Манекен за столом. Роман-антиутопия

Глава 6 Изъян

Дождь лил, как из ведра. Настоящий тропический ливень. Из темноты налетали листья, сорванные бурей.

Я правил наугад. А ведь на вечер у меня были совсем другие планы.

И какие же планы были у нас, думал я, выворачивая руль, и грузовик застыл в накрененном положении.

Дождь прекратился. Редкие грузные капли срывались сверху.

Я споткнулся об толстый корень.

Грузовик одним колесом стоял на нем.

Стволы под стать корням проступали в предрассветном сумраке.

Свет в этом лесу был тусклый, все просматривалось, как в тумане.

Перед деревом с объемным дуплом горел костер, над которым был подвешен котелок.

Я хотел заглянуть в дупло, но сверху послышался шум, и я вынужден был отпрянуть.

С верхушки дерева спускался Лагуна, будто скользя по невидимой паутине, лишь касаясь веток. У самой земли Лагуна повис на одной руке, не сводя с меня глаз. Он повел плечом, круглым, как у гориллы, и настороженно, но застенчиво засопел.

— Как ты сюда попал?

— Заблудился.

Лагуна изменился, стал брутальней, а одна бровь, словно не своя, изломилась и оттянулась к виску, а вместе с ней оттянулась и часть его бандитской физиономии.

Верхолаз протянул мне котелок. Я ожидал, что во рту останется привкус грибов и трав. Поразительно, вкус не уступал ресторанному. Гурман, напевая себе под нос что-то весёленькое, был настроен позавтракать.

— Так и теснишься один? — спросил я.

Ложка замерла на полпути. Самостоятельный Лагуна с усилием сглотнул.

— Хватит прятаться. У нас все меняется. Само собой.

— Само собой? Ура.

— В городе бываешь?

Может, Лагуна и выбирался куда-то, как это водится у отшельников, сгоряча объявивших себя вне общества, но всегда при этом к нему стремящихся. Он отвел глаза. Как он здесь, подумал я.

— Пойдем, — сказал Лагуна.

В дупле была целая комната. В углу за грубым столом сидела Мимика. Пламя свечи освещало овал ее лица.

— Я нашел ее там, — сказал Лагуна. — Она даже шла сама.

Девушка с неподвижным лицом смотрела перед собой.

— Я провожу тебя, — сказал Лагуна. — А то ты снова заблудишься.

Лес вдруг кончился. Мы стояли на холме и смотрели на равнину. Вдали угадывались развалины.

— Хотел бы снова оказаться там? — не глядя на меня, сказал Лагуна. — Вернуть все, как было.

Мне показалось, что голос его немного дрогнул.

— Вернуть?

— Нет, ясно, что это невозможно. Но ты понимаешь, о чем я? И мы все, вместе, снова там.

Я в смятении не совсем понимал, о чем речь.

— А я бы сразу. Жаль, что это невозможно. Невозможно, — уныло повторил он.

Мы долго стояли вдвоем рядом. Солнце вставало над равниной.

Я приехал домой, переделав за день все дела. Грузовик подъехал к воротам, и ветви деревьев из-за заборов задевали кузов.

Спустя минуту я уже хозяйничал на кухне, оставляя повсюду по пути свет, по всему дому. Я не торопился укладываться спать.

Возвращаясь домой, я вел себя так, словно завтра меня ничего не ждет. А меня ничего и не ждало. Я давно ничего не планировал, привык жить механически, ни о чем не задумываясь.

Не ожидал я встретить Лагуну. Витамина я видел. Тот жил в столице. Ловелас изменился, представительно поправился, щеки слегка отвисли, и суетиться стал. Раньше он не суетился.

Дверь на улицу сама собой медленно раскрылась. Бабочки вились вокруг абажура на входе.

До исчезновения матери Ореол укатила в столицу и бойко выскочила замуж. Об этом я узнал из открытки. Муж ее, Вариант, был коммерсант — торговец недвижимостью.

Тихоня незаметно появился в доме, шустро сдружился с наивной матерью, всем неизменно глубокомысленно поддакивал, со всеми категорично соглашался.

Входная дверь снова открылась. Я с досадой обернулся, но оказалось, что на пороге стоит Ядро, расплываясь в скупой улыбке и приподнимая шляпу.

— По-моему, у тебя что-то горит, — заметил он. — Нет, я вовремя.

Это было в духе Ядра — врываться среди ночи и начать распоряжаться.

Он принялся с жадностью уплетать мой ужин.

— Я забыл, что ты бездомный, — сказал я.

— Бездомный. Безродный. Бесправный.

— Ты сегодня сам?

В последнее время чемпион взялся сопровождать туристов на рыбалку.

— Да. И одинокий.

Вид у Ядра был усталый. Глаза ввалились. Внезапно отяжелев после еды, он спал на ходу. Я определил его в дальнюю комнату.

У телефона в гостиной я остановился, подумав, как давно никто не звонил мне.

Я был так рад, когда появлялся Ядро. В городке никого не осталось. Все разъехались. Фат в столице. Продает роботов. Устроился. Все сейчас хотят иметь дома специфичную человекообразную игрушку. Раньше все заводили собак, кошек, рыбок, а сейчас поветрие — роботы. Нарасхват идут. Они надежны, а если с ними что-то случится, их не жалко. Они ведь неживые. Стоят они дорого. Робот — дорогая кукла.

Выпить Фат был не дурак. Интересно, как он управляется?

Все в столице. И все преуспели. Там все преуспевают. Не то, что здесь, где все твои наклонности, как на ладони.

А городок стал еще более провинциальным, еще больше зарос садами. Старинные здания в центре обветшали. Топ тоже уехала. Странно, но у меня ничего не осталось, ни одной ее фотографии.

Вот Витамин — он увековечивается со всеми своими пассиями, всегда в обнимку, так, словно каждая — единственная, или, во всяком случае, последняя. На фоне разных достопримечательностей. Неясно, чего в этом больше, беспечности или, наоборот, дальновидности, но я огорчался, что у меня нет фотографии Топ. Наверно, она изменилась. Интересно, какой она стала.

Она не хотела больше оставаться на побережье. В сущности, она была очень одинока здесь, но все равно, когда я останавливался возле телефона, я представлял себе, как он зазвонит, и я услышу ее голос — но этого не происходило.

Подумав, я отключил его совсем — не все ли равно? На кухне всю ночь горел свет.

Утром ветер нагонял облака.

У забора копошился сосед, прозванный Хламом. Глазки у него были запрятаны глубоко.

Опираясь на забор, он, втянув голову в плечи, другой рукой, как клешней, выбирал обнаруживаемый только им мусор. Несмотря на это увлекательное занятие, нас он заметил.

— Куда направляетесь? — спросил он. — А, понятно.

Вот и все. Все ему понятно. Отвечать ему теперь было уже необязательно, но мы все равно остановились.

— Чем это ты занимаешься? — спросил я и сразу пожалел об этом. Словоохотливый сосед только этого и ждал.

— Привожу двор в порядок. Скоро день города. — К праздникам Хлам относился с благоговением. — А вас что, это не интересует?

— Не интересует, — опрометчиво брякнул Ядро.

— Тоже мне, знаменательное событие, — поспешил поддержать его и я, но, странное дело, несмотря на численный перевес, мы чувствовали себя смехотворно неуверенно против и одного такого экземпляра. За его обтекаемым загривком витали липкие призраки обычаев и традиций, слепая мощь двуличного общественного мнения.

И еще. Раздражал Хлам безмерно своей неуемной хозяйственностью. Вечно он тащит, строит, чистит. Ядро терпеть его не мог. Вот и сейчас ему хотелось поскорее двинуться дальше, но мой сосед, продолжая возиться, не отпускал нас, все выспрашивал, приедет ли Ореол, собираются ли брат с сестрой — я не сразу сообразил, о ком это он — посетить вокзал на выставке.

Независимо от ответов, он моментально делал, наперекор всему, свои выводы.

— Да, кстати. Я был у Абсурда, — сообщил он мне. — Там твоя знакомая.

Ядро, недовольный, стал упрекать меня по дороге, что я готов проболтать все утро с первым встречным.

Я испытывал определенную досаду. Меня заинтересовало упоминание Хлама о знакомой у Абсурда. Но я прекрасно знал, что стоит мне этот поспешный интерес проявить, как шкура Хлам сразу начнет лгать и изворачиваться.

Напрямик его спрашивать ни о чем нельзя.

Но при Ядре я все равно не решился бы и на это, тот и так сверлил меня глазами. Погода испортилась, и Ядро в своей потертой шляпе выглядел настоящим изгоем.

За стойкой выносливо маялся старый знакомец Штамп. Заведение у него теперь тихое, никогда в нем больше ничего не происходит. Он не жаловался. Он был в опале, вместо него вообще хотели установить автоматы.

Но нужен он. Такие, как непоседа Витамин, блеснут и исчезнут, а этот безо всяких данных всегда на месте, как на посту, хотя его по-прежнему обсчитывают даже дети.

У радушного Штампа за спиной пришпилены его, Ядра, фотографии в боевой стойке в бытность несгибаемым чемпионом.

Все здесь было, как встарь, даже поверхности отсвечивали полутонами, в отличие от новомодных баров с их яркой, но утомительной обстановкой.

— Эти тоже с утра пораньше, — кивнул Штамп на ограждение из мишуры.

Яркие сигнальные огни не гасли, освещая целыми днями и без того хорошо видные безлюдные пустые строения с мусором.

Ничего особенного там не было: развал, или изъян, как его иногда называли.

Изъян был закрыт афишами, обнесен гирляндами.

У ворот происходила утренняя смена караула. Из машины спрыгнули танцоры в мятых камуфляжах, просторных, будто не по размеру, лениво, как кули, разминая затекшие члены, будто неизвестно из каких далей прибыли.

Ядро изучал их поверх края бокала. Утро уже не казалось ему таким неблагоустроенным.

Интересно, думал я, про какую такую знакомую наплел Хлам? Надо было выудить у него это, задать пару наводящих вопросов, заставить поработать его неусыпную формальную логику.

Но не хотелось мне спрашивать при неуравновешенном Ядре. Из-за этого я должен теперь гадать. Знакомая… Знакомые разные бывают. Одни передают привет, непременно, другие — не обязательно. А еще, подумал я, есть просто — знакомая.

Абсурда не было, но константы продолжали у него собираться. На улице вдова Абсурда, карга старая, делала вид, что меня не узнает.

Почему-то считалось, что именно я причастен к исчезновению метода. Ни к Лагуне, ни к Ядру таких претензий не было. Ими даже умиляются. Простые, понятные хулиганы.

Ядро пришел в чувство. Больше ему пока ничего не требовалось. Сейчас все афишируют свою занятость. Ядро был не такой.

Штамп, склонившись, сказал мне:

— Тобой интересовались туристы.

Туристы ожидали в серебристой машине. Женщина была с гладко зачесанными блестящими волосами, а рослый мужчина с трудом приподнимал веки, вздергивая высоко брови.

Звали их Диета и Пируэт.

— Проведите нас в трущобы, — сразу сказала женщина.

Туристы были абсолютно серьезны.

— Нам рекомендовали вас.

Пируэт в ожидании ответа держал брови поднятыми.

— Вы обратились не по адресу.

— Значит, вы отказываетесь? — упавшим голосом сказала Диета.

Мужчина сдержанно икнул.

О развале я не думал, хотя часто по ночам смотрел на огни. Сначала городок ломился от туристов. Еще бы. Знаменитое место! Где еще можно совершить познавательную прогулку по музею под открытым небом.

Но странные вещи стали происходить в этом неизведанном музее. Одни туристы пропадали бесследно, совсем, других находили в обезумевшем состоянии.

Все меньше было желающих провести незабываемую ночь в салоне.

Ядро тихо разговаривал со Штампом.

Лаконичные туристы не уезжали. Мне даже не интересно было, кто меня рекомендовал.

Хорошо, что Ядро появился. Я повернулся к стойке. Ядра не было. Туристов тоже. Штамп лишь пожал плечами. Вот так Ядро. Быстро он разобрался.

А ведь его никто не рекомендовал, ревниво подумал я. Ничего, к вечеру явится.

Ядро явился немного раньше — через минуту. Я был в баре один, даже Штамп куда-то отлучился. Ядро сам себе наполнил бокал с верхом.

— Эх, ты! Таких клиентов чуть было не упустил. Хорошо, что я вовремя обо всем договорился.

— О чем?

— Все в ажуре. Мы идем с ними.

— Куда?

— А ты не знаешь куда! Теперь они наши. Ты правильно набил цену.

— Никуда я не собираюсь с ними идти.

Ядро бурно засновал, опять предусмотрительно наполнил бокал за счет заведения и стал убеждать меня в очевидной выгоде намечающегося предприятия, что туристы набиты деньгами, у него глаз наметан, и эти столичные лопухи так или иначе намерены с ними расстаться.

— Интересно, как же ты собираешься провести их? — не выдержав, спросил я.

— Обыкновенно, на лодке.

Я чуть не поперхнулся.

— Оригинально, — вынужден был признать я.

— Да? До этого нетрудно было додуматься, — скромно заметил Ядро. — Вот! — Он потряс кипой денег. — Аванс, — смачно пояснил он.

— Зачем? — сказал я с легким ужасом.

— Не спорь! Ты стал нерешителен, — отрезал Ядро. — Я просто исправил положение.

— Да… Надо же. На лодке!

— А как ты еще предлагаешь добираться до острова? — язвительно сказал Ядро.

— До… острова?

— Наши клиенты, — Ядро подчеркнул слово «наши», — большие любители рыбной ловли. А самая лучшая рыбалка, насколько тебе известно, на острове.

— Значит, ты договорился о рыбной ловле?

— Целиком и полностью.

— И ты полагаешь, что заурядная рыбалка обходится в такую сумму?

Ядро переполошился.

— Момент. Они сами предложили. Отличные ребята! Значит, речь идет о… крупной рыбе.

— Да уж. Об очень крупной рыбе. В мутной воде.

Ай да туристы. Не такие простые они оказались.

Ядро ушел договариваться о лодке, а я вернулся домой. У меня крепла решимость вернуть аванс. Вспомнились разные случаи, не только с туристами. Несколько солдатиков как-то решили побродить за ограждением — и будто корова языком их слизнула.

Зазвонил телефон.

— Ты не забыл? — Это была Ореол. — Ты забыл.

— Что я забыл или не забыл? — Я потер переносицу.

— Как же… Мы должны побывать на вокзале. В конце концов, это наша мать. Будь дома. Пока! — сказала сестра, от переживаний больше не в силах сдерживать слезы.

Ядро не возвращался. Вечером я вышел на крыльцо и не успел опомниться, как ко мне прижалась девичья фигурка.

— Топ… — растерянно сказал я.

Она не отзывалась, спрятав лицо на моей груди.

— Ты давно приехала?

Она помотала головой. Сколько мы не виделись?

Я вдруг подумал, что теперь все будет по-другому. Мы найдем все нужные слова.

— Я хочу есть, — рассудительно сказала она. — И готова сожрать быка. Правда, я изящно выразилась?

— Конечно.

— Вот видишь, с кем ты имеешь дело. — Топ была одета в очень красивое платье, будто с бала.

Шурша им, она уселась в уголке и наблюдала за мной. Я снова подумал про это платье и стал двигаться медленнее.

Она что-то почувствовала.

— Я, пожалуй, пойду.

Я избегал смотреть на нее. На ее странное платье. Она встала и вышла.

Я представил себе, как девушка в своем шуршащем наряде пробирается по темным улицам. Как скоро она ушла. Зачем я отпустил ее? Я не понимал, почему я не бросился вслед. Может, она уже у себя, дома.

Я набрал забытый номер бывшего мэра. Гудки оборвались, и я оцепенел.

— Слушаю, — сказала Топ сонным голосом. Совсем сонным.

— Ты… дома?

— Да, — удивленно сказала Топ.

— А ты давно… уснула?

— О! — сказала Топ. — Это допрос?

— Нет-нет, что ты, — запротестовал я.

— Ничего. Это даже приятно. Но я весь день провела дома, — вздохнула Топ, — и рано легла.

— Я разбудил тебя… — Я стоял в темной гостиной, куда падал свет из кухни, и мне показалось, что по полу прошлась чья-то тень.

— Ничего, — сказала Топ. — Прощай.

В проеме открывшейся двери слабо колыхалась занавеска.

Я потушил свет, но улечься не мог. Не мог пересилить себя. Я застыл, услышав шепот: «Ты спишь?»

Топ прошла мимо, едва не коснувшись меня. Я увидел ее силуэт на фоне окон, разводящий руками. «Где ты?» — прошелестел ее тихий шепот.

Она стала шарить по кровати. Почему-то я не очень сокрушался, что меня там нет. Необычно было все это. Топ, не обнаружив никого в кровати, двинулась по комнате с растопыренными руками. Уже молча.

Лестница вела на чердак. Топ настойчиво продолжала искать меня внизу. «Не вижу тебя», — сообщила она. На чердаке я чувствовал себя намного приятнее.

Утром мне послышался приглушенный голос Ядра. Внизу грузчики волокли мебель, а Ядро инициативно распоряжался.

Прокутил аванс туристов, распродает мои вещи, подумал я. Караул. Грабят.

— Вот видишь, — сказала ажурная шляпка голосом Ореол. — Он сам ушел.

— Может, он где-то затаился, — огрызался мелкий баритон из-под берета. — Он обязательно что-то выкинет. Я навел справки. Тебе хорошо, ты его сестра, — сказал женоподобный Вариант, косясь, словно я выскочу из шкафа.

— Много воображаешь о нем, — сказала Ореол.

Грузчики невольно прислушивались к разговору.

Лестницу убрали, и я, потеряв равновесие, заорал и замахал руками, как ветряная мельница, и все внизу пришло в движение.

Грузчики разом все бросили, что-то зазвенело, разбиваясь, а я, кувыркнувшись, приземлился на уроненный диван. В гостиную заглянула Ореол.

— Ты напрасно так, — сказала она дрожащим голосом.

Я не торопился вставать. Удобно было лежать на мягком диване.

— Так ты не против? — успокоилась Ореол.

Она приехала, чтобы посетить вокзал. Такова была местная традиция — в определенный день на выставке изображать проводы и дружных родственников. В остальное время встречи были необязательны.

Еще Ореол понадобилась, по ее выражению, «кое-какая мелочь».

Вариант втолковывал Ядру, как можно выгодно продать дом.

Выставка располагалась в самом центре города. К ней прибавился притихший вокзал, откуда никто никуда не отправлялся. Он был очень старым, заросшим вековыми деревьями, которые натужно шумели, напоминая о вечном покое. Ореол и Вариант встали у входа в вокзал, где в последний раз видели мать.

Часть древней крепостной стены обвалилась, образовав проход в трущобы, как зев. По моей спине прошел озноб.

В свежей лунке смекалистым Хламом возле киосков своей бесчисленной родни был вкопан саженец из трущоб.

В кроне с нанизанными листьями проглядывал багрянец, как щемящий отзвук прошедшего праздника.

В сторону откатилось яблоко, почему-то замороженное. Безжизненный развал, вопреки всем представлениям, был рядом.

Родственная чета, неутомимо переругиваясь, села в машину, и Ореол, никогда ранее не водившая, юрко вырулила с выставки.

В пустом доме появилось эхо. Телефон был перенесен на подоконник. Больше в доме ничего не сохранилось. Его действительно оставалось только выгодно продать.

— Эти туристы ненормальные, — пожаловался Ядро. — Хотят, чтобы их сопровождал только ты. Кто тебя рекомендовал, ты не знаешь?

— Кажется, знаю.

— Да? И кто это?

