Манекен за столом. Роман-антиутопия

Глава 4 Ниша

Над побережьем пронёсся ураган. Пляжи опустели. Туристы отсиживались в полумраке баров. Их становилось всё больше, и в массовых вечерних гуляниях проглядывала атмосфера праздника.

Мы сидели за столом в гостиной.

— Поешь, — сказала мама.

— Не хочется, — сказал я.

В комнате стояла полутьма. Я с безразличием смотрел на стол.

— Опять задумался? — спросила мать.

Она посмотрела на мою тарелку, затем перевела страдальческий взгляд на меня.

Я ушёл в свою комнату и улёгся. Врач заявил, что, по всей видимости, у меня шок. Ничего особенного, добавил он. Вы знаете, он так переживает, сказала мать. Конечно, сказал доктор, разводя руками, всё понятно. Такой случай. Что же можно посоветовать? Не надо ему никак напоминать о случившемся.

Можно ли ему гулять? Пусть гуляет. Вот спасибо тебе, док, растроганно подумал я, гулять разрешил.

Меня разбудила мать.

— Почта пришла. Тебе письмо. От Шедевра. Вот оно. Интересно, что он пишет? — Мать, как и все, очень уважала Шедевра.

«Пик! Не вешай нос. Роза расстроена. Ей предложили новую роль, и она отказалась. Впрочем, что я тебе говорю о ней. Я хотел о другом. Думаю, ты приедешь в столицу. Это город больших возможностей. В общем, если что, дай знать. Буду ждать. Шедевр».

Без адреса. Совсем короткое письмо.

Мне оно показалось странным.

— Фат выздоравливает, — сообщила мне Ореол за ужином.

— Да? — сказал я. — А одежду ему высушили?

— Какую одежду? — сказала Ореол тоном знатока, целя вилкой в дальнее блюдо. — Испачкались все.

— Почистят, — сказал я. — Будут лучше прежних.

После ужина я вышел к калитке. Сор тёрся рядом. Вокруг пышно расцветали на клумбах цветы. Я колебался, не зная, пойти погулять или продолжить сон. Я выбрал последнее, и Сор с сожалением проводил меня до дома. Он очень любил гулять. Он всю ночь безмолвно шатался по саду, но всегда засыпал под моим окном.

Утром, перенося ногу через подоконник, я чуть не наступил на него, он мгновенно проснулся и, даже не успев проснуться, уже отскочил.

— Фу ты, чудище! — сказал я, испугавшись. — Вот бы я на тебя наступил…

А Сор уже улыбался, и хвост нарядно трепетал, как пойманная бабочка. Он был удивлён, что я так рано проснулся.

Было очень рано, но светло, как днём, только воздух был свежим и прозрачным, и листва замерла неподвижно.

В этот час океан был очень светлым. Я брёл по влажной полосе пляжа, оставляя на ней неглубокие следы, которые оплывали под плоскими набегающими волнами. Поверхность океана была ровной, и солнце ещё не появилось.

Я шёл вдоль берега и смотрел под ноги. Внизу скользил песок, это действовало завораживающе.

Я поднял голову и стал смотреть вдаль.

Я долго смотрел на штиль, на высунувшееся солнце, розовый путь от которого тут же добежал до берега. Вокруг не было ни души.

Я направился в город. Всё ещё спало. Туристы, легко одетые, шли к пляжу по гладким камням мостовой. Они улыбались на солнце. Сора неодолимо влекло к незнакомым запахам, и он неизменно коротким движением приближал свою серьёзную морду к шагающим ногам.

Мужчины взирали сквозь фантом, а девушки говорили «ой!» и оглядывались через плечо с улыбкой.

Я наткнулся на взгляд, наставленный на меня, как указательный палец. Взгляд принадлежал Фату, сидевшему за пустым столиком в тени под навесом.

Я подошёл и протянул ему руку. Он осторожно пожал её. Он был немного пьян.

Он сообщил, что это первый день, когда он относительно трезв.

— Не ожидал тебя встретить, — сказал он. — Ты как?

— Нормально. А ты?

У домашнего Фата был неплохой вид, но он счёл нужным изобразить вымученную улыбку на пухлом грушевидном личике. Перед ним стоял графинчик. Костюм болтался на его дряхлом теле.

— Так… Ага. — Он увидел наполненную рюмку. Раб своих страстей выпил, не морщась, и со стуком поставил её на стол.

— Я, в общем, ничего, — сказал он. — А ты?

— Тоже.

Фат кивнул.

— Я, в общем, лучше. — Он поманил меня несколькими быстрыми движениями, огляделся и проникновенно заговорил:

— Знаешь, я был очень пьян тогда и принял всё за спектакль. Все лежащие на полу были ужасно похожи на муляжей.

— Да?

— Да. Это страшное дело. Я был так пьян. Ну, веришь ли, будто я сплю и вижу сон. Будто я среди чучел.

— Ты, видно, здорово был пьян, — заметил я.

— Верно, — радостно сказал Фат. — Но на ногах-то я стоял. Меня ожгло, а я не почувствовал, только вижу, женщина у ног лежит, волосы, понимаешь, белые, и красная краска их испачкала и слепила. — Он придвинулся ко мне. От него исходил знакомый запах. Увечный Фат, дошло до меня, он опять пьян. — Я на это не повёлся. Физически нас ничего не коснулось. Значит, ничего не было. Одно впечатление. Фикция. А это — труха. Можно пренебречь. Я могу сказать одно. Все были ужасно похожи на муляжей. Поэтому меня и не проняло. Пик, я тебе вот что скажу. Жизнь такая глупая штука. Такая уязвимая. Серьёзно к ней относиться… Смешно! Такое, как с Коркой, со всяким могло случиться. Я был рядом, ты… Не повезло. Нам всем фатально не везёт. У меня всё из рук валится. На самом деле я ничего не умею делать. Будто секрет, что у меня получаются одни паршивые уроды. Я люблю указывать, что делать. Но кто мне здесь это позволит. У разболтанного Тугодума с первого раза ничего не выходит. А нужно сразу и набело. Без плодотворных опечаток. А что за жизнь без повторения того, что было.

Он прикрыл один глаз и выпил.

— Офис безграмотен совершенно, зато до самозабвения любит водить пером по бумаге. А кто нормален? Кто эталон? Где эта твердыня шкала? Мы страстно хотим того, чего в нас нет. Попробуй в каждом разглядеть его способности. Нам нужны другие условия, — грустно заключил Фат. — Когда любое действие, как единый порыв, достигает цели. — Он наполнил рюмку и приподнял её. Я машинально кивнул.

— Мне пора, — сказал Фат. — У Нектар званый ужин. Для всех неудачников, куда стекутся все сливки общества. Пик, я рассчитываю на тебя.

Жертва обстоятельств по-дружески и в то же время церемонно распрощался со мной.

Всех ждёт успех в изменчивой среде, где первых не отличить от последних. Как ни раскручивай колесо, сердцевина остаётся неподвижной.

— Рад тебя увидеть, Пикет.

Метод Абсурд улыбался так, будто был страшно рад.

— А у меня сегодня собираются, — сказал Абсурд. — Приходи.

Он смешался с толпой.

Компания у Абсурда собиралась самая разношерстная.

В его просторном доме происходило множество историй. Кто-то начинал выяснять отношения. Кто-то напивался. Лагуна не упускал случая напиться и выяснить отношения.

Все разбредались по большому дому, не обращая внимания на хозяина. Казалось, он совершенно беспечен.

Все вели себя свободно и независимо. Казалось, Абсурда это целиком устраивает.

В последнее время у него собиралась странная компания. Сироты обсаживали Абсурда и слушали его, не перебивая, и как-то немного страшно за него становилось, он был весь нараспашку, а восходящие звёзды — себе на уме.

Они не принадлежали к высшему свету, как семьи Витамина, Корки и Фата.

У них никого не было. Бездарны они были до слез. Их целью было совершенство.

Стало известно о планах благоустройства побережья. Крайний беспорядок везде. Маньяки примерились к заброшенному строительству, считая его уродливым пятном на лице нашего побережья. О нем не вспоминали, и даже бродяги избегали его.

Дома Ореол металась возле своего бунгало.

Мимо меня торопливо, насколько это было возможно, просеменила кухарка Экзотика с подносом, уставленным посудой. Она сообщила, что мать уехала на курорт, а у Ореол вечером гости.

Вопрос с развитым Абсурдом будто бы решился.

В комнате появилась Ореол.

— К тебе приходила девушка.

— Кто?

Она приподняла плечи и изможденно развернулась в дверях.

— Слушай, а где Витамин? Я ему звонила, и никто…

— Так, — сказал я. — Иди.

— Она красивая, — сообщила Ореол и удалилась.

Дар? Они уехали. Вся эта столичная компания. И эта девушка, Топ. А может, это она? Я подумал и решительно отмёл эту догадку. Они уехали.

Я попытался вспомнить Топ. Да, она была красивой. Даже очень. Девушка, которая кажется недоступной.

Заглянула Ореол.

— Иди, девушка.

— Где девушка? — Я встрепенулся.

— К телефону иди. Она не представилась. — Ореол проводила меня насмешливым взглядом.

В трубке был голос Витамина.

— Может, я не туда попал? Странно. Не желает говорить. Вот скотина.

«О ком это он?» — подумал я.

— Говоришь, девушка ответила? Мне на его сестрёнку попадать нельзя. Позовёт, точно? Ладно… Я, конечно, немного виноват, но… Слышишь меня? Пик! — Видно было, что Витамин здорово обрадовался. — Как твои дела? — озабоченно поинтересовался он.

— Ты где? — Я пропустил его вопрос мимо ушей.

— Хорошенький вопрос! — Витамин громко расхохотался. Слишком громко. — Я в такой шахте, что тебе и не снилось. Да, кстати, — он перешёл на небрежный тон, — со мной Дар, мы тут прокатились, позагорали.

— Я думал, она уехала.

— Да нет, всё нормально… она со мной. Дар вздумалось показать мне дом, как замок, в котором никто не живёт. Бред какой-то. А наша машина сломалась.

— Вы на машине?

— Это её машина, — пояснил Витамин. — Мы застряли в песках. Здесь повсюду песок. В этой всеми забытой дыре есть отель, вернее, так это логово называют местные кочевники. Одни кочевники и верблюды. Двух слов связать не могут.

— Кто, верблюды?

