Мануш-Вартуш (повести и рассказы)

Чоло-Монго

Рассказ

В этот августовский полдень улус казался необитаемым. Нигде не видно было ни одного человека. Ни одна птица не хлопала крыльями в густом воздухе. Ни одна собака не лаяла. Только еле слышно чмокала губами рыжая лошадь.

Она неподвижно стояла посреди улицы. К её седлу были пристёгнуты две плотно набитые нейлоновые сумки. А к каждой сумке пришиты кожаными нитками круглые листы картона с надписью: Научная географическая экспедиция.

Вдоль всего улуса вытянулись невысокие избы с узкими окнами. Все ставни были распахнуты. С подоконников выглядывали распустившиеся лилии, столетники, герань. Даже южанки пальмы разрослись в консервных банках и, видно, чувствовали себя здесь, в Сибири, как дома.

И слева, и справа, и спереди, и сзади к улусу подступали горы. Они были круглые, как половинки мячиков. И поросли лесом. Только одна дорога, как пробор среди зелёных кудрей, тянулась сквозь горную тайгу.

По этой дороге сейчас спускался мальчишка. Он спотыкался на каждом шагу, пыхтел, с трудом удерживал равновесие. Ему было нелегко, потому что он шёл на руках. А на руках он шёл потому, что так было интереснее: небо оказалось под ногами, а земля — над головой.

— Чоло-Монго! Чоло-Монго! Чоло-Монго! — Из крайнего домика выскочила смуглая девчонка лет шести, в голубых трусиках и белых тапочках.

Мальчишка кувырнулся на ноги, потряс головой. И тогда весь мир снова стал обычным. Земля снизу. Небо сверху.

— Чоло-Монго! Чоло-Монго! — дразнила девчонка.

— Дурёха, — снисходительно сказал мальчишка, — сколько раз тебе объяснять: меня зовут не Чоло-Монго, а Вася. Василий Угдежеков. Повтори!

— А что ты мне за это дашь?

— Дам медвежий капкан, хочешь? Он немного сломанный, но играть можно. Только смотри не прищеми руку.

— Знаешь что? — подумав, ответила девочка. — Знаешь что, Вася, ты дай мне лучше конфету.

— A y кого вчера так зуб болел, что на весь улус ревела?

Девочка насупилась.

— А вечером меня поймала бабушка Ксана и целый час мыла мне голову. Мылом! — пожаловалась она.

— Ничего, Малка, — утешил Вася. — Каждому человеку иногда приходится мыться. Пойдём лучше, я расскажу тебе, где сегодня был.

Он отвёл девочку в сторону. Туда, где под старым кедром были сложены свежие, в смолистых потёках брёвна.

— Слушай! — торжественно прошептал Вася. — Слушай, Малка, только тебе одной открою: я был на почте. Ты ведь знаешь, что такое почта?

— Это ящик. Он висит на столбике.

— Нет! В ящик бросают письма. И они там скучают, пока не придёт почтальон, дядя Серёжа, и не высыплет их к себе в клеёнчатую сумку. Потом дядя Серёжа долго-долго шагает через тайгу в Подснежное. Знаешь такое большое село на самом берегу Енисея? В нём есть преогромный дом, в целых три этажа. И вот в этом-то доме и помещается почта.

— А когда ты дашь капкан? — спросила девочка.

— Сначала послушай, тогда дам. Я сам ходил в Подснежное и послал в Новосибирск задачи.

— Зачем?

— Ну чтобы быстрей дошли. Если я всё решил правильно, меня возьмут в школу юных математиков. Туда принимают, конечно, исключительно способных людей. Но, может, мне всё-таки повезёт. Понимаешь?

— Нет, — зевнула Мала.

— Замечательно! — обрадовался Вася. — Я так и знал, что ничего не поймёшь. Потому тебе и рассказал. А то вдруг не примут!

— А у меня есть ножик! — Мала вытащила из кармана маленький кривой нож, — Охотничий!

— Где ты его взяла?

— Папа подарил! — Она подкинула ножик на ладони и ловко поймала,

— Дай сюда, порежешься.

— Ишь какой хитрый! — Мала отскочила от Васи. — Не поймаешь!

Она запрыгала на одной ноге, лукаво поглядывая на мальчика. Но Вася уже не обращал на неё внимания. Острой веткой он чертил на земле какие-то цифры.

