Манкая

Глава 17

Москвичка наша, полная разномастных эмоций, не спеша двигалась в сторону своей студии. По дороге купила для себя завтрак — булочку с корицей и стакан кофе. Несла бумажный кулечек в руке и чувствовала себя изгоем. Правда не подумала, что она сама себя выгнала из дома, а Митя поцеловал ее и позвал с собой. Он, уверена была Юля, готов был сам идти с ней куда угодно, и ей не было бы одиноко. Да вот беда, Юлька сама себя начала изгонять. Не заслужила она Митиной любви, не может она с чистой совестью смотреть в глаза мужа и соседей.

Давид, вот, часто говорил ей, что она святая. А какая она святая, если вчера позволила себе обнимать мужчину, пока мужа дома не было. И совсем неважно, что Кирочка в это время был с другой женщиной! Юлька сама согрешила…ну, почти согрешила. Нет, все же согрешила!

А что вы ждали от Юльки? Она такая, правильная. Вот после краткого умопомешательства и мгновения удовольствия, стала пожирать саму себя, обвиняя во всех смертных грехах! Добилась таки дипломированной психолог от самой себя депрессии и отчаяния. В студии своей, едва раздевшись, упала на стульчик и заплакала. Ее вкусный завтрак так и остался нетронутым. Краем уха Юлька слышала писк телефона, вероятно, писал Митя…или Кира. Неважно… Впрочем, она ответила обоим, понимая, что не отстанут. А Митя еще и приехать может. Напрасно сказала она ему, куда пошла.

Часы шли, Юлька пожирала саму себя, булочка черствела, а кофе леденел. Она, все же встала и принялась наводить порядок на стеллажах и столах. На одной из полок приметила свою старую работу- вязаную куколку с длинными нитяными волосами рыжего цвета. В синей юбочке. Глазки у куколки до того были наивными, что Юлька невольно сравнила себя с этой вот чудесной поделкой.

Вязала она игрушку еще будучи студенткой. Отец умер, и она, оставишь одна, занималась любимым делом. Не была связана узами, обязательствами и жизнь представлялась ей открытой книгой, в которой она, Юлька, напишет свою судьбу сама и судьба та будет счастливой! И встреча с Кирочкой казалась ей самой яркой из глав той открытой книги, самой успешной и счастливой! Дурочка! Как же так вышло с ней, а?

Злиться Юлька не злилась, но вот после слез проснулась некая решительность и подумала Юля, что продолжать жить так, как жила, не может. Не желает она портить книгу свою открытую длинным списком имен любовниц собственного мужа! И сама не хочет вписывать туда имя Мити, как тайного воздыхателя! Впрочем, сейчас о Мите думалось меньше всего, как ни странно!

Диалог! Необходим открытый, искренний диалог с мужем. Если Юлька настолько плоха, что тот ищет общества других женщин, так может он скажет ей об этом? Ну, а Юля, попытается объяснить, как ей больно от его лжи и…предательства. Да, предательства! Юльке удалось высказать это слово мысленно.

Еще часа два решалась она пойти к Кириллу и поговорить. И решилась таки! Вот, молодец! Скрутилась в момент, заперла студию и бросилась домой. Правда, решимость ее слегка пошатнулась у подъезда. Страшно все же!

Но пошла…Отступать никак нельзя! Поднималась по лестнице и молилась, чтобы не встретился кто — то из соседей. Не до бесед ей сейчас, вот честно!

Позвонила в дверь и Кира открыл сразу, будто ждал.

— Юля!! — громко сказал Кира, а Юлька, растерявшись, застыла истуканом, — Где ты была? Почему на звонки не отвечала?! Прости, но что мне думать? Ты нарядная, бродишь невесть где… Где ты была?!!

Ну, Кирка в другое время смикитил бы и не стал бы орать, но завела его Олеська курва! Добила звонками и претензиями. Угрожала, что явится к ним и все расскажет Юльке! Что не будет «временным развлечением»!

Если бы Олеся знала, что Кира Раевский, состоятельный москвич и щедрый любовник, на самом деле мало что имеет за душой, она бы так не упиралась. Вряд ли красотка — пухлогубка позарилась на Кирилла Ракова, уроженца Пензы, а не обладателя московских, шикарных квартирных метров, содержанца и алиментщика. Но, она не знала, вот и …упс.

