— Сердитесь? — я прикусила губу, опуская голову, но боковым зрением заметила, как Вараксин улыбнулся: его явно нисколько не волновало, что я читала эти письма.
— Где ты их нашла?
Я кивнула за свою спину, на приоткрытый ящик комода. Мужчина прошел мимо меня, мельком глянул на письма, устало опустился на кровать.
— И как, интересно?
— Интересно, — честно призналась я. — Вы не общаетесь?
— Общаемся. Редко.
— Вы ее все еще любите?
— Не знаю. Вряд ли, — мужчина задумался.
Я медленно выдохнула, и открыто спросила:
— Вы боитесь новых отношений?
— Я не вижу в них смысла. Все повторится. Работу я менять не собираюсь, а нагрузка только увеличивается.
— Я бы вас ждала… — прошептала я.
— Она тоже первое время ждала.
Я не знала, что ответить. Я не была на месте этой женщины. Но я уверена, что вела бы себя по-другому. От наступившего молчания я начала перебирать в руках конверты, просто хаотично меняя их местами. В стопке, помимо писем, были фотографии. В основном Елена Сергеевны.
— Она красивая, — тихо сказала я.
— Вы с ней похожи.
Илья, взяв из моих рук рамку с фотографией жены, стряхнул с нее тонкий слой пыли. Было видно, что мужчина не часто достает эти снимки, как и письма, которые были стянуты тугой аптечной резинкой, которая успела (за то время, что ее не трогали) задубеть, и прямо крошилась в моих руках.
— Получается, вы развелись из-за вашей работы?
— Скорее из-за Лениных упаднических настроений. Она хотела, чтобы я постоянно сидел дома. Мне работа не позволяла так проводить время, а она следовала своему плану, и по итогу, довела себя затворничеством до депрессии. Ее ничего не интересовало, она ограничивалась работой и мечтами о том, что я уволюсь.
— А что произошло в 2009? — спросила я, вспоминая содержание последнего письма.
— В 2009? — мужчина задумался, — Аа, у меня было ранение.
Он так равнодушно и обыденно это сказал, будто бы имел в виду не угрозу жизни, а обговаривал список продуктов, которые нужно купить в магазине. Я неодобрительно покачала головой, хотя понимала, что мои слова никакого влияния на него не окажут.
— Ранение у вас, а страшно ей… — скупо прокомментировала я ситуацию.
— Боялась, что умру. Елена вообще трусишка, — с улыбкой сказал мужчина. — В отличие от тебя. После моего ранения ее начали мучить панические атаки, ей казалось, что каждый мой выход на улицу грозит мне смертельной опасностью. Истерики доходили до того, что мне нужно через десять минут быть на совещании в СК… Да черт с ним, с совещанием! У меня бойцы, рискуя собой, без командира накрывают притон, а меня дома жена держит.
Я непонимающе нахмурилась.
— В прямом смысле слова «держит»: садилась на порог у двери, и обнимала меня за ноги, не давая выйти.
— Это лечить надо было, — женщину было жалко, у нее явно была очень слабая нервная система.
— Лечили. Антидепрессанты, наблюдение у психолога, затем у психиатра. В общем, в один момент ей посоветовали просто сменить образ жизни. То есть мужа, — с грустной улыбкой сказал Илья. — И она решилась. Молодец. И мне спокойнее за нее, и ее психологическое состояние нормализовалось.
— А где она теперь?
— Переехала, нашла другую работу. Пару лет назад вышла замуж, сейчас сидит в декрете. Вполне счастлива, по крайней мере, насколько я могу судить. Муж каждый день дома в 17:00, экономист вроде бы… Или бухгалтер. В прочем не важно.
— Она вам по-прежнему звонит? — тихо спросила я.
— Звонит. Ночами.
Это звучало одновременно и грустно, и интимно. Я представила внутреннее состояние женщины — этот мужчина, как катком переехал ее, оставив в ее сердце, вероятно, все еще живую, пульсирующую тоску. Вроде уже и замуж вышла, и родила, а все ровно рука периодически сама тянется к телефону. Я остро ощутила ее эмоции: как жутко хочется услышать ЕГО голос. Глубокий, успокаивающий, с хриплыми нотками. Мне на секунду стало страшно: я уже была безвозвратно влюблена в Илью, и еще надеялась на ответные чувства, но вдруг ничего не получится… И Елена Сергеевна хотя бы имеет основание для ночных звонков (их общее прошлое), а я кто такая? Даже горло стянуло от подступившего кома горечи.
— Вы точно не злитесь, что я прочитала эти письма?
— Если бы я вообще про них помнил… — с усмешкой ответил Илья, и спросил надуманно серьезным тоном. — В них нет ничего, порочащего мою честь и доброе имя?