— Кочевники. Но пьют, как верблюды. Наверно, для дезинфекции. Пока объяснялся с ними, сам на ногах не стоял. И везде песок, — снова пожаловался он. — В ванной по колено. Двери не закрываются. Где этот дом, Пик?

— Нет никакого дома, — сказал я, помедлив.

— Как… — растерялся Витамин. Потом разозлился. — Что значит — нет? Ты хочешь сказать, что Дар всё выдумала?

— Это совсем в другой стороне.

— Как это — в другой стороне? Что она — стороны перепутала?

— Выходит, что так. Не всем дано так ориентироваться, как тебе. Она всё напутала. Это в другой стороне. Есть там такой… заброшенный сарай.

Дельный Витамин подавленно молчал. Потом сказал с некоторым вызовом:

— Она описывает целый дворец.

— Ей показалось, — скромно сказал я. — Игра воображения. Не более того. Усёк?

— Шутишь… — прошипел Витамин, как спущенное колесо. — А я здесь маринуюсь. Ты серьёзно?

— Я не я буду, — сказал я с долей легкомыслия. Я услышал, как он спрашивает Дар, всё ли она поняла.

— Дело дрянь, — вернулся он к разговору со мной. — А хозяин отказывает нам в кредите. Это мне, прикинь, да?

— Посули ему верблюда.

— Издеваешься. Ладно. Знаешь, я хотел предупредить, что уезжаю… Не рассчитал.

Это точно, подумал я. Это ты чистую правду говоришь. А так бы я продолжал пребывать в уверенности, что у Витамина неотложные дела, а не увеселительная прогулка с моей девушкой.

— Считается, что она гостит у…

— Ясно-ясно. Как вас найти?

— Найдёшь, — буркнул Витамин. До него только сейчас дошло, в каком положении он оказался. Роль спасаемого, вызволяемого была явно не по нутру его независимой, кошачьей натуре. — Добираешься до курорта. Сворачиваешь.

— В какую сторону?

— В пески! Не в море же.

— Да, верно.

— Потом едешь, едешь. Едешь прямо.

— Прямо? — уточнил я.

— По дороге прямо едешь! А так она петляет. Потом стоп. Отель. Просто, не так ли?

— Пожалуй, — согласился я. — Занесло вас. А это действительно отель?

— Наверху пустые комнаты. Внизу торгуют самогоном. И солёными ящерицами. На, хочешь, поговори с Дар. Она так и рвётся.

— Привет, Пик! — сказала Дар. — Голос у неё звучал весело. — Витамин немного преувеличивает. Кормят здесь вполне прилично, и выпить есть что. Тебе бы понравилось.

— А как насчёт барханов в ванной?

— Не без этого. Пустыня всё-таки. А двери здесь не закрываются, потому что и так дышать нечем. Вообще-то здесь ужасно. Хочу домой. Мы на тебя надеемся. Как там наша малышка?

— Какая малышка?

— Топ! Я бросила её, и мне немного стыдно. Ты позаботься о ней. Кстати, она очень важная персона, так что будь хорошим ма…

Связь прервалась. Пески, подумал я.

Опыта в отеле не оказалось. Такой результат меня не устраивал, и я продолжал находиться в холле, пока все хамы, включая портье Масштаба, не стали наперебой мне объяснять, что за коротышкой заходили какие-то карьеристы.

Меня опередили.

Бар «Рудимент» располагался у самого прибоя. И сейчас там было пусто.

Бар окружали огромные пальмы. Только вечером появлялись отдыхающие, любители позагорать в лучах закатного солнца. Они держались отчужденно, заплывали недалеко, плескались в прибережных волнах. Они были полностью заняты собой и выглядели чужеродно на необъятном берегу, перед первобытным покоем пустынного океана.

Я обошел старую башню и наткнулся на Тугодума. Тяжеловес восседал всей своей тушей на складном стульчике с театральным биноклем в руках. По его лицу тек пот.

Перед домом мэра расположился оркестр.

— Ждут в гости, — сказал я.

— Нет-нет, — живо сказал Тугодум, едва обратив на меня внимание. — Что мы такого сделали?

Тугодум судорожно вздохнул.

— Внутри кто-то есть? — спросил я.

Лидер драматически мотнул головой.

— Ты передумал?

Он так же безмолвно кивнул.

— Ты сможешь предупредить Опыта? — внезапно сказал он севшим голосом.

— А где он?

— В архиве. Получает разрешение на выезд.

Тугодум подался ко мне. Весь глянец с него сошел. Две ножки стульчика ушли в землю глубже других.

— Банкет окончен. Нам даже не будут аплодировать. Переместят в столицу, и все. Чехол собирается уходить. Избегает безлюдных мест. Надо быть на виду. А на строительство вообще не суются. Там эти… калеки. Хотят найти шоу. Ждут нерукотворных тротуаров. Зодчие. Веришь, кусок в горло не лезет. Может, успеешь с Опытом.

Грузовик Опыта стоял возле архива.

Я вбежал в мэрию. По лестнице спускался Абсурд. Я метнулся в сторону, и чуть не сшиб выходящего из туалета Опыта.

Я втолкнул его обратно.

— Ты что наделал?

Он даже не дернулся. Он был такой мелкий, что его никто не замечал.

— Я не виноват, Пик, — просипел он. — Я ничего не делал. Ты ничего не знаешь, Пик.

— А что мне знать? Я всё видел. Своими глазами.

— Вот именно… — прошептал в ужасе Опыт.

— Получил разрешение? — тоном пониже спросил я.

— Да. Всё в порядке. — Он похлопал себя по карману куртки.

— В общем, так. На холм ехать не надо.

— А куда надо?

Я задумался. Опыт продолжал смотреть перед собой, как обычно, без особого выражения на круглом веснушчатом лице. Может, и впрямь его никто и не заметил. Ведь никогда, ни при каких обстоятельствах ему ещё не удавалось привлечь к себе внимание. Он был, как винтик, который только незаметно используется всеми.

— Выедешь из города… — начал я, и он кивнул. Он на каждом слове мелко кивал.

Метод неподвижно стоял в конце коридора. Опыт поравнялся с методом, и тот, естественно, не обратил на него никакого внимания. Он сразу посмотрел поверх голов на меня. Лестница была прямо передо мной.

Я устремился по ней в знакомую мне дверь. Все обезьяны исчезли. В углу светился аквариум. Рыбки были на месте.

Я приоткрыл шкаф, ожидая, что из него повалятся скрюченные чучела. В коридоре послышались мерные шаги.

Кто-то шёл, останавливаясь у каждой двери. Я втиснулся в шкаф. Шаги замерли у дверей. В шкафу было тесно. Я всё же не кукла. Вдруг мой локоть ушёл в пустоту.

По винтовой лестнице я добрался до другой двери и протиснулся в узкую щель. Снаружи был придвинут платяной шкаф. На кровати возвышались подушки.

Перед зеркалом в дальнем углу спальни стояла тонкая, стройная девушка, опираясь коленкой на тумбочку, и красила губы. Это была Топ. Рот приоткрылся. Она заметила меня.

— Это… вы?

— Вам нельзя здесь находиться.

— Странно…

— Ничего странного, — убеждал я её, заталкивая в темноту хода. Стоит ей подать голос, и мы пропали. Топ сопротивлялась вполне корректно, но пришлось ее отпустить. Приятно было держать её за плечи.

— Что вы делаете?

— Это тайный ход.

Я пошёл в темноту, и она пошла за мной. Ход закончился тупиком. Я потрогал стену. Она, качнувшись, тяжело обвисла. Сразу возник тяжёлый запах.

За стеной забубнили. Говор усиливался, потом стал удаляться. Мы пробрались между стеной и ковром.

Мы разглядывали массивный стол, грубые стулья, глиняную посуду под лавкой. За столом сидел мужчина, положив руки перед собой. У него было грубое, с запыленными складками, лицо. Волосы тянулись плотными прядями, едва достигая тусклого лба, будто парик сдвинулся.

У примитивного ткацкого станка находилась женщина в длинном мешковатом платье. Глаза на бездумном лице с мелкими чертами буравили пустоту.

Дети были расставлены повсюду.

Сквозь плетень хижины был виден зал. В нём появилась группа экскурсантов. Мы затаились.

Лица туристов были полны любопытства. Познавательная экскурсия началась. Азарт в зеркальных очках заговорил:

— Вы находитесь в музее, где экспонаты изготовлены знаменитым столичным мастером Сорняком. Здесь всё сделано, от настоящего не отличить.

Все прошли мимо первобытного человека у костра, чем-то неуловимо напоминавшего Лагуну, только с потухшим взглядом, с ввалившимися щеками — похоже, он голодал.

— Может, и так. — Гид оценил шутку. — Но как в кризис впечатлились его гены. Представляете, какой заряд алчности уйдёт в будущее? В несравненно лучшие условия. И какой отклик найдёт? Может, вплоть до отвращения к чревоугодию? — Гид посмотрел на толстяка Тугодума. Челюсть у того отвисла. — И уйдёт. Так, только финал рождает старт. Парадокс! Улавливаете взаимосвязь? Переход от охоты к земледелию благополучно завершился, но… — гид с сомнением обратился к крестьянскому семейству в хижине, где находились и мы с Топ, — отсталые люди, чрезвычайно сильны родственные связи. Сам себя дикарь определить не в состоянии. Первостепенное значение имеют застывшие формы — обряды, обычаи, традиции. Думать не надо. Элита примитивна. Бывали в столице? Основной вопрос: «Кто ты?» В любом салоне за своего сойдёшь.

— Он сумасшедший? — прошептала Топ.

— Это его хобби.

— А вот — новинка, — внушительно сказал гид.

Внутри чучела виталистически дрогнуло прозрачное желе.

— Что это?

— Что? Гм. — Гид на секунду запнулся, но отвечал с прежней готовностью: — Душа.

— Душа?

— Да.

— Вы считаете, что это душа?

— Конечно, нет. Это — не душа. Это её макет. А разве всё остальное — настоящее? Но её надо обозначить. Да, и её тоже. Представить в виде предмета, как и всё здесь, неодушевлённого. А как же? Мы говорим о ней, уверенно, предметно, значит, и она должна быть там, внутри, как обычный атрибут. Там, где всё сделано, её, символическую, уже нельзя пропустить. А это искомое суфле лучше всего отвечает нашим теоретическим представлениям: зыбкость, иллюзорность. Соответствует общепринятому стандарту. Где бесплотные понятия, как их различить? Только по внешнему признаку. Вот мы и обозначаем то, что в жизни недоступно чёткому определению. Должно же быть такое место, где это возможно.

