Мануш-Вартуш (повести и рассказы)

Три шага по стране Апсны

Повесть

На отмели было тепло и тихо. Игорь лежал на твёрдой гальке и загорал, А что ещё ему оставалось делать? Белый катерок давно слился вдали с белыми полосами пены.

Студенты обещали вернуться к вечеру. А вечер в этом солнечном краю наступал поздно. Первый раз в жизни Игорь должен был целый день провести в одиночестве. И не дома, в московской квартире, где дружил с каждым углом, а в незнакомой бухте между скал.

У него не было никакого жилья, если не считать воткнутого в песок широкого зонтика. Он был почти что Робинзоном Крузо. Только без прирученных животных и без Пятницы.

На много километров вокруг одно море да крутой берег. Изредка появлялись белые и серые чайки, С хриплым, пиратским криком проносились над бухтой и стремительно падали вниз, распарывая клювом волны. Видно, не пропускали ни одной самой малой рыбёшки, мелькнувшей под водой. А Игоря чайки замечать не хотели. Какое им было дело до приезжего мальчишки, лежавшего кверху носом на берегу! Их вовсе не занимало, почему у него обиженное лицо и надутые губы…

Неизвестно, бывают ли у чаек тётки? И относятся ли они к своим племянникам так жестоко, как тётя Майка?

На рассвете, перед отплытием, студенты, как положено, выбрали Начальника Паники. Большинство проголосовало за Майю Соловьёву, Игореву тётку. На минуту Игорь было возгордился. Ведь на такой пост всегда выбирают самого находчивого и смелого.

Начальник Паники становится командиром у туристов в момент какого-нибудь исключительного происшествия. Например, наводнения. Или землетрясения. Ну ещё, когда один из туристов объестся ягодами. Или занозит палец.

— Вни-ма-ние! Без па-ни-ки! — кричит тогда Начальник Паники и быстро отдаёт нужные приказания.

Все обязаны ему беспрекословно подчиняться.

А пока что-нибудь не случится, Начальник Паники остаётся самым обыкновенным туристом. Только расхаживает с самодельным посохом в руке. И самолично назначает каждый день дежурного повара.

Так вот, своё избрание Майя ознаменовала тем, что назначила кухарить на сегодня Игоря. Должно быть, в его глазах не выразилось особого восторга. Он энергично замотал головой. Тогда Майя отвела его в сторону и сказала негромко, но твёрдо:

— Ну-ка, брось дуться! Тебе необходимо приучаться к самостоятельности. Понятно? И пусть все видят, что я принципиальный человек и не позволю никаких поблажек даже родному племяннику.

Игорь замотал головой помедленней.

— Кому ты обязан, что тебя вообще взяли в поход? — напомнила Майя.

— Ну тебе, — пробурчал Игорь.

— То-то! Ветки для костра приготовлены. Крупа в котле. Компот в кастрюле. Вода налита. Остаётся только зажечь огонь и последить, чтобы обед хорошенько сварился. Понятно?

Принципиальная тётка училась уже на втором курсе техникума и была в полтора раза старше своего племянника. Игорь знаком был с ней с самого рождения и по опыту знал: не появился ещё на свет человек, который сумеет переспорить его упрямую тётю.

И студенты уплыли в неведомые дали. Ставить рыболовные сети. Купаться. Изучать морские берега. А Игорь должен был в это время варить пшённый кулеш и компот из сухофруктов.

Но вместо того чтобы немедленно приступить к исполнению своих обязанностей, он подстелил в двух шагах от волн мохнатое полотенце. Напялил на голову пушистую шляпу. Она называлась абхазской. Тётя Майка купила её вчера в городе, в магазине «Всё для курортников». Перекатываясь с боку на бок, Игорь нетерпеливо ждал, когда же потемнеет его белая кожа. Но она почему-то только краснела. И не вся, а пятнами. Точно Игорь обжёгся крапивой.

