Малышка

Глава 23

Что я испытывала в связи с объявлением охоты на Гобенко? С одной стороны, облегчение, видимо, нашлись доказательства, с другой, я ощутила страх от слов, что он, вероятнее всего, затаится. Я безумно хотела, чтобы его посадили! Но это был тот случай, когда от меня ничего не зависит. Эту победу мне не одержать. Это война Ильи. Мое дело — стоять за его спиной, и, как говорилось в одной шутке, подавать ему патроны.

Я ушла в дом, но в окно видела, как Илья ходит по асфальтированной дорожке, что-то яростно выговаривая в трубку, потом совещается с отцом.

— И что там? — я и не собиралась скрывать своего нетерпения, когда мужчина зашел в комнату.

— В машине было двое. Один из них — Гобенко, его по фотороботу узнали. Второй — молодой парнишка. Ранили, скорее всего, второго. Уже хорошо, значит, наш сученок жив и здоров. Отдал приказ шерстить каждый переулок и куст по трассе: крови парень много потерял, если они не друзья (хотя и это не гарант), то Гобенко выкинет его по дороге.

— Боже… Это не люди! — я подняла на Илью широко распахнутые глаза.

В голове, как на повторе, крутилась сцена из фильма «Раба любви»: «Господа, вы звери…».

— Уж я то знаю, — Илья присел рядом, обнимая меня. — Спать?

— Да, только не уходи, — я прижалась к плечу мужчины.

Ночью я пару раз просыпалась от звуков родного хриплого голоса: Вараксин с кем-то полушепотом разговаривал по телефону. До меня доносились обрывки фраз, по которым стало ясно, что на протяжении ночи что-то меняется. «Люди работают», — тихо пояснил мне Илья, обнимая.

Сквозь сон я слышала, что Илья на кого-то приглушенно ругается.

— Сойка! Иди к себе! — пауза. — Черт с тобой, залазь.

По моей руке шаркнуло что-то пушистое, и послышалось урчание. «А вот и кошка», — улыбнулась я, засыпая.

Утром я вышла на крыльцо, заметив, что Леонид Егорович бодро полет грядки.

— Лена, ты почему не спишь? — окрикнул меня отец Ильи.

— Я всегда рано встаю. А можно я вам помогу? — так хотелось размяться, поработать физически.

— Можно, конечно! Айда сюда!

Я со счастливой улыбкой подошла ближе, думая, что получу тяпку и инструкции. Однако мне в руки сунули глубокую алюминиевую тарелку с ягодами (точно такая же миска была у моей бабушки, когда я была маленькой!)

— Держи клубнику, и забери кошку.

— Но я хочу помочь… — я надумала губы. — Я умею!

— Вот и поможешь. Ягоды дело такое, их тоже есть надо уметь. Кошку не забудь! — отец уже отвернулся от меня, но продолжал бубнить. — Путается, зараза, все утром под ногами…

Сдерживая смех, я, с кошкой под мышкой и с миской, забралась на диван в беседке, положив ноги на низкий деревянный табурет. Так вот чьи компоты стоят в квартире Ильи! Папа-садовод, папа-мастер консервирования.

Рассвет уже практически отгорел, остались только всполохи, бившие лучами по тихо стонущим березам, растущим за забором. Если бы не вся эта заваруха с Гобенко и иже с ним, то я была бы счастлива… Но, с другой стороны, без этой заварухи я бы не оказалась здесь! Не знала бы этих мужчин, не была бы влюблена, не имела возможность гладить пушистый кошачий бок, не чувствовала бы теплые лучи утреннего солнца на обнаженных стопах, не ощущала бы сладость спелой садовой ягоды… Сладость. Я даже прикрыла глаза, вспоминая свой сегодняшний сон, а внутри все приятно, томительно сжалось. Илья почти всю ночь общался с кем-то из подчиненных, но в минуты, когда телефон переставал надрывно звонить, он возвращался в постель, целуя меня спящую. Я почти мгновенно просыпалась, сразу же отвечая на ласковые движения губ. Мужские руки исследовали мое тело, и под утро я ощутила горячую ладонь, небрежно скользнувшую по лобку. Между всем этим сексуальным издевательством мне снился сон, фантазия на тему: а что бы было, если бы его не отвлекали по каждому вопросу? Низ живота приятно потянуло, и я, поддаваясь секундному желанию, пошла в дом.

