ты старался сделать это.

— Большое тебе спасибо!

— Кевин, ты невозможен! — Низко наклонившись, она быстро поцеловала его в самую макушку. — Я позвоню ей и посмотрю, не захочет ли она выпить со мной чашечку кофе.

— Она решит, что я подбил тебя на это.

— Ну и что? Если и так, это означает лишь, что ты пытаешься исправить хоть что-то.

Кевин допил чай и докурил сигарету. Музыка закончилась, и наступила пауза.

— Мне пора двигаться.

— Конечно, — ответила Линн с облегчением, увидев, что он наконец-то направился к двери.

Стивен Шепперд повернулся к жене, лежащей рядом, и обнял ее, наслаждаясь исходящим от нее теплом. «Извини, мамуля, — прошептал он ей в спину. — Я виноват». И, хотя Джоан Шепперд слегка пошевелилась, вряд ли она услышала.