Мале стало скучно. Ока запрыгала дальше. И вдруг увидела рыжую лошадь. Лошадь дремала. Мала подкралась к ней сзади. Осторожно тронула за хвост. Лошадь не пошевелилась. Мала оттянула прядку жёстких волос и чиркнула по ним ножиком.

— Что ты делаешь, скверная девчонка! — Вася, оказывается, всё время уголком глаза следил за её проделками. — Если ты отрежешь лошади хвост, её в тайге мошкара заест. Ей же нечем будет отмахиваться!

— Ну и пусть! — Мала снова потянулась с ножом к лошадиному хвосту.

Вася подбежал к девочке, вырвал у неё ножик и легонько шлёпнул.

— Смотри у меня, злюка! А то хуже попадёт!

Мала спокойно отошла на несколько шагов, набрала в грудь побольше воздуху, надула щёки и пронзительно на весь улус закричала:

— Ууу! Васька дерётся! Уу!

И немедленно раскрылись двери всех домов. На каждом крылечке показались женщины. Они были разные. Бабушки и девчонки. Тёти и девушки. Одна, худенькая, чернокосая, держала на руках спящего малыша. У другой, полной, в цветастом фартуке, короткие, растопыренные пальцы были в тесте. Третья, старенькая, вытирала седые распущенные волосы вышитым полотенцем. И все хором кричали. Они кричали на Васю.

— Опять Чоло-Монго!

— Как у тебя хватает совести обижать ребёнка?

— Иди ко мне, Малочка, доченька! Я уж задам этому озорнику!

И что было хуже всего, — открылась вдруг дверь дома, который отличала от всех других белая вывеска с красными буквами: «Амбулатория». Оттуда выглянул человек, очень похожий лицом на Васю. Он внимательно посмотрел на мальчика и негромко спросил:

— Хотел бы я знать, за что тебе дали прозвище Чоло-Монго? Куда больше подошло бы просто — Курым.

У Васи загорелись щёки. Он опустил голову. Когда через несколько секунд он поднял её, на улице никого уже не было. Все двери закрылись. Только лошадь стояла на том же месте и медленно хлопала рыжими ресницами.

Ухватившись руками за ставни, Вася легко подтянул колени и шлёпнулся на пол в своей комнатке. Он никогда не спорил с людьми, убеждавшими его, что в дом нужно входить через двери. Он сам считал, что так и следует делать. Всегда. За исключением тех случаев, когда у тебя очень хорошее или, наоборот, очень плохое настроение.

И Вася совсем не был виноват в том, что с весны, когда от стёкол отдирали замазку, до глубокой осени, когда их замазывали снова, забывал, где находятся двери родного дома. Что он мог поделать, если среднего настроения у него не бывало?

В соседней комнате тихо. Родители ещё на работе. Вася достал из буфета кувшин с кумысом — кислым кобыльим молоком — и, не отрываясь, выпил его весь. Утром он ушёл не позавтракав — не хотел будить мать — и только в тайге съел пару горстей крупной брусники. Она была ещё твёрдой, вязала рот.

Наевшись, Вася сел за свой письменный стол, который отец сбил ему из трёх ящиков, и стал думать. Он думал о сегодняшнем дне. И о том, что отец назвал его — Курым. Это было здорово обидно…

Курым — гора. Вернее, пологая горка. По ней вьётся тропинка, поросшая бархатистой травой. Она так и зовёт пробежаться.

Но не вздумай этого делать! Курым коварна. От малейшего колебания воздуха, от шелеста самых лёгких шагов с вершины её срываются острые камни. Они могут ранить легко, могут ранить тяжело, это уж как повезёт. Но не пощадят неосторожного путника. Кто бы он ни был: взрослый человек, или мальчишка, или совсем несмышлёный жеребёнок.

У гор, как и у людей, непохожие характеры. Рядом с Курымом веками стоят честные горы. Их крутые тропы откровенно предупреждают об опасности. Они никогда не ударят камнем в спину.

Васе понравились эти горы сразу, как только он их увидел. Но больше всего полюбил он Чоло-Монго— бурную речку, начинавшуюся так высоко в горах, что казалось, будто она бежит от самого неба.