Илья спал, скинув от жары одеяло, предоставляя мне возможность рассматривать уже такое родное тело. Но просто смотреть мне уже было мало. Я, аккуратно опустившись на кровать, провела ладонью по плоскому животу, и прижала губы к мужской шее. Илья смешно что-то прорычал, подставляя губы для поцелуя. Мягко прижавшись к его щеке, я потерлась об нее носом, чувствуя, как колет легкая щетина. Всегда нравилось, как выглядят парни, когда пару дней не бреются. Но только теперь я знала и об обратной стороне медали: целоваться либо еще больно, либо уже щекотно. Но меня это совершенно не останавливало! Поцелуй получился нежно-наивным, «утренний вариант» — окрестила я его про себя. Мужчина сонно прошептал:

— Ты вкусная.

— Это клубника вкусная, — так же шепотом ответила я.

— Не в клубнике дело… — поцелуй продолжился.

— Будешь дальше спать? — спросила я, отрываясь от мужчины, чтобы получить глоток воздуха.

Илья что-то невнятно ответил, снова поймав мои губы. Бабочки заволновались. Я тоже. Но мужчина со вздохом разочарования отпустил меня, и поднялся к телефону, который вибрировал на подоконнике.

Если бы я умела рисовать, то я бы запечатлела этот момент. Илья стоял у окна: тусклый свет раннего утра, проскочивший между кронами деревьев, выхватывал кусочки рельефного тела. Я вытянулась на кровати, разглядывая из-под опущенных ресниц мужчину. Разговор опять был тяжелым, судя по ответам Вараксина, ничего не изменилось: обнаружить следы машины пока не удалось. И даже я понимала, что время «по горячим следам» быстро уходит. Они могут успеть пересесть в другой транспорт, уехать в какую-нибудь деревню в области (а каждую не проверишь), бросить машину — залечь на очередной съемной квартире. Но, если я верно поняла реплики Ильи, это все характерно для Гобенко (рецидивиста с большим опытом), а вот второй пассажир, раненый парень, раньше не светился, и мог наделать (от страха и боли) глупостей. На что все и рассчитывали.

После обеда приехал Петренко. Я смотрела на мужчин из окна 2 этажа, они стояли за воротами: Илья курил, выдыхал дым, откидывая голову назад. Петренко что-то быстро говорил, разводя руками. Мне остро захотелось подойти к Вараксину сзади, обнять его, прислонившись щекой к спине.

Петренко уехал, оставив какие-то папки. Илья сел с ними в беседке, заняв точно такую же позу, как я с утра: вытянул ноги на табурет, и, не отрываясь от листов протокола, доедал клубнику. Кошка клубком свернулась на ее коленях. Я с улыбкой кивнула Леониду Егоровичу на его сына.

— Клубнику он не любит, видите ли… Как ты чашку подала, так сразу полюбил, зараза.

— А кошка ко мне не шла на руки…

— Кто? Сойка? Так это его кошка! Она одного хозяина любит. Илюшка ее год назад подобрал. И смех, и грех: они в засаде сидели, а на улице дождь сильный шел, так кошка подошла к машине (видать, окно приоткрыто было) и начала истошно орать. Причем со стороны Ильи подошла. Так орала, что подозреваемый стал на нее смотреть, ну и к машине заодно присматриваться. Ильюшка, недолго думая, схватил эту животинку, лишь бы заткнулась. А она легла на его колени, и уснула. Тут же! — Леонид Егорович хитро посмотрел на меня. — Сидит он весь такой серьезный: в одной руке автомат, в другой наручники, сам в маске и бронежилете, а на коленях кошка. Они еще шутили тогда, что капитан не может участвовать в операции — нельзя будить кошку.

Я умильно улыбнулась. И тут же подумала: так я и есть та самая кошка! Он подобрал меня на улице, с мокрой скамьи на улице Чкалова, и я тоже рыдала, как та кошка, от страха и безысходности. А теперь, как и Сойка, греюсь в его объятиях. И так же, как она, признаю только его.

— А почему «Сойка»?

— Это сценический псевдоним его матери. Соня Сойка. У нас всех кошек так звали. Мальчикам казалось, что если часто произносить ее имя, псевдоним, то она вернется, — отец с горечью сказал последние слова и пошел в теплицу.