Это было плохо. Очень плохо. Без настоящего черноморского загара Игорь не мог возвратиться домой. И времени-то, на беду, осталось совсем мало. Завтра утром катер уйдёт в обратный путь. На север.

Вздыхая, Игорь поднялся со своего жёсткого ложа. Запалил костёр. Сложенные горкой ветки сразу затрещали. На железной треноге над ними покачивался закопчённый котёл. В нём сверху плескалась пресная вода, а на дне крупным песком желтело пшено. В кастрюле рядом лодочками плавали половинки сухих яблок и дельфинами кувыркались черносливины.

Стоять возле огня было душно. Игорь поспешил вернуться к своему полотенцу. Нацепил чёрные солнечные очки. И вдруг увидел незнакомого мальчишку.

Мальчишка спускался с отвесного берега. Он шагал по круче, как по прямому тротуару. Почти не сгибая колен. На мальчишке не было никакой одежды, кроме голубых шорт и голубой полоски материи на голове.

Чем больше Игорь смотрел на мальчишку, тем больше он ему завидовал. Нет, конечно, не костюму и не лёгкой походке. Он мучительно завидовал его загару. Игорь сорвал чёрные очки. Но мальчишка не стал светлее.

Ноги, грудь, шея и плечи загорели у него одинаково ровно. Даже крупные губы сделались тёмными. И вся кожа отливала лиловатым блеском.

— Эй! Послушай! — закричал Игорь. — Сколько дней ты лежал на солнце, пока так почернел?

Мальчишка, должно быть, не расслышал. Он снял повязку, закрывавшую уши. И чёрные кудрявые волосы, как проволочные, поднялись над его головой.

«Да он не загорелый!.. Он просто чернокожий, — вдруг сообразил Игорь. — Как он попал сюда? Может, убежал из какой-нибудь далёкой несправедливой страны? Построил себе плот, как «Кон-Тики», и приплыл по морю?»

Мальчишка подошёл близко к Игорю, поднял руку над головой и приветственно помахал ею.

— Гуд бай! — крикнул Игорь, старательно двигая щеками. — Ты откуда приплывай? Ты туда-сюда бежать, да? — Он сам не знал, почему заговорил ломаным языком и в рифму. Но надеялся, что мальчишка так лучше его поймёт. Эх, и зачем только он на английском вечно играл с Юркой Рыжиковым в крестики и нолики! Ну как теперь сговориться с парнем? Тот, видно, совсем по-русски ни бум-бум. Только посверкивает белками, таращится на Игоря.

— Пионер — всем ребятам пример! — выкрикнул Игорь и ткнул себя в грудь. — Гуд бай! Понимай?

— Понимай. Гуд бай! — тихо ответил мальчишка. — А ты откуда приплывай?

— Из Москвы, — ответил Игорь, напрасно стараясь подыскать к Москве какую-нибудь рифму.

— Из Москвы, а по-русски говорить не умеешь? Или ты разыграть меня хочешь?

— Нет! — смутился Игорь. — Что ты! Очень уж у тебя кожа чёрная. Я даже, только не смейся, за негра тебя принял.

— Сколько дней ты лежал на солнце, пока так почернел?

— А я и есть негр, — просто ответил мальчишка, — меня зовут Ваня Абар. — Он, как взрослый, протянул Игорю руку.

— Игорь Соловьёв. А ты как сюда попал? — поспешил спросить Игорь. — Откуда приехал на Чёрное море?

— Ниоткуда. Я здесь родился. Во-он там, высоко, за скалами, моя родная деревня. Там живут мои родители. Вот у отца правда кожа тёмная. Прямо как сосновая смола. Ну ничего. Я, когда подрасту, тоже потемнею. Может, стану таким же чёрным, как мой дед. Он живёт ещё выше, за горой. А прадед, тот не очень чёрный. С тех пор как ему исполнилось сто лет, он даже стал белеть.