Нет, не бежит, а мчится, прыгает, летит, как мальчишка, опаздывающий в школу. Зимой, когда даже могучий Енисей замирает, скованный льдом, эта малышка не останавливает свой бег ни на секунду. Ни жестокие морозы, ни толстые учебники географии, в которых чёрным по белому написано, что все реки Сибири зимой замерзают, — ничто не может убедить Чоло-Монго подчиниться. Она несётся и громко поёт:

«Не сдам-ся! Не сдам-ся! Не сдам-ся!» — И не сдаётся.

Зато весною, когда на всех реках проходит ледоход, когда люди сбрасывают валенки и убирают в сундук тёплые платки и шубы, когда среди густой травы распускаются жёлтые маки и фиолетовые жарки, Чоло-Монго вдруг замерзает и промерзает до самого дна. Что ж, самостоятельность свою показала, теперь пора и отдохнуть. Пусть солнце палит, пусть изнемогают от зноя люди и звери — неподвижна Чоло-Монго. Она сладко спит.

Осенью речка просыпается и избавляется от надоевшего ей льда. Но опять-таки иначе, чем другие реки. На ней не бывает ледохода. Хорошенько потянувшись, Чоло-Монго взламывает свой панцирь и выбрасывает глыбы льда на берега. Одну направо, другую налево. Словно играет.

Эти глыбы не тают годами. Выдумщица речка придаёт им причудливые формы. Одна — вылитый гриб. Другая — серебристая белка. Самая крупная напоминает вопросительный знак. Да, Чоло-Монго любит загадывать загадки…

Три года назад, когда Вася с родителями приехал сюда из большого города, отец первым делом повёз его поглядеть на Чоло-Монго.

— Я очень уважаю эту речку, — сказал отец, — и всегда мечтал к ней вернуться.

— Почему? — спросил Вася.

— Не знаю… Может быть, потому, что я родился в этих местах. И мне кажется, я нужен здесь больше, чем где-нибудь ещё. А Чоло-Монго, она не просто упрямица. Она умеет проходить сквозь камни.

И отец рассказал, что произошло на его глазах много лет назад, когда сам он был мальчишкой. Однажды гора сбросила в русло реки огромный камень. Серый, тупой, он встал на пути весёлых струй, и речка, не подчинявшаяся морозу и солнцу, протяжно вскрикнула и остановилась.

Но рано обрадовалась гора гибели своей соседки. Чоло-Монго потемнела, напружилась и, как стальной клинок, прошла сквозь камень.

Он треснул и развалился.

После этой поездки Вася так много говорил в улусе о горной речке, что его самого прозвали: Чоло-Монго.

В соседней комнате послышались громкие голоса. Это пришла мать. А с нею гости. Двое географов из Ленинграда, которые жили у них уже неделю. Вначале, когда Вася узнал, что географы приехали изучать Чоло-Монго, он закидал их вопросами:

— Почему Чоло-Монго такая особенная? Правда, что не только в Сибири, но и во всём мире нет похожих рек? И нельзя ли облить с вертолёта гору Курым самым прочным клеем, чтобы камни её навсегда прилипли друг к дружке?

Географы переглянулись, и руководитель экспедиции Алексей Алексеевич, полный, добродушный, сказал наставительно:

— Необдуманные поступки, дружок, чаще всего приводят к дурным последствиям.

А его жена, Мария Фёдоровна, спросила недовольным голосом:

— Где тут у вас можно помыть руки?

Должно быть, Мария Фёдоровна, очень прямая, высокая, вообще терпеть не могла детей. Потому что однажды, когда к Васе пришла Мала, бледные глаза географички так уставились на неё, что Алексей Алексеевич прогнал ребят играть на улицу.

— Спасибо за гостеприимство, — сказал в соседней комнате Алексей Алексеевич, — Разрешите пожелать вам всего наилучшего. Сегодня в ночь мы отправляемся на Чоло-Монго.

— Не подождать ли до утра? — предложила мама.

— Ничего. Сейчас полнолуние. А мы с Машей опытные путешественники.

— Я бы, пожалуй, не решилась взбираться по этим кручам даже днём, — призналась мама, — хоть и выросла здесь, в горах…

— Нам хочется узнать тайны Чоло-Монго не меньше, чем вашему Васе. — засмеялся географ. — Хватит ему ставить нас в тупик своими каверзными недоумениями.