— Вроде нет, — в ответ улыбнулась я.
— Значит, я не против, чтобы их кто-то читал. Иначе я бы сжигал их сразу после получения.
Я на автомате продолжала листать фотографии: вот их свадьба, Илья даже улыбается. Вот фото с отдыха: его жена в купальнике, позирует возле пальмы. Вот… Я ближе поднесла фотографию к глазам. И, открывая рот, как рыба, затрясла фотокарточкой.
— Что? — Илья нахмурился.
— Кто… Кто это?!
— Это мой друг, Витя Семенов, опер из центрального ОВД — мужчина настороженно вглядывался в мое лицо. — Лена, что такое?
На фотографии был Илья, он смеялся, по-дружески обнимая… Того самого мужчину с балкона Лиханского.
— Это… Я… — я от шока не могла сказать ни слова.
— Лена, — Илья сел на корточки передо мной и слегка встряхнул.
— Я видела его. Это он был на балконе. Мертвый.
— У Лиханского? Ты уверена? — я снова впала в ступор. — Лена, говори, мать твою!
— Да, — закивала я.
— Уверена?!
— Да, это точно он. О боже, это ваш друг!?
Вараксин отошел к окну, достал сотовый из кармана. Набрал номер, ответа не последовало. Затем набрал другой номер.
— Люба, привет. Витька у тебя давно был? Когда? А после? Ты ему звонила? Да знаю я, блядь. — Я впервые слышала, как мужчина ругался. — Да что ты говоришь? Если бы меня интересовало мнение шлюхи, то я бы только к тебе обращался. Нет, нормально. Я тебе потом позвоню.
Илья снова набрал чей-то номер.
— Валентина Степановна, добрый вечер. Не спите? Как ваше здоровье? А Витюха не у вас? А когда был в последний раз? Нет, ничего, просто соскучился по нему, — Илья изобразил смех. — Опера? А вы молодец! Зовите меня, я буду вашим партнером по походам на оперу. Валентина Степановна, да ладно! Хорошо все. Добро! До свидания!
Снова звонок.
— Олежа, здравия желаю. Семенов не появлялся? Что-то я его давно не видел-не слышал. Ты тоже… Ладно, давай.
Илья опустил руку, нахмурившись.
— Его давно никто не видел. Даже у матери и бабы своей не появлялся.
Пару минут я думала, как себя вести. Уйти? Молчать? Говорить? Успокаивать? Сочувствовать? Но, снова подняв глаза на Илью, я наконец-то приняла единственное верное решение. Встала, подошла к кровати, на которую тяжело опустился мужчина, села рядом с ним, и, решившись, взяла его ладонь. Он равнодушно позволил это сделать, без споров и сопротивлений принимая этот незамысловатый знак поддержки. Я погладила длинные пальцы, тыльную сторону руки, остановившись на лучевой артерии. Постепенно сердечный ритм мужчины пришел в норму.
— Мы знакомы с армии.
— Мне очень жаль…. — искренне сказал я.
Мы молча просидели так около получаса. Я просто гладила мужчину по руке, затем перешла на плечи и спину, а он, глядя в пустоту, о чем-то думал. Затем поднялся, подошел к двери и остановился.
— Лена… — но не договорил, и ушел.
Я бы отдала все на свете, чтобы узнать, что он хотел сказать. Но настаивать, выспрашивать в этих условиях было бы непростительно.
Так и не смогла начать что-либо делать, долгое время сидела, глядя на фотографию. Друг Ильи, Виктор Семенов, улыбался той открытой улыбкой неисправимых оптимистов, вечных весельчаков. Я даже представила его голос, смех, вечные анекдоты. Илья тоже улыбался, но сдержанно, однако, очень искренне. Я сжалась в комок на кровати Вараксина, и заплакала. Мне стало жаль Илью. Он и так был в какой-то степени одинок, а смерть близкого друга еще больше может отвратить его от окружающих.
В 12 ночи хлопнула входная дверь. На время воцарилась тишина. Звуки открывающейся дверцы кухонного гарнитура. Мужчина явно пил алкоголь. Я ни на минуту не осуждала его. Я даже ожидала, что он напьется… Звук льющейся воды. Разбился стакан. С кухни потянуло сигаретным дымом… Через 20 минут Илья зашел в спальню, лег рядом со мной.
— Мне уйти? — шепотом спросила я.
Ответ не заставил ждать: Вараксин притянул меня к своей груди, с силой сжимая. Я осторожно погладила его по щеке, в ответ, прижимаясь к мужчине. Обхватив меня, он полностью перекрыл мне воздух, но в то же время как бы закрыл меня от окружающего мира.
— Илья, — я мягко позвала его по имени. Впервые.
Но мужчина молчал. Я не настаивала.