— Сто лет? — не поверил Игорь, — Будет врать-то! За дурачка меня, видно, считаешь. И про негритянскую деревню сочинил. Откуда это здесь, в Абхазии, вдруг негры возьмутся? Ты ври, да знай меру!

— Я никогда не вру! — обиженно заявил Ваня Абар, гордо откинув голову. — И прадедушке не сто, а целых сто восемнадцать лет. Если не веришь мне, пойдём, я тебя с ним познакомлю.

Медведь сидел на цепи и жёлтыми, маленькими глазками глядел на подходивших мальчишек. Нос у него был поцарапан и замазан зелёнкой. Шерсть торчала рыжими клочьями. Если б он не был таким большим, его вполне можно было принять за игрушечного.

— Бедный зверюга! Зачем его здесь привязали? — спросил Игорь.

— Не знаю, — ответил Ваня, — наверно, для красоты.

— Для красоты цветы сажают, а не медведей.

Медведь протяжно зевнул, отвернулся и с озабоченным видом принялся вылизывать свои короткие лапы и круглый живот. Он мылся, как кошка. И мурчал при этом. Тоже, как кошка.

— Он, наверно, голодный? — предположил Игорь.

— А ты не голодный? — спросил Ваня.

Игорь потёр лоб и задумался, будто ему задали невесть какой мудрёный вопрос.

— Я утром завтракал, да воздух тут такой аппетитный. Всё время кажется, будто жареным мясом пахнет. И ещё чем-то очень вкусным.

— Тебе не кажется, — усмехнулся Ваня. — Здесь живёт замечательный повар. Он всегда начинает готовить с утра пораньше.

Мальчики стояли на каменистой тропинке возле подножия высокой горы. Метрах в пяти под ними тянулось пустынное асфальтовое шоссе. Кроме сонного медведя, зачем-то привязанного к стволу кривой сосны, вокруг никого не было.

— Идём! — дёрнул Ваня за руку Игоря.

За сосной, в красноватой южной земле, виднелось какое-то углубление. Пологие ступеньки вели вниз. Держась за кованые перила, Игорь осторожно спускался вслед за Ваней. Скоро они оказались в самом сердце горы. Там было светло. Наверху голубело небо. А внизу, в крошечном прозрачном озере, плескалась мелкая форель.

Вокруг озера стояли каменные столы и такие же кресла.

— Гляди-ка, вроде столовой! — удивился Игорь.

— A y нас и есть столовая. Или ресторан. Или как хочешь называй. Попросту место, где хорошие люди получают удовольствие от хорошей еды. — Эту длинную фразу произнёс полный белолицый человек в клеёнчатом фартуке, который, раскинув руки, сидел за одним из столиков.

Ваня подошёл к нему и вежливо наклонил голову.

— Здравствуйте, Константин Тариэлович.

— Здравствуй, Ваня. Зачем пожаловал?

— Я веду своего друга к себе в гости. А по пути мы решили немного закусить, — объяснил Ваня.

— Умно придумано! Правда, у нас ещё закрыто. Мы начинаем работать с полудня. Тогда и приходят официантки. Но ничего! Что-нибудь сделаем! А что вы желаете пить, молодые люди?

Ваня вопросительно взглянул на Игоря. Тот недоуменно поглядел на Ваню.

— Я полагаю, виноградный сок, — решил повар, — и ещё… минеральную воду. О закуске не спрашиваю. Подам её по своему усмотрению.

Он быстро вышел, словно провалился в расщелину.

Ваня с уважением посмотрел ему вслед.

— Очень самолюбивый человек! — сказал Ваня. — Он на всю жизнь обидится, если кто-нибудь начнёт выбирать себе блюда по вкусу. Он сам знает, что кому понравится.

Через несколько минут на столе перед мальчиками теснились, появившиеся словно по щучьему велению, тарелки, тарелищи и тарелочки, миски, мисищи и мисочки. У Игоря разбежались глаза. Он осторожно тронул вилкой круглый жёлтый диск.