Грустно все это… Дети ждали, придумывали какие-то ритуалы, чтобы «вызвать» мать… Открыто я никогда не выскажу сочувствия и жалости (уверена, они ему претят), но всегда буду помнить, что Илья искренне нуждается в женской ласке и заботе — он страдал от ее нехватки с детства.

Старший Вараксин оказался невероятно «зараженным» дачником: он пояснил, что после долгих лет службы в МВД, выращивание фруктов-овощей кажется ему сказочным отдыхом. «А они неплохо бы сошлись с моим отцом», — отвлеченно подумала я. Мой папа был фанатичным натуралистом, весной-летом-осенью (если не уезжал в походы или с детьми в лагеря) жил на старой бабушкиной даче, и пытался выводить новые сорта плодовых. Пока получилось селекционировать только грушу-китайку (почва плохая — объяснял папа). Но есть ее в свежем виде было совершенно невозможно. Я вспомнила, как отец сорвал первые плоды, преподнося их маме со словами: «Я сделал это ради тебя — ты же любишь этот сорт». Мама откусила, сморщилась, но героически проживала и даже проглотила, поблагодарив мужа. Потом папа попробовал сам эту кислятину, и долго горевал из-за этой неудачи. Но позже оказалось, что эти груши после консервации «перерождаются» в невероятно вкусный десерт. Мама была счастлива, папа горд.

Все эти воспоминания волной со слабым чувством тоски нахлынули на меня, но взгляд на Илью, методично поглощавшего клубнику (которую он «не любит»), сразу же заставил выдохнуть — теперь мой дом там, где этот мужчина.

День для меня промелькнул как кадры кинопленки: вот я встала, а уже сумерки. Мы весь день провели с Леонидом Егоровичем, и я узнала столько информации, сколько Илья мне бы за пару лет не рассказал. Отец был крайне откровенен (и он пояснил это: якобы чувствовал, что у нас с его сыном все серьезно): говорил про свою жену, про то, как росли мальчики, про тяжелые 90-е годы… Но самое главное, он дал мне возможность увидеть Илью с другой стороны: у меня в руках оказались его детские фотографии, снимки из армии, института. Он был совсем другим… Служба в ОМОНе, затем в РУБОПе, должность начальника — все это сказалось на его характере, и, как мне показалось, даже на внешности. Черты лица заострились, стали жесткими, улыбка реже появляется на лице. Глаза. Даже глаза изменились! На фотографиях из армии в них плясали азарт и искры смеха, а на последнем снимке, сделанном пару лет назад, появился знакомый мне металлический оттенок. Среди фотографий было несколько снимков матери Ильи: очень красивая женщина, я бы даже сказала, идеальная. Видимо, после того, как она ушла из семьи, Леонид Егорович уничтожил кадры семейной хроники с ее участием. Остались только те, на которые не поднялась рука. На одном снимке женщина была на сцене: эффектное красное платье, уверенный взгляд, широкая улыбка. В одной руке микрофон, в другой — мундштук с папиросой. Эта фотография больше была похожа на картинку из журнала. Отец Ильи заглянул через мое плечо в альбом, и, затянувшись сигаретой, скупо прокомментировал.

— Красивая была. Зараза.

На другой фотографии она была с обоими сыновьями. Мальчики обнимали ее за талию с двух сторон, и показывали друг другу языки, мол, «моя мама». Женщина улыбалась, глядя в объектив. На третьем снимке она держала на руках маленького Илью. И казалась абсолютно счастливой: а какой еще можно быть, обнимая своего младенца? Но, видимо, творческие амбиции оказались сильнее материнских, раз она выбрала попытку карьерного роста, оставив детей на отца, который, кстати, сам редко бывал дома.

— А кто сидел с мальчиками? — спросила я у Леонида Егоровича.

— Ясли, сад были специальные для детей сотрудников. Советы же… А если что-то не получалось, то я их с собой брал. В отдел. Им там шибко нравилось.

Видимо, настолько нравилось, что оба так и не смогли покинуть «отдела»: остались в системе на всю жизнь.

Ближе к вечеру во дворе появился легкий, приятный аромат березового дыма.

— В баню то пойдете? — спросил Егор Леонидович.

— Ой, я очень хочу в баню… — поспешно выдала я, и тут же осеклась, поглядев на Илью.