— Я спрашиваю, где ты была?! С чего этот спектакль?! А? Я работаю, ночами не сплю, а ты гулять скачешь?! Наряды эти твои новые! Куртка откуда?! — ну, понесло мужика…тоже ведь, нервы.

Юленька испугалась громкого голоса мужа и его покрасневших глаз. Однако, отступать не стала! Вот это героизм. Откуда что взялось- то?

— А где ты был вчера, Кирилл? — ну, лжеца особо не проймешь, он и стал врать, правда, голос убавил на полтона.

— На работе и тебе об этом известно.

— Я видела тебя вчера. Тебя и Олесю в ресторане. Кир, я знаю все. И о ней и о тех, что были до нее, — Кирюша впал в ступор, но сообразил, что молчать сейчас никак нельзя, иначе можно потерять дом, машину, бабло и бесплатную повариху!

— Бред! Что за бред, Юль? У меня никого не было и нет, кроме тебя! — а далее по списку…

Еще минут десять он заливался соловьем по поводу своей верности и честности, упрекая, по привычке, Юльку в ее кошмарной слепоте! Благополучно перекидывал вину на нее, короче, как всегда. Юля слушала и ее пронимало, вероятно, тоже по привычке. Но, она видела, что Кира лжет! Вот как хотите, а по сравнению с Митей, это было ох как заметно!

— А что делала ты в ресторане? А? — правильно, Кирка, лучшая защита, это нападение! — С соседом шашни? Я знал! Догадывался!

И начал другую речь, которая Юльку проняла окончательно, поскольку была созвучна ее же мнению о себе самой. «Дешевка», «гулящая», «изменница»…и это всего лишь часть его, Кириного, злобного залпа. С каждым его словом сжималась жена, гнулась, будто прижимало ее к земле справедливыми упреками! Паника и слезы…

Звонок в дверь, потом грозный стук! Кире пришлось открыть, а на пороге Олеся! Батюшки Святы!

— Вечер добрый. Простите, что без приглашения, — шагнула красотка в холл и дверь за собой прикрыла, — Юль, я сразу все скажу. Честно! Кира сам никогда не признается! Мы любим друг друга и хотим быть вместе. Но он очень порядочный человек и не может не жалеть тебя, понимаешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну, вот и все… Кирилл понял, что лишился всего, а Юля поняла, кто она на самом деле! Дешевка, неверная жена и изменница. Киру она оправдала моментально, когда услышала «любим друг друга» и «жалеет тебя». Юлька не помня себя выскочила за дверь и не зная куда бежать, застыла на лестничной площадке! В этот момент, на Юлино счастье, открылась дверь Ирины Леонидовны, и москвичка наша, узрев в том спасение, побежала к соседке.

— Ириночка Леонидовна… — только и выдохнула Юлька.

Джеки поняла мгновенно и втащила дорогую соседку в квартиру. Дверь захлопнула и едва успела подхватить Юленьку. Та сползла по стенке и лежала теперь в глубоком обмороке. А что вы хотели? Целый день не ела, нервы и прочее разное.

— Фира, не шурши! Что там у тебя? — громкий шепот выдернул Юльку из забытья.

За окном темно, который час и вовсе неясно. Гостиная Ирины Леонидовны и она, Юлька, на диване, укрытая пледом.

— Вот просила же, не будить! — мадам Шульц присела рядом с Юлей, — Дорогая, не вставай! Тебе сейчас нельзя. Мы испугались и пригласили Семена Петровича. Он просил дать тебе отдых и никуда не пускать!

Семен Петрович доктор, профессор на пенсии. Жил в соседнем подъезде и иногда консультировал старушек Собакевич, когда те начинали капризничать и не верили Юленьке, что все будет хорошо.

Вокруг Юли родные лица. Печальные Доры и Фиры и серьезное, нахмуренное, Ирины Леонидовны. В дверях показалась Светлана в чашечкой китайского фарфора в руке.

— Юленька, я не хотела их звать, но они сами пришли, честное слово! Там у вас что — то громко было сегодня… Ты когда ко мне вошла, у Киры голосила дамочка. Я даже не стану спрашивать, что произошло.