Но я уже набирал номер на отключенном телефоне.

Облапошенный Ядро, узнав, куда на самом деле метят сумасбродные туристы, долго возмущался в кафе.

— Не перевелись еще чучела! Чем их не устраивает рыбалка? Нет, подавай им изъян. Это же пропащее место. Форменный хаос. Всем это известно, а нам — лучше всех. И потом, это же разрешено.

— Вот именно.

— О-о! — протянул солдат. — Сдаюсь.

Я пытался уловить в его тоне сочувственные нотки. Но мой друг заметно поскучнел. Я остался в кафе один, созерцая городские преобразования.

Напротив, тесня старые дома, появились, как грибы после дождя, экстравагантные магазины с работниками в одинаковой униформе. Стоит приблизиться, как они расплываются в экзальтированной улыбке, зазывают, заманивают.

Кажется, стоит перейти незримую черту, как они вдруг затащат к себе.

Но пока ты на безопасном расстоянии, им остается лишь бессильно улыбаться предупредительной улыбкой до ушей.

— Можно?

Передо мной стояла Топ.

Я изо всех сил решил ничему не удивляться. Она действительно приехала. Дом сохранился за ней. Работала старая печать Офиса.

— Я здесь у тети. Ты знаешь, с тех пор, как с дядей Абсурдом случилось несчастье, тетя осталась одна. Я должна навещать ее.

Мы пошли по тенистым улицам.

— У меня поклонник.

Я ошеломленно молчал. Похоже, Топ была удовлетворена.

Мы вышли на окраину.

— Ты его знаешь.

— Да? — Горечь моя чуть было не прорвалась наружу.

Я хотел сказать ей, что если бы она не уехала тогда, то все было бы по-другому.

А теперь она завела меня к трущобам, чтобы рассказать, какой у нее замечательный избранник.

— Уж не Хлам ли это?

Я высказал самое нелепое, что могло прийти в голову.

— Нас тетя познакомила. Как ты догадался? Так быстро. Но, во-первых, не Хлам, а, во-вторых, он — необыкновенный. Он настоящий кавалер.

Многих можно было себе представить рядом с Топ. Кроме обаятельного Хлама.

Я сжал девушку, не желая отдавать ее никому. Солнце, мелькнув в низких тучах, село. Топ пыталась вырваться, она сопротивлялась изо всех сил и, не выдержав, разрыдалась, безудержно, с каким-то истинным отчаянием. Я застыл. И отпустил ее.

Всхлипывая, она побрела, спотыкаясь, прочь. Ее фигурка растворилась в сумерках.

Я долго стоял на месте. Как же так? Я снова сам отпустил ее. Теперь она идет где-то одна, в чужом городе.

Она всего лишь хотела поделиться со мной своими чувствами, считая, что я-то как раз и пойму ее.

Я огляделся. Вокруг были одни развалины.

Тусклая луна иногда двигалась по небу. Я вдруг ощутил страшную тоску. Мне будто чего-то не хватало.

— Должны же они быть, — забормотал я. — Какой я был прежде! Я их понимал. Не то, что сейчас. Сейчас я разочарован во всем. Но не могут они исчезнуть совсем.

Я бродил по руинам. Я подумал, как скоротечна жизнь. Что-то сжимало сердце. Что-то неуловимо витающее в воздухе.

Лукавлю я, мол, ничего не хочу. А вот чего-то не хватает. Пресно. Нет просвета. От модели — совершенства форм — должно что-то остаться. Ведь так много было всего!

Надо что-то сделать не так. Витамину, к примеру, с шумом разориться. Нет, подумал я. Ничего я не соображаю в этом экстракте.

Совсем стемнело, и я не сразу заметил серебристую сигару. Она притаилась у крепостной стены. Луна освещала множество ларьков.

Туристы, поддавшись любопытству, разбрелись в разные стороны, вглядываясь в вывески. Экипированы они были на совесть — рюкзаки с неисчерпаемым ресурсом за спиной, фонари как маяки. И настроены весьма решительно.

Трудности их точно не пугали, но, чем дальше мы углублялись в торговые дебри, тем заметнее они нервничали. Да и то сказать, вид бесчисленных анонсов, плакатов, реклам не слишком успокаивал нервы.

Мужчина резко оборачивался, будто хотел упредить внезапное выгодное предложение.

Мы миновали аптеку, вросшую в землю.

Лица у туристов были непроницаемые. Они и в самом деле хотели попасть прямиком в трущобы. Интересно, что им там надо? Меня они с собой не звали.

Мы углубились в заросли. Я знал здесь все тропки. Увидев разлом в стене, туристы нырнули в него, так, словно их там ждал приз. Мужчина не прочь был перевести дух, но его прыткая спутница не давала ему опомниться.

Назад я шел медленно. Послышался шум.

Из кустов выскочили две фигуры и, мощно выбрасывая ноги, пронеслись мимо меня.

Я признал в горбатых спринтерах своих туристов, непонятно про какие срочные дела вспомнивших, чтобы прервать свой поход, к которому они так тщательно готовились.

Они поднажали, а вслед за ними из тех же кустов выбралась какая-то лимонная кукла, пробежав немного, она села на освещенном месте и, задрав ногу, принялась ожесточенно чесать ею свое ухо.

Похожа она еще была на небольшую фотомодель, симпатичную такую продавщицу в фартуке и пилотке, с острой мордочкой и небольшими треугольными ушами настороже.

Она протяжно зевнула и затрусила дальше, принюхиваясь. Наверно, туристы вспугнули ее с насиженного прилавка, несясь лавиной.

Странно, модель оставляла разные тени. Может, всему виной было слишком яркое освещение на вокзале. Было полнолуние. Луна двигалась в зените. Снаружи, в тени городской стены, туристов ожидала серебристая машина.

В городок приехала Нектар, как первая ласточка.

Одежда на Нектар была особенная, блестящая. Все только охали и ахали. Чаровница больше всего внимания на свете уделяла внешности. Ей это казалось самым важным в жизни.

Ядро не выпускал из рук огромный бокал, следя за уровнем его содержимого.

Все перешли в другую комнату, где в кресле сидел молодой человек. У него было забавное лицо с круглыми бровями, вздернутым носом и пухлым полуоткрытым ртом. Все уставились на незнакомца, но он даже не пошевелился, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Нравится игрушка? — сказала Нектар. — Филигранная техника. Не бойтесь. Это робот. Правда, он хорош собой? Его зовут Феномен. Давайте развлечемся. Феномен, тебе весело?

Рот у манекена раздвинулся, и он сказал:

— Да, мне весело.

Гости так и шарахнулись.

— Мой шофер, — пояснила Нектар. — Он умный, не думайте. Это совмещение функций очень удобно.

— Как же он устроен?

— Как автомат.

— Он… ест?

— Разумеется. Он ест все, — с гордостью сказала Нектар. — Не на диете же ему быть.

— А сейчас он нас слушает?

— Конечно. Он все слышит, все понимает. Но помалкивает. Мужчина должен быть немногословным. Это самая современная, усовершенствованная модификация. От человека ничем не отличается.

Нектар наслаждалась произведенным фурором.

— А он очень сильный? — робко спросила молоденькая девушка.

— Порядочно. Некоторые заказывают силачей. Но мой Феномен средних возможностей, — несколько игриво сказала Нектар. — Зато как он красив!

Феномен при этих словах приосанился и свысока стал посматривать на всех.

— Да-а… — протянул Ядро. — Дорогая игрушка.

— Да, — подхватила Нектар, но, спохватившись, добавила: — Но это очень выгодно. Знаете, сейчас очень трудно подобрать хорошую прислугу. Среди людей. А модель не мешает, не раздражает. Она только выполняет свою работу. Это их единственное назначение. Они ничего не чувствуют, и это очень удобно…

Феномен важно встал и на прямых ногах пошел к двери. Все отступили, словно боясь соприкоснуться с ним.

Около двери франт приостановился, со значением оглядел всех и вышел.

— Куда он?

— Пошел заниматься машиной, — с восторгом объяснила Нектар растерянным гостям.

На улице Феномен сел в машину, оставив дверцу открытой, тронулся взад-вперед. К нему развинченной походкой подошел Ядро.

Он со всех сторон рассматривал Феномена, а потом заговорил с ним. Толковый шофер размеренно кивал. Наверно, Ядро объяснял ему устройство двигателя или, хитрый лис, выяснял, кто его родители.

— Вас они не отталкивают? — Рядом со мной встала темноволосая девушка, опершись сильными смуглыми руками о подоконник. — Они ведь неживые. В них что-то есть.

— Вы хотите сказать — механизм?

— Да нет. Я не про это. Они… прекрасны! Их надо запретить. Они — форма без содержания. Форма не должна подменять содержание. Вдруг она станет им?

Ядро с Феноменом, похоже, нашли общий язык.

От угла дома торжественно ступал Хлам с пышным букетом, одергивая на себе костюм. Ядро перехватил робота за плечи и ткнул им Хламу в лицо, и Хлам, вдруг поняв, что перед ним, рванулся в дом, споткнувшись. Ядро хохотал, и Феномен, кажется, тоже был доволен.

— Таких троглодитов так и надо разыгрывать, — сказала девушка.

— Внешность обманчива.

— Сразу видно, кто это. У, единоличник! Вот тот, другой, молодец.

— Это Ядро. Он мой друг.

— Да-а? Я про него слышала.

Появившийся Ядро оценивающе глянул на девушку.

— До свидания, — сказала она. — Меня зовут Секрет, — бросила она через плечо.

— До свидания — с кем? С этим типом?

— Может, все не так страшно? — С этими словами Секрет вышла.

— Я зря терял время с асом Нектар, — сказал Ядро. — Знаешь, а он не дурак.

— Секрет в курсе, кто ты, — утешил его я.

— Кто я, кто я… А кто я?

— Чемпион.

— Все в прошлом, — сказал Ядро. — А мне надо еще успеть на прием.

В гостиной Нектар не в силах была оторваться от экрана, где потоком шла реклама, мелькали фальшивые улыбки.

Нектар была очарована всем этим. А ведь Феномен далеко не ковбой. Не красавец. Почему-то.

Топ не было. Ядро спал в кресле.

У Штампа было пусто. От заставы бежал толстый маршал. Шевелюра у Медузы была не по уставу.

У ограждения стоял лишенный сословных предрассудков новый мэр, заложив руки за спину.

Конюх показывал Инстинкту вглубь развала, к чему новосел проявлял неслыханную заинтересованность.

Штамп заметно нервничал, и Секрет сказала:

— Пускай проваливает, падаль… ой! Я нечаянно… У меня бывает. И не такое.

— Без них спокойнее, это точно, — проворчал Штамп, помня об автоматах.

Секрет засмеялась. Ее присутствие вносило в обстановку укромного бара что-то романтическое.

— А что там? — поинтересовалась она.

— Там? Там мы праздновали. И забывали обо всем на свете.

— Нельзя праздновать вечно.

— Да? — Глаза у меня слегка остекленели. — А почему? Только так мы становимся самими собой. А в буднях все наоборот. Все лицемерят, лгут, предают.

— Да, да.

— Ты согласна?

— Я согласна, что в жизни все не так гладко. — Она смотрела на огни. — А что сейчас за этой ширмой?

— Не знаю… Ничего.

— А говорят, там целая феерия. Я бы хотела побывать там.

— Выбрось это из головы.

— Но здесь очень скучно. Я бы хотела все поменять.

Штамп повел бровьми на красную машину, в которой затаились двое, неподвижные, смуглые. Какие-то южане.

Они с сильным акцентом сообщили, что хотят попасть в трущобы. Гонка ценителей наклевывалась.

Из ворот вышел конюх. По его команде танцоры, шлепая ластами, побежали куда-то. Удачное место для торга.

Какой-то опустившийся старик взял бутылку дешевого масла, придирчиво осматривая ее.

— Знаешь, кто это? — сказала Секрет.

— Кредо! — ахнул я.

— А ведь он богат.

— Был богат…

Старик приблизился к ограждению, занес кулак над головой и стал потрясать им, пока не выдохся.

— Он живет здесь, — сказала Секрет. Она была местной и не скрывала этого.

Дверь в квартиру Кредо была открыта. Он дремал в единственном кресле, свесив руки до пола. В квартире царило запустение.

Сон упрямца был чутким. Он возбужденно подошел к окну, за которым в темноте ночи совсем близко повисли огни.

— Замечательное место… — прошептал он. — Но его не остановить.

— Кого? — спросил я.

— Шоу. Я высмеивал в своих книгах все недостатки, но пусть они будут. Но не будет шоу…

Рассуждения его становились все бессвязней.

День города закончился. Везде валялись обертки. На террасе пустого кафе я обнаружил Ядра. Таким пьяным я его еще не видел. После торжества его голова моталась из стороны в сторону. Несло от него, как от пивной бочки.

Дома он произнес, очень спокойно, с закрытыми глазами:

— У мэра гости. Дар из трущоб.

— Ну конечно, — в тон ему сказал я.

— А с Топ я поговорил. И звезда уехала.

Конечно же, подумал я, все были на приеме. А я был рядом и не воспользовался случаем.

— Тебя она не ценит!

— Что ты ей нагородил?

— Разделался с иллюзиями этой высокопоставленной особы.

— Со всеми?

— Долой завесу! — осенило Ядра.

Он открыл один глаз, увидел, где он, и уснул. Долгий телефонный звонок прорезал ночную тишину. Я взял трубку, так, словно прикидывая, сколько она весит.

— Привет! — послышался из нее веселый голос Витамина. — У меня к тебе просьба. Мне нужно попасть в развал.

Красный автомобиль ожидал у вокзала. Все прошло, как нельзя лучше. Я не успел повернуться, как смуглые самонадеянные иноземцы выскочили обратно из кустов, где был пролом в трущобы, как ужаленные, проскакали мимо меня, обгоняя друг друга, а за ними из кустов вылезла все та же потешная желтая продавщица, как чей-то потерявшийся котенок. В аптеке мелькнул тусклый огонек. Красная машина была брошена на произвол судьбы.

Мы заблудились. Солнце палило немилосердно. По горизонту струилось сиреневое марево. Я не понимал, куда делась дорога. Спутники Витамина из машины не выходили. Оба они, белесые, сдержанные, с твердыми взглядами за стеклами очков, молодой и старый, неотступно сопровождали злостного банкрота повсюду.

Ядро с Секрет тоже не покидали просторный салон, удобно устроившись сзади.

Ядро увязался, чтобы оградить Витамина от мрачных, насупленных сопровождающих, которые были его кредиторами и не обращали внимания на худенького паренька в потрепанной майке. На то, что мы заблудились, пытаясь объехать трущобы, обездоленному Ядру было наплевать.

Но опасения оказались напрасными. Машина вскоре выехала на ровную автостраду, уносящуюся вперед, как стрела. Странно было видеть такую прекрасную дорогу в совершенно безлюдной пустыне, поросшей вымирающими колючками.

На горизонте просматривались скалы, все время на одном месте.

Я не верил во всю эту затею. Никакого изъяна нет. Куклы истлели. Всех ждет разочарование.

Местность была по-прежнему пустынной, небо было блеклым, будто отутюженным бесконечными ветрами.

Вскоре мы подъехали к каким-то постройкам. Домики, похожие на игрушечные, были выстроены в ряд.

С краю на самом солнцепеке возле фанерной будки, сколоченной явно наспех, расселся старик, заросший щетиной.

«Самая лучшая в мире модель», — гласила правдивая надпись из большущих букв дугой.

Кредиторы раскрыли рты.

— А? — Старик дернулся, подняв лицо с мутными от сна глазами. — Кто здесь?

И дедушка Эффект с трудно сдерживаемой радостью поздоровался, долго тряся каждому руку обеими руками.

— Добро пожаловать, добро пожаловать…

У будки за полуоткрытыми ржавыми воротами в тенистую чащу уходила колея, густо поросшая непримятой травой. Диета и Пируэт колебались.

Они тормозили повсюду, делая припасы. Пируэт все переживал, что цивилизация за углом свернется.

Кредиторы сразу поняли, что к чему в этих аттракционах, и устремились на штурм казино.

— Мы в расчете, — с надрывом сказал Витамин. — Уф. Влип я было. Главное, я сам все и организовал. Свое падение. Так все вдруг надоело…

В грандиозных вывесках все разом зрелищно вспыхнуло. Искушение было сильным.

Кредиторы успели заработать кучу денег.

Они, упиваясь, бесстрашно ставили любые суммы, зная, что в любой момент, если проиграют, смогут безнаказанно посмеяться над крупье, натянуть ему цилиндр по самые уши, отнять деньги и начать незамысловатую игру вновь. Особенно забавляло это молодого, он заливался смехом, запрокидывая голову.

Никто не мог вступиться за кукол, а сами они совершенно не возмущались. Они лишь выполняли свою работу.

Ядра игра захватила не на шутку.

— Делайте ваши ставки, — сказал крупье.

Ядро сделал и выиграл. Он не ожидал этого и победоносно закрутил головой по сторонам. Из зрителей рядом находилась только Секрет, и она захлопала ему в ладоши.

Крупье снова предложил ставить. Ядро немного запоздал, но все прошло гладко, и он опять не подкачал. Секрет с интересом наблюдала. Ядро напрягся, но от него ничего не зависело, он продолжал дозволенно выигрывать.

Глаза у Секрет лихорадочно блестели.

— А ты почему не играешь?

— А зачем? Все равно ничего не выиграешь, — сказал я.

— Деньги фальшивые?

— Не фальшивые. Ненастоящие.

— Как интересно, — сказала Секрет. — А разве это не одно и то же?

— Фальшивые запрещены. А ненастоящие часть игры. В игре они как настоящие. Но в итоге все равно станут ненужными.

— А игру можно остановить?

— Конечно. Если проигрываешь, например.

— А ты попробуй.

Я нехотя метнул кости, вернее, обронил их, просто так, но крупье заметил. Среагировал. Я сразу проиграл.

— Делайте ваши ставки, — сказал крупье.

Одумавшись, я покачал головой.

— Неохота.

— Тогда платите. Платите, — с нажимом повторил крупье.

— Ты что, не понимаешь? — тихо, чтобы не привлекать внимания, сказал я ему. — Не собирался я играть.

— Вы должны заплатить, — вмешался старый кредитор, сразу став строгим, хотя только что этот сухарь развлекался, как расшалившийся школьник.

— Зачем тогда надо было начинать? — заявил и молодой. — Без желания.

— Случайно вышло. Что смотреть на это? Ведь это всего лишь игра.

— Вот именно. Во всем должен быть хотя бы формальный порядок, — заметил старый кредитор. — И в игре тоже.

Если бы не они, простак крупье, скорее всего, отстал бы.

— Эй, фантики, — окликнул их Ядро, не отвлекаясь от своей продуктивной игры. — Удача может вам изменить.

На улице совсем стемнело.

— Здесь больше оставаться нельзя, — сказал я.

Я уводил всех.

— Почему? — не хотела уступать Секрет.

Кукол стало намного больше. Они группами разгуливали вдоль увеселительных заведений. У входа в казино из аляповатых машин выходили люди. Непонятно было только, действительно ли они приехали на подобных колымагах или являются атрибутами аттракциона. Из окон высовывались любопытные лица, словно ждали, как мы поступим.

Старик со щетиной был здорово пьян. Какао хлестал, будь здоров, — устройство, видно, у него было такое. Он оглянулся, будто собираясь звать на помощь, задержать беглецов.

Мы быстро отъезжали.

— Почему мы не остались? — вдруг сказал Ядро. — Если одному не везет, то это еще ничего не значит. Так все было удачно для всех!

В зеркале заднего вида многочисленные дрожащие огни вдруг пропали. Совсем.