Туристы переходили с места на место. Наконец зал очистился от них.

Лицо Топ в полутьме было совсем рядом. Выпрямившись, селянка легко перешагнула через декоративную изгородь.

В зале ещё возвышался целый индейский вигвам. Индейцы во главе с вождём напоминали Чехла и его компанию. Вокруг висели пёстрые одежды и мохнатые ковры, от которых тянуло густым духом.

Мы благопристойно покинули этнографический зал с хижиной, изображавшую старинный быт, и скорбно замершее в полутенях крестьянское семейство, сплочённое серийной родственностью.

На пути встречались картины. Как добиться сходства с натурой? Слепо следовать ей или руководствоваться собственным восприятием?

В картину вложено нечто. И все должны видеть одинаково.

За любой формой кроется содержание. Но за рельефно застывшими красками ничего нет. Они сами.

Я пытался понять, что там таится.

Топ, наклонившись и придерживаясь за мою руку, рассматривала свисающую гроздь винограда — подлинную драгоценность ювелирно созданного обмана. Скопирована только форма, но — всесторонне.

Нас окружали освещённые ниши. Волк так свирепо расставил лапы в опавшей листве, что его разглядывали издали.

Это был зал живой природы. В большой нише были джунгли. Пыль припорошила глаза животных.

Ширь какая. Бескрайняя. Грызуны взбирались на деревья, змеи путались под копытами антилоп. Птицы и насекомые были повсюду.

Обстановка была, как реальная. Взгляд наткнулся на неприкрытое место. Был виден невзрачный помост. На нём всё и помещалось. Пейзаж сразу стал неживым. Я будто протрезвел. Обман был обидным. Изъян назойливо притягивал к себе.

Рядом очевидный комфорт, а будто ждет чего-то от грубой природы. Откуда? Природа сама пустая, как барабан. Она же ничего не гарантирует, только обещает. Неконструктивная, неудобоваримая. Жизнь ничего не имеет, кроме желания, машины надо зарядить, заранее.

Для природы все барьеры кустарны. Ей можно противопоставить только что-то искусно похожее на нее саму, но уже принадлежащее тебе.

Последний зал занимал скелет ящера. На подставках замерли обезьяны.

Я столкнулся с Гибридом. У него губы плохо подгонялись одна к другой.

— Я веду здесь научные исследования.

Сразил наповал.

— В музее? — уточнил я и повел Топ к выходу. Гибрид больше ничего лишнего себе не позволит.

На улице все было залито солнцем. Мы зажмурились. Видно было, что Топ приезжая, и что ей нравится провинция.

— Я думал, вас здесь уже нет, — сказал я.

Топ неожиданно рассмеялась.

— Представляете, Дар уехала на курорт, и я жду ее. Я остановилась в отеле. — Она прищурилась. — Я приглашаю вас к себе.

Вблизи отель был огромен. Портье, увидев меня, опустил глаза.

Длинный коридор все время заворачивал. Топ открыла дверь.

— Проходи, — сказала она и села в кресло, откинув голову. Мой взгляд скользнул по гладким расслабленным ногам. Она хорошо загорела.

— Ходите на пляж?

— Конечно. Я и сейчас с пляжа.

Она принесла стаканы и лимонад. Потом дунула вверх, в сторону лба.

— Не возражаешь, если я приму душ? Я быстро.

И она ушла, оставив меня скучать. За окном было пекло.

— Вы закончили школу, Топ?

— В столице давно нет школ. Все образованные. Вы безнадежно отстали от жизни. Я взрослая.

— Вот как? Это правда?

Послышался всплеск.

— Похоже, это не комплимент.

Усиленно зашумел душ.

Волосы Топ вспушились. Короткий халат не скрывал стройных ног.

— Ты сегодня занята?

— Вечером собираюсь к одному нашему общему знакомому.

— Кто это?

— Абсурд, ваш школьный метод. Это старинный друг нашей семьи. Пойдем вместе?

Она уселась на софе.

— Не знаю.

— Надо противостоять обстоятельствам, — наставительно сказала Топ. — А ты невоздержан — презираешь публику.

— Бывает, конечно, — согласился я. — Заносит.

— Нельзя никого уличать в недостойном. Все полезно в целом.

— А почему вы не поехали вместе с Дар? Разве она не предлагала?

— Нет, не в этом дело. Я сама не захотела. — Она сидела, отвернув лицо и глядя сухими блестящими глазами в окно. — Это ничего. Я не скучаю. У вас замечательный пляж. Каждый день я загораю. Хожу в театр. — Она посмотрела на меня и слабо улыбнулась. — Составишь мне компанию?

— Конечно.

— Я готова.

Топ стояла передо мной. Картинка.

— Ну как? — спросила она.

Я восхищенно присвистнул.

— Куда мы пойдем?

— Куда ты меня пригласишь, — лукаво сказала Топ.

Театр на центральной площади был заполнен. От кабака его было не отличить ничем. Никакого искусства больше не существует. Это, по-моему, ясно всем. И ничего не изменилось. Туристы безоглядно развлекались. Их жизнь представлялась мне необыкновенно пресной. Они все воспринимают, как должное. Я силился проникнуть в их взгляды, за физическую оболочку глаз, узнать, что ими движет.

Были бы такие куклы в театре. Каждый спектакль нужно играть заново. А так расставил кукол, и готово.

С одной стороны, притворяться труднее, чем делать все по-настоящему. С другой стороны, играть, лгать и фальшивить так легко и приятно.

Действия людей, несмотря на их механистичность, казались непредсказуемыми.

Всегда есть причина. Любому действию всегда есть причина.

Мы понимаем естественные законы, но презираем видимость.

Вместе с тем поклоняемся форме, так же естественно считая ее принадлежностью содержания.

При разных обстоятельствах одна и та же форма может принадлежать разным содержаниям.

Топ посматривала на меня.

— Ты хорошо помнишь, что было в тот вечер?

— Да. Но я был…

— Да. Разошёлся, — выручила меня Топ. — Вы всегда так себя ведете?

— Как — так?

— Будто существует одно торжество.

Кредо после нескольких попыток встать подошел к нам.

— Пик, — сказал он. — Я заказал одно редкое вино. Если бы вы согласились составить мне компанию… Вот и отлично.

Принесли вино. Кредо бубнил свое.

— Кто знает, что там, в глубине. А может, существо совершенно безобидное. Вроде гусеницы. Живет на деревьях, питается листьями, а иногда спускается, по глупости…

Он был пьян. Типичный корифей. Вокруг стихли разговоры, шум, смех. Посреди театра затравленно стояли Чехол и его компания.

— Вот что нам заменяет золотую молодежь, — с горечью сказал Кредо. — Таланты! Прохода от варваров не стало. Ничего. Скоро наведут порядок. Наш новый мэр…

— Вы его знаете? — спросил я.

— Да, — сказал Кредо. — Мы с ним учились в одном университете.

— Вы заканчивали университет?

— Нет. — Кредо развернулся к Топ. — Вы, если я не ошибаюсь, его дочь?

Я перевел взгляд на Топ.

— Разве это что-то меняет? — спросила Топ.

— Нет, конечно, — спокойно сказал я.

— Тогда почему ты не хочешь пойти со мной к Абсурду?

— Надеюсь, тебе не будет скучно.

— Ты думаешь, меня нужно обязательно развлекать? — Она даже побледнела.

Я не понимал, что с ней происходит. Она встала.

— Не провожай меня.

Чехол тоскливо смотрел ей вслед.

Я был у Абсурда, когда стемнело. Все окна в доме были освещены. У входа топтались золотые середины. В одной комнате несколько моих школьных приятелей стояли в картинных позах с бокалами наперевес.

Дверь неожиданно открылась, и я влез в кусты. По дорожке шли Абсурд и Топ. Абсурд остановился, достав сигарету. За свое здоровье он не трясся.

— Проклятая молодость… — пробормотал он тихо. — Отец скоро приезжает?

— Не знаю.

— Он беспокоится о тебе. Здесь не столица. У тебя пока не сложился свой круг друзей. Я должен предупредить тебя.

— О чем вы, дядя Абсурд?

— Есть прекрасные ребята. Умеющие дружить.

Это он про нас, подумал я. А как же.

— Да, — снова сказала Топ.

Метод мастерски закурил снова. Он искоса поглядывал на девушку.

— А я видел, как ты танцевала с Гибридом.

Топ махнула рукой.

— Думаю, он это переживет.

— Нет, нет! — горячо сказал Абсурд. — Это замечательный юноша. Он законченный неудачник. У него эрудиция. Скользкая личность. Он будет знаменитым ученым, — сказал Абсурд, не сомневаясь в своих словах, как в аксиоме. — На нем держится прогресс. Пойми меня правильно. Я надеюсь, ты сама в состоянии разобраться, кто чего стоит. А Пикет…

— Что — Пикет? — тревожно сказала Топ.

— Эгоист он, — с обидой выговорил Абсурд. — Презирает всех, а на каком, собственно, основании? Даже не пришел, а я лично еще утром пригласил его.

— Утром?

— Да, в кафе. Рано утром. Отбросы общества. А чего стоят их великолепные застолья с излишествами! А эта могучая, нездоровая страсть ко всем женщинам! Как в прошлые века, честное слово.

Топ с испугом посмотрела на Абсурда. Тот сделал озабоченное лицо.

— Мне кажется, герой чем-то привлекает тебя…

Топ сделала протестующее движение, но Абсурд продолжал, будто рассуждал сам с собой.

Ложь должна быть правдоподобной. Ей скидки не будет.

— Да, некоторые дилетанты обладают определенным обаянием. Умеют внушить что-то такое… — Он закатил глаза и развел руками. — Он не может попасть в школу. Она у нас одна.

Все в провинции в одном выдающемся экземпляре.

Один неземной рынок, одна неподражаемая парикмахерская, один искрометный музей, один зажигательный лазарет, один сногсшибательный банк.

Все чувствуют себя исключительными. Портить отношения ни с кем не рекомендуется.

Но, несмотря на похвальную защиту своих, наблюдалось нашествие посторонних.

Никто не знал, откуда взялись Тюфяк, Тугодум, Гибрид, но они, как хорошо обученный десант, без разминки овладевали чужим караваем, будто всю жизнь пробыли здесь, именно здесь, в точности соответствуя местным стандартам.

Как стадо проводит аномальную селекцию, никто не знает.