— Юль, выпей. Это настойка успокоительная, — Светочка приподняла Юлькину голову и влила ей в рот горьковатую жидкость, — А теперь ложись и отдыхай.

Ну, отдыхать, положим, сложновато, когда восемь пар глаз смотрят на тебя. За нее волновались и оберегали сейчас, словно родное дитятко. Юлька оглядела всех внимательно, а потом не перенесла откровенной их доброты и заплакала, чем и спровоцировала кудахтанье, возгласы и даже ругательства.

— Ира, вот что ты, в самом деле? Зачем про дамочку?

— Закрой рот, Фир! Для чего было шуршать? Не дала Юле выспаться!

— Девочки, не ссорьтесь, — занервничала Дора.

— Так, тихо! — скомандовала Светочка и подсела к Юле, потеснив с собственного дивана Джеки, — Юль, он тебя ударил? Обидел?

Юлька только головой помотала. Соседки переглянулись.

— Сказал, что уходит от тебя? — снова отрицательное мотание Юлькиной головы.

— Ты его бросила? — вопрос Дора задала, а сама дыхание затаила.

— Я не знаю….! — и Юлька упала на подушку.

Три дамы переглянулись снова и помолчали немного. Могли бы и много, но Фира, неугомонная сестричка, не смогла удержать в себе любопытного чёрта.

— Деточка, что произошло? Нет, мы не настаиваем на ответе, но волнуемся. С тобой плохо, дурно, а мы не знаем, что случилось.

Юлька утерла слезы, вздохнула и выложила соседкам все, как на духу! Забавно, что по ходу повествования их лица веселели и становились все довольнее и довольнее. В конце Ирина даже улыбнулась, чем и удивила Юлю.

— Ириночка Леонидовна, почему Вы смеетесь? Надо мной, да? Пожалуй, следует плакать! Я такая…такая… — Юля обессилено замолчала и уставилась в потолок.

— Аминь! — Дора перекрестилась! — Фирочка, завтра пойдем в церковь и свечки поставим! Купим самые большие!

— Наконец — то! — выдала Светочка.

И все это заставило Юльку изумиться! Как так — то? Она ведь мужу изменила…ну, почти, а они радуются и чему, спрашивается?

— Вот что, пойдемте — ка — Света подняла упирающихся сестричек Собакевич и стала подталкивать к выходу, — Юль, отдыхай.

Кивнула Ирине и все трое ушли. Правда, в холле был еще какое — то время слышен недовольный бубнёж сестричек. Но, вот дверь захлопнулась и Юля уставилась на Ирэн.

— Что? Я тоже поставлю свечку!

— Я ничего не понимаю… Ириночка Леонидовна…

— А что тут понимать? Праздновать надо! Наконец — то у тебя раскрылись глаза на мужа и симпатичного соседа. Юль, детка, то, что Митя в тебя влюблен давно уже ни для кого не секрет. Но вот ты удивила меня и обрадовала!

— В каком смысле давно? Я ничего такого не замечала…

— Ты бы и слона у себя на кухне не увидела. Все Кирочка застил!

— Ирина Леонидовна… Кира мой муж! Ну, как Вы..

— Как, как? А вот так! И я очень надеюсь, что в скором времени Кира не будет твоим мужем. Если ты его простишь, знай, я тебя не прощу. Расплюемся навсегда, как говорится!

Юлька помолчала, а потом задала вопрос, который простым не был ни разу!

— Тётя Ира…я как моя мама, да?

Симпатичная Наталья Аленникова, мама Юленьки, сбежала когда — то давно в любовником. Мало кто знал, что у них не сложилось, и Наташа, опомнившись, попыталась вернуться за дочерью. Брошенный муж, папа Юли, подключил все свои связи и пошел на всё, чтобы лишить ее родительских прав и наложить запрет на встречи с дочкой. Такова была месть обманутого мужчины. Наталья бродила вокруг дома, но встретиться с дочкой так и не получилось. Вот одним морозным вечером, Наташа возвращалась от дома дочери и угодила под трамвай. Юле ничего не рассказали, потому и осталась наша москвичка в твердой уверенности, что мама ее не любила и бросила. По факту, любила, но так же по факту и бросила.

Ирина не стала выворачивать и перетряхивать прошлое, потому и смолчала о матери, но сказала следующее.