Ядро вздрогнул.

— Можете вернуться, — сказал я. — Присоединиться к кредиторам.

— Я поставил их на место, — закипятился Ядро. — Несмотря на то, что ты был не прав.

— Я не был прав? — возмутился я. — Я не обязан был продолжать вашу глупую игру.

— Надо всегда находить компромисс, — сказал Витамин. Но и он, без сомнений утаивший кости в кармане, не мог прийти в себя от зрелища сгинувшего аттракциона.

Больше мы между собой не разговаривали.

На окраине я вышел из машины и молча направился в темноту.

В аптеке замерцал обманчивый свет.

Ресторан предприимчивого Витамина на побережье пользовался неимоверным успехом. Вот что значит столичный подход.

Город был трамплином.

Побережье облепили фирмы, предоставляющие весь арсенал всяческих услуг непривычным к этому местным.

Сам либеральный мэр собрался на узаконенную им самим экскурсию в такой близкий и такой недоступный изъян.

Офисом составлялся список, в который попадут избранные, а их набиралось немало, так что уже заказали автобус.

В архиве я столкнулся с Паникой. Как все меняется. Незаметные одноклассники превратились в почтенных глав семейств, организованно избежали семейных неурядиц.

Никому абсолютно ничего не угрожает. Ничем не рискуя, можно играть по-крупному и в жизни. Все стали уважаемыми членами общества. Больше до них не достучаться никогда.

Все становятся прекрасными специалистами, приобретают нужные навыки без малейших на то усилий.

До этого они никому не были нужны, а теперь всем понадобились. Нарасхват идут.

Все обрастают особенностями, обзаводятся стилем жить, ходить, говорить, приобретают различные акценты.

Это модно. Если ты против, ничего страшного. Просто проигнорируют, и всё.

И всё. Ничего страшного.

У всех большие семьи, уютные дома — полные чаши. Пожалуйста. Их дети забудут нужду.

Да жизнь намного лучше своего замысла, при условии, что он есть, где-то присутствует, но не лезет никуда!

Выразить себя такая редкость.

Паника даже оглянулся, будто все его домочадцы могли вдруг оказаться за его спиной.

Вид у Офиса, разбирающего бумаги, был такой углубленный, что наше появление показалось в высшей степени неуместным.

Мы подались назад, в коридор.

— Этот Офис, по правде сказать, настоящий невежда. Мне эти справки во, как нужны. У меня семья. Ты знаешь… Ты припечатай мою бумажку — и порядок. Ты с Офисом на короткой ноге. Мне изъян во, как нужен.

Типичный обыватель, с содроганием подумал я. Не знал я его семью, с ним самим был едва знаком. Я беспомощно огляделся по сторонам, но у меня все равно потеплело на душе от его доверительного тона.

Из приемной показался Офис.

— Что, перерыв? — подмигнул ему Паника.

— А? — сказал Офис, как пьяный.

— Рановато, — сказал Паника.

Офис бросил на него сумасшедший взгляд и, пошатываясь, нетвердо добрел до перил.

— Когда он успел заправиться? — недоуменно сказал Паника. — Вообще-то работа у него нервная.

В приемной собралась толпа. Она гудела, как улей.

На месте Офиса восседала кукла и печатала. Выглядела она безукоризненно в брючном костюме. У нее был строгий непроницаемый взгляд из-за очков, четкие заученные движения.

Заметив оживление, секретарша обратила на толпу пустые глаза. Все ахнули, отшатнувшись от столичного нововведения.

Оставшись перед ней один, я протянул справку. Кукла поднесла ее к глазам, без лишних проволочек оформила ее. Губы зашевелились.

— Процедура упрощена. Писанина — упразднена.

Я самовольно взял справку, стараясь не коснуться ее ледяных пальцев, сделал шаг назад и наступил на ногу Панике, дышащему мне в затылок.

На улице он перевел дух.

— Чудеса!

Он увлек меня в погребок.

— Жаль Офиса, — заметил он. — Потерял работу. А знаешь, как он живет? Одна пустая комната. У него, кроме этой работы, ничего больше нет.

К нам присоединился Кошмар, с мрачным бегающим взглядом. Он сразу сунул свою физиономию в бокал, как лошадь морду в ясли, почти целиком, и стал глотать, пока доставал.

Лицо у него было все в складках.

— Офиса турнули? И хорошо, — сказал он. — Вампир. А я от него, карьериста, зависел.

— Теперь все справки наши, — рассудительно сказал Паника. — Это нужное дело. У меня семья.

— Офис сам кукла. Оттуда, — мотнул головой Кошмар. — Внедрился, зараза.

Я резонно напомнил, что насоливший всем писарь учился с нами в одной школе.

— Подменили. Там.

— Ничего там, кроме нечистот, нет, — возразил Паника. — Мусор сваливают.

— Из-за этих кукол все останутся без работы. Их уже в рекламе снимают.

— Нынешние артисты не умеют так талантливо фальшивить, — засмеялся Паника.

— Пусть роботы вкалывают, — заявил Кошмар. — Надоели — на свалку. Как Офиса, в утиль. Всех в изъян. Все ненужное — туда. А что? Если прозевали тело без духа, значит, имеется и схожий дух без тела. Запустили его, а он, бесплотный, там и поселился и поджидает всех, как паук. Получите даром, а оно и забродило, элементарно, на нашем провинциальном продукте, чистопробном. У нас же все без обмана.

Произвела кукла впечатление. Но к ней быстро привыкли.

На пороге дома меня отвлек телефонный звонок.

Мелодичный смех в трубке оборвался, и ясный голос сказал:

— Привет!

Замечательно. Меня решила оделить своим вниманием Топ.

— Ты где?

— О, я на приеме. Но это совсем не то, что ты думаешь.

— А я ничего и не думаю.

— Н-да? — Топ сбилась с темпа. — А я у Витамина, мэр устроил банкет в его ресторане. Мы собираемся в трущобы. Представляешь? — Она кокетливо, но мило рассмеялась. Я ожидал, что она, описав весь блеск банкета, пригласит и меня.

— Ну что ж, — сказала Топ, выговорившись. — Пока.

Я не знал, добивалась ли она этого специально, но настроение у меня сменилось. У Топ появилось свое окружение. Но она не воспринимала своих новых друзей. Характер у нее испортился, она легко раздражалась.

Фат тоже собрался в развал. В его кабинете стояло несколько роботов, похожих на манекены. Остепенившийся Фат продавал их, как пылесосы, с инструкцией, и все переживал за сходство. Торговал бы себе игрушками, как отец.

Но человек — самая лучшая игрушка, и Фат поменялся на этом поприще. Недавно отпущенные усы ему не шли. Смотрелись, как приклеенные. Будто оперился на лице.

Он сам здорово смахивал на свои модели.

Что и говорить, всем бы не мешало побольше первичного сходства — с самими собой.

Ресторан Витамина на выставке был пуст. Какие-то северяне с покрытыми рыжими волосами худыми ногами небрежно метали что-то в рот.

Витамин суетился возле Ядра, который демонстративно не замечал меня.

— За счет заведения? — уточнял Ядро.

— За счет заведения… — буркнул Витамин.

Он тут же напустился на официантку. Ядро лишь беззаботно ухмылялся. Он заведомо пользовался малодушием Витамина, который ни в чем не мог отказать старому приятелю.

А Ядро повадился в его роскошное заведение, сытно питаясь, безобидно твердя неизменное «мы же давние друзья», как-то виновато даже, будто из-за того, что такое обстоятельство невозможно скрыть.

Никому ранее не делавший скидки рачительный Витамин при этом только криво улыбался, словно у него болели все зубы сразу.

— С тобой хотят поговорить. — Он указал на туристов.

Невыносимый Ядро покачал головой.

— Пусть убираются.

— Что ты, что ты, — горячо зашептал Витамин. — Перспективные клиенты. Набиты монетами.

— Да. Я готов, — смягчился Ядро. — Куда?

— В развал. Ты же сам говорил…

— Конечно. Всех ко мне. Я всех проведу! — Лгун сделал загребающий взмах рукой.

— А-а, договорились?

— О чем?

— Ну, знаешь. Ты мне не доверяешь?

— Что ты. — Ядро смотрел в стол. — Как можно.

— Ты фрукт, — сказал Витамин.

— Пускай все убираются, — отреагировал Ядро. — Все. Пусть все убираются в изъян.

В сумерках мы с Лагуной вместе с мусором скатились в овраг. Лагуна фыркал, сдувая налипшие ему на лицо какие-то ленты.

Мусоровоз медленно удалялся, светя бортовыми огнями, переваливаясь по неровной дороге.

Луна только начинала свой путь по небу.

Город виднелся с изнанки, и очень скоро пропали огни, которых и так немного в этих кварталах, где совсем мало прохожих, и только Штамп вытирает из-за Азарта свои бесконечные бокалы.

— Думаешь, мы правильно идем? — подал голос Лагуна, доверяя в этом вопросе мне уже больше, чем себе, после того, как не смог вновь попасть в свой парк и вынужден был поселиться в аптеке, промышляя, резвясь, запасами туристов, которым он предварительно рекомендовал меня в качестве проводника, проломив в нужном месте аварийную стену.

Местность вокруг простиралась самая обычная, пустынная, но я знал, где надо сворачивать, пробираясь в кустарнике и оцарапываясь об искусственные ветки.

— Инфекции можешь не опасаться, — сказал я.

— Каков сервис, а? — отозвался Лагуна. — Лечебница.

Проступили очертания грузовиков на крутом склоне оврага.

Машины остались здесь, когда пытались вывезти кукол. Все исчезли. В двух шагах от города. Никто не знал, что случилось.

Грузовики почему-то свернули с дороги.

Мы спустились в долину. Позади хрустнула ветка. Мы замерли. Показалось…

Вот и мост через ручей. Вода тихо плескала о камни. Мы подходили к развалу. Луна поднялась высоко.

— Ты слышал? — вдруг спросил Лагуна.

Ничего, кроме плеска воды, не доносилось до слуха. Было далеко за полночь. В лесу раздавался крик совы. Лагуна время от времени принимался болтать.

— Тихо, — сказал я. — Заметишь что-нибудь, скажи.

— Никого здесь нет… — проворчал Лагуна.

Мы вошли в город, окруженный крепостной стеной. Улицы были пусты.

Салон встретил нас сыростью. Лунный свет ложился на крутые ступени, разливался в пустых залах.

Куклы были. Они покрылись слоем пыли, затянулись паутиной в углах, лежали на полу, в нишах.

— Они сохранились, — сказал я. — Вот они. Они все есть.

— Здорово, — сказал Лагуна. — А что им, в самом деле, будет? Они же искусственные. Не портятся, как консервы.

Из окон были видны глубокие тени, залегшие в кривых улочках. Меня не покидало ощущение, что кто-то следит за нами.

— Ерунда, — сказал Лагуна. — Нам здесь все знакомо.

И он пнул одну фигуру, но я успел подхватить ее.

— Ты же можешь повредить ее, — сказал я, поддерживая куклу, тяжелую, как человек.

Лагуна отвернулся.

— Ты видел? — схватил он меня за руку.

Тень скользнула в темноте. Мне это совсем не понравилось. Я знал о тех слухах, которые ходили об этих местах. О том, что в развале обитает.

Но здесь все кукольное. Хлам вот безошибочно всех оценивает. Но здесь, на экспозиции обольстительной мимикрии, его ждет разочарование.

Здесь всех ждет хорошо удобренное разочарование.

Кто-то крался в темноте. В проеме появились острые ушки, настороженные, чуткие. Мы слишком долго оставались незамеченными. Чудовище в шубке показалось в дальнем конце зала.

Продавщица втянула носом воздух. Блеснули подведенные глаза, и в пасти торчали ровные белоснежные зубы.

Этому зверю место в глухой местности. Я огляделся. Глуше места и не придумаешь.

Мы затаились среди кукол. Пушнина, как ни вглядывалась, не смогла отличить нас. Появилась она уже на улице, медленно бредя по гребню стены.

Ночь подходила к концу. Возле камина Лагуна высек длинную желтую искру на дрова. Рядом висел окорок.

— Как же мне здесь нравится! — с чувством сказал Лагуна.

— Окорок есть, — поддержал его я.

— Да! И окорок.

— Но что здесь надо другим?

— Хлам дом строит. Заработать хочет. Заработает! Он намерен здесь так проявить свое чутье, что больше ни одна дама не откажет ему во внимании. Титулованный отец Топ из этих мест, но он исчез. Она никого не имеет. Хлам для нее воплощенная хозяйственность.

— Не вижу взаимосвязи, — сказал я.

— А побуждения? Они схожи.

Чем-то первобытным повеяло на меня.

— Наш праздник всех найдет!

Шалун был сыт, весел, спокоен.

Днем салон выглядел совсем заброшенным.

Лагуна обхватил голову новосела, словно собираясь оторвать, и установил ее.

— Вот так лучше!

Я тоже стал поправлять кукол. При этом я невольно удивлялся — такие они были мягкие, как обычные люди.

Другая кукла в углу шевельнулась. Она пыталась встать, и не только она. Многие куклы зашевелились.

Они мотали головами, вставали, отталкиваясь руками от пола. Некоторые начинали приводить себя в порядок, другие сразу выходили с решительным видом. Мы с Лагуной оказались в самой их гуще. Но на нас никто не обращал внимания.

Улица была запружена народом. Это были горожане, спешащие на рынок.

— Мы завели модель, — возбужденно сказал Лагуна, обернувшись ко мне. — Представляешь? Мы снова вместе.

Модель заработала. Ее механизм сдвинулся, словно мельничное колесо завращалось.

Интересно, успели экскурсанты вернуться? Праздник всех застанет врасплох. Кроме моторного Лагуны.

Он затащил меня в погребок, и мы сразу попали в объятья смешливого Витамина, вовсю хозяйничавшего за прилавком в засаленной жилетке.

— Первые посетители! — заорал он.

— Вина! — громогласно потребовал Лагуна.

— И мне! — тявкнул какой-то малый, с утра еще не протрезвевший.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что с Лагуной лучше не связываться. Он с явным удовольствием, без малейшего усилия, как тюфяк, ухватил неустойчивого малого и метнул его в проход.

Уклоняясь от него, в кабак зашли две небритые личности, отнюдь не аристократы.

Какие неотложные дела их привели в город, нетрудно было догадаться. Один, с черной повязкой, бросил пару монет на прилавок.

Витамин не спеша нацедил вино, наслаждаясь самим процессом торговли.

Отбросы общества по очереди свободолюбиво обнялись с Лагуной, прихлопывая друг друга по спине.

— Мы с ярмарки. А ты где промышлял? — поинтересовался второй, с бородой.

— Я? Я был… на соседнем аукционе.

— О! Поживился там?

— А то!

— Хорошо бы глянуть на улов, — сказал кривой. — Хотя бы одним глазом. — И он засмеялся, и вслед за ним натужно захохотал бородач.

Я встал.

— Если захочешь найти меня, — сказал Лагуна, — приходи к заброшенной мельнице. Расположенный покуролесить, он не удерживал меня.

Я пошел по булыжной мостовой. Это была всё та же столица, с условием, что царят простые нравы, быт и вещи.

В общественном туалете устроился Офис. Во взгляде его читалось мрачное торжество. Нашелся, специалист. Кому он нужен, писарь. В наше время.

Всякая специализация может потерять свою значимость. Часто раздутую.

К городским воротам прислонился метод с ложкой.

— Что, уже не узнаешь меня? — весело спросил он. — Через меня все проходят. — Абсурд, слегка закатив глаза, поморгал. — Заходи, пропущу.

Я попятился от него. Метод недоуменно пожал плечами и уселся, уложив ноги на ложке, как на указателе.

Я отошел и обернулся. Абсурд тотчас эксцентрично приподнял шляпу.

Внизу, возле моста, я снова оглянулся. Абсурд, скучавший один, приветственно поднял руку и держал ее до тех пор, пока я не отвернулся. Это не метод, с тревогой подумал я. Таких методов не бывает.

Деревня виднелась за холмом. Места вокруг были буколически живописные. В небе повисли белоснежными шапками облака. Широкие лучи солнца веером пробивались сквозь них.

Склоны холмов были покрыты курчавой зеленью. В скалах несмолкаемо журчали невидимые ручьи.

В долине застыли валуны — здесь пейзаж выглядел величественным, как на картинах старых мастеров, воздух был желтоватым, густым, будто изнутри светился.

Рядом, поравнявшись со мной, заскрипели колеса. На повозке развалились двое деревенских парней.

Повозка везла сама. Один парень лишь придерживал вожжи, другой смотрел в сторону.

— Садись, — без лишних церемоний, как это принято у крестьян, предложил первый.

Я вспрыгнул на край повозки.

— Не помешал? — спросил я у второго. Тот старательно, как-то преувеличенно четко покачал головой из стороны в сторону, не показывая лица.

Первый затянул деревенскую песенку, под которую я и задремал.

— В гости? — Песня оборвалась. — Интересно, к кому?

Второй повернул круглое лицо с беспорочными голубыми глазами.

— А ко мне.

— Корка! — вырвалось у меня.

Ярмарка была в разгаре. Единственная улица была заставлена повозками.

Крестьяне танцевали, пели, обнимались, торговались, словом, веселились. Улица превратилась в место встреч. По случаю праздника все разоделись. Между взрослыми носились дети, свиньи, собаки, куры. Из погребов выкатывались бочки.

Зрители обступили помост, где происходило представление бродячего балагана. Актеры заламывали руки, прижимали сцепленные пальцы к груди.

В углу сцены появилась фигура в плаще, в маске Мифа. В другом углу показались фигуры разбойников. На одном была маска отпетого Лагуны.

Атакованные брокером поэты пробрались по сцене, прикрываясь локтями.

Крестьяне бешено зааплодировали и изготовились внимать дальше. Я заметил Топ, одетую в простое деревенское платье.

— Страшный банкет захватил город, обменял публику…

Маска Шедевра под занавес скорчила безобразную гримасу. Мифа играл Феномен.

Зрители щедро одаривали новыми рукоплесканиями исполнителей такой замечательной, трагической, истории. Топ среди них уже не было.

Бродячие артисты потянулись к бочке, где их радушно приветствовали.

— Лихо закручено, — сказал Корка про всю эту галиматью. — Да и уметь надо — на глазок стать другими! Знавал я их когда-то…

Столы были уставлены яствами. Вид у еды был отличный, превосходный.

Началась борьба. Один увалень одолел другого. Против победителя, к моему удивлению, вышел Корка. Глаза у него азартно блестели. В детстве Корка никогда не боролся, только жадно наблюдал за разными приемами. Он тут же, на моих глазах, провел один из них, и увалень был повержен.

Во время соревнований Топ стояла недалеко от меня, но потом скрылась за спинами.

Без Шедевра все вели себя свободно. Это ощущалось во всей атмосфере ярмарки.

Шедевр внушал всем ужас.

— Видал, как я их? — с превосходством сказал Корка. — А вы все думали, я слабак.

Столичные жители стали собираться домой.

Они запрягали своих лошадок непослушными руками, пересмеивались, подталкивая друг друга в бока, укладывали покупки и смотрели сквозь меня.

У Корки было целое хозяйство. Он уложил в очаг охапку дров. Огонь охватил их, и внутренний двор осветился.

На деревню опускался вечер. В глубоком небе появились первые звезды. Я оперся о плетень. Селение готовилось ко сну. В окошках появлялись тусклые огни.

По небу пролетела птица. В тишине вечера еще долго слышались ее тоскливые удаляющиеся крики.

В это время появилась Топ и села у очага, низко опустив голову. Корка стал рассказывать историю о недавно появившемся оползне. Будто бы это недавно снесенный особняк соседа.