Мама спросила:

— Алексей Алексеевич, а не согласитесь вы взять моего сына с собой? Я знаю, он об этом мечтает,

— Взять с собой? — призадумался географ. — Ну что ж… Он мальчик крепкий…

— Ни в коем случае! — резко оборвала его Мария Фёдоровна. — Мы не возьмём маленького ребёнка в такую серьёзную экспедицию.

И Чоло-Монго, затаивший было дыхание, шумно, как телёнок, вздохнул. Мама — друг. И как она умеет догадаться о самых затаённых твоих желаниях? А географы — несимпатичные люди. Вася сразу это увидел.

Мария Фёдоровна вышла в сени, и железный рукомойник застучал под её руками.

— Не сердитесь, — попросил Алексей Алексеевич.

— Я понимаю, — торопливо ответила мама,

За следующие две недели в жизни Васи не произошло никаких особенных происшествий. Он решил все задачи в учебнике для седьмого класса: мама уже весной купила новые тетрадки и книжки. Задачи были нетрудные. Но решения не всегда сходились с ответом на последней странице учебника. Это у Васи случалось часто.

Он любил решать каждую задачу по-новому. Не таким способом, как прежнюю. Иногда, если задача оказывалась особенно сложной, Вася уходил в горы.

Где-нибудь на узкой площадке между скалами он ложился и царапал цифры на земле. Иногда объяснение к решению почему-то записывалось в рифму:

Вася понимал, что это очень плохие стихи, но они помогали ему увидеть, как живых, толстого, запыхавшегося Икса и длинноногого Игрека. И задача решалась словно сама собой.

Ещё за эти две недели Вася раз пять поссорился с Малой и столько же раз помирился. Полез на высокую ель за полосатым бурундуком для неё. Зверёк, махнув пушистым хвостом, перелетел на другое дерево. А Вася свалился на землю и здорово ободрал щёку.

Пришлось пойти к отцу в амбулаторию. Ожидая своей очереди, Вася поглядел, как отец вправляет вывихнутую руку старому охотнику-буряту. А тот, вместо того чтобы стонать: «Ох, как больно!»— всё приговаривал: «Ох! Какой хороший фельдшер!»

Из-за этого охотника Вася даже не заорал, когда отец щедро намазал ему лицо йодом. Хотя заорать очень хотелось! Неловко было перед терпеливым стариком.

Потом он отправился к маме в библиотеку. Поглядел, как она выдаёт книги. И мама, конечно, долго его ругала за расцарапанное лицо, будто он упал с дерева нарочно.

А Вася тем временем выбрал себе книжку про боксёров. Дома он прочитал её залпом и решил стать чемпионом в тяжёлом весе. Стал тренироваться с подушкой и разбил почему-то настольную лампу.

Наконец, он отправился с рыбаками на Енисей и всю ночь ставил сети, а утром вытаскивал остроносых хариусов. Из них сварили уху. Такую золотистую и жгучую, словно в котёл накрошили не рыбу, а солнечные лучи.

Но где бы Вася ни был и чем бы он ни занимался, главным его занятием было ожидание. Ответ из Новосибирска всё не приходил. И в конце концов Вася понял, что в математические школы принимают только гениев. А он ни к чему не способен, и правильно поступили географы, что не взяли его с собой.

Но однажды вечером его позвал к себе отец.

Отец держал в руках распечатанный конверт.

— Извини! — сказал он смущённо. — Я случайно прочитал твоё письмо. Я ведь тоже Угдежеков. И я не знал, что ты переписываешься с Академией наук.

Да! В самом деле, письмо пришло из Академии, то есть из детской школы при ней. И в письме было написано, что большинство задач Вася Угдежеков решил неверно. Но странные люди академики: это им больше всего и понравилось. Им понравилось, что Вася всё пытался решить по-своему. И ему предложили к первому сентября приехать в Новосибирск и приступить к занятиям. Если, конечно, его родители дадут на это согласие.

— Ты удивительный человек, сын! — сказал отец, покачав головой.

И Вася согласился. Потому что только удивительные люди получают такие удивительные письма.

— Но откуда ты вообще узнал про эту школу?