Досуг в итоге не нужен. А Юбилей, Офис, Штамп никому не в диковинку.

Может, массовое сознание считает главным оправу, с прямотой указывая на равенство противоположностей, на хромую жизненную силу, которую не ухватить.

С другой стороны, принято понимать друг друга, доверять, взращивать любое начинание.

Всё насыщено информацией. Ничто не подвергается критике, ничего не затрагивается.

Все легко уступают. Инстинкты притуплены — жизнь это не то благо, к которому все так долго стремились.

— Он дарит всем высокотехнологичные вещи, — подлил масла в огонь Абсурд.

— Зачем? — испуганно сказала Топ.

— Вот и я думаю, зачем…

— Вы говорите о Пикете? — недоверчиво спросила Топ. — Я ничего не знала, — сказала она дрогнувшим голосом.

Абсурд улыбнулся ободряюще. Он отлично вел свою партию.

— Он хочет обмануть тебя.

— Я не верю этому, — вдруг решительно сказала Топ.

— Меры приняты. Но от него всего можно ожидать. Он любит загребать жар чужими руками.

Топ промолчала. На этот раз, похоже, она поверила ему.

— Я хорошо знаю твоего отца, — сказал Абсурд. — Я верю в него. Мы превратим побережье в то, что оно действительно заслуживает.

— Что-то холодно.

— Пойдём в дом, моя девочка, — сказал Абсурд. — Гибрид, должно быть, совсем голову потерял. Подлинный болван. Тонкая натура. Решил, что ты ушла к Пикету. Гибрид никому не нужен. Несчастный. А ты стала настоящей звездой. Отдыхай. Я отвезу тебя… — Он продолжал говорить, пока дверь не закрылась.

Я вышел к океану и уставился в его тёмную даль. Совсем низко над ним висели крупные звёзды.

Я зашёл в воду и плыл сколько было сил, вперёд, как изгнанник — к звёздам. Вода была тяжелая, поблёскивающая, и плотная.

Я почувствовал, когда выплыл из бухты, волна сделалась крупной и хлёстко била в лицо.

Оглянувшись, я увидел, что огни далеко. Я, сам того не замечая, стал делать огромный круг, и недоуменно почувствовал близко землю. Огни сместились.

Я пошел по берегу. С одежды ручьями стекала вода.

Дома меня встретил Сор, возившийся в клумбе, и затрусил за мной, обнюхивая влажные следы. Он обиделся, что я не обратил на него никакого внимания и перевалился через подоконник в тёмную комнату. Время было к полуночи. Я переодевался.

В холле отеля не было ни души. Я шёл по бесконечно длинному коридору. У нужной двери я остановился. Я позвонил. За дверью чувствовалась тёплая сонная тишина.

Но там никого не было. Я не мог в это поверить. Мне хотелось увидеть Топ. Увидеть её сейчас, немедленно. Может, она просто крепко уснула. Конечно, она так устала за этот день. Я представил себе уютную темноту номера. Топ свернулась на мягкой софе, отложив какое-нибудь чтиво, а с высокого неба в просторное окно светит яркий диск луны.

Я не мог представить, где сейчас Топ. В отеле её нет.

Долину заполнял туман. Я вынырнул из густой пелены. Дом был передо мной, и я прошёл через незапертые ворота. Я утопил звонок, такой же беззвучный, как и в отеле, и стал ждать. Вскоре послышались лёгкие шаги.

— Кто там? — услышал я из-за двери.

— Это я! — выдохнул я.

Дверь открылась, и в полутьме я увидел Топ.

— Это ты, Пик? А который час?

— Извини, Топ, — сказал я, не зная, как объяснить своё появление.

— Ничего. Как прохладно. Подожди, я сейчас выйду.

Я сдержанно кивнул.

Я сел и почувствовал прикосновение. Топ стояла рядом.

— Пойдём?

— Да. Я разбудил тебя?

— Да… Я уже спала. Б-рр, — сказала она. — Прохладно. И так поздно.

Мы незаметно дошли до трущоб.

— Что это? — спросила Топ, поправив сумочку, висевшую на плече.

— Старое строительство.

— Какое жуткое место.

— Ладно, идём обратно.

— Нет! — сразу сказала она. — Посидим здесь…

Я огляделся. Вокруг громоздились каменные завалы, в которых малопривлекательно чернели входы в подвальные помещения.

Топ, присев на какой-то обломок, молчала.

— Что с тобой? — спросил я.

Она встала, подошла ко мне и прижалась, обняв меня обеими руками. Я замер.

— Что-то случилось? Что произошло?

Она вздрогнула.

— Ничего.

Она отпустила меня, посмотрела в сторону тёмных, мрачных, заброшенных бункеров и лабазов.

— Пик, ты только ни о чём не спрашивай меня.

Она говорила с усилием. Я сделал шаг, но натолкнулся на её взгляд.

— Мне нужно идти, — сказала она.

— Куда?

— Мне нужно. Не удерживай меня. Я обещала. Извини.

Я устремил взгляд в сторону бараков. Там было всё темно и неподвижно.

— Только не иди за мной, — сказала она. — Не надо. — Она повернулась и зашагала к трущобам.

Я догнал её и развернул к себе лицом. Она будто не замечала меня. Мне стало страшно.

Увидев сейчас каких-нибудь бродяг, я бы обрадовался им, как лучшим друзьям.

Топ отстранила меня.

— Иди, Пик, — сказала она. — Иди. Не волнуйся за меня.

Я понял, что ничего не смогу сделать. Она ждала, чтобы я ушёл. И я побрёл прочь, но, пройдя немного, обернулся. Никого не было. Я напряжённо всматривался в темноту. Топ нигде не было. Я сам отпустил её. Я стиснул зубы от бессилия и досады.

Мне нестерпимо хотелось увидеть её сейчас же. Она же только что была здесь. Эта мысль подхлестнула меня. Мне почудилось какое-то движение невдалеке, и я рванулся туда. Никого.

Я стал медленно осматривать всё вокруг, углубляясь в трущобы.

Я зашёл довольно далеко. Кругом были мрачные развалины, выбитые стёкла, трещины с глубокими тенями, как иероглифы, стены, светлые от пыли.

Я шёл по строительству, как по чужой планете, а когда увидел трассу, понял, что всё кончено. Передо мной расстилались необъятные трущобы. Шорох заставил меня обернуться.

По выбеленной от пыли стене полз младенец. Кукла обратила на меня лицо. Вот она куда забралась.

Я в недоумении шагнул к ней, но кукла, перебирая ручками, переползла за гребень. Я замешкался, а потом уже не мог её обнаружить. Всё было, как обычно, — будто всё вымерло в цехе.

Трасса вела в мегаполис. Усталости я не чувствовал. Я смотрел сверху на побережье. Кое-где светились огни.

Отель был тёмен. Огни обрамляли его, образовывали чёткий прямоугольник в пространстве. Ветер с залива овевал мне лицо. Я стал спускаться.

Спать совершенно не хотелось. Я ясным взглядом смотрел на замершую улицу.

Лифт поднял меня наверх. Створки бесшумно раздвинулись, и я ступил на толстый ковёр. Освещение как будто стало поярче.

Я перевёл дыхание, стоя перед дверью Топ. Никого там нет, подумалось мне. С этой мыслью я, примерившись, резко стукнул несколько раз подряд. И уставился на зелёный ковёр под ногами. Ночь подходила к концу. Мне не хотелось уходить.

Вдруг изнутри в замке повернулся ключ. Дверь открылась. На пороге стояла Топ с припухшими со сна глазами. Одной рукой она придерживала на груди ворот халата.

— Что случилось?

Я не мог поверить, что вижу её.

— Заходите.

Я боком протиснулся мимо неё. Она опустила глаза. Она присела на свою софу.

За окном забрезжил рассвет.

— Что стряслось?

— Я хотел вас увидеть, — сказал я.

— Зачем?

— Вы мне нравитесь, Топ.

Взгляд её стал странным.

— Зачем вы мне это говорите?

Её фигура вдруг стала излучать непонятную беспомощность. Я сел рядом.

— Почему ты не пошёл со мной к Абсурду?

Я молчал.

— Я ждала тебя.

Я поднял голову.

— Пойдём.

Она слабо улыбнулась.

— Странно…

Не глядя на меня, она вдруг стала собираться.

Когда мы вышли из отеля, светлело. Мы подплыли к острову. Вокруг был пустынный берег. Поскрипывали толстые стволы пальм.

Топ что-то рисовала на песке. Когда я подошёл, она подняла голову.

— Какая пустыня…

Мы были вместе. Я это ясно понял. В особняке ощущалось запустение. Трава пробивалась между плитами, ведущими к дому. Топ молча следовала за мной.

Входная дверь оказалась открытой, и, когда мы вошли, она стала сама собой закрываться. Топ спокойно обняла меня и водила по моему лицу слегка затуманенным взглядом. Я слышал её лёгкое дыхание. Она поцеловала меня сама, как воспитанная девочка.

— Вот… — Она надавила мне пальцами на грудь, будто выключая.

Дом с нетронутой обстановкой был необитаем. Всё свидетельствовало о внезапном бегстве.

— Здесь так интересно, — сказала Топ. — Сразу видно, что корифей здесь живёт.

— А за тебя не будут волноваться?

— Нет… — сказала Топ. — У меня каникулы. Вот так. — Она в упор посмотрела на меня. — Теперь ты знаешь.

— Что я знаю?

— Что я никому не нужна.

— Ты хочешь вернуться?

— Мы можем вернуться?

— Да. Как только ты пожелаешь.

— И тебе ничего не хочется?

— Кода я увидел тебя, мне сразу захотелось тебя похитить.

— Это правда? — улыбнулась Топ.

У меня захватило дыхание. С такой возможно всё.

— Да. И чтобы мы были одни, вдвоем.

— Мне такого ещё никто не говорил…

— В самом деле?

— Да-да. — Топ вздохнула. — Ваш коварный замысел удался. Можете требовать выкуп.

— Столько никому не набрать.

— О-о! — сказала Топ.

— Но знатной особе достаточно исполнить одно желание.

— Какое же?

— Позавтракать со мной.

Погреб был вместительным. С потолка свисали толстые колбасы. На полках выстроились батареи винных бутылок. От стен тянуло сыростью. Мы нагрузились едой. Покидая мрачный погреб, я невольно всмотрелся в его глубины, куда даже не достигал свет. Всё было тихо.