— Лена, я там на втором этаже положил полотенце, — кивнул отец Ильи.

Я вошла в дом, поднялась в нашу комнату, и взволновано затеребила складки на платье. Илья поднялся вслед за мной, прислонившись к дверному косяку.

— Передумала?

— Нет, — почти прошептала я. — Пойдешь со мной?

Мужчина хитро улыбнулся, кивая.

Баня выстыла, и сейчас там было тепло, без тяжелого, влажного жара. Я замерла, повернувшись спиной к мужчине. Илья расстегнул молнию моего летнего платья, находящуюся на спине, и спустил с плеч тонкие лямки. Губы прижались к шее, а руки медленно стянули платье, которое упало к моим ногам.

— Ты такая хрупкая, — пальцы ловко расстегнули крючки бюстгальтера. — Я боюсь, что могу случайно сделать тебе больно.

— Не бойся, — прошептала я, наслаждаясь ласковыми прикосновениями к обнаженной груди.

— «I will get everything i want», — Илья прочитал надпись на моей спине.

До этого момента татуировку оставалась для него загадкой.

— Это моя жизненная установка. Я всегда получаю то, что хочу, — подтвердила я. — Например, я хочу тебя.

Я нетерпеливо развернулась к Илье, привстала на носочки, потянувшись к его губам. Параллельно потянула за край футболки, мужчина послушно стянул ее. Я с удовольствием провела ладошками по крепкой груди, плоскому животу, бокам. Пальцы ощутили неровность кожи. Опустив глаза, увидела ровные следы от пулевых ранений. Пождала губы, и не стала ничего говорить. Хотя в тот момент я остро поняла чувства Елены Сергеевны: когда ты боишься потерять любимого мужчину, боишься выпускать его из дома…

Мужские руки ласково чертили узоры на моей спине, опускаясь на ягодицы. Поцелуй дошел до стадии максимального накала: у меня кружилась голова, и хотелось продолжения. Илья слегка отстранился, посмотрев на меня пьяным взглядом.

— Я не уверен, что смогу остановиться.

— Не останавливайся.

— Потерять девственность в бане — ты об этом мечтала? — спокойным тоном спросил Илья, продолжив рисовать узоры на моем теле.

— И откуда ты знаешь?

— У тебя такое забавное лицо было, когда ты протокол читала, — Илья улыбнулся, — Там не было ничего особенного, просто откровенное описание секса, пусть и не самыми приличными словами. Твои покрасневшие щечки меня умилили.

— Как «ничего особенного»? То есть все, что он говорил, это нормально?

— Нормально.

— «Сосет, как пылесос» — это нормально?! — я округлила глаза.

— Не знаю, не пробовал, — пошутил мужчина, зацепившись на слово «пылесос». — У всех свои предпочтения. Но ты же насмотрелась обучающих видео…

— Хватит издеваться надо мной, — я тоже улыбнулась.

— Да и твоя категоричная реакция на мое предположение о пьяном сексе после клуба о многом сказала. Слова «со мной такого быть не могло».

— Тебя это смущает? — я имела в виду свою девственность.

— Похоже, что меня это смущает? — риторически спросил мужчина, сжимая мое бедро. — Я тебя безумно хочу. Но не в таких условиях.

От таких откровенных слов вместе с разочарованием на меня обрушилась новая волна возбуждения: них живота и те самые «бабочки» чутко отреагировали на слова «я тебя безумно хочу». Я опустила глаза, пережидая эту пытку. Мужчина, который всегда все понимал, слегка сжал мою грудь, вызывая еще более чувственную пульсацию и мой стон.

— У нас вообще все ни как у людей, — протараторила я, и расстегнула пуговицу на мужских брюках.

— Лена-а, — с усмешкой протянул Илья. — Ты меня удивляешь.

— Лена сама от себя в шоке, — прокомментировала я.

— Во-первых, у меня нет с собой презервативов, во-вторых, я не хочу ограничивать себя в позах, в-третьих, меня беспокоит твое удобство, — мужчина в отличие от меня, сохранил трезвый ум.

— О, — разочаровано протянула я. — Но я хочу сейчас…

Так получилось, что ударение в последней фразе была сделана на «Я».

— Что? — Илья хрипло рассмеялся. — Ты меня столько времени мучила! Это я должен страдать.