— Мне посоветовал написать туда наш учитель математики, тот, что уехал отдыхать на Кавказ, будто здесь ему гор не хватает, — объяснил Вася. — Он дал мне задачи и сказал, куда послать. Ещё он сказал, что принимают только тех, кто всё решит верно. Но тут он как раз ошибся… Отец, а ты разрешишь мне поехать учиться в Новосибирск?

Отец подумал и кивнул головой.

Вася встал на руки и три раза перекувырнулся. И его отец, фельдшер Угдежеков, всегда такой степенный, тоже встал на руки и перекувырнулся. Один раз.

Потом они пошли к маме. Сильный, коренастый, отец стоял перед маленькой, узкоплечей мамой и, робея, не знал, с чего начать. Тогда мама спросила:

— Приняли?

Мама, как всегда, обо всём догадалась. И хотя ей трудно было на целую зиму расставаться с Васей, она только на секунду прижала его к себе и велела:

— Поезжай, сын! Но, когда выучишься, возвращайся в родной улус.

После этого Вася отправился прощаться с улусом. Собственно, улусом их посёлок называли больше по старой памяти. Когда-то, рассказывают старики, охотник Угдежек, прадед Васи, поставил здесь, в узкой горной долине, первый дом.

Шумные ребятишки с лицами, закопчёнными у костров, с кривыми ногами, потому что ездить верхом они выучивались раньше, чем ходить, соревновались в стрельбе по летящим птицам и в скачке на неосёдланных жеребятах.

Давно это было… Сейчас в улусе живут русские и украинцы, буряты и армяне. Они дружат со старожилами— хакасами, работают с ними водном совхозе. Вместе ловят рыбу, охотятся на зверя, разводят длинношёрстных сибирских лошадей.

Вася шёл по улусу и про себя желал хорошего каждому дому. Он зашёл к бабушке Оксане, у которой обычно бывала Мала. Но не застал девочку. Кто-то поехал на денёк в соседнее село и захватил Малу с собой. Вернувшись, Вася узнал, что без него приезжал за продуктами Алексей Алексеевич. И мама, конечно, рассказала ему все новости.

— Алексей Алексеевич просил передать тебе, — сказала мама, — что школа юных математиков — самая обычная школа для самых обычных ребят. Просто там чуть больше, чем в других, занимаются алгеброй и геометрией. И не воображай, что оттуда непременно выходят великие учёные.

— А я ничего и не воображаю, — буркнул Вася, — и отлично обойдусь без советов этих противных географов!

— Какой же ты неразумный! — возмутилась мама. — Мария Фёдоровна и Алексей Алексеевич правда люди немного замкнутые. Но это оттого, что у них случилось большое горе. Они потеряли маленькую дочку.

— Как — потеряли? — не понял Вася.

— Я не могла спрашивать о подробностях, — вздохнула мама. — Знаю только, что это был их единственный ребёнок.

Вася на секунду задумался.

— А географы бывали раньше в наших местах?

— Они впервые приезжали сюда пять лет назад. В ту зиму, когда был сильный снежный буран. А почему тебя это интересует?

— Почему? А потому, что… Нет, как это никто раньше не догадался? — закричал он уже на бегу.

…Над горами распушились облака. Ранние, прозрачные…

«Лe-чу! Ле-чу! Ку-да хо-чу!» — насвистывала в небе какая-то пичуга.

Рыжая лошадь, дремавшая возле брезентового домика, подняла голову и призывно заржала.

Выглянув из палатки, географы увидели небольшого конька. Широко расставив ноги, покачиваясь, как заводной, он медленно, но верно взбирался по узкой тропе. За его гриву держался мальчишка. А за плечи мальчишки ухватилась девочка в вышитой украинской кофточке и узбекской тюбетейке. К поясу у неё был привешен заржавленный капкан.

— Зачем вы сюда пожаловали? — недовольно спросил Алексей Алексеевич. — Одни, без взрослых. Если ты, Вася, захотел узнать перед отъездом все тайны Чоло-Монго, то напрасно совершил такой длинный путь. Мы ещё только начали свои исследования. И зачем ты притащил с собой девчурку?

— В этом всё дело! — Вася соскочил с лошади.

Мала осталась сидеть, поглядывая на географов озорными узкими глазками.

— В этом всё дело, — повторил Вася и с трудом перевёл дыхание. — Вы ведь потеряли дочку, да? Так вот: она нашлась. — Он торжественно указал на девочку.

Географы переглянулись.