Все домочадцы Корки при этом стали оглядываться. Топ смотрела на огонь.

Блестевшие в его неверном красноватом свете глаза, приоткрывшиеся губы делали ее лицо необыкновенно привлекательным, и простая одежда только подчеркивала ее красоту. Я тихо сказал ей:

— Выходи, когда стемнеет.

Глаза вспыхнули, но она тотчас опустила их. Губы шевельнулись.

— Да…

Корка стоял на пороге босой, в расстегнутой рубахе.

— Ты можешь простудиться, — сказал я.

— Терпеть не могу эту одежду. Когда меня разодевают, как куклу. Мне всегда хотелось с себя все сбросить.

Так он ни о чем и не спросил меня. Наверно, привык верховодить здесь, на чужбине.

Все улеглись. Лунный свет еле проникал сквозь закопченное окно. Переполошу весь этот курятник, подумал я, пробираясь в темноте.

— Ты куда? — спросил Корка.

— Ты не узнаешь меня?

Он усмехнулся.

— Я тебя прекрасно вижу.

Это как раз необязательно, подумал я, пытаясь избавиться от ощущения ловушки. Пожал ему руку в темноте и прикрыл дощатую дверь. Было тихо, только слышался запоздалый гуляка. Деревню окружал лес, из которого доносились пугающие шорохи.

Я встал у плетня. «Привет», — услышал я и обернулся. Топ слегка запыхалась.

— Ты нашел меня.

— Где ты живешь?

— У мельника.

Мы стояли, освещенные луной. Топ казалась незнакомой, но от этого еще привлекательней. Простое, мешковатое платье делало ее хрупкой, и я почувствовал, что должен защитить ее от неведомых опасностей. Пока их заметно не было, но они наверняка существовали. Не может не быть опасностей.

Мы держались за руки, как настоящие влюбленные. Луна двигалась по небу, и тени смещались.

Я поражался храбрости Топ. Вокруг чужая местность, и она, совершенно незащищенная, спокойно ходит ночью. Хотел бы я знать, что делается в ее хорошенькой головке.

Ей нравится изображать простую крестьянскую девушку.

— Иди, но как будто идешь не ко мне…

— Что?

— Да так.

— Не понимаю. Я что, пришла не к тебе? Или ты?

— Это стихи.

— А, стихи. Наверно, я их знаю. Я получила очень хорошее образование. В свое время моя бедная головка была набита множеством самых разных премудростей. Меня пичкали знаниями, навыками, хорошими манерами…

Давно минуло полночь.

— Я тебе нравлюсь?

— Да… А тебя никто не обижает?

— Что ты! — кротко удивилась Топ. — Нет, конечно. К твоему сведению, меня в жизни никто не обижал. А Шедевр даже заботился, учил всему. — Она запнулась, прикусив губу. — Мне пора. Завтра свадьба.

Обогнув плетень, она стала удаляться по тропинке вдоль огородов, быстро, будто скользя в темноте. Мне захотелось догнать ее, остановить. Конечно, скоро я ее увижу снова.

А может, ей тоже нужно было это. Необходимо было сбежать в ночь, почувствовать себя кому-то безгранично нужной.

Такие девушки, как Топ, постоянно заставляют думать о себе, им нужны знаки внимания.

Наутро глаза мельника наполнились минутными слезами.

— Свадьба увезла Топ на банкет. Бедная девушка! Мы все зависим от банкета.

Перед дорогой я зашёл в деревенскую аптеку. Единственным её посетителем был статный юноша в шляпе с пером. Твёрдое неподвижное, с крупным ртом, лицо ученого Гибрида выражало снисходительное ожидание.

— Можно?

— Разумеется, — приветливо отозвался юноша. — Давно не были в наших краях. Я ищу Топ.

Помедлив, я сказал:

— Она на свадьбе.

— Я найду её, — сказал юноша.

Я расслабленно откинулся на спинку стула, барабаня пальцами по столу и искоса изучая верного рыцаря Топ. Ловко я перевёл стрелки. Кукол надо использовать по назначению.

Теперь, подумал я с упоением, свадьбе несладко придётся. Гибрид был бесстрашный, сильный, неутомимый ученый.

К окошкам снаружи прилипли круглые, щекастые, полные любопытства детские физиономии. Гибрид встал во весь рост, и они исчезли.

— Я освобожу ферму, — заявил он с порога, рывком распахнув дверь.

С большим дымящимся блюдом в руках приблизился сын Мумии. Это был обед, которого дожидался Гибрид, а достался мне.

Ферма была недалеко. К вечеру я был у ее стен. Молния разорвала темноту, и сквозь ливень высветились мрачные очертания.

Тучи собирались ещё днём, и облако над головой то чернело, то светлело, будто игралось, потом вдруг бабахнуло, и посыпались крупные капли, туча явно была ненастоящая, будто брезентовая.

Весь промокший, я находился у фермы классических готических форм, наводящих на самые жуткие предположения относительно его тёмного прошлого. Единственным преимуществом сеанса превращения себя в мокрую курицу было то, что я мог приблизиться никем не замеченным. Кто рискнет высунуть нос в такую непогоду, когда тучи наваливаются одна на другую, ветер завывает дурным голосом, и протяжно шумят огромные деревья вокруг.

При этом я ждал, что очередная вспышка молнии высветит передо мной жуткую маску какого-нибудь метрдотеля, выползшего из своего логова в поисках жертвы.

Не получилось так, как я рассчитывал. Я хотел появиться тихим вечером, под видом туриста, когда вся элита ужинает на заднем дворе, выведать, что за торжество в этом гнезде негодяев под видом верных паразитов банкета.

С элитой это несложно. Она лишь поначалу подозрительна, пытаясь определить масть незнакомца, а потом охотно развешивает уши и распускает языки.

Наверно, я сам должен был пригласить Топ. Но она была так беззаботна, что сумела убедить меня в том, что такой красивой девушке никакая опасность нигде не угрожает.

Это мне все время кажется, что ее обижают, что всякий раз нужно немедленно бросаться на ее защиту — тоже по-первобытному, отстаивая свое.

Но разве красота, пусть слабая и беспомощная, это вещь?

Ведь только вещь может стать до такой степени чьей-то, что за нее все решается кем-то. Безраздельно.

Я продавил картонные ворота и вошел в амбар. Огромный зал был освещен еле-еле.

После трапезы все было разбросано — пировали с размахом.

Нравом свадьба отличалась необузданным.

Еще по дороге я наткнулся на разбитый фургон бродячих артистов, обломки которого были старательно втоптаны в грязь.

По крутым ступеням спускался Опыт, однообразно, одной ногой вперед.

— Ты кто? — деловито спросил он.

— Я? Жених. Заблудился.

— Был тут один жених. Со свадьбой не поладил. Теперь она, как угорелая, гоняется за ним по лесу, ловит.

— Значит, на ферме никого?

— Никого, никого.

Опыт удалялся, бренча ключами.

Сумасшедший фермер мог появиться в любую минуту, и можно было быть уверенным, что прогулка по парку в такую погоду не улучшит его настроения, а дверь оказалась запертой.

Но можно было пройти по карнизу.

Молния осветила меня, прилипшего к стене, она засверкала прямо в зените, над головой, многократно, будто содрогающаяся, и я увидел в следующем окне Секрет. Она всплеснула руками и распахнула створки.

— Это поступок, да? — защебетала она. — Я так и знала!

— Что ты знала? — Я освобождался от облепивших меня листьев.

— Что ты будешь куда-то стремиться… — Она округлила глаза. — Ой, маменька! Ты ищешь Топ! Класс. А она в подземелье заперлась.

— Послушай, Секрет, — доверительно сказал я.

— Да? — Она поправила темную прядь волос.

— Как ты здесь оказалась?

— Как? — Она заморгала. — Очень просто. Вместе со всеми. Было настоящее столпотворение. — Выпалив это, она опустила голову, чувствуя мое неодобрение.

— А кто еще отправился в трущобы?

— Кто? Ты спрашиваешь, кто? Да все. Не представляю даже, кто остался. Правда, больше я никого не встречала. Где они?

— Ты меня спрашиваешь?

— А что? Я сразу заблудилась. Потом такой противный субъект спросил, кто я. Я так поняла, он интересуется, что я умею. А я шью… немного. Ядру гардероб обновлю заодно. — Только сейчас я заметил, что комната занята разными костюмами.

— Что за… гусеница без глазомера здесь всех так обработала?

Я предпочел умолчать про Нектар.

Буря под утро стихла. Небо прочистилось. Тучи уходили за горизонт. Засверкали звезды, и засияла луна.

У входа в подвал Хлам, готовый нырнуть головогрудью вниз, обернулся с перевязанной головой.

— А, это ты…

Он стал возиться в подвале с мешками, запуская в них руку.

Устав, он уселся тут же, на один из кулей, не боясь испачкаться. Все его комичное существо выражало глубочайшее удовлетворение.

Он распоряжался хозяйством, проявляя при этом сообразительность и находчивость.

— У нас сегодня гости. Ваша чернь из города. Ты с подарком? Жаль…

Как он определил, кем я назвался? Только глянул разок.

Он вдруг насупился. Не доверял он всем нам. Постоянно мы над ним, толстокожим, смеялись. Он был очень удобным объектом для иронии. Здесь он был в цене. А для кого он старается? Для себя? Нет. Всем он может доказать, чего стоит на самом деле, кроме нас. И, что обидно, сколько он ни вкладывает усилий, все мимо, нас, конкретно нас пробить невозможно.

Хлам свёл вместе мохнатые брови и в очередной раз поправил повязку.

— Хотел пригласить Топ. Не мог смотреть, как она страдает без свадьбы. А она уронила на меня кувшин и убежала. Обозналась. Приняла за чучело. Их здесь немало. А жизнь настоящая.

— А фермер?

— Не мед, — попенял Хлам. — Но тоже ненастоящий. А всё, что я делаю, настоящее. Все точно исполняют, что я им говорю, не то, что у нас. Смотри, какова тяга. — Он оттащил работника, взявшегося за мешок.

Работник, будто движимый невидимой пружиной, возобновлял свой путь.

Вечером послышались звуки рога. Я успел вздремнуть на мешках.

— Выметайся, — сказал Хлам. — Свадьба вернулась.

Жених поправил повязку, униженно втянул голову в плечи — раньше за ним такого не водилось — и затрусил в своё хозяйство.

В амбаре показался манекен.

Во дворе раздался топот свадьбы. Процессия, смешавшись, встала.

— Это кто? — поинтересовался Кредо в маске фермера, слегка асимметричной после стычки с Гибридом.

— Жених, — услужливо подсказал Опыт.

— О!

Брови у маски взлетели вверх.

— Как? Ещё один? Схватить его! — И Кредо выбросил руку в перчатке вперёд.

Меня вдруг охватил азарт, как в детстве.

Свадьба стала меня ловить, но от кукол легко было увернуться, а то и просто оттолкнуть.

Фермер с предельным возмущением смотрел за нашей беготней.

— Эй, вы, сморчки! — послышался не менее зычный голос. На гребне стены, широко расставив ноги, красовался Гибрид.

— За стол и его! — приказал Кредо.

— Не смей! — раздался голос Топ. Она встала рядом со мной.

Маска исказилась.

— Отправляйся к жениху, — сказал Кредо как можно строже, но неуверенно.

— Куда, в подвал? — спросила Топ.

Из-за угла ковылял Абсурд с лопатой на плече. С другой стороны пробирался Корка в позе борца.

— Ты могла уйти. А я обещал Хламу, что свадьба состоится. Мне без него не обойтись.

Корка бросился на меня, и мы вкатились в пустой автобус.

Мы с Топ и Кредо выехали из оврага.

— Я держался, сколько мог.

— Какие вы молодцы! — сказала Топ. Она обняла меня. — Ты и Гибрид.

— Ты забыла своего поклонника.

— Хлам!

Автобус стал. Мотор заглох. Ворота были близко. Быстро темнело.

Топ захотела пить. Я спустился к ручью, образованному новым рельефом местности.

Недоверчивое вещество, у, какое сердитое! Не получилось по-твоему, прильнула Топ, живая душа, ко мне.

И чего тебе надо от меня, от всех нас, живых людей? Мы — это не ты, хоть ты в нас и двигаешься, неизменно.

Так кто же кем управляет — ты, масса, или тобой нечто легкое, как дыхание. Чего же тебе так плохо?

Почему тебе, миру, так плохо без меня? Что тебе в моей душе? В моем настроении.

Тебя не тронь, а обо мне позаботиться — всегда, пожалуйста.

Когда я поднялся, автобуса не было. Караул у ворот отсутствовал.

Я пришел домой. Темно и тревожно было в саду. Окно в комнату было открыто. За столом кто-то сидел в свадебном костюме. Мне стало не по себе.

За столом находился я сам. Я не знал, как мне быть. Может, мне стоит удалиться? Раз я уже дома. Но в это время голос матери за дверью спросил:

— Ты еще не спишь?

Жених молчал, и я сказал:

— Нет еще.

— А что у тебя с голосом? Какой-то неестественный. Ты что, охрип?

— Нет, ничего.

— Можно к тебе?

— Я сейчас сам выйду.

Мать сидела в гостиной в кресле. В руках у нее лежал закрытый журнал. Меня она не замечала. Все в доме было, как обычно. Вся мебель, будто ее никто не уносил.

Хорошо, подумал я. Что плохого, что в доме мать. Ничего. Она исчезла, я это знаю. Но вот она сидит, правда, не замечает меня.

Ничего. Заметит еще. Пусть пока просто сидит, как обычно, как раньше.

Зазвонил телефон, стоящий на своем прежнем месте, и я сам вышел из своей комнаты, выслушал поздравления, ответил, разбуженная звонком, появилась Ореол в пижаме, заспанная, мимоходом, по пути в ванную, коснулась меня рукой, и я был заворожен всем этим представлением.

— Да! — сказала мать. — К тебе приходил Лагуна.

— И что… ты сказала ему?

— Я сказала ему, что ты выйдешь после свадьбы.

Я подумал, что мать должна была позвать Лагуну на банкет. Правда, она не всегда это делала. Могла и забыть.

Я перелез через забор и забрался в комнату Корки. По приставленной лестнице. Вспыхнул свет ночника, к которому тянулась рука девушки, спящей на тахте Корки. Любопытство у неё победило первоначальный испуг, и она уселась, завернувшись в простыню.

Да, Дар скорее удивилась появлению незнакомого парня у нее, гостьи Корки, видимо, находясь в некотором ожидании, что ее заметят, не могут не заметить, невозможно не обратить внимание на ее яркие, сочные губы, на удлиненные серые глаза с прищуром.

Я развернулся к окну, и она разочарованно потушила свет.

Городок будто спал. В нем никого не осталось. Совсем мало было огней.

Пустовали целые кварталы, не работали кафе, гасли вывески новоявленных фирм.

Кабак на холме был освещен, как взлетная площадка. Он привлекал внимание.

Я ожидал встретить веселящуюся толпу, но изнутри не доносилось ни звука. Я поднялся по скрипящей лестнице.

Сначала я увидел знакомую коротко стриженую голову, потом нестандартное туловище и, наконец, всего Шедевра, сидящего за столиком, как за блюдцем, в полном одиночестве, неподвижно, как монумент.

— Я выбрался.

— Ты очень сильный.

— Я? — Шедевр усмехнулся. — Я стал сильным, когда почувствовал себя слабым. Не как все. Отделился от всех. А я надеялся встретить вас тут, — неожиданно закончил он.

— Все ушли в трущобы.

— Вот как? Всем захотелось найти шоу…

— Все решили, что с куклами можно стать другими.

— С куклами самому можно стать куклой, — назидательно сказал Шедевр. Он как будто приуменьшился. — Но если искусно исполнить все внешние признаки, то не все ли равно? Сначала моя машина продолжила — изобразила — движение без топлива: мне очень хотелось дотянуть домой. Часы без механизма стали показывать время, работал неисправный телевизор, вода кипела, но горячей при этом не была. Оказалось возможным скопировать любое явление и как механизм. Содержимое стало текучим, удобным. Моделирование всех привлекает более всего. Это удобно. Всем нужна модель удобного мира. Вещество в большом городе, не терпящего дефектов, стало следовать одной лишь видимости, Что я наделал, с ужасом подумал я. Куклы стали возникать в гуще людей, беспомощные, никому не нужные в рациональном мире, и я решил спрятать их. В самом глухом месте. В изъяне их никто не должен был больше беспокоить…

Я присмотрелся к Шедевру. Совсем он не был похож на идола. Обычный молодой человек, худощавый, в добротном сером костюме. Круглые очки, которых раньше не было, придавали ему сугубо интеллигентный вид.

Преуспевающий ученый, может, предприниматель. Спокойный, расслабленный, он подливал себе что-то некрепкое. Прошлое его вроде и не интересовало, да и настоящее, похоже, тоже.

Он ни о чём не спрашивал. Не задал ни одного вопроса и уехал в ночь на открытом автомобиле, таком же огромном, как и он сам.

Нас многое связывало. Хорошо, что он объявился, подумал я. А ведь он хотел увидеть всех нас прежних. Потому и молчал.

В эту пору городок показался ещё более безлюдным.

Один Кредо не спал. Он по-прежнему молодо суетился на кухне, в переднике. Он приложил палец ко рту.

— Топ спит. Она очень устала.

— Да?

И я опустился на стул.

— Представляешь, я сам вел целый автобус. Эх, видела бы меня моя семья.

Из комнаты показалась Топ.

— Тебя так долго не было. Я так испугалась. Кредо отправился искать меня в трущобы. Мы встретились на ферме. Кредо попросил вина. Я спустилась в подвал. Хлам меня сопровождал. С кувшином. А там Гибрид. Этим кувшином и дал ветреному Хламу по лбу. Кто так делает? Кредо пытался это Гибриду объяснить, целый день бегая за ученым по лесу.

Я огляделся.

— Кредо, откуда у тебя эта мебель?

— А-а? Ты заметил?

— Конечно. Это же моя мебель.

— Я привёз её со свалки, — с некоторой обидой сказал Кредо. — Караул помог. Как твоя?

Топ кусала губы, чтобы не рассмеяться.

— Да нет, знаешь ли. Похожа.

— А то я решил начать новую жизнь. Стать стопроцентно прежним. Когда расставил весь этот гарнитур. Я сразу вспомнил, каким я был раньше. И мебель у меня была не хуже этой. Точно, не твоя?

— Показалось.

— Здесь был мэр, — торжественно сказал Кредо. — Он пришёл посоветоваться со мной. Ему нужен надёжный человек. Свой. Коренной. Я ему рекомендовал тебя.

Топ сияющими глазами посмотрела на меня.

— Теперь я буду спокойна за тебя в столице.

— В столице?

— Я приезжала на каникулы. Отлично отдохнула. Страху нагнала! А ты наконец-то будешь при деле. Как все. Я так рада!

С Ореол пришлось объясняться. Она ничего не понимала. Она долго стояла на вокзале.

С выставки вышла очень задумчивая. Кривляка превратилась в тихую, приветливую девушку.

Мать в столице нашла очень подходящую партию. Очень выгодную. Сестра приехала посоветоваться со мной насчет и своего предстоящего замужества. В столице у нее был жених. Коммерсант. Торговец недвижимостью. Старше ее. Я сказал, чтобы они приезжали вместе, сходим на рыбалку. Сестра согласилась. Но до самого отъезда у нее проскальзывало недоумение при виде пустых комнат.

Мэр не спешил встречаться со мной. Он вообще нигде не показывался.

Ядро, прошатавшись по злачным местам, не успел попасть в развал и был страшно раздосадован.