— Э, не так! — засмеялся Ваня. — Ломай её рукой, как я. Это кукурузная лепёшка, всё равно что хлеб. А вот эту травку узнаёшь? Зелёную с коричневым соусом? Колючка! Та самая, которую ты от штанов недавно отдирал, когда мы сюда поднимались.

— А я же… я её в море бросил! — растерявшись, сказал Игорь.

— Значит, это её сестричка. — Ваня засмеялся так, что закашлялся.

Подошедший с ещё одним блюдом в руках Константин Тариэлович недовольно сказал ему что-то на незнакомом Игорю языке.

— Константин Тариэлович удивляется, почему у таких воспитанных родителей, как мои, вырос такой невоспитанный сын, — перевёл Ваня. — Он сделал мне замечание по-абхазски, чтобы не позорить меня перед гостем. Так он сам сказал.

Повар улыбнулся:

— Наш Ваня любит самокритику. Он очень старается исправить свои недостатки и, пожалуй, годам к восьмидесяти научится правильно вести себя за столом. А пока, с вашего разрешения, я буду руководить трапезой. Тебя зовут Игорь, да?

Игорь кивнул. Ему было так интересно, словно он внезапно стал действующим лицом какого-то фильма или пьесы.

— Итак, я буду тамадой! — торжественно заявил Константин Тариэлович.

Когда Игорь потом вспоминал этот день, ему казалось, что трапеза длилась несколько часов. Едва успевал он притронуться к одному удивительно вкусному блюду, как его усердно упрашивали только попробовать другое. Константин Тариэлович произносил тосты. Сначала, как требовал обычай, он предложил выпить за здоровье дорогого гостя, пионера Игоря. Потом они выпили по бокалу чистого виноградного сока за здоровье любезного хозяина Вани. И, наконец, по стакану холодной воды «Нарзан» за здоровье самого повара. Тут уж тост произносил Ваня.

— Мы с Игорем счастливы сидеть за одним столом с человеком, которому завидуют все повара в мире! — цветисто сказал Ваня.

А Игорь, глотавший в эту минуту куски копчёного кабаньего мяса, изо всех сил кивнул, соглашаясь с Ваней.

В заключение на специальной тарелке Игорю подали ухо горного козла. Мягкое и сочное. По довольному лицу Вани Игорь понял, что ему оказали большой почёт.

Когда, сытые, отяжелевшие, они поднялись наконец из-за стола, Ваня отвёл Константина Тариэловича в сторону и между ними началось какое-то загадочное объяснение.

Ваня вынул из кармана деньги. Константин Тариэлович резко оттолкнул его руку и долго сердито выговаривал ему по-абхазски. Денег он так и не взял.

— Я же заработал в колхозе, виноградные лозы обрезал, — разочарованно сказал Ваня Игорю, когда по той же лесенке с коваными перилами они выбрались вновь на поверхность земли. — А он не позволяет мне угостить друга. Говорит: ты ещё мальчик. Вот, говорит, когда станешь мужчиной, тогда хоть сотню друзей приводи и за всех расплачивайся. Ох, уж эти взрослые!

— Да… — согласился Игорь, но почувствовал себя неловко. Он-то ещё никогда не заработал ни копейки. А приятно, наверно, носить в кармане собственные деньги. Не те, что выпросил у мамы на кино или мороженое. И впервые за всё время их знакомства Игорь посмотрел на Ваню не как на равного себе мальчишку.

— Вань, а сколько тебе лет?

— Двенадцать. Будет. Через полгода.

— А мне через три месяца.

— Значит, я должен уважать тебя, как старшего, — пошутил Ваня. — А медведь-то, гляди, сидит на том же месте.

Медведь и правда всё сидел под сосной. Да и куда он мог деваться? Ведь он сидел на цепи, как собака. И всё урчал что-то себе под нос.

— Знаешь, — сказал Игорь, — а мне здорово жалко этого медведя. Глаза у него такие… Ему, наверно, хочется на свободу.