— Именно так. Как мама. Она тоже долгонько терпела характер твоего отца. О мёртвых не принято говорить дурно, но знаешь, Витя тот еще был…диктатор. Да, она захотела свободы, счастья, любви и упорхнула. Как и ты. Но, одно я знаю наверняка, будь у тебя дитя, бежала бы ты с ним. И сидели бы тут у меня вы двое, или трое. Как Бог бы дал. Не суди, Юлька, маму. Ты понятия не имеешь, что ей пришлось испытать и пережить. Так просто ничего не случается. И вот еще что, любой, кто знает тебя хотя бы немного, вскользь, никогда не скажет о тебе тех слов, которые ты услышала нынче от мужа. Если ты мне веришь, хотя бы немного, ты перестанешь думать о себе дурно.

— Ириночка Леонидовна…я не могу. Митя… Как он обо мне думать будет? Сочтет меня неверной женщиной. Как мне дальше — то быть?

— Вот чудо ты, Юленька! Можно подумать ты сама с собой вчера обнималась! Он, между прочим, тоже знал, что ты замужем! Так что, виноваты поровну. Митька весь телефон оборвал тебе. Я, уж прости, ответила и сказала, что ты у меня. Он крутился на лестнице долго. Потом ушел. Ты напиши ему, что с тобой все в порядке, а то он дверь выломает, — Джеки засмеялась и всучила аппарат Юльке.

Москвичка наша долго смотрела на дисплей, не решаясь писать к Мите. Потом, вздохнула и …

Юля:

«Митя, со мной все хорошо. Я побуду у Ирины Леонидовны»

Митя:

«С тобой все в порядке? Я могу тебя увидеть?»

Юля:

«Я в порядке, не надо волноваться. А как ты?»

Митя:

«Я могу тебя увидеть, Юль?»

Юля:

«Не сегодня. Ты только не сердись. Правда, все хорошо»

Митя:

«Плакала?»

Юля:

«Нет, что ты! У тебя все хорошо?»

Митя:

«Плохо! Дай мне пять минут!»

И тут же звонок от Мити!

— Он тебя ударил? — такого голоса Юлька еще не слышала у Мити, — Пять минут не дашь, дай хотя бы три!

— Что ты? Нет! Я сейчас выйду, Мить, — Ирина деликатно покинула гостиную.

Юлька заметалась! Сначала в ванную, потом причесаться и заглянуть в зеркало. Глаза красные, точно. Что делать? Глазные капли помогли сразу! Ну и помчалась на лестницу. Дверь открыла, а Митя уже там. Бродит туда-сюда.

— Я здесь, — ей показалось или Митька подлетел?

— Что случилось? Почему ты у Ирины? — а руки его, теплые и сильные уже обхватили Юлькины плечи.

Митька вглядывался в ее лицо, отмечая буквально все. Вот печальный изгиб бровей, вот грустная складочка возле губ.

— Я говорила с Кириллом. Ну, в смысле, я спросила, где он был и… — Митя понятливо кивнул.

— Ты не вернешься туда? — Юля задумалась, а Митька сдвинул брови, — Только не говори мне, что простишь ему.

— Митя, пожалуйста, дай мне время. Я так не могу…Я вообще никак не могу!

— Всё, всё. Я молчу. Тебе нужна передышка. Идем ко мне, Юль, а? Хочешь, залеплю себе рот скотчем и стану тихим? У меня поспишь, — он очень просил, очень хотел этого.

— Я никак не могу, Митенька, — она обняла напасть ярославскую, — Дай мне время. Все очень быстро и я ничего, ну ничегошеньки, не понимаю!

Митька крепко прижал к себе Юленьку и гладил по волосам. Вот в таком интересном виде и застали их оба Гойцмана, которые поднимались по лестнице вверх, и Заварзин, который спускался по лестнице вниз. Ну, с мужчинами все проще. Они не стали кудахтать, как некоторые, просто приняв тот факт, что соседи вроде как обнимаются. Яков Моисеевич и Артём были в курсе происходящего, а вот по Даве это ударило. И удар был довольно болезненным.

Жаль, что Кира в этот же самый момент открыл дверь и получилась как — будто немая сцена… Потом Юля, поняв, что вокруг люди, отошла от Митьки, а Митька уставился на Кирочку. Вот честно, бежать бы муженьку, да не сообразил он, а даже наоборот, протупил, так сказать.