Постепенно горожане возвращались из трущоб, недовольные, многие заблудились, никаких кукол не видели. Но у некоторых был ошеломленный вид.

Караул пропал. Поиски ничего не дали.

Вечером я окинул взглядом глухую, пустынную местность. Как будто ничего и не было там.

Луна скользила в облаках.

Дверь в лавку антиквара едва держалась на ржавых петлях. И это рядом с нашим отелем. Из люка в тротуаре показалась рука с гаечным ключом, затем по пояс высунулся в грязном комбинезоне Ядро.

— Не отлынивай, — строго сказал он ожидавшему с инструментами напарнику Панике. — Я отдуваться за вас, бездельников, не намерен.

Работу проверял Корка. Его было не узнать — важный, надутый, как индюк. Он запугал всех своих рабочих.

— Шабаш, — сказал Ядро, отирая руки ветошью, услужливо поданной ему Кошмаром.

Паника с облегчением вздохнул и с благодарностью глянул на меня, чьё появление он связал с окончанием не на шутку затянувшегося рабочего дня.

Все впряглись в каждодневную трудовую деятельность, тянули лямку в разных сферах.

За деревенскими лежебоками закрепилась слава мыслителей, за городскими лодырями — пахарей.

Лагуна запыхался, запасаясь. Вагончик тронулся к трущобам, где располагался новый музей.

— Вы находитесь в ангаре, который можно смело называть музеем под открытым небом. Все, как в природе. Здорово, да? Стихийного бедствия не обещаем, но метеоритик-другой проскочит, не пугайтесь яркости, и комет зависнет парочка…

— Какой похожий огонь, — сказал Корка.

— Ага, заметили? Такое вот аномальное явление. Остался здесь, мы его лишь декоративно обрамили. Огонь горит без топлива только на моей памяти… — Тут гид Азарт задумался, припоминая.

— Люкс, — сказал Корка, наводя объектив.

— Ну-ка, — Лагуна встал рядом с костром, — отобрази меня.

— Не стоит, — снисходительно сказал Азарт. — Фотографии получаются неточными.

— Расплывчатыми?

— Просто могут не соответствовать. Так, во всяком случае, покажется. Здесь многие явления проявляют себя достоверно в связи с изъяном. Притягательное, не скрою, место. Все показное здесь удается, как нельзя лучше. Но все — дутые величины. И с аппаратами здесь надо осторожнее. Их свойства, в жизни ни к чему не обязывающие, здесь как бы фокусируются. Дети, отойдите от костра.

Но было поздно. Костер стал уменьшаться в размерах, будто сокращался. Огонь, казавшийся бессмертным, угас.

Мы направились к Хламу. Он чувствовал себя виноватым и всех нас звал к себе.

Он строил дом, а в минуты отдыха чаевничал на недостроенном верхнем этаже.

— Вот ты все хочешь, чтобы все было начистоту, — обратился он ко мне. — А может, все же можно что-то скрывать? Хоть что-то. Мысли свои. А? Согласен, они у меня не самые лучшие. Но мои. Вот вы меня недолюбливаете. Конечно, у меня все есть. Но я много работаю. Когда ты работаешь, возникает обида на всех, требование не только материального поощрения, но и морального одобрения, чего совершенно не наблюдается. Может, все дурное в прошлом, — с обидой сказал Хлам. — Много вы знаете, единомышленники. Вы ничего обо мне не знаете. Я не показываю своих чувств, сам тружусь. А у меня, если хотите знать, хорошего бывает побольше вашего, вот так! Вы же все живете на этом, как его… эвристическом подходе. А я все обосновываю, считаю.

— Сходится? — спросил Витамин.

— Не всегда.

— А ты прикидывай.

— Это как?

— Чутье у тебя же есть?

— Нюх-то? Еще бы. Каждому бы такой.

— Ну вот.

— Но ненадежное оно, — сказал Хлам. — Все легких путей ищете. Прошлым пробавляетесь.

— Не бери в голову, — сказал Витамин. — Не так уж это и важно.

— Прошлое имеет значение, — веско произнес Хлам. — Ого-го! История! — Он значительно поднял толстый палец. — Связь времен. Как безделица в лавке антиквара. Обычный мусор. С помойки нанес старьевщик Престиж. Но слой за слоем, знание за знанием, отпечаток за отпечатком — и вот тебе ценность! На пустой связи…

— Связь? — вскинул голову Ядро.

— Вот Ядро, — сказал Хлам, посверкивая глазками из-за кустистых бровей. — Все знают, как спортивен он был. А на самом-то деле, теперь, — продолжил он тоном пониже, — может, любой с ним справится.

— Да, да, — грустно подхватил Ядро. — Что? — встрепенулся он.

— Прошлое, — заключил Хлам. — Вот оно где у меня! — И он с трудом постукал себя по мясистому загривку. — Я бы без него дел понаделал… Если бы не знать, кто есть кто.

Раньше, подумал я, это, наоборот, ему помогало.

Никто не помнил про модель. Или старательно делали вид, что ничего не было. Все собирались вместе, и друзья, и бывшие враги.

А недавно приезжала погостить сестра с мужем. Я полагал, что они останутся насовсем.

Ореол тянулась домой, но Вариант критически отнесся к провинции. Недвижимость здесь, по его мнению, оставляла желать лучшего.

Даже отель им не был оценен по достоинству, и к рыбалке он оказался совершенно не приспособлен, а одна рыбина покрупнее его попросту напугала.

Бывает и так, подумал я. Не то, чтобы в большом городе живая природа была совсем в диковинку. Варианта удивило то, что рыба, блестящая, обтекаемая, была, как часть воды, из которой ее вытащили. Олицетворяла оригинал.

Ночью меня ожидала встреча в старом музее.

Феномен показался в дверях.

Я отдернул небольшую ширму. Но, перед тем как сгрести и переправить в сумку монеты, броши и разную кухонную мелочь, Феномен в восхищении пошевелил бровями.

— Вот тебе и антиквариат.

— Руку не задерживай, — сказал я.

— Как это происходит? — спросил Феномен, отдергивая руку от наклоненного стенда.

— Не знаю.

— А еще можно принести? Я так взял, наугад, что попало из буфета. Приобрету в магазине новое.

— Сколько угодно.

— А что может статься с рукой? Состарится?

— Не состарится. Но покажется.

Феномен покрутил головой, уперев руки в колени, приоткрыв пухлый рот.

— Ты из столицы?

— Да. На попутке добрался. С трассы пешком.

— Через трущобы?

— Ага. Все по сторонам озирался. Никто не помнит про модели.

— Никто, — подтвердил я.

— Может, все скрывают?

— Было бы заметно. — Сказав это, я подумал, что последнее, конечно, еще неизвестно.

Феномен был не один, с товарищем, до сих пор торчащим в других залах.

— Это Сорняк, — сказал Феномен. — Он из нашего театра.

Это прозвучало как-то двусмысленно. Сорняк важно засунул оттопыренные большие пальцы за жилетку.

— Музей, понятно. Даже сигнализации нет.

— А зачем? — сказал я. — Тут и днем-то никто не бывает. — Меня Сорняк не узнавал, я пока и не стал настаивать на этом. — Старый музей. Совсем старый. Про него все и забыли.

— Ну, Феномен мне кое-что поведал, — со значением сказал Сорняк.

Феномен смущенно кашлянул.

— Лишнего не наболтал, — сказал он.

— А что лишнего болтать? Все и так понятно. Проще простого. Обычные экспонаты. Ничего, добротные.

Спасибо, оценил, подумал я. Своё. Сорняк был личностью известной. Высшей добродетелью он полагал практические навыки. Их у него было не сосчитать.

Управлял всеми видами транспорта, самолетом, даже подводной лодкой. И космическим кораблем. Владел всеми видами оружия, с детства.

Крепкий он был. И цепкий.

Он перекатился с пятки на носок, вытянув шею, с места пытаясь заглянуть в соседние залы. Он был не первый, кому казалось, что залы бесконечно переходят один в другой.

На самом деле музей был небольшой. Против ожидания, Сорняк прогулкой оказался доволен. Правда, недоумевал, отчего Феномен отверг его предложение воспользоваться ходулями от шоссе.

Я считал, что Сорняк в театре трудится декоратором, но оказалось, что он обычный актер, и даже не на ведущих ролях, при его-то амбициях. Навыков, навыков у него хоть отбавляй.

Он осмотрел стенд. Скепсис на его лице с кривоватым носом был разбавлен неподдельным вниманием.

Он рассматривал подвергнутую кратковременному воздействию стенда пуговицу через складную лупу и поддался обману.

— Это уже не та пуговица, — глубокомысленно изрек он.

Он несколько раз отодвигал руку с пуговицей, выворачивая голову, словно пытаясь заглянуть между истинным и накладным изображением, похожим на позумент, но безрезультатно.

Он тяжело, но небезнадежно вздохнул. Сдаваться он не собирался. Он вышел из состояния задумчивости. Лоб его разгладился от ожидания близких перспектив.

Я покинул маленький музей последним.

Теперь я шел на встречу с Витамином, забросившим все дела на свете. Я наблюдал за ним недавно в кафе на центральной площади с куклой за стойкой.

— В головах у людей такой мусор, — говорил он ей. — Действительность никто правильно не воспринимает. И главное — доказать никому ничего нельзя. Люди! — горько сказал Витамин внимающей кукле. — Я знаю людей. Я сам человек. Вот так… чтобы ты знал. Вот, — ткнул Витамин бокалом в светящиеся окошки, — вот в каждом из них скрывается мерзкий индивидуум. Он всех ненавидит в глубине души. А так скрывает.

— Откуда ты знаешь? — не выдержав, присоединился я к беседе.

— Знаю. — Витамин даже не удивился мне. — Я в процессе торговли их насквозь вижу. Я через своих подруг все знаю. Столько в их избранниках мании величия, никаким диктаторам и не снилось. А в толпе они становятся, как все. Каждый человек по отдельности страшен.

— Хорошего же ты мнения об окружающих, — сказал я.

— Хорошего! Отвратительного. Чтоб их… — Витамин был слегка не в настроении.

На нас никто не обращал внимания. Друзья разговаривают. Витамин был хороший друг. Вполне. На него всегда можно было положиться.

Витамин собирался пообщаться со своим деревенским родственником.

Никто не помнил про модель. Витамин, Лагуна. Все вели себя так, будто ничего не произошло. И никакой модели не было.

А она была.

Первому об этом я сообщил Витамину.

— Что, что? Миф? Кукла такая? Замечательно. Полный бред. Больше никому об этом не рассказывал? Не вздумай.

— А что? — сказал я. — По-моему, все это было.

Никто не знал, что я тоже недавно вернулся из столицы, куда ездил навестить Шедевра, что вылилось в долгий неловкий разговор.

Я уговаривал Шедевра снова запустить модель.

Сначала гигант тоже делал вид, что не понимает, о чем речь, потом стал с упорством отнекиваться, то мрачнея, склоняя крупную голову, то сбегая в другую комнату. «Нет, нет и нет! — восклицал он в сердцах. — Это невозможно. Больше ничего искусственного. Такого рода».

В общем, отказался наотрез.

Возвращаясь домой, я отошел с едой в кафе к ближайшему столику и нос к носу столкнулся с Тугодумом.

Знатью-то он здесь наверняка не был, в городской толчее.

Сначала Тугодум лишь искоса поглядывал в мою сторону, затем глубоко, как-то тяжело вздохнул и разоблаченно протянул мне руку через столик.

Некоторое время он молчал, однообразно жуя, и, наконец, вымолвил:

— Неважная еда.

— Да? — Я удивленно поднял брови, кусая вполне сносный бутерброд.

— Что ты! — Тугодум закатил глаза. — Одно мучение. Веришь, кусок в горло не идёт.

Мне невольно вспомнился аскет в изъяне. Никакого сравнения.

У Тугодума тоже промелькнуло в глазах нечто подобное, воспоминание-сожаление, после чего он взглянул на еду в своей тарелке с особым отвращением.

А он еще собирался за следующей порцией!

Я не мог отвязаться от него. В сумерках обжора следовал за мной в некотором отдалении.

Когда я заметил это, он стал останавливаться и так стоял в неподвижности, ожидая, пока я пойду дальше, и как-то сразу становилось понятно, что это кукла. Она хотела попасть вместе со мной туда, где ей было так хорошо.

На работу или домой аскет уже не спешил, где он там у него был, а, наверно, у него и семья имелась, подумал я.

Наконец Тугодум осознал, что никому не нужен и, низко опустив лобастую голову, подался вспять.

Вот и хорошо, с облегчением подумал я. Насобираю еще здесь их. Кто знает, сколько их здесь. Мегаполис.

Пускай вон топают к Шедевру. Прилипают к нему, как гвозди к магниту. Его идея. Я подумал об этом без осуждения. Но и себя не мог упрекнуть. Похоже, на настоящий момент я являюсь единственным патриотом модели.

В салоне автобуса впереди меня сидели две девушки. Одна подняла очки на лоб. Какая, подумал я.

Дочь нового мэра была поразительно похожа на Топ. А ее подруга — Дар, и она, кажется, меня признала.

Топ тоже может притворяться. И особого труда для этого не требуется. Достаточно просто сохранять невозмутимый вид, который так идет красавицам.

— Топ, — тихо сказал я.

Девушка, замерев, немного повернула голову. Потом на ее лице отразилось недоумение. Она слегка пожала плечами.

По ночам я часто просыпался оттого, что где-то далеко слышался гром. Иногда раскаты грома раздавались особенно сильно, и однажды я не выдержал и открыл окно.

Ровно и мощно дул ветер, и деревья и кусты, темные и загадочные, волновались.

Далекий гром медлительно раскатился по всему горизонту.

Спать мне уже не xотелось. Я дошел до калитки. На темной улице тускло горела маленькая лампочка под ржавым абажуром.

Абажур качался и постукивал. Свет от лампочки едва достигал земли, и от ветра он то слабел, то загорался ярко.

Здание, к которому я пришел, напоминало крепость. Оно серело в темноте. С оврага на крепость наползал туман. Камень был мокрый.

Я начал подниматься в зал, и тут стали заходить другие опоздавшие, они заходили совершенно спокойно, шли в полный рост, переговариваясь, и оттеснили меня в середину.

Лектор примолк. Все вокруг очень старательно писали. Старичок молчал, и все вокруг писали. Сосед с шелестом перевернул страницу. В углу приятно забренчал колокольчик.

После перерыва, когда все сели, как попало, и стали тут же писать каждый не в своей тетради, лектор снова стал говорить.

— В этом мире все разорвано. И нет никакой связи. И все можно поменять местами. Как изменить этот мир, не исказив его?

Я увидел, что в дверь вошла девушка и пошла по проходу. Она была в платье, свободно облегавшем ее легкую фигуру.

Все вокруг писали, а лектор за стойкой что-то бубнил и поднимал палец вверх, и никто ничего не замечал.

Незнакомка в мою сторону не смотрела.

Время шло. Лекция тянулась бесконечно долго, и я и хотел, чтобы она никогда не кончалась, но временами меня брало страстное нетерпение, чтобы поскорее зазвенел колокольчик.

Девушка ничего не писала, сложив руки на коленях, и выражение ее глаз трудно было определить. Наши взгляды встретились.

Девушка сидела там же и, со своим лёгким прищуром, будто силясь узнать малознакомое лицо, смотрела на меня.

Я не мог разгадать выражения её глаз. Незнакомка не шевелилась, сидела ровно, и только в последний момент её напряжённую задумчивость выдал жест, долгий, рассеянный, которым она поправила волосы.

Я чувствовал, что скоро будет конец. Забрякал колокольчик, все разом встали и пошли к выходу.

Я старался не упускать из виду девушку.

Вначале она была рядом, так, что я мог коснуться её рукой. Потом меня немного оттеснили, хотя я по-прежнему хорошо видел её светлое платье.

Изо всех рядов выбирались и вливались в общий поток люди. Их было так много, что скоро я видел перед собой одни только серые спины, и белое платье совсем затерялось среди них. Я яростно расталкивал их, усердно, но безуспешно, потому что спины наваливались, обступали, и я только успел заметить, что девушка уже вышла, окружённая такими же серыми спинами, что и я.

Потеряв её из вида, я почувствовал страшное опустошение. Это было как после праздника, когда он окончился, и ты ничего не можешь поделать, и только знаешь, что всё кончилось.

Это я хорошо чувствовал, что всё кончилось.

За дверью все странным образом рассеивались, и незнакомки нигде не было видно.

Я скатился вниз по ступенькам, выглянул наружу — никого. Я бегал по всему театру, осматривая комнаты.

Вокруг было тихо и пусто.

На площади стояла повозка. Лошадь прядала ушами. Банкир хмуро поглядывал по сторонам, отирая пот со лба. Как его занесло сюда? Чувствовал он себя дискомфортно. Никто не обращал на него внимания.

В столице мимо него никто не пройдет. Мимо его зоркого глаза. А если кто-то покажется на горизонте, он весь изведется.

Мысль о том, что он не выяснит, кто это, для него непереносима, но, определив объект, он сразу успокаивался.

— Родственник, — удрученно бормотал банкир. — Никогда не примет меня, как положено. Считается, если я из столицы, то ко мне можно относиться с пренебрежением.

Он стал примериваться к дешевым лавкам, столичной отраде, и подоспевший Витамин первым делом без сожаления напустился на него.

— Так ты ко мне приехал или еще для чего-то? А, Кузен?

— Думал, ты не придешь, — выдохнул крестьянин.

— Ничего, — буркнул Витамин. — Не заблудился бы.

— Конечно, — с готовностью сказал Кузен. Не с руки ему было ссориться со спесивым городским родственником.

Все ждут поддержки со стороны.

Мы зашли в подвал, где воротила великодушно позволил угостить себя.

Улыбчивый Паника и циник Кошмар почтительно приветствовали жоха.

Они знали, что такие, как Витамин, всегда берут свое, не задаваясь при этом.

— Неважно выглядишь, — посочувствовал Кузен.

Полинялый Витамин покосился на отражение в стекле. Да, видик. Но ничего.

Ради торговли он готов на жертвы. Товарная атрибутика — это не просто слова.

Это оптимальная оправа. Искать ее надо в изъяне, а Кузен из соседней деревни.

Витамин поинтересовался здоровьем родственников. Для начала.

Кузен, хлебнув из бокала, стал рассказывать.

В мегаполисе все родственники. Один небоскреб повадился обрушиваться в пропасть по ночам.

Обычные столичные байки, но домоседы подвинулись поближе, готовые слушать.

Им эти сильнодействующие истории были в диковинку. Неиссякаемая вера элиты в сказки невольно заразила и их.

— М-м? — полюбопытствовал и Витамин, правда, совсем по другой причине. — Покажешь место?

— Что ты, что ты! — по-бабьи замахал руками Кузен. — Как можно!

— Отчего нельзя? — невинно сказал Витамин.

— Ну, хорошо, — согласился Кузен.

— Мы еще нужны обществу. — сказал Паника.

— Мне ваше сбродное общество не указ, — обронил Витамин. Восприимчивый материалист был мрачен.

Я подумал, что все в жизни разлетаются в разные стороны, неуступчиво, как звезды, радиально, не образуя созвездий.

Рядом сидели мои туристы.

— Диете — чуть-чуть, — сказал Пируэт. — Нам — дозу.

— Без запаса, — засмеялся смуглый.

— Больше никаких запасов, — сказал Пируэт. — Везде всё есть.

— Забыл наш триумфальный рейд? — сказала Диета. — К тому же угодили в лапы к какому-то громиле. Как он принялся за нашу провизию! За один присест опустошил весь наш неприкосновенный запас. Тем и откупились. Перепугались мы в прошлый раз, слов нет. Как этот питекантроп наворачивал наше добро. Проводник мог бы и предупредить. Аттракцион, конечно, но… проконсультировать было нелишне.