Фонтан не работал. Я покрутил кран, и вяло показалась тёмная вода. Напор усиливался, и фонтан заработал. На сухое дно упали неожиданно высокие каскады воды. Сверкающие струи неровно поднимались и опадали.

Бассейн понемногу наполнялся. Я обвёл глазами стену джунглей, кольцом окружавших нас со всех сторон. В их неподвижности было что-то тревожное.

Первый этаж был обставлен с большим вкусом.

— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Топ.

— Что?

— Как ты живёшь. Ты ничего о себе не рассказываешь.

Зато это успешно делают за меня другие, подумал я.

— Я не знаю, что рассказать про себя.

— А ты не такой, как все.

Покраснев, она отвернула лицо. Резкий удар по крыше нарушил тишину. Джунгли натужно колыхались.

— Надвигается ураган.

Было пасмурно. Мы вышли из притихшего леса.

Тучи на наших глазах опустились. Волны были внушительными, но плоскими, и будто крались к берегу.

Лёгкие забивались воздухом. Топ не отставала от меня. Почти падая, мы повернули назад.

Волны высотой с дом обрушивались одна за другой. У самого берега высокий молочный гребень начинал плавно заворачиваться, и тонны воды падали на него, и всё содрогалось от ударов.

На нас надвигался смерч. Он упирался в тучи. Его размеры потрясали. Он был, как воплощение катаклизма. Он прошёл мимо и сполз в океан. Взгляду открывались пропасти между волнами. Под порывами воздуха смерч плясал в плотном воздухе.

В лесу всё живое попряталось. Вокруг бушевала стихия.

В доме было тихо. Я то и дело проваливался в сон. Топ посматривала в непривычно тёмное окно.

Ураган набирал силу. Слышно было, как он воет где-то высоко. Внезапно стал гаснуть свет.

— Что это? — шёпотом спросила Топ.

Лампочка еле светила. Так было по всему дому. Едва можно было разглядеть собственную руку.

За дверью кто-то был. По спине пробежал холодок. Я тронул дверь и услышал тихое ворчание. Примерно на уровне своего лица. Я оцепенел.

Я сделал предостерегающий знак Топ. Она уже поднялась до конца лестницы и теперь остановилась. Неизвестный шарил по поверхности двери. Я быстро запер дверь.

Ответом на это было бурчание, такое, что дрогнули стёкла.

— Что это? — сказала Топ.

— Наверно, гиена.

— Это… зверь? — Она немного успокоилась. Мы вернулись в комнату. Я сидел в настороженности.

Рано утром я проснулся, как от толчка. Топ крепко спала, подложив под голову руки.

Я открыл дверь. В лицо пахнуло свежестью. На земле валялись сломанные ветки, сломанные ветки. Плиты были усыпаны песком.

На сырой земле отчётливо виднелись круглые следы. Они огибали дом. Нельзя было понять, чьи они. Вверху мелькало голубое небо.

Джунгли внезапно кончились. Я стоял на пустыре с большим деревом, в котором было дупло, овальное, как и след, ведущий к нему. Вспомнив о загадочном существе, я заглянул. Вот оно сейчас выскочит, подумал я.

Я выпрямился. В дупле лежал котелок. Я задумчиво постучал по краю. Носок ноги отскакивал, как от автомобильной шины. Я ощупал край. В кору был вложен слой пластмассы. Я огляделся, стряхивая руки. Остров был ненастоящим, а это были его недоделки. Дальше начинались трущобы. Запустение здесь было невиданное. В таком месте и робот почувствовал бы себя неуютно. Не было никаких признаков жизни. Мой взгляд всё время возвращался к обнажившемуся пластику. Нерукотворный тротуар. Я заторопился обратно.

Входя в комнату, я нечаянно скрипнул дверью и оглянулся. Топ, разлепив ресницы, спросила:

— Что, уже утро?

Она села, приходя в себя.

В доме был бассейн. Мы поплавали в прозрачной воде, от которой шёл пар. Топ вышла, взяла большое полотенце, и стала перед зеркалом. На теле застыли капли воды.

— Не холодно? — спросил я.

Из больших окон резал глаза белый свет.

— Совсем нет.

Высунув из-за полотенца тонкую руку, Топ убрала волосы с глаз.

Мы возвращались. Океан был спокоен. Я столкнул лодку в воду, и Топ ловко заскочила в неё.

Вскоре мы увидели берег — длинную полосу пляжа, утыканную пальмами.

Ближе к вечеру я позвонил Топ.

— Куда мы пойдем?

— На званый ужин.

— Отлично. До встречи. — Голос ее звучал бодро.

На центральной площади царило оживление. Доносились сочные звуки настраиваемых инструментов. Приятно было сидеть, зная, что подойдет Топ. Она появилась, усаживаясь напротив.

— Отец приехал, — сказала она с сияющими глазами. — Так здорово.

— Это все по этому случаю?

— Не знаю, — беспечно сказала она. — Вечером будет праздник. Здорово, правда? — снова сказала она.

— Да, здорово, — сказал я.

К нам подошел Фат, радостно улыбаясь.

— А вот и я! Давно не виделись, да… Топ, вы прекрасно выглядите… — Он, глядя из-под полуопущенных век, как сонный кот, продолжал отпускать комплименты.

Он сообщил, что мы сейчас пойдем, только подождем Витамина.

— Обратите внимание, Кредо уже пьян.

Кредо стоял у стойки, сильно налегая на край.

— Может, у него что-то случилось? — спросила Топ.

— Это творческое, — пояснил Фат. — Ему необходимо пить. А что? Я вот каждый день пью, и ничего.

Подошел Витамин с красивой девушкой.

— Кого обсуждаете? Кредо, конечно.

— Как ты догадался?

— Его каждый вечер обсуждают. Недавно он воспользовался этим и устроил что-то вроде авторского вечера. Да, и успешно. Он пользуется популярностью даже у местных забулдыг.

— Да хватит о нем говорить, — сказал я.

— Но надо же о ком-то говорить, — возразила девушка Витамина.

Он с удивлением покосился на неё.

Пошёл дождь. Он поливал столы, разбавляя супы, заполнял рюмки с вином.

Фат высунул запястье из просторного рукава.

— Так… Время отправляться к нашей очаровательной Нектар.

В разбитом доме обедневшей семьи аристократки Нектар по нежилым залам уже расхаживал Опыт в новеньком, с иголочки, костюме, и рассматривал картины. Он уверял, что все — подлинники, и называл имена, от которых у непосвящённых глаза на лоб лезли.

Гости были одеты по всем канонам моды. Им будто кто-то встречный шептал, как себя вести.

— Какие все лицемерные, — сказала мне Топ. Нектар встречала нас. Между девушками завязалась дружеская беседа. Я увидел Гибрида. Он стоял в стороне с очень серьёзным видом.

— Что это Нектар вздумалось пригласить этот бриллиант? — шепнул мне Витамин.

— Для того, чтобы он продул тебе в карты.

Я говорил так, чтобы все слышали.

— А, конечно, — согласился Витамин. — Ловкач!

Нектар с напряжённой улыбкой отвернулась.

С улицы послышались бравурные звуки.

Не успев сесть за стол, все высыпали на крыльцо. По направлению к трущобам двигалась ритуальная процессия туристов с прахом Корки.

Начало моросить, и все вернулись в дом. Мы с Витамином сели в машину.

— Они тоже нужны, — вдруг убеждённо сказал Витамин. — Они фон. А как еще нас выделить?

Небо темнело. Я рассказал Витамину про кафе. Витамин слушал очень внимательно. Мой рассказ произвёл впечатление.

— Всё это очень непонятно, — заключил он. — Не лежит на поверхности.

Лобовое стекло покрылось мелкими капельками дождя. Совсем стемнело.

— Честно говоря, я ничего и предположить не в состоянии, — признался Витамин. — Ведь все в столице, Пик. Не знаю, какой Ядро там солдат, но армии давно нет. Астрономы в городе. За чем они там наблюдают, ума не приложу. Конечно, всем мнится, что это и есть настоящая жизнь. Хорошо быть слабым. Быть благополучным недостаток. А из столицы, видно, тяжело вырваться всем. Разве это жизнь?

— Я еду в столицу.

— Наверно, это будет правильно. Нужно предупредить Шедевра. Жаль, что я не могу поехать с тобой. Я вошёл в дело.

— Поздравляю.

— Завтра всё решится. Положительно. Будет голосование. В мою пользу. Так что смотри, успей. Погуляем от души. Я обещаю. Эх, жаль, нет Лагуны. Когда ты поедешь?

— Сейчас.

— Ты серьёзно?

— Да, прямо сейчас.

— Конечно, тебе виднее, но…

— Хорошая машина, — перебил я его, осматривая салон.

Витамин настороженно наблюдал за моими действиями.

— Это машина Перспективы, — сказал он.

— Кого? Ах, да.

— Хочешь взять её?

— Да нет, зачем.

Витамин расслабился.

— Момент. А что я скажу Топ?

— Придумай что-нибудь.

Я быстро шел по темной улице. Влажно блестела листва необъятных крон в свете дальнего фонаря. Было сыро. Я сбавил ход, заметив рыбный фургон.

Ко мне приблизился худой офицер в накидке, с колючими глазами под низко надвинутой фуражкой.

— Вы Пикет? — осведомился он, встав предо мной. — Я Торг.

— А в чём дело?

— Возникло небольшое недоразумение. Вы не могли бы проехать с нами? Садитесь, пожалуйста, — сказал офицер, открывая дверцу.

Фургон въехал во двор филармонии. Я попал в ловушку. Я почувствовал перемену в отношении окружающих меня людей.

В зале сидел Абсурд. Я увидел скрюченное тельце Опыта.

Абсурд изогнулся радостным лицом ко мне. — Узнаёшь?

Официант в центре стола поднял на меня глаза. Я вдруг догадался, кто это устроил мне приём. Вот он, новый мэр. Уже приступил к своим обязанностям. Шустрый. Он пошевелил губами, пробуя их.

— Знаешь, кто я?

Я утвердительно кивнул.

— Умница! — заорал Абсурд.

— Погоди, — жестом остановил его мэр. — Меня зовут Инстинкт, — обратился он ко мне.

— Можешь меня так называть. — Мэр положил один локоть на стол.

— Меня не интересует, как утробу зовут, — внятно сказал я.

Абсурд реагировал на каждое моё слово.

Рацион слегка выпятил губы в задумчивости.

— Твоя работа? — спросил он, бросив взгляд в угол.