— Ты думаешь?

— Конечно. Он там есть будет вволю. И гулять. Слушай, а нельзя его отпустить?

— Отпустить? — Ваня заколебался на мгновение. — А ты очень хочешь этого?

— Ну да. Хочу.

— Ладно.

Ваня медленно подошёл к медведю. Протянул руку к его ошейнику. Медленно расстегнул застёжку. И… поспешно отпрыгнул назад. Медведь зевнул и стал задней лапой чесать за ухом.

— Ну, беги же. Беги, глупый! — крикнул Игорь.

Медведь не сдвинулся с места.

— Он не уйдёт, — спокойно сказал кто-то за спиной Игоря.

Игорь оглянулся и увидел Константина Тариэловича. Повар стоял у входа в пещеру. Уголки губ его чуть подрагивали. Смеяться в лицо гостю он, наверно, считал невежливым. Константин Тариэлович еле слышным свистком позвал медведя, и тот запрыгал к нему, припадая на передние лапы.

Повар вынул из кармана коробочку. Достал штук восемь белых таблеток. Раскрыл медведю пасть и бросил в неё лекарство.

— На здоровье, Миха!

Медведь проглотил и облизнулся.

— Объелся он вчера. Живот заболел. От этого и смотрит так невесело. Я его салолом с белладонной лечу. Проверенное средство, — объяснил Константин Тариэлович. — Миха очень положительный медведь. Но только большой сластёна. А уж добряк! Мухи не тронет. А на цепи я его держу, чтобы кого-нибудь случайно не напугать. Не все ведь знают, какой у него характер. Умница он у меня. Его уже три раза увести пробовали. Однажды за сто километров увезли. А он вырвался и вернулся домой.

Игорь почувствовал, как у него запылали щёки.

— Константин Тариэлович! Вы только не подумайте, что мы тоже… Что мы медведя украсть хотели. И Ваня не виноват. Это я его попросил…

— А я на Ваню не сержусь. Абхазец для друга не то что одного медведя, сто львов выпустить должен! А как же? Просьба друга — закон. Только этот медведь никогда не вернётся в берлогу. Ему слишком нравится моя готовка.

Медведь Миха, как бы соглашаясь с хозяином, растянулся у его ног и громко захрапел.

— Вот мы и дома! — сказал Ваня Абар, останавливаясь у калитки, возле которой раскинуло ветви дерево с бронзовыми листьями и большими белыми цветами. — Эту магнолию как раз посадил мой прадедушка. А сейчас ты увидишь его, и он сам скажет, сколько ему лет.

На балкон выскочила маленькая девчонка с длинной светлой косой. Кожа у неё была такая же тёмная, как у Вани. А глаза голубые. И нос немного вздёрнутый.

— Моя двоюродная сестра, — сказал Ваня. — Позови прадедушку, Лена! — строго приказал он девочке.

Лена в ответ показала брату язык. И пропела на всю улицу:

— А прадедушки-то нет! Ага! А прадедушки-то нет! Ага!

— А где наш прадедушка? — так же строго спросил Ваня, делая вид, что не замечает её выходки.

— Не знаю.

— Хорошо, тогда я поищу его. А ты пока займи гостя.

— А как тебя занимать? — спросила Лена.

Они с Игорем сидели друг против друга в большой комнате. В ней стояла полированная мебель, какую Игорю приходилось видеть у многих московских знакомых. Над диваном висело несколько застеклённых фотографий. На одной снята была молодая женщина в военной форме. На другой — молодой моряк. Посередине висела фотография самой Лены. Её сразу можно было узнать. У девчонки на портрете такое выражение лица, будто она вот-вот высунет язык.

— Это я! — гордо сказала Лена. — Ты знаешь, какая я знаменитая?

— Чем же ты прославилась? — спросил Игорь.