— Не надо было мучиться, надо было соглашаться, — рассмеялась я в ответ. — Давай хотя бы поцелуемся.

Это прозвучало так по-детски, что Илья умильно улыбнулся. И медленно заговорил, одновременно с этим стаскивая с меня остатки белья, и снимая свои брюки.

— Сначала я чувствовал себя педофилом, — я театрально закатила глаза. — Да-да, ты казалось такой маленькой, наивной девочкой, с этими детскими намеками. Но я дико возбуждался от твоих действий. Казалось бы, у меня был абсолютно разный секс, даже… — мужчина оборвал себя, во время поняв, что заговорился, и эта информация не для моих ушей. — Но твои целомудренные объятия вызывали безумное желание, даже при осознании, что быстро и легко не получится, — Илья имел в виду девственность.

Пока я заворожено слушала его, мужчина завел меня в парную, усаживая на теплый деревянный полок. Я опустила глаза с губ мужчин на шею, ключицы, крепкую грудь, накаченные плечи, живот, по которому вниз уходила аккуратная линия темных волос, приводившая взгляд к члену внушительного размера. Продолжая слушать мужчину, я медленно проводила пальчиками по его груди.

— Чтобы не накинуться на тебя, я пытался избегать соблазна: позорно сбежать, отвернуться. — Илья улыбнулся, — Открою тебе секрет, надеюсь, ты все поймешь. Я съездил к старой знакомой, но… В общем, ее привычные действия не оказали никакого эффекта. Теперь она кажется мне пошлой, приторной, наигранной. В общем, честно скажу, у меня не встал. Но когда приехал домой… Там ты со своим массажем. Попросил тебя уйти, иначе бы не смог остановиться.

Слова о другой женщине на секунду задели меня. Но осознание того, что теперь его возбуждаю только я, заставило внутренне заликовать. Я еле удержалась, чтобы не захлопать в ладоши.

— Со временем стал проявляться твой характер. Ты особенная! Я наблюдал за тобой, — пальцы обвели ареолы сосков, вызвав мой стон. — Ты всегда чем-то занята, ты активная, деятельная, ты спокойно отнеслась к тому, что на работе я подвергаю опасности свое здоровье. Ты целеустремленная, видишь четкую цель в своей жизни, и вопреки серьезным проблемам, не опустила руки. Я смотрю на тебя, и понимаю, что уже не представляю, как можно возвращаться в эту квартиру, если там нет тебя. Просто не вижу смысла появляться там. Даже больше — не вижу смысла что-либо делать, если тебя нет рядом.

Руки ласково погладили бедра, разводя их.

— У тебя очень обманчивая внешность. Кажешься малышкой, хотя на самом деле, ты — взрослая, не по годам мудрая женщина.

На слова «женщина» пальцы мягко раздвинули половые губы, скользнув по влажным складкам. Я потянулась к мужчине, требуя поцелуя. Клитор пульсировал, прося внимания. Но как только мужчина аккуратно обвел его контур, я сжала ноги — не смогла удержать судорожного движения. Тут же вернулась в прежнее положение, плотнее прижимаясь к руке Ильи. Мужчина что-то довольно прорычал, слегка прикусив мою нижнюю губу.

— И, судя по всему, будешь очень страстной…

Палец осторожно проник во влагалище, неглубоко, при этом вызвав у меня резкий выплеск накопившихся эмоций — я вскрикнула, вцепившись ногтями в плечи Ильи. Он приглушил крик поцелуем, и переключил внимание на клитор. «У него было много женщин», — эта мысль вызвала сразу два чувства: ревность и радость. Я была рада, что мой первый раз будет с опытным мужчиной. Но в то же время своеобразная жадность душила меня, заставляя думать: он должен быть только моим, никто не должен знать, как он целуется, как он ласкает, как он… Мысль оборвалась, прерванная моим стоном. Он смог за пять минут вызвать во мне чувственность и желание, о которых я раньше даже не подозревала.

Ласки усиливались, а горячий язык провел линию по ключице, опустившись на соски. Я перестала контролировать дыхание, только урывками хватала ртом теплый банный воздух. Голова кружилась, казалось, что это все происходит не со мной, а если со мной, то во сне. Низ живота до боли стягивало в ожидании развязки. Мне не хватало совсем чуть-чуть, не хватало чего-то… Илья, на секунду оторвавшись от моих губ, намотал длинные пряди моих волос на руку, и потянул вниз так, чтобы я смотрела ему в глаза.