— Вот именно, что аттракцион. Чего мы испугались среди груды битых горшков? Что-то нам показалось… Хваленый изъян — местный фольклор. Никакой сенсации. Нехоженые тропы… Просто глушь неслыханная. Сервис наладить — вот и весь сказ, — сказал смуглый, уже безо всякого акцента. Это он меня в заблуждение вводил.

— Мы бы всё равно не послушались, — сказала Диета.

— А-ха-ха! Ха-ха. Верно. Без претензий. Какие претензии?

Меня они, естественно, просто не замечали. А ворота всегда были открыты. Могли бы сходить повторно.

Но им, с виду таким упорным, это больше уже не нужно было.

Жена Кузена изучила его склонности и умело использовала их. Держала его в руках крепко, но давала иногда волю.

Когда муж заявился с гостями из города, Блюдо, смекнув, какую пользу можно будет извлечь из этого, тут же стала во всём угождать ему, показывая, какая она примерная жена.

Те, кто попадал к Кузену впервые, завидовали. Банкир любил выглядеть дома с размахом.

Паника и Кошмар, как люди семейные, чувствовали себя вполне непринуждённо.

Веселье затянулось, особенно, когда появился риелтор.

Но после обильного ужина с риелтором все сразу улеглись, потушив свет, и Витамин тоже, позабыв обо всём. Я лежал с открытыми в ожидании глазами.

Понадобилось ровно столько времени, сколько я и предполагал. В окошке неурочно скользнула чья-то тень.

Спавшие выводили рулады. Потише бы, что ли, с досадой подумал я.

Я замер, потому что кто-то стал вглядываться в окошко. Теней было несколько. Одна — огромная.

Кто-то зашарил по двери, явно пытаясь открыть её. По спине прошёл озноб. Вот оно, подумал я. Началось.

Но всего этого не может быть. Я пришёл в себя. Не верю я в эти примитивные ужасы. В конце концов, я хоть и не какой-нибудь твердолобый учёный, а готов рискнуть ради истины. Немного смущало то, что ломились тихо. Свои окликнули бы хозяев. А разыгрывать так низкопробно в деревнях не принято. Ну да, будь, что будет. Я набрал воздуха и снял запор.

Дверь скрипнула. Никого.

Дом стоял вверх ногами. Пол был над головой. Всё лежало вокруг нас — картины, скульптуры, экспонаты.

— Что, попали в изъян? — сказал я.

Витамин почесал затылок.

— Кто его сюда?

Мы выкарабкались из оврага и отряхнулись.

— Кому не угодил старый музей? — сказал Витамин. — Кому он понадобился?

Никому, напрашивался ответ.

— Теперь ты долго свою родню не увидишь. А жаль.

— А они неплохие, да? Надо искать другой ход, — сделал вывод Витамин. — Заметил, крестьян не осталось. Тоже музейная редкость.

— По-моему, это был единственный.

Сорняк, как гастролёр, поселился на какое-то время в городке. У него была студия, в которой он изготавливал чучела для музея, на что он был большой мастер.

Я расхаживал по мастерской. Мои друзья расположились тут же, отдыхая.

— Здорово у тебя получается. Как в модели у Шедевра.

Инструмент выпал из рук Сорняка. Он работал в лаборатории Шедевра.

— Всё верно. Всё было скопировано, — подтвердил он. — Там я всему и выучился. Но вы ничего не знаете. Шедевр сам кукла.

Мы не поверили.

— Подумайте, как могут быть такие огромные люди?

Мы переглянулись.

— Мы вместе росли.

— Конечно. И он рос. Кукла. Механизм такой. Да вы не расстраивайтесь. Я и сам переживаю. Вреда в них нет. Сходство конечно, сверхъестественное. Достигли, что называется, совершенства. Не бывает таких людей.

— А модель такая может быть? — спросил я. Друзья мои прислушивались и уже не каждый раз возражали, когда речь заходила о ней.

— Ах, конечно, нет! — всплеснул руками Сорняк. — Ты посмотри, какой новый музей. Сколько работы. А материал. Не отличить. Сходство, понимаете? Главное — сходство. Всего лишь.

— Все было по-настоящему, — сказал я.

Я гнул свою линию.

— Вам все показалось. — Сорняк принялся жонглировать. — Молодость, знаете ли, воображение. Ну да, воображение. Да что же такое, в самом деле! — Сорняк по-доброму заволновался. — Модель, конечно, копия! Замечательная идея. Шедевр говорил нам о ней. Но как не копируй, все равно есть зазоры. В любой модели.

Изготавливал Сорняк все здорово. Шерстинка к шерстинке, волосок к волоску.

Витамин и Лагуна использовали его модели.

— Со львом нехорошо получилось, — сказал Лагуна.

— Да ничего страшного. Переживут.

— Да, но… Кстати, он настоящий?

— Конечно, настоящий.

— Все могло плохо кончиться. Если бы туристы не успели забраться на вольеру… Где ты его откопал?

Витамин усмехнулся.

— Трудно льва раздобыть, что ли?

— Туристы пережили настоящий шок. Хорошо, что никому не пришло в голову усомниться. Но как они бежали!

— Я не хотел этого. Просто перепутал. Лев совсем не ручной, и для меня тоже. Сидел в соседней клетке, рядом с искусственным, а кто в какой я забыл, когда нужно было его выпускать.

— Зачем ты его вообще притащил? — простонал Лагуна.

— Для сравнения. Хотел напоследок продемонстрировать обоих рядом. Знаешь, такое эффектное сравнение с оригиналом в завершение сафари. Жаль, не получилось. И запах одинаковый.

— От искусственного, пожалуй, разило похлеще.

Все использовали искусственную местность. Все были просто в восхищении. Все удавалось здесь, как нельзя лучше. Аттракционы уносили, как в машине времени, в разные эпохи.

Как-то я заглянул в один. Ветер дул безостановочно. В лицо летели ледяные крупинки снега. Было невыносимо холодно. Из-за пурги ничего нельзя было разглядеть.

Все это напоминало детскую игрушку, в которой встряхиванием можно было вызвать искусственную метель.

Стихия так крутила, что отдельные снежинки вырывались за границы большой колбы, ограниченного пространства, в котором, как в волшебном ларце, все и происходило.

Все были в полном восторге — и участники, и зрители.

Выбравшись из аттракциона, отряхиваясь от почти настоящих хлопьев снега, туристы с веселым ужасом повествовали о том, каким бесконечным им показался путь через небольшой бугорок или скромный овраг, исполнившие роль горного кряжа и бездонной расселины на заре человечества, в интерьер спасительной пещеры, подальше от железной хватки природы, где им еще предстояло занять свое место среди соплеменников — грубых самцов и сварливых самок, вылитых старожилов.

Особой популярностью у мужской половины туристов пользовалась линия фронта — с окопами, пороховой гарью, грозным ревом танков с лязгающими гусеницами.

Прохождение посетителей через аттракционы напоминало провождение служебной собаки через полосу препятствий.

— Или вот еще, страсть к антиквариату, — говорил Сорняк. — Кому нужны старые вещи? Все запасаются ими. Тоже модели. Древность тоже модель. Модель прошлого.

Я подумал, что это, как я сейчас — храню знание, а больше никто. Хлам надо мной откровенно посмеивается. Да и другие странно посматривают.

Реальность заполонила их чувства. Все им понятно о том, что лежит на поверхности, зрение никого не подводит.

Завести бы снова модель.

Интересный собеседник был Сорняк. Вникающий. На людях он был иным.

Так была модель или нет? Как некая история. Как экспонат в музее. Как мое тайное знание. Я всё про всех должен знать. Проверим.

Я пошел к методу.

Абсурд в саду прогуливался с Топ и что-то втолковывал ей. Ясное дело, на меня наговаривает.

Фат щурился в окне, кусая безе, сквозь щелочки глаз в темноту. Думал он при этом о своем.

Абсурд отвел Корку в конец сада.

— Но если ты ошибешься…

Корка беззвучно кивнул. А вот этой сцены я не видел. Я многого не знал, что было скрыто до модели. Абсурд стоял в саду один.

— Молодость!

Дома я перешагнул через спящего на пороге Лагуну. Рядом лежала труба.

— Сегодня сдадим в лавку, — сказал Лагуна, просыпаясь. — Ночевал у Хлама, — сообщил он. — Буфет у того забит. Стоило мне что-нибудь взять, как Хлам немедленно появлялся и досыпал, доливал. Разнервировал меня окончательно… Скоро утро. — Бродяга почесал подбородок. — Иду в школу. Домашнее задание сделал? У нас новенькая. Из столицы. Ее поклонник Престиж, хозяин антикварной лавки. Живёт у Хлама.

Сам Лагуна никаких уроков никогда не делал. Но что-то, очевидно, изменилось.

Хлам первым ввалился в школу, как в нору, двинув шкаф, с которого ему на голову едва не посыпались чучела.

Из старинного авто вышла Топ, опираясь на галантно выставленную руку франта с бородкой.

— Топ! — позвал я.

Она беспомощно оглянулась. Абсурд с угрозой выглянул, держа глобус за ось, как дубину.

Все с осуждением смотрели на меня. Потом ахнули. Небо потемнело. За мной, сколько хватало глаз, стояла модель: пестрые толпы мегаполисов, в небо вздымались отели и небоскребы, арены и мосты, пустыни и горы, и всё это было пока полностью неподвижно, лишь лёгкий ветерок овевал суровые лица кукол, шевелил волосы, и я с изумлением смотрел на неё, великую модель, которая возникала, когда большинству она была совсем не нужна, её составляющие восставали, и все с ужасом взирали на невиданную мощь, Абсурд со страхом, появившийся Шедевр с некоторым неудовольствием, но уже поневоле расправляя плечищи, Лагуна озадаченно, почёсывая трубой затылок, Витамин с непонятным удовлетворением, Сорняк — недоверчиво, Хлам вообще плотно зажмурился, а поверх зажмуренных глаз наложил обе свои лапы.

Я подумал, что модель всегда будет вставать за спиной того, кому будет грозить несправедливость, она легко собьёт спесь со всех уверенных, полагающихся только на якобы незыблемую реальность, она всегда будет вставать на защиту всех верящих в праздник.

Они всегда будут вставать за спиной, куклы, неживая материя, откликающаяся на шоу, мой изъян, мое последнее пристанище.

Архив был закрыт. Толпа собралась немалая. Никто и не подозревал, что сонный, вечно пустой архив пользуется такой популярностью.

При открытых дверях это совсем не бросалось в глаза. Оказывается, у всех скопилось множество неотложных дел.

Горожане приходили целыми семьями, с ворохом справок, трепетавших на ветру, который налетал порывами, нагоняя облака.

Все, испытывая какой-то праведный гнев, лупили по благородному дереву.

Лишь начавшийся дождь вынудил толпу отступить.

Городской патруль на неё внимания не обращал. Худощавый Боб превратился в грузного водолаза.

Замечая кого-то из нас, он с раздражением поводил шеей, и без того натёртой тугим воротником.

Всех нас взял на заметку, подумал я, забираясь на крышу архива. Теперь пускай пялится.

В архиве стояла тишина. Я должен был здесь работать. Теперь про это, наверное, никто не узнает. Рацион исчез. Нигде не появлялся.

Через длинные окна светила луна, затягиваемая тучами.

Отношение моё ко всякого рода организациям было ироническое. Они заняты только собой.

В столице полиция подставила преступнику робота.

Лёгкость добычи для неуловимого маньяка была неожиданна, но преступные навыки даром сработали множество раз, автоматически. Полиция, воодушевлённая успехом, решила обзавестись комплектом роботов, разных, учитывая весь спектр преступных наклонностей человека разумного.

Преступники попадались один за другим на макеты. Потом, обнаружив подделку, перестали. До этого они, кстати, вообще ни на кого не нападали. Полиция исчезала.

Кто-то указал на наши места.

Массы людей хлынули на побережье, падких до сточных выжимок бедственного прогресса, собранные в рой, но не вместе.

Возможностями правдоподобия заинтересовались все.

Одна столичная парочка, доведённая семейным бытом, расположилась на ночлег в развалинах салона. Ночью они услышали крик. Он прозвучал из темноты один раз, но такой, что уснуть парочка больше не смогла, продрожав до утра, навсегда забыв о своих раздорах.

Многие назвались проводниками, но не спешили кого-либо проводить. А зачем? Чтобы услышать такой крик?

В сером полумраке приёмной я заметил куклу-секретаря.

Все и забыли про неё. К ней привыкли. Несмотря на свой строгий учительский вид, она всем пришлась по душе.

Ей нужно было указывать, что делать, чем все охотно и занимались. Ею все пользовались, как простым в обращении устройством. С ней не церемонились, но и она не обижалась. Звали её Сенсация. Все в городе говорили: «Зайдём поболтать к Сенсации».

И Сенсация охотно болтала со всеми. Многие даже считали её своей лучшей подругой, доверяя ей свои секреты, и всё потому, что кукла умела слушать, как никто другой.

При появлении в приёмной постороннего Сенсация слегка повернула голову.

Она здесь проводит круглые сутки.

Я стал приглядываться к ней, и она тихо кашлянула, как бы одёргивая меня.

Какой-то полуночник ошибся номером, и Сенсация сняла трубку.

Не обращая больше на меня внимания, она оживлённо стала беседовать с кем-то, ёрзая, будто слышала что-то необыкновенно интересное, отвечала и сама, разражаясь длительными тирадами, из которых нельзя было понять ни слова.

Звуки были очень знакомы, но я не в состоянии был уловить смысл.

Ни о чём не говорили мне и интонации в голосе куклы.

Сенсация закончила разговор и снова застыла, как пугливая, настороженная ночная птица.

Дверь в кабинет мэра была приоткрыта.

Я собирался поступить на службу, ради Топ. Она ясно дала мне понять, что очень хочет этого.

Все уже давно определились. Хорошо ходить на службу, подумал я. Быть в курсе местных новостей. Быть солидным, но своим. И чтобы дома тебя ждали. Может, ещё не всё потеряно?

Давно никто не заходил в кабинет мэра. Пыль лежала на всех поверхностях. На столе я обнаружил груду пустых консервных банок. Видно было, что кто-то торопливо ел, сметая пыль рукавами. Почему Сенсация не приберётся? Я хотел указать ей на это, уже чувствуя себя причастным к порядку в архиве, но её на месте не оказалось.

Дождь усиливался. Кто-то появился в приёмной. Я отступил за дверь. В кабинете возник мэр, открыл канцелярский шкаф, заполненный консервами, неровными рядами, выбрал одну. Я понял, что ни в каком архиве мне не работать.

Опять я не оправдал ожиданий Топ. А она так хотела видеть меня при твёрдом общественном положении. И зачем? Не всё ли равно ей, кто я?

А мне хотелось чем-то гарантировать её расположение. Но, похоже, обойдётся без жертв, так как мэр явно сошёл с ума.

Насытившись кое-как, он торопливо ушёл. Из туалета послышался шум воды. Разминувшаяся с шефом Сенсация неспешно вышагивала по коридору, поправляя на себе костюм. Мне захотелось заговорить с ней.

Странное создание. Меня так и тянуло спросить её: «Кто ты?»

Из окна было видно, как Инстинкт скрылся за пеленой дождя. Перекусив наспех, он устремился назад, в трущобы, в поисках изъяна, к Дар, приворожившей его.

Но нет там ничего. Поэтому развал ничего больше не охраняет. Гирлянды местами ещё провисали, как напоминание об опасности, исходившей из этих мест, и которой, по всеобщему мнению, больше не существовало.

В погребок набилось довольно много народу.

В углу обосновались Паника и Кошмар, будто никогда отсюда и не уходили. У стойки громоздилась спина Боба.

— Ему нельзя смотреть в глаза, — сказал Паника. — Такая у него привычка. У всех нас есть закоренелые привычки, с которыми нам не дано справиться. Для Боба главное — не смотреть ему в глаза. Соблюдай это правило и можешь делать всё, что хочешь. Это очень просто.

— Хорошо, когда все точно знают, что делать, — подтвердил Кошмар. — Ты откуда такой мокрый?

Они не знали, что вожделенный архив открыт.

Горожане с семьями заполняли погребок. Их справки лежали тут же, на столах, намокая в пивной влаге.

Настроение у всех было недовольное, как у брошенных маленьких детей.

Общество, пройдя через секундную, с точки зрения мироздания, модель предельно удобных условий окружающей среды, будто внезапно одряхлело, состарилось.

— Борьба за существование оскорбительна для человека, — сказал Паника. — Только в каменном веке всё решала грубая физическая сила. Нам же должно быть всё гарантировано… Нам всё дано самой природой, не так ли? Поэтому бессовестной внешней средой должно быть обеспечено элементарное изобилие, используя любые её природные или служебные свойства. Результат — вот единственное свойство. Часть посетителей выскользнула наружу.

Паника и Кошмар насторожились. Всё же они не до конца разуверились в дарвинизме.

Боб провернул свою шею упорнее обычного, и я на выходе заглянул ему, случайно, в самые зрачки.

В переулке под дождём, придерживаясь стены, продвигался Ядро.

— Время позднее, — сказал он, как бы оправдываясь, но без тени сожаления. — Иду в архив. Надо. Ведь я… ик… человек. А?

— Человек…

— Во-от… Значит, нам — положено. И безо всяких там… условий. В минуту слабости нашей… надо поддержать… найти возможности…

Он едва не свалился, уткнувшись в стену, как куль.

Забрезжил рассвет. Под моросящим дождиком на раскладном стульчике устроилась Нектар и курила длинную сигарету.

Пальцы у неё слегка дрожали. Похоже, она провела здесь, на окраине, всю ночь. Её шофёр Феномен сидел, запрокинув голову, на заднем сидении.

— Что с ним?

— По-моему, он сломался. — Она явно нервничала. — Послушай, — нерешительно сказала она. — Ты можешь отвезти меня?

— Куда? — Я решил, что она не в состоянии добраться до дома.

— В столицу. — Она посмотрела на меня с надеждой. — Я сама не могу. В нём встроен компас, и я не знаю, в каком направлении двигаться. — Видно было, что она давно не попадала в такое трудное положение.

Всю ночь шёл ливень, знакомых, как нарочно, никого, кукла, которой она привыкла доверять во всём, отключилась.

— Конечно, я отвезу тебя, — сказал я.

Как она обрадовалась!

По дороге я поглядывал на неё.

— Я сильно изменилась? Ну, внешне. — Нектар обрисовала рукой свой силуэт.

— Да нет.

Она глубоко затянулась, так что искры полетели.

— Мне кажется, что я в последнее время плохо выгляжу.

— Нормально выглядишь.

— Да нет. Ненормально. И потом, что значит — нормально. Я не хочу выглядеть… нормально.

— А как ты хочешь выглядеть?

— Как? Как в журналах. Ты что, не понимаешь? Ты что, не понимаешь, что значит — внешность? — Она чуть не плакала.

Феномен сзади неприятно покачивался из стороны в сторону.

Я подумал, что смогу разыскать в столице Топ. Вот она удивится. Глазам своим не поверит.

— Я знаю, что ты не любишь большие города. Ты ведь нашу глухомань любишь? — допытывалась Нектар.

— А ты разве нет?

— А я не знаю. Вообще-то мне нравится в столице.

— У тебя много друзей?

— Вообще нет. Феномен — вот мой лучший друг. От него никогда не ожидаешь подвоха. Я уже все испытала. С людьми дело иметь — невозможно. Никто не в состоянии понять друг друга. А Феномен меня понимает. Он все понимает…

Город рос.

