Мальчик, которому не больно

Как живёт паучок?

Вы думаете, я забыл о нём? Но разве о друзьях забывают?

Я думаю про Папу, про Маму, про Бабушку и всякие наши домашние происшествия, но я же никуда не деваюсь. Лежу себе в своей постели, и после того, как о чем-нибудь подумаю или почитаю, беру большое увеличительное стекло, замечательную вещь, подзабытую человечеством, и смотрю сквозь него на паучка.

Он всё-таки не терял времени даром. Пока я раздумывал о том и о сём, обтянул тонкими ниточками комара и муху. Опять отсел на край паутины. Может быть, любуется своей хозяйской работой. Или ждёт, пока наступит ночь, чтобы пообедать.

— Ну как дела, Чок? — спрашивал я его негромко, чтобы не услышал кто- нибудь.

— Да ничего, — сам отвечал за него шёпотом. — Сижу вот здесь, терплю, Чик.

— Я восхищаюсь твоим терпением, Чок! — говорил я ему. И говорил за него в ответ:

— Так уж всё устроено, Чик. И у нас, и у вас. Надо терпеть. Тот, кто не может вытерпеть, погибает.

— Совершенно с тобой согласен, — говорил я. И спрашивал, сочувствуя: — Тебе, наверное, особенно трудно? Раскинуть сети и ждать, ждать. Неизвестно ведь, сколько?

— Неизвестно, конечно. Но у нас так принято. Ждать и ждать.

— И даже умирать, не дождавшись?

— Что поделаешь? — вздыхал я вместо него. — Даже и умирать.

Я едва дождался, пока Бабушка пришлёпает.

— Скажи, — спросил её. — А можно умереть, так ничего и не дождавшись?

Она встревожилась:

— Ты про что?

— Ну, например, пауки. Они же умирают, не дождавшись, пока попадет в паутину кто-нибудь?

Бабушка смутилась. Потом немножко обрадовалась:

— Пауки тоже не дураки. Они перелетают на паутинках с куста на куст. Уходят из одного угла в другой. Сражаются за свою жизнь. Всем надо сражаться!

Я её уже понял. Всем своим видом она хотела подчеркнуть, что и мне нужно сражаться. Ох, Бабуля! Из всего она готовит мне уроки. Хотя в школу я не хожу. И неизвестно, пойду ли.

Я вздохнул. Прикрыл глаза. И уж если на то пошло, спросил ее:

— Ну, а сколько мне ждать? И чего ждать-то? Сколько терпеть? До каких пор? До бесконечности?

Это Бабушкино же слово. Когда-то и где-то она его при мне произнесла, и я его сразу понял.

Бабушка присела ко мне на кровать. Помолчала. Потом сказала строгим голосом:

— Человек, знаешь ли, отличается от паучка. У тебя есть родители. Я. Существует медицина. Но у паучков стоит поучиться, я согласна. Они обладают замечательным терпением.

— А если не станет тебя? — спросил я. — Родителей? А медицина и так бессильна.

Бабушка молчала и гладила, гладила меня по ногам. Только я ничего ведь не чувствовал. Слышал, видел — это да. Но не чувствовал.

И ещё видел, что Бабушка тихо плачет.

— Но ты же говорила о терпении, — сказал я ей ласково.