Никогда раньше я не видела такого взгляда у Вараксина. Это было одновременно и страшно, и безумно красиво. Зрачок расширился до такой степени, что серо-зеленая радужка стала маленькой узкой полоской. В глазах откровенно, неприкрыто плескалось желание, мне показалось, что ему физически больно от того, что он не может сейчас заняться со мной сексом. Этот голодный взгляд, быстрые, скользящие ласки, ощущение полной власти надо мной мужчины — и я застонала, судорожно сводя колени, зажимая бедрами мужскую руку, желая продлить удовольствие. Илья чувственно обвел языком мои пересохшие губы, пьяными глазами вцепился в мое раскрасневшееся лицо (я чувствовала, как пылают щеки).

— Теперь дотерпишь до дома? — с мягкой улыбкой просил Вараксин.

— Мм, — простонала я, все еще вжимая руку мужчины в промежность. — Все было продумано заранее?

— Нет, это была импровизация. Первый оргазм отвлечет тебя на некоторое время.

— Неа, — хитро сощурилась я. — Знаешь, как хочется?

— Знаю, — я застонала, чувствуя, как мужчина мягко вводит во влагалище палец. — Лучше тебя знаю…

Я притянула мужчину к себе, обняв за шею.

— Я влюбилась… — сказать это я смогла только шепотом.

— И это я знаю, — эхом повторил Илья.

Новый поцелуй. Совершенно другой: нежный, ласковый, трепетный. Мужские губы еле-еле касались моих, медленные движения языка заставляли подаваться вперед, пытаясь впитать всю ласку полностью.

— Можно я тебя… помою? — стесняясь, спросила я.

— Это точно нет, — с усмешкой ответил мужчина. — Я и так держусь на морально-волевых.

Но меня уже было не остановить, и я провела мокрыми ладошками по груди Ильи, опустила их на живот, затем едва касаясь, затронула подрагивающий от нетерпения член.

— Лена, — предупреждающе сказал Илья.

Я заулыбалась, чувствуя, как откликается его тело на мои незамысловатые ласки. Мужские бедра легко подались вперед, ловя мои осторожные прикосновения. Я провела пальчиком по сексуально выступающей вене, и слегка сжала головку. Илья рассматривал мое лицо (наверное, в тот момент я была похожа на любопытную белку), а я с интересом рассматривала его тело. Мягко погладила ствол члена, и сдвинула крайнюю плоть. Мужчина приглушенно зарычал, откидывая назад голову. От этого страстного звука мое сердце пропустило удар. Зрелище было невероятно сексуальным: закрытые глаза, запрокинутая голова, резко выделяющийся кадык, широкие расправленные плечи, подрагивающий в моих ладонях член.

Илья резко прижался ко мне, и тяжело дыша, неожиданно выдал:

— Поехали домой!?

— Что? — непонимающе переспросила я. — Сейчас?

— Прямо сейчас! Я переоценил свое терпение.

— Я «за»! Но ты отцу обещал до завтра остаться.

— Он поймет. Хочу, чтобы твой первый секс был полноценным, в нормальных условиях, в знакомом месте. Чтобы ты была расслаблена и не боялась.

— Заметно? — опустив голову, спросила я.

— У тебя все мышцы напряжены, и голос дрожит.

— Это не совсем страх… Скорее предвкушение. И волнение.

Мое медицинское образование давало мне исчерпывающее представление о том, как проходит дефлорация. И, вероятно, будь на месте Ильи другой мужчина, то я бы волновалась меньше. Но это Илья… И мне остро хотелось, чтобы ему понравилось, чтобы моя неопытность не отталкивала его. Но это были второстепенные мысли. На первом месте — сладкая истома от только что пережитого оргазма.

Даже сейчас, пока я одевалась, от воспоминаний ласк Ильи у меня сводило судорогой низ живота. Я буквально на секунду задумалась: если это так прекрасно, то, значит, я лишала себя много. Но тут же одернула свою буйную и порой лишенную смысла и логики фантазию: если бы не лишала, то сейчас не садилась бы в машину, за рулем которой сидит самый лучший мужчина в мире. МОЙ мужчина.