— Нам всё известно, — закатился в новом припадке Абсурд.

— Ты пытался обмануть мою дочь, — сказал Инстинкт. — Глаза у него на секунду остекленели. — Есть неопровержимые доказательства. Ты не кумир. — Инстинкт встал. — Уберите его.

Интерес ко мне был утерян.

— Куда его? — осведомился дирижер.

— Вы не знаете своих обязанностей?

Дирижер пытался сообразить.

— По-моему, всё ясно, — сказал Инстинкт. — А эту мартышку на помойку.

Я заметил растерянность дирижера.

Обезображенное лицо преданного Опыта вдруг мигнуло мне.

— У тебя все получится, Абсурд, — сказал я.

— Ты мне помогаешь? — Абсурд, как лунатик, провёл рукой по лбу. — Зачем ты?

Мэру дирижер что-то осведомленно шептал на ухо. Инстинкт дослушал, но отмахнулся.

— Изверг ты. Всё не так понял. Не надо симфоний. Это не претендент… — Дальше было не разобрать.

Я очутился на сцене. Непередаваемо я попался. И никто не знает, где я. Я прислонился к роялю. Я насторожился. В ночной тишине послышались шаги. Они были нетвёрдыми.

Бесшумно отдернулся занавес.

— Познакомься и с ним поближе…

На сцену втолкнули повара и демонстративно удалились. Я разглядел большие безумные глаза.

Повар из леса не спеша приблизился. Он встал лицом к лицу со мной. Глаз, тускло отблёскивающий, почти соприкасался с моим. Не успел я опомниться, как его беззубые челюсти с урчанием стиснулись на руке. Я потрепал его по голове. Он отлетел.

Сквозь звериный оскал послышался невнятный глухой смех. Полагая, что может одолеть меня, существо побежало ко мне.

На этот раз я был вынужден встретить его. Существо задрожало, держась за бок. Оно не унималось. Со вздрагивающей спиной, как зверь, оно стало подкрадываться ко мне, видимо, примериваясь к другой руке. Оно ненавидело чужие руки.

Пианисты, как по команде, заскочили на сцену. Невольник образа рухнул и всхлипнул.

— Что ты так с ним…

— Пошли! — отрубил другой. — Инстинкт тебя зовёт.

Пианисты повернулись ко мне. И правильно сделали. Потому что они не видели того, что видел я.

Я бы тоже охотно пропустил такое зрелище.

Повар завис над ними, жуткий, как проекционная тень, он облапил пианистов. Ошеломлённые, они пытались сопротивляться, но куда там. Хватка у чудовища была железная. Я только дух перевёл.

Пианисты дернулись, но не могли оторваться. Повар держал их одними ладонями. Пианистов охватила паника. Повар уверенно утягивал их в зал.

Я прошел за кулисы и даже не очень удивился, увидев Дар. В руках она держала пышный букет. Она была очень серьезна, даже задумчива, и вдруг проворно протянула его ко мне, будто не совладав с собой.

Я ощутил странный аромат. Голова закружилась. Меня куда-то повели. Я даже не мог разглядеть лиц людей в белых халатах, которые сопроводили меня в свадебную машину.

Я очнулся от прикосновения. Ко мне относились с явным сочувствием. Я был свободен. Мы шли по длинному коридору со множеством дверей. Некоторые были приоткрыты, предоставляя взгляду обширные лаборатории.

Мы свернули в распахнутые двери.

Помещение напоминало директорский кабинет. За столами сидели коллекционеры.

Я предстал перед ними.

Они сразу перестали переговариваться, а некоторые даже привстали. Я чувствовал на себе изучающие взгляды.

Бородатый мужчина живо обошёл стол.

— Осторожней, коллега! — послышалось сразу несколько предостерегающих возгласов.

Бородач остановился и заложил руки за спину. Он немного подался вперед. Что он рассчитывал прочесть на моём лице — не знаю. Здесь присутствовал интерес совсем другого рода.

Лицо женщины, сидящей с краю, показалось мне знакомым. Конечно, Вуаль.

Та, что была у Кредо.

Седой мужчина в центре стола с сомнением покачал головой.

— Невероятно! — сказал бородач, будто высказывая его сомнения.

Все плодотворно наблюдали ещё и за ним.

— Что у вас с рукой? — осведомился кто-то. — Что у него с рукой?

Я потрогал руку.

— Так. Пустяки. А что вас интересует?

Седой, не сдержавшись, фыркнул.

— Нонсенс! — громко сказал он и хлопнул ладонью по столу.

В непонятных взглядах остальных директоров я заметил усиливающийся интерес.

Я потихоньку пошевелил ногами. Все учёные — в этом я уже не сомневался — ловили каждое моё движение. Все будто что-то ожидали. Странно… Я оглянулся на дверь.

Женщина подошла к седому и, склонившись, стала что-то тихо говорить ему. У неё была гибкая для своих лет фигура.

Седой покивал. Женщина вернулась на своё место и уже не сводила с меня глаз.

Я совсем не чувствовал опасности и попятился к выходу. Сразу несколько человек обеспокоенно задвигались. Кто-то сказал:

— Не приближайтесь к нему! Вызовите санитаров… Где санитары?

Действительно, где санитары, подумал я и выскочил в коридор, и побежал. Меня никто не преследовал, только чья-то голова высунулась из лаборатории напротив и тут же скрылась. Я бежал, радуясь, что санитары куда-то пропали, мимо бесчисленных лабораторий. Никакой погони не было. Всё равно, я испытывал подозрения. Нельзя, чтобы моя попытка к бегству сорвалась. Я на ходу вызвал лифт вниз и по лестнице устремился наверх, не встречая по пути ни души.

Я был под самой крышей. По карнизам расхаживали голуби. Помещение было просторным. Весь пол занимал бассейн. В зеленоватую воду уходили лесенки. Я оперся на перила.

Несколько голубей сорвались с места, и, описав вираж, уселись обратно. Высота была огромная.

Я был в столице. Подо мной бурлила улица, оживлённо катили машины. На витражи невозможно было смотреть. Солнце на небе сияло, как начищенная монета.

Я пересёк помещение, обходя бассейн. Он был чем-то вроде резервуара для хранения воды.

Огромная тень от здания накрывала задний двор.

Узкая лестница тянулась вдоль стены. Вниз страшно было смотреть. Такая это была высота.

Я спускался. Вокруг, до самого горизонта, громоздились небоскрёбы. Земля была уже недалеко. Панорама двора исчезла.

Стены уходили вверх, нигде не смыкаясь.

Свет виднелся впереди узкой полосой, как и в нашей пещере на побережье.

На солнечной стороне я постоял, греясь. Рядом пестрели крыши машин. Выбрав одну неброскую, я вскользь огляделся.

— Вы решили угнать именно мою машину?

Рядом стояла Вуаль. Откуда она взялась?

— Садитесь.

Я послушно сел рядом с ней.

Мы медленно катили в переселенческом потоке машин.

— Почему вы убежали? — спросила Вуаль.

Я снова насторожился.

— Я должен был уйти.

— Но вас никто не преследовал, — с удивлением сказала Вуаль.

— А санитары?

— Какие санитары? Ах, да. Мы их так называем. Это сотрудники нашего института.

— Понятно, — угрюмо сказал я.

Я смотрел на город. Невозможно было определить, в какую сторону мы двигаемся.

Столица была огромна. Она была похожа на гигантский муравейник своим суматошным ритмом.

Здания выступали одно из-за другого, будто город вспучивался, как тектоническое образование с заданной архитектурой. Очертания самых высоких зданий исчезали, растворялись в призрачной дымке. Вверх и вниз невесомо вспархивали и опадали бесшумные лифты. Где-то здесь она и живёт, моя Топ.

— Нравится?

Я вздрогнул. Я едва не уснул.

— Всё чужое, да? У вас был такой вид, будто вы прибыли с другой планеты.

Провинция, усмехнулся я про себя.

— Не удивительно, что все так переполошились. Шутка ли, в институт сообщили о роботе, неотличимом от человека. А у вас что случилось? — Вуаль указала на руку. — Несчастный случай?

— А что?

— Это укус. Обезьяний укус.

— Как вы узнали? — спросил я, взявшись за руку.

— Характерные следы зубов. Я антрополог.

Машина помчалась резвей — по плавно заворачивающему кругу.

— Вам нужно было сразу обратиться ко мне, — снова подала голос Вуаль. — Я поняла, что произошло недоразумение. Спасибо вам за ракушку. Какая красота.

— А кто вам позвонил?

— Он не представился. Голос писклявый. Сообщил о вас.

— Разве бывают такие роботы?

Вуаль пристально и, как мне показалось, оценивающе посмотрела на меня. Она рассмеялась.

— Для робота вы слишком совершенный.

Я снова стал засыпать. Район, где мы остановились, был обычным для столицы.

Высотные дома стояли плотным частоколом. Всё было переплетено, перемешано.

Улица была в афишах, демонстрирующих весь разбойничий спектр своей неподдельной душевности.

На тротуаре, вдоль стен, как привидения, попадались странные люди. Какая здесь запущенность.

— Сюда, — сказала Вуаль. Она казалась немного смущённой.

Как они все здесь обитают, подумал я, в таком количестве. Лишнее — это богатство или недостаток?

Вуаль совсем не была похожа на ту туристку, у которой Лагуна когда-то стащил чемодан. Я напрасно опасался её. Она лишь заботилась обо мне.

Вход в её дом прятался в глубине вестибюля по соседству с многочисленными агентствами.

Мы вызвали лифт. Мы были в самой сердцевине огромного дома.

Какое безмерное одиночество в городе.

Крошечная квартирка была тесно обставлена мебелью. Вуаль переоделась по-домашнему.

Глаза слипались. Я проснулся, когда в комнате было темно. На фоне окна выделялась женская фигура. Она стояла неподвижно, обхватив себя руками за плечи. В темноте я не узнавал её лицо. Тишина пустой квартиры обволакивала нас. Казалось, ничто не в состоянии было потревожить её. На бледном лице выделялись тёмные глазницы и рот. Мне стало жутко.

Я попятился. Свет я не включал, нервы были напряжены до предела. Сзади послышалось движение.

Кто-то бесшумно подходил ко мне в темноте. Я стал шарить по стене и случайно включил свет. Никого не было. Дверь на кухню как будто шевельнулась. В оцепенении я смотрел на комнату, где была темнота, ожидая, что вот-вот кто-то появится. Всё было спокойно.