«Ле-чу!» — слабо пискнула в вышине пичуга. И замолчала. Словно кто-то дал ей понять, что петь сейчас неуместно.

— Необдуманные поступки, дружок, чаще всего приводят к дурным последствиям, — глухо сказал Алексей Алексеевич и отвернулся от ребят.

Мария Фёдоровна быстро вошла в палатку. Но сразу вышла оттуда и попросила Васю:

— Рассказывай!

И он начал рассказывать. Это случилось пять лет назад… Несколько дней в тайге бушевала буря. Замело все пути. Дома по крыши засыпало снегом. Давно здесь не бывало такого снегопада.

А когда он наконец кончился, двое охотников из улуса на лыжах отправились в тайгу. Свежий лисий след привёл их в глухое ущелье. Там они неожиданно наткнулись на сани, запряжённые истомлёнными оленями. Олени лежали на снегу, не поднимая голов. А в санях, тепло укутанная меховыми одеялами, спала маленькая девочка.

Охотники поняли, что со взрослыми что-то случилось. Может быть, они отошли искать дорогу и замёрзли?

Поиски ни к чему не привели. Охотники забрали девочку с собой в улус. Бабушка Оксана, повариха из совхозной столовой, взяла её к себе. Но постепенно забавная малышка сделалась дочерью всего улуса. Её родных так и не удалось найти. Вначале девочке не хотели давать нового имени. Ведь было же у неё какое-нибудь своё, которое она ещё не умела произнести? Её ласково звали — маленькая, и незаметно она стала откликаться на имя — Мала.

В улусе баловали её. Наряжали. Задаривали игрушками и конфетами. Постоянно возили с собой по гостям.

У неё было очень много мам и пап. И все снисходительно, сквозь пальцы, смотрели на её выходки. Только один Вася старался строго её воспитывать. Но что будет теперь, когда он надолго уедет?

Хотя, конечно, всё будет хорошо. Ведь нашлись её настоящие родители. Наверно, они сразу не узнали Малу, потому что за пять лет она здорово выросла?

Географы молчали. И Васе стало зябко.

— Маленьких девочек теряют очень редко, правда? — спросил он. — Это ведь не какой-нибудь пустой патрон?

— Слово «терять» имеет разные значения, — так же глухо ответил географ.

Он и его жена смотрели куда-то мимо Васи, мимо оледеневшей летом реки. Оба видели одно и то же: холодный военный Ленинград и худую девочку с усталым лицом.

А Вася смотрел на немолодые лица географов и вдруг сообразил, что их потерявшаяся дочь пропала, наверно, давным-давно и сейчас была бы уже взрослой. У неё самой могла быть такая дочка, как Мала.

Девочке надоело молча сидеть на лошади. Она потянулась к Марии Фёдоровне и приказала ей, как приказывала всем взрослым:

— Мам! Сними меня!

Мария Фёдоровна осторожно подняла девочку с седла.

— Ма-ам! — снова потребовала Мала, называя Марию Фёдоровну, как она называла всех женщин. — Дай мне конфет и подари лошадь! Только игрушечную, настоящие мне надоели.

Она опустила голову на плечо географички, и её выпуклые тёмные веки стали медленно наползать на глаза.

— Бай, девчонка, баю-бай… Бай, Наташка, засыпай… — вдруг негромко, нараспев проговорила Мария Фёдоровна.

— Бай, Наташка, засыпай… — нараспев проговорила Мария Фёдоровна.

Отчего Вася решил, что эта женщина годится Мале в бабушки? Она же совсем молодая! И глаза у неё какого-то счастливого цвета. И руки сильные. Они уверенно держат Малу.

Вася понял, что эти руки, взявшие на минутку чужую смешную девчонку, не хотят её отдавать.

Географ взглянул на жену, и его лицо тоже изменилось. Оно стало старше. Непреклонней.

«Сейчас он скажет: «Необдуманные поступки, дружок, чаще всего приводят к дурным последствиям», — подумал Вася.

Но жена географа — она была, видно, тоже из тех, кто умеет проходить сквозь камни, — пристально посмотрела на своего мужа. Он в ответ покачал головой. Потом перевёл взгляд на задремавшую Малу и сказал озабоченно:

— Боюсь, наша дочка выросла в улусе такой же фантазёркой, как её друг, Чоло-Монго.