— О-хо-хо, кажется, я уснул. — Феномен зевал, потягиваясь.

— Он очнулся, — пораженно сказала Нектар.

Какое-то время Феномен бессмысленно перекатывал круглый затылок по обивке сидения. На его забавной физиономии блуждала довольная улыбка.

В небе висела бледная луна.

— Что это? — спросил Феномен.

— Луна.

— А что это?

— Это спутник Земли. Планета.

— Земля… планета… Интересно.

Да он же ничего не знает, подумал я. Чистая доска.

Нектар не спрашивала шофера, что с ним случилось. Пришел в себя, и ладно.

Природа кукол ее не интересовала. Это было делом узких специалистов.

Нектар вообще мало что интересовало.

Она жила в огромном особняке, таком, что мне показалось, что она не к себе попала. Впечатление было, что его только что отстроили.

Нектар выглядела озадаченной. Роскошь окружала невиданная. Она робко остановилась посреди зеленого луга размерами с футбольное поле, перед дворцом с колоннами.

— Чудеса, — сказала она.

Перед дворцом выстроилась прислуга. Внушительное зрелище. Как на параде.

Железные ворота с вензелями медленно отворились, и соседка застыла в благоговейном восторге.

— Нектар, я поражена! Божественно!

— Да? Вообще-то я начала небольшую перестройку… — нерешительно сказала Нектар.

Однако все в доме было так безупречно, слуги были так почтительны, хамелеоны соседи, появляющиеся один за другим, восхваляли преуспеяние хозяйки с таким единодушием, что та растаяла и уже стала воспринимать все, как должное.

Все напоминало хорошо отснятый рекламный ролик.

С лица мажордома не сходила сияющая улыбка, но глаза зло косили.

Иногда соседние особняки начинали как бы колыхаться, их изображения дрожали, искажались, и сквозь них виднелись какие-то трущобы.

Мы вошли в дом. Слуги усиленно улыбались, когда Нектар проходила по пышным коврам.

— В эту минуту они должны быть ей рады, — пояснил Феномен, как массовик-затейник. — Слуги действуют по сигналу.

Нектар хлопнула в ладоши. Прислуга задвигалась в определенном порядке. Она хлопала раз за разом, чтобы остановиться на нужном варианте.

После обеда она, притушив свет, уселась в в кресло, похожим на чашу.

— Нас на самом деле не существует, — заговорила она завороженно. — Мы только кажемся друг другу. Мы воспринимаем друг друга по оболочке. Например, тебе нравится красивая девушка. А если бы она не была красивой, ты бы обратил на нее внимание? Признайся, стал бы ты так настойчиво искать ее? Но красивые девушки слишком независимы, и многие довольствуются малым. Поэтому — дерзай.

Я обратился к Феномену, как к носителю компаса. Тот сразу выразил готовность помочь. Я описал ее внешность, указал примерный возраст.

— Еще что-то знаешь о ней?

Вот вопрос. Оказывается, я, хорошо зная ее саму, ничего больше о ней сказать не могу. Определенного.

— Она недавно была на побережье.

Феномен кивнул.

— Достаточно.

— Неужели это имеет значение?

Феномен снова важно кивнул. Я стал копаться в памяти, может, еще что-нибудь придет на ум.

Но и эти скудные сведения нашли отклик в кукольной душе Феномена.

Он зашевелил своими пухлыми губами, закатывая глаза. Как бы снова не отключился, подумал я.

— Вот адрес.

— Что, в самом деле?

— Конечно. Почему ты сомневаешься?

Я почему-то поверил. Я совершенно не представлял себе, как найти Топ в огромном городе, а тут сразу — целый адрес.

Вокруг возвышались небоскребы. Среди них, как в лесу, можно было заблудиться.

Лифт поднял меня на такую высоту, что смотреть было страшно.

Вышла миловидная девушка и, посмотрев адрес, покачала головой.

— Вообще-то меня тоже Топ зовут.

— Жаль.

— Жаль. — Она тряхнула волосами.

К вечеру я устал от бесплодных поисков. Сощурившись, я смотрел на город. Как узнать в нем нужное направление?

Здания будто вырастали передо мной. Где-то здесь обитает Топ. Я полагал, что как-то сразу отыщу ее.

Случайный прохожий, едва глянув в бумажку, уверенно указал в сторону кварталов городской бедноты. Я не стал ему выражать свои сомнения, что моя Топ живет именно там, а почему-то последовал в указанном направлении.

С помоек пахло. Быть того не может, чтобы именно моя Топ жила здесь.

Хотя, с грустью подумал я, какое это имеет значение. В соответствии со всеми моими представлениями.

И все же я не предполагал, что обнаружу ее в таком невеселом месте. В неверных сумерках я разглядел совсем недалеко особняк Нектар. Сомневаться не приходилось.

Мне стоило лишь пересечь пустырь. Что в одну, что в другую сторону.

Я вошел в разбитый подъезд. Дверь в квартиру Топ была приоткрыта. Девушка в потрепанном халате втаскивала внутрь пьяного небритого пожилого мужчину, в котором с трудом можно было узнать деятельного фермера, но еще отдаленно напоминавшего Кредо, приговаривая:

— Опять ты напился! Как ты мог? Ты же обещал… — Слова ее звучали достаточно деликатно.

Не умела эта девушка злиться по-настоящему. Она сдула волосы со лба и покосилась в мою сторону:

— А вам чего?

— Здравствуй, Топ. — Я слегка поклонился.

Девушка растерялась.

— Ты… откуда взялся?

— Я приехал к тебе.

— Да? — Она пожала плечами. — Ну, хорошо. Хорошо…

— Мы будем здесь разговаривать?

— Проходи. — Она подвинулась, и я пробрался мимо нее. Она потупилась.

На маленькой кухоньке Топ уселась напротив меня, не зная, куда девать свои руки. Я смотрел на ее худые запястья, и у меня сжималось сердце.

— Вот… — сказала Топ. — Теперь ты знаешь.

— Что я знаю?

— Как я живу. — Она вскочила и задвигалась, срывая с веревки, протянутой под низким потолком, какие-то тряпки. — И что? Тебя что-то не устраивает? Так и… катись, — сказала она. На ее глазах появились слезы. — Но дело не в этом. Мне захотелось несбыточного. А теперь мне противно. Меня же всё это устраивало. Проклятый Шедевр. Все знал наперед. Знал, что я ищу своих родителей. И про то, что мы понравимся друг другу. Откуда он это знал?

Чем дальше, тем больше мне нравился этот разговор. Вот это я понимаю. Разговор по душам.

Ночь наступала, отовсюду доносились запахи стряпни других бедняков, и крохотная кухня показалась мне самым уютным местом на свете.

С улицы Топ окликнули. Высунувшись в окно, она стала делать резкие отмашки рукой, будто комаров отгоняла.

— Уходи! — сдавленным голосом сказала она.

— Кто это?

— Да так, — сказала она смущенно, одергивая короткий халат.

— Понятно.

— Что тебе еще понятно? Есть будешь? Ты ведь вообще-то с дороги.

Она сняла крышку с кастрюли и с безнадежностью села, расставив ноги в драных шлепанцах, уткнув лицо в руки.

Потом порывисто встала и одним движением метнула содержимое кастрюли в окно. Внизу послышалось чье-то невнятное восклицание.

— Разве это можно есть?

— Не расстраивайся, — мягко сказал я. Я был так рад, что нашел ее.

— Ты, наверно, устал.

— Нет, ничего.

— Устал, устал, — засмеялась она, потрепав меня по голове. — Пойдем.

Папаша Топ не подавал признаков жизни. И запах сивухи отсутствовал. Вокруг витали только ароматы стряпни, будто все соседи одновременно дружно готовили всевозможные соусы.

В дверь постучали.

— Ты слышишь? — сказал я из угла, куда Топ меня уложила.

— Что? — сказала она из другого темного угла.

— Кто-то стучит, — сказал я.

— Тебе показалось.

— Да?

— Показалось, — с нажимом сказала Топ.

Стук повторился.

— Вот, опять, — сказал я. — Может, это…

— Ну что, что?

— Ну, твой…

— Какой еще мой! — вспыхнула Топ. — Ладно.

Она вышла из комнаты. В прихожей послышался тихий разговор.

Я не выдержал и тоже высунулся. В коридоре стоял Миф с остатками густой похлебки на плечах.

— Вот неприятность, — сказал я.

— Я не думала, что он продолжает стоять под окном. Давай, топай, — подтолкнула она его к двери так, как есть. — Чего пришел?

Миф попытался найти поддержку в моем лице, и после недолгих препирательств Топ определила его на кухню, и мы с ней вернулись в комнату.

Я представил себе, как Миф, доблестный охотник, лежит на полу кухни. Это было неправильно. Миф будто заблудился, потерял дорогу туда, откуда пришел.

Острый съестной запах витал в воздухе. Он тоже будто заблудился.

— Здесь есть закусочная-автомат, — сказала Топ. Это прозвучало не только как объяснение, но и как предложение.

Старик продолжал лежать, как колода.

Снаружи все окна барака были темны. Не было у Топ никаких соседей.

Никого не было и в закусочной, но казалось, что вот-вот появятся, нагрянут ночные завсегдатаи, пожиратели вчерашних бутербродов, нарушат уединение.

Да еще Топ перед выходом успела подкраситься, будто для кого-то постороннего.

— Не ожидал найти меня в таком месте? — сказала Топ. — Ты думал, что я живу в фешенебельных районах. А там все слабые, как личинки.

— Вот и хорошо, что ты не такая.

— Да, — сказала Топ, смотрясь в зеркальных поверхностях автоматов. — Я не та, за которую себя выдавала. Здорово я всех разыграла. Спасибо Шедевру, что он меня отыскал. Зато я знаю, кто есть кто.

— Мне нужна именно ты.

— Откуда ты знаешь, какая я.

— Знаю.

— Ты не шутишь?

— Я даже рад.

— Ну, и чему ты радуешься? У меня такой отец. Забулдыга.

— Может, это не твой отец.

Хлопнули дверцы подъехавших машин, свет фар от которых задолго до этого проскальзывал сквозь окна.

— Кажется, здесь, — сказал чей-то знакомый голос.

— Ну и дыра, — не преминул заметить другой. Тоже, кстати, знакомый. — Зачем ты установил здесь эти автоматы? Их же утащат вместе с бутербродами.

— Здесь никто не живет. А для куклы у тебя слишком развитое чувство юмора. Влипнешь ты в историю.

— Никто и понятия не имеет, что я живой. Любой ярлык навесь — всему верят.

— В общем-то, для торговли это неплохо, — одобрительно отметил первый голосом Витамина. Точно, он. А второй — Феномен.

Одетые в дорогие костюмы, шляпы набекрень, купцы шли от машин, оставленных с распахнутыми дверцами, неспешным шагом уверенных в себе людей, хозяев жизни, и напоминали чем-то гангстеров из старых кинолент.

— Они всему верят, это точно, — продолжал Витамин. — Эти бутерброды знаешь, из чего сделаны? Ты их не ешь. Не вздумай. Вот у тебя бизнес… да…

— На том стоим, но тсс… тихо.

— Да нет здесь никого. Даром я купил это место. Один убыток. Ну да ладно… пусть. Просто Топ нравится здесь бывать. Поэзия. А фальшивый свет горит круглосуточно.

— Я направил его по этому адресу, — сказал Феномен. — А это рядом.

— Надеюсь, он не заблудится… — с этими словами Витамин замер на пороге, увидев нас с Топ. — Как я рад! Проголодались?

— Отличные бутерброды, — сказал я. — Интересно, из чего они сделаны?

— Натуральный продукт, — заявил Витамин, отводя глаза. — Сырье первоклассное, поставляет… вот, Феномен.

— Зачем ты таскаешь за собой это чучело? — воскликнул я. — Учти, он периодически ломается. Внутри него без толку существуют неисправные часы, приблизительный термометр, барометр и ржавый компас. Нельзя ему доверять, особенно, что касается бутербродов.

Феномен принялся мрачно поглощать бутерброды, один за другим.

— Он себя совсем не щадит, — заметил я. — Я отвезу Топ домой?

— На моей машине? — уточнил Витамин. — Ну-ну, — сказал он, оттаскивая компаньона от автоматов, в которых тот заказал все бутерброды сразу.

Каждое место имеет свою тайну. Так бывает, когда озеро высыхает, обнажается растрескавшееся дно с корягами, и все становится понятным и скучным.

Но я хотел, чтобы все было как прежде, пусть и понятно, и скучно.

Мы возвращались домой. Я увозил Топ из столицы. В большом городе нет нужды ни в чём, так как от человека самая большая польза и удобство.

Всё среди людей благодарно прокатывается одно за счёт другого.

В просвещённый век у всех только благие намерения, никто никому ни в коем случае не желает зла, все хотят лишь искренне принять участие в чужой жизни.

Бедность и забвение судьба большинства людей, и это, как встарь, прекраснодушная модель, чтобы начать своё восхождение к искусственному, прочно скроенному, заблуждению.

Вещи, разделяющие людей, всего лишь исполнительная прихоть. Я видел, что девушка не обращает больше никакого внимания на Мифа, а ведь он раньше так нравился ей.

Значит, внешность ни при чем. Но и сам я не знал, как увлечь ее, оставаясь просто самим собой.

Машина Витамина была отличная. Топ уютно уснула, свернувшись в клубочек рядом со мной на переднем сидении. Какая разница, кто у нее отец?

С приближением трущоб я стал внимательнее. Горожане, уже не по своей инициативе, попадали в нелепые ситуации.

Кошмару, собиравшему невиданные урожаи, во двор с ясного неба навалило снега, и ему спешно пришлось спасаться от белых медведей, а до этого он всем рассказывал, что с детства хотел не овощи выращивать, а покорить полюс.

Теперь на улице появляется сначала градусник.

Вдову Абсурда во всех лавках стали одаривать товарами, но она этому ничуть не удивлялась.

Панике с утра послышались переливчатые вопли индейцев, а его забор, как спицами, утыкался оперенными стрелами.

Но особенно все переполошились, когда в городской черте заметили преследующих мамонтов людей в шкурах. Хорошо, никто не пострадал.

Кто-то пытался нажиться, зазывая богатых столичных клиентов. В предвкушении новых миражей туристы радовались, как дети.

Развал был забыт. Он стал похож на обмелевшее озеро. Парочки пересекали его. Туристы устраивали привалы далеко за афишами. Дети носились на развалинах салонов.

Я спешил, будто Топ могла передумать и запроситься обратно. Я увозил ее от беспросветной жизни, в которой у нее ничего не было, кроме ночной закусочной, где элегантные нищие гордо красуются в зеркальных отражениях торговых автоматов, готовые вознестись к вершинам славы.

Как всегда, Хлам торчал у калитки. Везде расточительно горел свет. У рукомойника во дворе прихорашивался бывший хозяин антикварной лавки, бородка клином, щеки будто закушены, пегие волосы назад.

Я проспал. Топ дома не было.

Я обнаружил всех в кафе: Витамина и Феномена, Хлама с его приятелем. Недолго заставил себя ждать и Ядро. С моря веял свежий ветерок.

— А что там? — спросил Феномен.

Официанты суетились вокруг него. Как же, настоящий нувориш, ничего не знает.

— Море, — сказал Ядро и для наглядности развел руками: — Много, много воды. Он что, иностранец?

— Хуже, — сказал Витамин, раскуривая сигару.

Ядро ничего не помнил. На нем была неизменная маечка. Он покосился на столик, заставленный изысканной едой, отщипнул кусочек и зажевал, двигая худым кадыком. Ему было не по себе. На днях он хорошенько накуролесил и, придя в себя, с ужасом взялся за голову, как он дошел до жизни такой.

Пристал к прохожему, похожему на Мифа, орал: «Ты кто такой? Признавайся!» и тряс его, как грушу.

«Ничего не было», — успокоил его Витамин, сначала сполна насладившись смятением друга.

Ядро не мог в это поверить. Никаких жертв его дебоша не обнаруживалось, все осталось без последствий, но, выходя на улицу, он вздрагивал от любого случайного прикосновения.

Эта история сильно на него подействовала. Он понял, что мог натворить на самом деле.

Но, кажется, еще больше его напугало то, что ничего не было.

— Это же шофер Нектар, — не удержавшись, жалостливо напомнил ему Хлам. — Кукла.

— Ш-ш… — сказал Хламу Витамин и придвинулся ко мне. — Никакой он не шофер. И не кукла вовсе. Прикидывается для удобства. С куклы какой спрос? Молодец Феномен. Так всех провести. Нектар ведь что нужно было? Непробиваемый болван. Феномен был безработным актером. Лишался работы и решил сыграть куклу, раз в человеческом облике он никому не нужен. Не знаю уж, какой он там актер, но голова у него работает. Феномен потешается над всеми, но дела свои проворачивает лихо.

Ядро постепенно втягивался в процесс чревоугодия. Витамин, глядя на него, сказал рассеянно:

— Нектар вернулась. — Новость, как новость. Нектар периодически осчастливливала своим посещением родной городок. В душе она была простой, и к ней хорошо относились. — Так вот. Вернулась. Насовсем. Вся трясется, под глазами круги. Проснулась на мусорке в столице. Ничего не поняла, но ладно. Потащилась разыскивать свой дворец, на днях обретенный, да где там! Никто ее даже не признал, гнали, как побирушку. Как она оказалась на помойке? Ее в такие места бульдозером не затащишь. Всего сразу лишилась. Ребенка какого-то подобрала, говорит, наследный принц.

— А за морем — что? — спросил Феномен.

— Другие страны, — сказал Витамин. — Как будто не знаешь… Как мы похитили Топ? — подмигнул он мне.

Они прикатили рано утром вслед за мной на других машинах, еще более шикарных, и, пользуясь тем, что я спал, пригласили Топ полюбоваться зарей у моря.

У Феномена странно дернулась рука. Он неловко усмехнулся.

— Устал с дороги, — пояснил он.

Витамин все время думал о чем-то своем.

— Да, меня позвали, — подтвердила Топ.

Феномен снова дернулся. Слово — оболочка действия — как-то действовало на него.

Ядро больше не доверял мне. А вот с приятелем Хлама, незнакомцем Престижем, он общался. А приятель этот, серость, молчит, важно так.

Почему-то все хотят заручиться поддержкой серости.

Здесь Ядро не ошибся. Поэтому куклу трудно отличить от человека. Можно долго не замечать подмены. Нужны безликие.

Витамин давно предлагает мне сходить в трущобы. Он считает, что все куклы существуют. Прячутся.

Развал все равно снесут. Так считает Витамин. Все равно все боятся. Ничего там не происходит, но что-то есть.

Что-то есть в безлюдной местности, где не росла трава, не летали птицы, не было насекомых.

Что-то там есть. Ночью слышались странные, таинственные звуки, отрывки разговоров, смех.

Если развал закроется, никому туда не попасть.

Витамин склоняет нас наведаться в него. Играть всегда интересно. Но мой друг неискренен.

К шоу он равнодушен. Разом больше, разом меньше, какая разница? Тогда зачем это ему? А мне? Со мной Топ. И больше у меня нет никаких иллюзий.

Из кухни доносились вкусные запахи. Мой дом Топ понравился.

— Ты не забыл, что мы ждем сегодня гостей? — крикнула Топ. — А еще нужно привезти новую мебель.

Я вздохнул. Вчера приходил Ядро, скромный, благоразумный.

За обедом он отказался от предложенного ему вина, заменив его соком. Это было очень трогательно.

Ни слова не сказал в простоте. Лишь без конца умилялся хозяйственности Топ. Раньше я бы не знаю, как обрадовался ему. Ведь мы перестали понимать друг друга.