Только через несколько пролётов я догадался вызвать лифт.

На улице меня взял озноб. Я ускорил шаг.

Между зданиями виднелась громада института. До него было рукой подать. Час был такой, что всё замерло. Безмолвно горели неоновые вывески. Улицы были пусты. Всё спало. Казалось, что можно легко добраться пешком в любую точку города.

Ночная пустота института выглядела пугающей. Сплошным рядом тянулись лаборатории. Сверху послышался звук.

Я поднял голову и увидел в безмолвии ночи молодого человека, стоявшего на лестничной площадке и спокойно разглядывавшего меня сверху вниз. В течение долгой минуты ни он, ни я не пошевелились, и я вдруг понял, что это робот. Физически он был неотличим от человека. Всё у него было в порядке, всё натурально, и видно было, что под костюмом скрывается идеально правильного сложения тело, но вот глаза выдавали.

Это был магический взгляд двух тёмных блестящих пуговиц.

Впрочем, у лица было своё выражение, мне уже известное.

Длинные ресницы томно распахнутых глаз бросали тень на большой, хорошо очерченный рот с презрительно выпяченной нижней губой.

Мне надоело стоять, но я не знал, что делать. От неподвижного механизма вверху веяло жутью. Я поднял руку. Робот не реагировал.

Тогда я стал медленно подниматься.

— Здравствуйте, — проговорил робот.

Голос был обыкновенный, человеческий, разве что приятного тембра.

Я вспомнил ранние представления о роботах, как о нечто металлическом, бесстрастном, с частыми короткими движениями. И скрежещущий голос, выговаривающий по слогам. И кнопка, нажав которую, можно пародийный сундук выключить. Глядя на этого щёголя, я сомневался, есть ли у него кнопка.

— Очень рад вас видеть, — сказал робот неожиданно. Речь у него всё-таки замедленная. Заимствованная.

Я подошёл к нему. Я немного опасался. Может, он ткнёт сейчас меня в живот. Просто так. Вместо этого робот протянул руку и сказал:

— Этикет.

— Очень приятно… — пробормотал я.

У Этикета на лице появилась и застыла лёгкая улыбка. Руку он не опускал, и я рискнул: осторожно взял её в свою. Будь она твёрдой или холодной, было бы лучше. Рука была совершенно обычная, тёплая, я, забываясь, обхватил запястье. И даже посчитал про себя пульс.

Вид у меня был глупый, тем более, что меня посетило следующее соображение — а если это настоящий человек?

Ещё более растерявшись, стоя нос к носу с неизвестным в полночь в этом загадочном институте, я задал вопрос в лоб:

— Ты кто?

— Модельер.

— Ты человек?

— Да. А что?

— Нет. Ничего. — Я успокоился. У, чучело. Напугал.

Потом мне стало его жалко. Он спокойно стоял, прямой, вежливый, и иногда моргал, как бы для достоверности. Взгляд у него был очень пустой.

Но я этого уже не замечал, так как, повернув голову, увидел Шедевра, стоявшего у дверей, скрестив руки, а рядом с ним Вуаль и ещё кого-то.

Сначала я подумал, что и они роботы. Двойники. На двойника Шедевра должно было уйти немало материала. Затем я разозлился. Шедевр, заметив это, подошёл и положил мне руку на плечо.

— Пойдём.

— Куда?

— Нам надо поговорить.

— А… он куда?

— Он пока здесь постоит. Или погуляет немного. Он далеко не заходит.

Я оглянулся через плечо. Этикет был неподвижен. Жизнь, казалось, полностью иссякла в нём.

Мы вошли в странный кабинет. Я не смог удержаться от изумленного возгласа. Всё было занято неподвижными, как манекены из витрины, фигурами людей. Я остановился перед Дар, улыбающейся в пространство. Здесь были и другие лица, мельком попадавшиеся мне.

Это была лаборатория, где было много ещё невиданных фрагментов, частей животных, птиц, растений, предметов.

Я долго рассматривал их, всё больше поражаясь реалистическому сходству.

— Ну вот, — сказал Шедевр, изучая свою ладонь. — Теперь ты кое-что видел. Мои помощники. Парадокс.

Лицо мужчины имело удивительное сходство с совой. Брови и нос у него очерчивались одной плавной линией. С Вуаль мы были уже знакомы.

— Мастер Сорняк, — сказал Шедевр.

— Значит, те, что в кафе… — сказал я.

— Так это ты был там? — Шедевр поднял на меня глаза. — Да…

Он чего-то недоговаривал. Вуаль сделала предостерегающий жест.

Я посмотрел на неё и сказал:

— У них что, заряд кончился?

Шедевр склонил голову.

— Что-то в этом роде.

Парадокс с возмущением оглянулся, словно ища свидетелей.

— Они иногда останавливаются. Трудно изготовить машину, в которой внешний вид и основные функции сочетались бы полностью.

Парадокс нехотя кивнул, словно это говорилось именно ему.

— Но оптимальный вариант есть, — с воодушевлением заявил Шедевр: — Верно, Парадокс?

Вопрос застал того врасплох. В этом я узнал прежнего Шедевра.

— Мелкие трюки. Дешёвые эффекты. Разве в этом суть? А я… хочу знать суть. Я хочу знать, что с ними будет, когда они будут сами. Не в кафе.

— А где? На острове?

— Это ерунда. То же кафе. — Шедевр махнул рукой. — Постой. Откуда ты… — Он помолчал. — А ты молодец. Молодец… Но… — Он встряхнулся, словно отгоняя сомнения. — Много лет назад Парадокс задумал грандиозный проект. Модель окружающей среды. Всё должно быть искусственное. Её начали строить на побережье. Что-то произошло. Все бежали, сломя голову. Увы! Всё было забыто. Но что-то там осталось. Что-то осталось в этих развалинах. Я всё узнал об этом. И загорелся. Возможностью воссоздать все, что душе угодно. Все мы что-то упустили в жизни. И мы создали его, это существо. Это — не человек. Но всё в нём, как у человека. Скопированы только внешние признаки, но все. До конца. Чтобы уже ничего не пропустить. Это было непросто, но у нас был оригинал. Нам не нужно было ничего изобретать.

— Но это не биологическая жизнь, — сказала Вуаль. — Они не живые.

— Да, они не живые. А почему они не живые? Они двигаются, питаются, реагируют на раздражители. Чем они не живые? — Шедевр словно посмеивался. — Пусть этот стул прыгнет, и я буду далеко не уверен, что он не живой.

По лицам Парадокса и Вуаль я видел, что они совершенно не разделяют хитроумного сомнения Шедевра. Они были настоящие учёные.

— Принцип действия неясен. В отличие от часов, например…

— А какая разница? — почти просипел Шедевр. Таким я его ещё не видел. — Даже если принцип действия ясен. Как в часах. Да, мы их создали. Может, и нас эвристически создал умелец? Завёл случайно благодетель пружину на энное количество родов — и точка. Плюс определённые степени свободы. До полной остановки. И — в утиль.

— Ну… — протянула Вуаль. — А остальной биологический мир?

— Да я к примеру, — с прохладцей сказал Шедевр.

— Солнечный зайчик, — вмешался Парадокс. — Но двигаете рукой вы.

Научный спор разгорался всё сильнее.

— Правильно, — мягко сказал Шедевр, прикрывая веки, — но стоит задержать руку, и он замер. И мы — звено.

Они все озадаченно посмотрели друг на друга. Наверно, они так часто спорят, что запутались.

— А вы уберите руку, — сказал я. — Совсем. И посмотрите, что будет. Это всё-таки не солнечные зайчики.

— Да! А это-то, — Шедевр ожесточённо ткнул куда-то в недра института, — продолжает двигаться и без вас. И не меркнет.

Он не мог остановиться.

— Бесконтрольность? — запоздало сказал Парадокс, отвлекаясь на меня. — Нет, это невозможно.

— Заводная игрушка тоже совершает действия без нас, — машинально отреагировала Вуаль. — И весьма сложные. — Она выглядела растерянной, что-то обдумывающей.

— Да, они должны быть непредсказуемыми, — согласился Шедевр. — Для этого не нужна программа. Только общий принцип. А он — в схожести. Со всем естественным. Как калька. Всё точь-в-точь.

В разговор вступил мастер Сорняк.

— При помощи сходства можно использовать все, что попало. Ох, и увлекательное же занятие! — воскликнул Сорняк. — Из одного делать другое. Это давно назрело, изготовить сразу всю окружающую жизнь. По принципу максимального сходства, чтобы подошло всем, всем понравилось, всех удовлетворило. Наше шоу создано для всего общества. Главное, собраться.

— Нет, — осмотрительно мотнул головой Парадокс.

Я непонимающе уставился на него. Слова Шедевра и Сорняка показались мне убедительными.

— Но модель не должна быть непредсказуемой.

Шедевр рассмеялся. Он был организатором всего. Величина, подобно большому городу, в который он первый уехал и добился полного успеха. Это было его призванием — не терпеть поражений.

— Собственно, почему? Это же воплощенная модель. Но хорошо — не должна. Да, это будет непонятно. Как непонятны нам были бы представители древних диких племен. А ведь они люди. Нужно отличить свое от чужого. Робот должен быть равным нам.

Все молчали, несколько вымотанные и подавленные.

Я вдруг представил себе этих кукол, и мне стало жутко.

— А может, я больше не хочу шоу? — сказал я задумчиво.

Шедевр долго молчал.

— Искусство больше не выполняет своей задачи. Публике хочется грубых, зримых, бурных, контактных стимулов, всё вместе, в полной мере, для полного удобства. И ты это знаешь.

Ещё бы! А как же Топ? Может, и она не случайно появилась?

— Вы хотите, чтобы изделия сразу стали такими или претерпели некую эволюцию? — осведомился Парадокс.

Я понял, что даже они не были посвящены во все. Все знал только Шедевр.

— Но это же не просто куклы, — с легким отчаянием сказал он. — В них уже многое заложено. Они очень похожи на нас. Попробуйте отличить их. А наши модели иной раз будут поживее некоторых. Но изготовлено будет все.

— Значит, вы против? — спросил я.

Парадокс вздрогнул. Он воззрился на меня, и я решил, что эксперт всё ещё не воспринимает меня. Но он лишь беспомощно улыбнулся и показал на Шедевра.

Я повернул голову и увидел выпяченный подбородок и немигающие глаза на застывшем лице гиганта.

— Они уже все готовы. — Наши взгляды встретились. — Всё готово.