— Быстро ты, Юленька! Уже с другим обнимаешься! Святая, да?!

— Юля, уйди, — тихий голос Широкова заставил нашу москвичку без всяких там разговоров втянуться в квартиру мадам Шульц.

Все таки, Российская Армия самая лучшая армия в мире. Воспитывают там и обучают самых лучших солдат и офицеров. Той реакции, какая была в наличии у Заварзина, можно было только удивляться! Артём сразу понял, что Митька ломанется на Киру и не ошибся. Нереальным броском Заварзин сшиб Митьку и прижал его к стене.

— Раков, урррод! Захлопнись! Не удержу! — Заварзин был мужчиной крепким, однако, если бы не Дава и папа Гойцман, Широков запросто уделал и самого Артёма и Киру до кучи! — Мить, все! Было бы обо что руки пачкать! Хватит!

Кира захлопнул дверь, Митьку уняли.

— Ну, Ви, молодой человек и бычара. Простите мне мой французский! — бубнил Гойцман-папа, поднимая с пола свою шапку- пирожок, — Вас вместо танка можно выпускать.

Широкова пока не совсем отпустило и поглядывал он плотоядно на дверь, за которой скрылся Кира.

— Правда, Мить, ты, если захочешь, лбом можешь ту дверь снести. Но, не советую, — Дава справился с собой, понимая и ситуацию и то, что его страдания по поводу Юли так и останутся безответными навсегда.

Вероятно, Давид Гойцман привык быть несчастным из — за соседки. Да, он видел объятия, да, ударило больно по его чувствам, но как — то привычно, что ли, обыденно. Дава, стоя сейчас в подъезде, кое — что понял. Дело не в том, что между ним и Юлей стоял Кира, а в том, что Юля его не любит и не полюбит никогда. Понял и решил подумать на досуге обо всем этом нелепии.

Митя стряхнул руки Заварзина.

— Я успокоился. Всё.

— Димитрий, Ви только дел не натворите. Юленьку пощадите, — собственно папаша Гойцман был прав, и Широков понимал это очень чётко, но уж очень бесил его гадючий Киросик.

Соседи распрощались. Заварзин уходил с опаской поглядывая на Митьку, не доверяя его спокойному виду, но все же ушел. А Митя снова топтался у двери мадам Шульц.

— Митя, все в порядке? — Джеки и Юля выпрыгнули из квартиры, — Вы тут собрались дебоширить? Так нужно бабулек позвать. Они от восторга пищать будут!

— Ирина Леонидовна, мне нужно Юле пару слов сказать, — Джеки кивнула понятливо и ушла.

Митя вытянул Юлю на лестничную площадку.

— Честное слово, тебе сложно зайти ко мне? Нужно говорить здесь? Чтобы все видели и слышали, Юль? — а Юлька молчала.

Она уже виноватила себя за то, что стала причиной кошмарной сцены. За то, что из — за нее возник скандал и все соседи оказались втянуты.

— Завтра. Давай поговорим завтра, Митя? Я не могу сейчас… — и снова впала в нехоть, которую можно было назвать спасением для ее собственной психики.

Митька десятым чувством определил, что Юлька в легком шоке и, пересилив себя, решил отпустить любимую девочку.

— Хорошо. Иди и отдохни. Я рядом, только позвони или напиши, Юль. Ты в безопасности, поняла меня? — обнял коротко и поцеловал в лоб.

Юлька, запрограммированная его посылом, послушно развернулась и ушла к Джеки. Митьке ничего не осталось, кроме как потоптаться немного у закрытой двери и пойти к себе. То ли спать, то ли думу думать. Это уже как повезет.

— Юля, оставайся в гостевой спальне. И живи столько, сколько понадобится. И нечего смотреть на меня такими большими глазами! Я всегда рада тебе… И мне приятно знать, что я кому — то нужна, — Ирина не желая напрягать Юлю своим присутствием пошла к себе.

Неизвестно, что Светочка Заварзина налила в ту чашечку китайского фарфора, но уснула москвичка наша сразу. Спала крепко и без сновидений. А что? Вот такая защитная реакция организма!