Конечно, хорошо, что он зашел. Именно он.

Но мне пришло в голову, что я не обязан присутствовать на всех подобных мероприятиях.

— То есть как? — не поняла Топ. — Человек не может жить так, как хочет. Он должен жить так, как положено. А еще нам надо навестить мою тетю. Какое у тебя отношение… Ореол когда приедет?

— Не знаю. Она мне не сообщала.

— Ну, я так не согласна. Ты совсем не обращаешь на меня внимания.

— Как это я не обращаю на тебя внимания?

— Это же ясно. Я хочу выстроить нашу жизнь. Ты понимаешь, что это значит?

— Конечно. Это когда мы вместе.

— Не только, — сказала Топ. — Не только. Друг другу мы можем надоесть.

— Ты мне не надоешь, — заверил я девушку.

Она смешалась.

— Считаешь, я напрасно хлопочу?

— Нет, конечно. Вообще-то, наверно, ты правильно делаешь.

— Но тебе это не нужно.

— А зачем?

— Жаль, — огорчилась Топ.

— Тебе чего-то не хватает?

Она молчала.

— Я не знаю, кто мои родители. Может, они в трущобах? Раз их нет нигде здесь, мне кажется, они там.

Я огляделся и сказал:

— Там ничего нет.

— Как это — нет? Ничего нет? — Она округлила глаза.

— Ничего.

— Но что-то есть?

— Мишура. Одна видимость. Куклы. Оболочки.

— Ах! — сказала Топ, приставив ладонь ко рту. — Но они что-то чувствуют?

— Нет. Только изображают. Они изображают чувства.

— Но очень похоже, так? Так, что не отличить? Тогда не все ли равно? Наши чувства, наша душа нам тоже будто кажутся. Часто они бывают лишними. Мы стараемся обойтись без их сюрпризов. А там они становятся настоящими.

— Понимаешь, все стремятся в изъян, чтобы найти там утешение, — сказал я. — Там все искусственное, чтобы помочь. Куклы окружают человека в его одиночестве. Они могут подготовить к реальности, как игрушка готовит ребенка к взрослой жизни. Но на самом деле этого нет.

Вечером Топ исчезла. Она ушла в развал. Я бросился за ней.

Проселочная дорога огибала вокзал. Я старался наверстать упущенное время. За спиной хрустнула ветка. Я прислушался.

В кустах настороженно молчали.

— Кто там?

— Да мы это, мы… — смущенно сказал Витамин, выходя из-за кустов. С ним были Ядро, Хлам и его приятель.

— Мы хотим помочь тебе. — Витамин махнул рукой.

Из-за поворота, ответно мигнув фарами, выехала машина Феномена.

— Ты что светишь? — взвинтился Витамин. — Ты что светишь?

— Я сигнал тебе подал…

Они стали переругиваться, но от этого я почувствовал себя как-то спокойнее.

Хлам поминутно вытирал пот со лба. Машину оставили в зарослях, просто заехав в них.

Все пошли по дороге, ведущей в трущобы.

Сразу со всех сторон нас окружил парк, которого раньше здесь никто не видел.

Высокомерный приятель Хлама за все время не проронил ни слова. Намного привлекательней выглядел Феномен. Ему было откровенно страшно. Он, приоткрыв пухлый рот, крутил головой, что еще, мол, за чудеса?

Парк становился все гуще, все мрачнее. Полное безлюдье. На повороте стояло кафе.

— Нужно остановиться на ночлег, — сказал Витамин. — По правилам.

— В таком месте? — сказал Феномен. — Ни за что.

— Здесь все места такие.

Дверь болталась на одной петле.

— Добро пожаловать… — пробормотал Витамин. — Куда теперь? — Он продолжил наставлять Феномена: — И отучись от этой своей отвратительной привычки говорить правду. Это невыносимо. И опасно. В модели — сколько угодно. Может, ты для этого и идешь туда?

— Я говорю, как есть.

— Я не понял, — сказал Ядро. — Он что, не кукла?

— Вроде того. Он и сам запутался. Но дела свои проворачивает здорово. Не знаю, как это ему удается. Все он делает неправильно, а выходит лучше некуда.

Полы в кафе провалились. По углам громоздилась паутина.

За стойкой зашевелился хозяин, освобождаясь от какой-то рухляди. Его мы поначалу и не заметили. Почтальон был очень старый.

— Сколько же мне? — бормотал Тираж. — Триста… нет, четыреста.

— Никогда не видел таких старых людей, — пораженно сказал Ядро.

— Кажется, он хочет познакомиться с нами поближе.

Неприветливый хозяин тяжело перемещал мощные ноги. Все уступали ему дорогу, пока не поняли, что будут отрезаны от двери.

Кукла схватила Хлама за ногу. Нужно было видеть его отчаянное лицо! Он еле вырвался.

— Эта кафе нам не подходит, — заключил Витамин на улице. — Это знак нам.

Приятель Хлама был недоволен.

— Ты же говорил, что будет интересно. А сам чуть ноги не лишился.

— Будет, будет еще интересно, — обнадежил его Витамин.

— А зачем вы идете? — поинтересовался я.

— Ну… поиграть.

— По-моему, — высказался приятель Хлама, — вы находитесь под посторонним влиянием.

— Смотря, кто посторонний, — сказал я.

Ядро обиженно насупился. Он уважительно относился к гостю.

— Я здесь ночевать не останусь, — сказал Хлам. — Здесь не место для людей.

— Придется идти дальше.

— По парку, ночью?

— По дороге.

— Это странный парк, — не унимался приятель Хлама. — Я уже обратил на это внимание.

Ядро с готовностью поддакнул. Хлам таким вниманием к своему гостю не отличался.

Он был сильно озабочен, утираясь платком.

Все вышли на дорогу, и тут обнаружилось, что Престиж пропал. Витамин осветил всех по очереди.

— Что за шуточки? Куда он мог подеваться? Может, он вернулся?

— Никого не предупредив?

Решили идти вперед. Хлам трясся.

— Успокойся, — сказал ему Витамин.

Видно было, что они о чем-то договорились.

— Успокойся? — выкрикнул Хлам. — Престиж исчез при нас. Его голос еще отвечал Ядру, а его самого уже не было. Вы… авантюристы. Так я и поверил, что он вернулся.

— Аналогичный случай был у нас в армии… — начал Ядро, но Феномен перебил его:

— Волк на самом деле овцу любит. Он стремится к ней.

— Ты что? — сказал Витамин.

— Ему нравится ее форма…

— И содержание, — сердито докончил Витамин. — Прекрати, Феномен.

— Я не могу, — еле слышно сказал тот.

— Для человека ты чересчур простодушный, — заметил Ядро. — А для куклы слишком умный.

— И болтливый, — с досадой сказал Витамин. — Прихватим кукол — и назад. Хватит с меня.

— Ты идёшь за куклами? — сказал я.

— Хлам обещал показать место. Они пользуются спросом.

— А как ты их увезёшь?

Витамин лишь усмехнулся.

— Они пойдут сами. И с большой охотой.

С первыми лучами солнца улетучились все ночные страхи.

Позади остался дремучий лес, а впереди расстилался парк.

В бездонном небе громоздились кучевые облака. На газоне виднелись фигуры.

— Есть, — воскликнул Витамин. — Есть куклы.

— А как же модель? — сказал Ядро.

— Мне Хлам предложил, — смущённо сказал Витамин. — Я лишь пользуюсь случаем.

— Слушай, мохнатый, — сказал Ядро Хламу. — Это наша модель. — Это был самый настоящий, опасный Ядро, чемпион, и Хлам это сразу учуял.

К нам приближалась группа женщин с колясками. Их можно было отличить от людей. Но стоило немного напрячь воображение…

Одна матрона стала медленно отводить руку с погремушкой назад. Мы отпрянули. Рядом трясся огромный кабан, затравленно водя глазами. Никто не понимал, откуда он взялся.

Женщина готова была метнуть в него погремушку, но кабан сорвался с места и понесся в парк, а голодные мамы за ним.

— А куда делся Хлам? — спросил Ядро.

— Удрал. Какой-то фокус. Ладно, обойдемся без него.

— Я играть не хочу, — заявил Феномен.

— Здесь все в равных условиях. И друг, и враг.

— Здесь есть враги? Я точно не участвую.

— Тише ты. Участвую, не участвую. Еще впутаешь нас в историю. Вернее, в шоу.

— Мы уже в нем, — сказал Ядро. — Ты знал, что шоу появится, если Топ исчезнет, а Пикет станет ее искать.

Все зашли в пассаж.

— А девушка здесь была? — спросил у видного лысого глашатая Ядро.

— Она ушла в салон.

Я пошел по улицам. Горожане укладывались спать. Рынок был пуст. С утра здесь будет совсем другая картина.

Салон был темен. Я очутился меж мрачных сводов.

Перед Офисом на полу разложился огромный фолиант. Рядом стояла Топ.

— Раньше вы не замечали меня, — говорил писарь, — а без меня не обойтись!

Я вышел из тени.

— Разве ты не видишь, что у него внутри ничего нет.

Офис еле поднес книгу к глазам.

— Это вас нет. Вы не записаны.

Офис выронил книгу, и она рассыпалась на пустые листы.

Топ вскрикнула, дверь в стене захлопнулась, и сразу послышался дробный стук копыт.

Офис ползал, собирая листы пригоршнями. Обратив ко мне скорбное лицо, осведомился для начала, кто я.

Я добрался до мельницы. Шумела вода возле остановившегося колеса. Интересно, откуда появится Лагуна. Он любит эффекты.

Мельница выглядела необитаемой. В заводи плеснуло. Рыба здесь должна водиться.

Мимо пролетел одиночный комар. Очень похож. Заурчали лягушки.

В сумерках на мельнице послышалась песня.

Главным в хоре был Лагуна, размахивающий окороком, в окружении хмельных поэтов.

Лагуна как будто помолодел. Модель явно пошла ему на пользу.

— Мой лучший друг! — отреагировал он. — Единственный. На всю жизнь. — Он осушил объемистую кружку.

— Топ похитили.

Лагуна выпучил глаза. Я был растроган. Я узнавал старого верного Лагуну.

Настоящего друга.

— Немедленно в погоню, — приказал он своим разбойникам, но те разбрелись, не выражая никакого стремления подчиниться.

— Ты обожди, — сказал Лагуна, — мы сейчас.

Я действительно направился было к выходу, но обернулся. Лагуна бессмысленно напевал, а его шайка продолжала застолье.

Я пристал к бродягам на равнине. Были видны сполохи далеких фейерверков.

Праздник набирал силу. Мимо проносились красочные карнавалы.

Кто-то завозился у костра, и я узнал Феномена, всего в саже.

— Что случилось? — спросил я.

— Шедевр поднял восстание.

— Это обычное дело.

— Обычное? — Лицо Феномена исказилось. — Мне здесь одиноко. Мне нравится быть среди вас, живых людей, заниматься вашими понятными делами, а здесь, в застывшей среде, мне скучно. Шедевр напал на город внезапно. Ему нужен был праздник. Но кто-то нашел его раньше.

Я подскочил. Направление я знал.

Направление модели. Она набирала обороты, попав в которые, не вырваться, потому что одно действие тянет за собой следующее, и нет никакого зазора.

Отель высился над равниной.

На горизонте росли клубы пыли. Карнавал несся во весь опор.

В дупле расположилось многочисленное семейство Бума. Я вдруг подумал, что у кукол нет родственности.

Топ сидела у очага. Поклонник в очередной раз нашел ее, чтобы спрятать от всех, и выбыл из модели.

— Ты свободна. — Я следил за вздымавшейся пылью на равнине. Это несся Шедевр, еще не зная, что опоздал.

— Свободна? А зачем? — безучастно отозвалась она. — Там, — она указала в сторону, — меня нет. Я не знаю, кто я. Я хочу жить, как все. Я не хочу искать. Я только кажусь такой независимой. На самом деле я хочу, чтобы мне указывали, что мне делать. Шедевр манипулировал мною, как куклой. Я и не жила все это время, а так, перебирала. Я все потеряла. Всю жизнь. Когда-то у меня была семья. Я не знаю, что со всеми случилось — в большом городе никому ни до кого нет дела. А здесь я в такой же большой семье. Как прежде. — Она посмотрела на меня расширенными от восторга глазами, становясь совсем юной.

Бум возился со своими многочисленными игрушечными детьми, сажая их на колени, всех вместе, как на старых семейных фото.

Мы с Шедевром двигались друг навстречу другу. Его кавалькада ожидала внизу. Он был в испарине.

— Не успел, — сказал он. — Опять не успел. Я должен был успеть. Это дало бы возможность уничтожить кукол.

— Ты хочешь уничтожить кукол? — изумился я. — Ты их создал.

— Я хотел всего лишь скопировать природу, а появились куклы. Я думал, куклы исчезнут сами. В нашем празднике.

Шедевр с трудом повел шеей.

— А город? Ты разрушил его?

— Да. — Голос его твердел. — Но… он уже восстановился. От прежнего не отличить.

Шедевр тоже становился прежним, увеличивался на глазах, спускаясь вниз на ногах-колоннах.

Он взмахнул рукой, всем, и мне, и тем, кто в отеле, и кавалькада сорвалась с места, пыля.

В модели оживает шоу, то, что кажется, а то, что кажется, и есть душа.

Она везде лишняя, изгнана отовсюду, отвергнута реальным миром, где ей, бессмертной, нет места.

Город был целым. Куклы праздновали уход Шедевра. Они ходили по улицам и улыбались.

Витамин, уже в своей жилетке, нацеживал вино из бочки.

— Попробуй, — сказал он мне. — Вкус скопирован. Как самое лучшее вино. На самом деле вино обычное. Шедевр разогнал всех посетителей, — недовольно заметил он.

В углу Фат, уронив голову на руки, вскидывался время от времени, как старый пони.

— Уже готов, — сказал Витамин. — Как обычно. Бедняга! А Ядро тренирует новобранцев. Отводит душу. Выглядит, как настоящий генерал. Вот это Ядро! Прежний. И мы снова вместе. Как в старое время. Помнишь? Ты всегда мечтал об этом.

Я помнил. Я хотел, чтобы мы были вместе.

Чтобы все оставалось, как прежде. Я хорошо сработал. Друзья меня не подвели.

Все осталось, как прежде.

Витамин никогда не станет жадным, толстым. Он всегда будет весел, щедр.

И дело свое он любит.

Ядро никогда не превратится в пьяницу и скандалиста. Всегда будет вдумчив, ловок.

Лагуна навсегда сохранится, как чудаковатый, преданный друг.

Столько праздника!

А я смогу вечно, раз за разом, знакомиться с Топ, невероятно красивой, видеть ее восторженные глаза. И это так замечательно. И все будут в это верить.

Все мы будем в это верить.

Я направил взгляд на рынок, где дрогнула бессмертная душа.

Я открыл глаза. Мы смотрели на мрачного кабана, огромную зверюгу, и ждали, пока он превратится в нашего Хлама. Пришедший Витамин, увидев это, расхохотался.

— И вы поверили?

— Тренировка — это неправильно, — заявил Ядро. — Это искусственное, нечестное.

— Я хочу проверить её чувства, — стал жаловаться Витамин. — В этом мире это невозможно. Все дамы чувствуют, что я богат. А богатым становишься, как только отделишь форму от содержания.

Я зажмурился. Друзья в комнате переглянулись.

— Мы же собрались на рыбалку.

— А ты… не торгуешь? — спросил я Витамина, полного, лысеющего.

— Вообще-то я работаю в магазине. Но я больше считаю. Я бухгалтер. Лагуна — грузчик.

— Пошли на косу, — нетерпеливо сказал Лагуна. — А то Корка всю рыбу распугает. Один выходной у меня.

— Да?

— Конечно. Ты что, не веришь?

И я поверил.

Мы добрались до острова. Из бездны показался рыбий плавник, как на мелководье. Рыбы бились вокруг, показываясь почти целиком. Я перешагнул через борт. Вода едва покрывала мне ступни.

— Нормально, — сказал Лагуна. — Отлив.

Я с сожалением посмотрел на него и зашагал по воде. Лагуна почесал сачком затылок, но от такой добычи не собирался отказываться.

За столиком у музея сидел Корка с фужером в окружении девиц Витамина.

— Да мы их… — Корка увидел меня и запнулся. Обычный Корка. В хвастовстве я его заподозрить не мог. Он всегда был такой.

Мои предположения о том, что очередная модель мне не приснилась, подтверждались.

А о чём это Корка? Но тот уже сменил тему. Вообще примолк, приналёг на чай.

В сторону леса, гор, океана я уже боялся смотреть. Там среди волн бродил Лагуна с сачком, далеко от берега. Иногда он оступался в местах бывших бездонных впадин.

Всё менялось на глазах, и я уже ни в чём не был уверен. И домой нельзя. Неизвестно, что там.

На пороге музея показалась девушка, с улыбкой щурясь на солнце. Провинция всех окутывала покоем.

Стены домов покосились, и мегаполис надвинулся на побережье, и груды мусора наваливались, и перед ними испуганно чесал Лагуна с развевающимся, как флаг, сачком через плечо.

Какая-то девушка, явно из столицы, похожая на Уют, с изящной фигуркой, справлялась у всех про Витамина. За ней возвышался Шедевр. Растерянный.

Цивилизация приблизилась вплотную, вот-вот захлестнет.

Незнакомка ничего замечала, подставив лицо солнцу. Да это же Топ!

Я схватил её за руку и увлёк в уцелевшее здание музея.

Пустые залы встретили нас тишиной. Мы перешагнули через декоративную изгородь и потеснили в крестьянской хижине замершего в ожидании всемирного оползня Витамина, в недоумении проснувшегося вслед за мной у Кузена, и все, кто заметил перемены, прошли в дверцу, Шедевр — еле-еле, замыкающим сам очнувшийся Витамин в ожидании дальнейших фокусов.

Позади него уже простирались развалины, только изогнувшаяся ромбом дверца с протяжным скрипом покачивалась взад-вперед.

Лунный свет освещал тропу среди развала вещей, и я испытал некое подобие гостеприимства от шевельнувшегося вдруг рельефа вокруг.

Слабый хлопок — это упала чудом удерживающаяся до сих пор, так неопределенно покачивающаяся, как символ прошлой жизни, дверца.

Луна потихоньку села за лес, горизонт зарозовел, и перед нами, неприкаянными детьми цивилизации, открылся безбрежный вид на бесконечный газон с аккуратно насыпанными холмами, нежно зеленеющими парками и уютно слепленными водоемами.

Красота вокруг была необыкновенная. Воздух был прозрачен и свеж.

Стояло раннее утро. Всё было впереди. Перед нами было шоу.

Загадочные, как манекены, фигуры, так похожие на настоящие, что отличить невозможно, они манили, и хотелось поверить в них, и шоу это увлекало больше самой жизни.

Мы сидели с Топ на берегу океана. Всё было, как прежде. Ходили по магазинам.

В парке Гибрид наблюдал, как дети на аттракционах катаются на лошадках.

В тире Тугодум целился в жестяного кабана.

Встретили Витамина и Ядра, куда-то дружно направлявшихся. Они сказали, что прихватят Лагуну и заглянут ко мне.

Наставником в школе Кредо. Все принимают его за иностранца. Он никого не принуждает грызть гранит науки и обходится без отметок.

Многие в столице. Говорят, добились успеха. Назад их не тянет.

В ясную погоду можно разглядеть наше побережье, туманное, тающее на горизонте, как мираж. Мир на новеньком старте един.

Далеко в лесу послышался разбойничий крик совы.

В огромном городе — расцвет услуг.