Утром у Шедевра я долго не мог понять, где я и что происходит. Постепенно я осознал, что как раз ничего не происходит. Я заглянул на кухню и всё вспомнил. Карнавал. Когда я это всё вспомнил, мне стало не по себе. От модели я отказался. Про Топ не думал. Наверняка всё тоже подстроено.

А Шедевр исчез. Телеграмма, как всегда, без обратного адреса.

«Смотри телевизор, развлекайся, встречай гостей. Твой Шедевр».

Прочитав телеграмму, я вздохнул. Я ещё не совсем проснулся. Хотелось пить. Я услышал звонок в дверь и поплёлся открывать. В дверях стояла женщина и в упор смотрела на меня большими голубыми глазами.

— Будьте добры, позовите Шедевра.

— Проходите, — сказал я и отступил.

Женщина зашла и прикрыла за собой дверь.

— Зайдите, пожалуйста, в комнату, — вежливо предложил я.

— Спасибо, — сказала женщина. Затем недоуменно спросила: — Его нет дома?

— Увы, — сказал я, пожимая плечами.

— Но он здесь явно был… — Женщина осматривалась. — Вы его друг?

— Выходит, да.

— Понимаете, мы познакомились с Шедевром при несколько странных обстоятельствах. Он предложил мне работу. Вот его визитная карточка.

Я взял в руку протянутую мне карточку.

— Видите, время надписано?

— Вижу, — сказал я.

— Он вас ни о чём не предупредил?

Я стиснул зубы. «Встречай гостей…»

— Что же вы стоите…

— Вуаль.

— Проходите.

— Странно даже, — сказала Вуаль, проходя в комнату стремительным шагом. — Ваш Шедевр показался мне человеком слова.

— Будете что-то пить?

— Пожалуй.

Я принёс красной воды.

— Я решила, что Шедевр спортсмен.

Я неопределённо пожал плечами, потому что она, окончив обозревать обстановку, вопросительно уставилась на меня.

— Вы что, ничего не знаете?

— Да, — сказал я.

— Что — да? — сейчас же спросила Вуаль. Она газетчица. Но ищет работу. Ей намекнули, что намечается какое-то высокооплачиваемое шоу. С призами. — Что — да?

— Ничего не знаю.

Вуаль погрузилась в задумчивость, а я сидел напротив с вежливой физиономией. Хватит с меня шоу.

— Вот как… — сказала она, наконец. — Я пойду.

— Посидите ещё, — предложил я дружелюбно. — Вы, наверно, устали?

Она машинально кивнула.

— Что вы сказали? Устала? Нет. Я держусь. Здесь надо держаться. Живем, как на вулкане.

Я захлопнул за ней дверь и сел, потягивая из трубочки лиловую водичку и листая журнал, каких у Шедевра было полно. В журнале всё было прекрасно — и виды, и дома, и еда, и вещи, и люди. Он был полон изображений женщин — прекрасных женщин, и я вяло подумал, что красота, это нечто непостижимое. И ещё я подумал, не посчитала ли меня эта Вуаль за простака — бывает так. Я долго над этим размышлял, накачиваясь лиловой водицей, и начал было уже склоняться к выводу, что да, посчитала, когда в дверь раздался короткий звонок.

Я стал думать, открывать или нет. С одной стороны, думал я, лень. С другой стороны, интересно. В полуденной тиши я открыл. Сначала я решил, что перепил воды. Это было, как сновидение.

— Прошу вас, — сказал я.

«Сновидение», немыслимой красоты, как в журналах, зашло.

— Вы, вероятно, к Шедевру?

— Надеюсь, он дома? — бархатным голосом проговорила гостья.

С несколько надменным выражением на лице девица прошествовала в комнату.

— А Шедевр… — начала было она, и я быстро сказал: — Он вышел. За газетой. — Я расплылся в улыбке.

Она кивнула, грациозно усаживаясь, откинулась на спинку и положила ногу на ногу. Её внешность ошеломляла. Она снисходительно позволяла себя разглядывать.

— Как вас зовут?

— Роза.

Я думал, как её развлечь.

— Выпьете?

— Да, — сказала Роза. Она небрежно закинула ногу повыше.

Я поднёс бокал.

— Вы давно знаете Шедевра?

— Не очень, — сказала Роза и отпила глоток. — Мы недавно познакомились. Значит, его зовут Шедевр?

— Разве вы этого не знали?

— Он предлагал мне работу, — уклончиво сказала Роза.

Я сидел напротив этой девушки, Розы, и чувствовал себя посторонним. Чужим.

Она тем временем закурила. Она курила, глубоко затягиваясь, и смотрела на меня сощуренными глазами.

— Послушайте, — сказала она и лёгким аккуратным щелчком сбила пепел. — Вы так и сидите дома весь день?

— В такую жару хорошо валяться на пляже.

Роза лениво улыбнулась.

— Что вы, наверное, обычно и делаете, — сказала она и примолкла, целиком поглощённая раскуриванием новой сигареты. Впрочем, это у неё не заняло много времени, и она вновь вскинула на меня привораживающие глаза.

— Но одному, знаете ли, скучно.

Секунд десять мы смотрели друг на друга.

— Придёт Шедевр, будете валяться вместе.

И тут мне всё это надоело.

Машина прошла мимо, прошипев шинами по раскалённому шоссе. Погода снова установилась. Машин проезжало мало — было раннее утро, но солнце светило уже вовсю. Следующая машина начала тормозить издалека. Это был автопоезд брата Лагуны.

— А больше машин не будет, — сообщил он мне. — Это тебе повезло. Я пустой возвращаюсь. Везде все есть.

Везде все есть. На дорогах установилась тишина.

Первым, что бросалось в глаза на въезде в родной заповедник, был ресторан Витамина. Об этом свидетельствовала огромная вывеска с его именем, выведенным пышным вензелем.

Он взвешенно отдавал распоряжения персоналу.

Увидев меня, состоятельный мот растерялся и изворотливо распростёр объятия. Оказывается, на побережье только и разговоров, что о Топ. Что она настоящая красавица. А как умна дочь нового мэра! Само совершенство! Все одеваются, как она, с обожанием повторяют все ее слова и вообще во всем подражают.

Опальному Витамину она тоже здорово помогла. Он обратился к ней, и, оказывается, она его хорошо помнит. Дочь мэра, а общалась с ним, как с равным. Котелок у нее варит, сообщил Витамин.

— Может, все дело в ее положении?

Что-то меня раздражало в его заводных восторгах. Больше препятствий ему никто не чинит. Значит, заслужил. И, главное, он старательно ни о чем не спрашивал меня.

— А ты не меняешься! — Искушенный зубр хлопнул меня по плечу. — Ископаемое!

Он объяснил мне, как найти Топ, и с сомнением смотрел мне вслед.

Улочки становились пустынными. Стало видно море.

Я поднялся на террасу дорогого санатория.

Топ лежала в шезлонге возле бассейна, загорая. На ней была панама и солнечные очки. Я подошел.

— Здравствуй.

Она слегка улыбнулась. Улыбка была вежливой, не более того.

К террасе бесшумно подъехала машина.

В ней набычился розовощекий молодой человек. Управляющий нового рациона.

Мне с ним не тягаться, это ясно. У него сногсшибательная будущность, и этого у него, такого, пропащего, не отнять. Настолько это очевидно. Всем, и Топ тоже.

Она встала и обернулась.

— Почему ты такой?

— Какой?

— Считаешь себя лучше других.

Все ведут себя очень правильно. Для всех главное — не ошибиться.

Я себе это могу свободно позволить.

— Топ…

Она напряглась.

— Я жду тебя на празднике.

— Умеешь ты выбрать подходящий момент, — усмехнулась она.

Твердым шагом она подошла к машине. Все рушилось. Я не знал, что делать. Мне предстоял разговор с матерью. Ее больше никуда не звали. И гости не приходили. Её тоже будто подменили.

Все напоминали пьяных, внезапно протрезвевших, и успешно.

А днем появился Шедевр. У фирменного Витамина. Он был озабочен — был у Лагуны. Там все было в порядке — благодаря Шедевру. Вопрос о участии Витамина в модели решился на месте.

— Отправляешься с нами?

В наших устах это был риторический вопрос.

— Куда? — обреченно лишь поинтересовался счастливчик.

— Да здесь недалеко, — подмигнув мне, сказал Шедевр. — Будем все вместе. Как раньше, маэстро. У тебя будет амбар, так что корыстных навыков не утратишь. Это я тебе обещаю.

— Эх, тысяча акул, — сказал Витамин, но в голосе бессребреника уже появились лихие нотки.

Жизнелюб чувствовал, что что-то происходит.

Но ничего не происходило.

Шедевр, как всегда, скучно исчез, Витамин немо взывал ко мне, а я не хотел больше гадать.

Я сумею все вернуть. Моя уверенность в празднике пошатнулась. Нужны весомые аргументы. Я обязан всем помочь. Они не ошиблись во мне. Я именно тот, за кого меня принимают.

Я вошел в дом, где мы были вместе. Многие вещи исчезли. Я остановился перед скосившимся портретом Кредо. На нем виртуоз стал похоже удивленным, с наивно-вопрошающим взглядом. Сквозь треснувшее стекло я видел, как Топ остановилась на пороге. Она стояла передо мной, не замечая.

Она искала меня в пустом доме. Мне здесь места тоже нет. Если я остаюсь один. Все находятся в поиске — и уходят.

Я ошибся. Топ стремилась только ко мне.

Меня окружал лес, какого я раньше никогда не видел. Из земли выползали толстые корни. Ветви переплетались, как чьи-то большие руки.

Было тихо и сумрачно, как и положено быть в таком месте, где нет ни дня, ни ночи — вечный дремотный покой.

С изумлением я бродил между стволами, как заблудившийся ребенок.

В пещере горел костер, возле которого торжественно возвышался Шедевр. Языки пламени изгибались так похоже, что я поднес руку к их хмельной пляске.

— А тепло?

— Отдельно. Все можно изготовить, скопировать, — сказал Шедевр. — Мы не требуем у художника оригинал, а говорим — как хорошо, как верно. Итак, вообрази — модель окружающей среды, где все ненастоящее, но так, что не отличить.

Горизонт заалел, и вместо трущоб открылся вид на бескрайний газон с клумбами и бассейнами. Уже просматривались фигуры людей в парках.

— Все, как впервые, — сказал Шедевр. — Мы снова будем вместе.