— А тем, что про меня в газете писали. Ага! И фотографию эту из газеты папа переснял. И мамину тоже из газеты. И свою тоже. Я бы тебе эти газеты показала, только они у мамы в столе заперты. А мама на работе. А папа в плавании. А дедушка с бабушкой на винограднике. Они мне ключ от стола не дают. Потому что я недисциплинированная.

— Правильно делают, — заметил Игорь.

— Ты не огорчайся. Я тебе своими словами расскажу. Хорошо?

— Ну рассказывай, — согласился Игорь.

— Ты знаешь, что была война? — спросила Лена. — Большая война с фашистами?

— Кто же этого не знает? — усмехнулся Игорь.

— А моя мама, Нина Абар, тогда была студенткой и училась в институте на врача. Вот она и пошла на фронт. Добровольно. И спасала там раненых. Она их очень хорошо спасала. И про неё написали в газете. И фотографию поместили. Про неё написали, что Нина Абар, доктор-негритянка из Абхазии, награждается орденом за смелость и отвагу. Понимаешь?

— Понимаю, конечно. Мой отец тоже был на фронте.

— Подожди. Ты ещё не знаешь самого главного. На той же — странице поместили портрет моего папы. И написали о нём то же самое. Только он был не негр и не доктор. А русский моряк. И папа сразу написал маме письмо. Он написал, что на фотографии плохо разглядел её лицо. И хочет сам её увидеть. Когда кончилась война, они встретились…

— И фотография оказалась похожей? — спросил Игорь.

— Не очень. Но они всё равно поженились. И ещё прошло много лет. И вдруг к нам приехал журналист. Он стал снимать не папу и не маму. А меня. И написал в газете, что на Кавказе живёт девочка Лена Петрова. У неё русые волосы и тёмная кожа. А родной язык абхазский. И про меня сразу узнали все на свете. Ага! Но русский язык для меня тоже родной.

В комнату вошёл запыхавшийся Ваня.

— Сбегал на виноградники, — сказал он Игорю. — Оказывается, прадедушка ушёл навестить кого-то в больницу. Сходим туда, а? Это совсем близко.

— Ну сходим, — согласился Игорь.

— Ты хорошо занимала гостя? — спросил Ваня сестру.

— А я его совсем не занимала. Мне некогда было. Я хвасталась! Ага! — закричала Лена.

И долго ещё, пока они шли по деревенской улице, вслед им неслось пронзительное:

— Ага! Ага! Ага!

— Не обижайся на неё, — виновато попросил Ваня. — Лена, конечно, неучтивый человек. Но она ведь не очень взрослая. Раньше она была неплохой девчонкой. Её немного испортила слава.

— Не пущу! — закричала девчонка. — Посторонним нельзя!

Растопыренными руками она загородила больничные ворота. В слишком большой, не по росту, пижаме и спадающих с ног тапках она казалась очень смешной. И в то же время очень сердитой.

— Нельзя! — низким гортанным голосом повторила она. И подозрительно покосилась на Ваню и Игоря тёмными, диковатыми глазами.

— Ты что? Директор больницы? — спросил Игорь. — Ты чего командуешь? — Он потянул к себе дверцу ворот.

Девчонка оттолкнула его.

Игорь хотел было ей как следует наподдать, но Ваня осторожно тронул его за плечо:

— Уважающий себя мужчина не станет связываться с глупой женщиной, — сказал он шёпотом.

— Что здесь происходит? — Ворота неожиданно открылись с внутренней стороны. К ребятам вышла стройная, маленькая женщина в белой шапочке и белом халате. Эта накрахмаленная белизна подчёркивала тёмный цвет её волос и кожи. У женщины было узкое лицо, нос с горбинкой, очень большие, блестящие, чёрные глаза.

— Кажется, Тамара вас побила? — снова спросила женщина. — Ну, что ты молчишь, Ваня?

— Не побила, а только собиралась, — хмуро ответил Ваня. — Просто опозорила перед гостем.

— Что ты! Она чудная девочка.

— Вот уж нет! — вырвалось у Игоря. — В жизни не встречал такой злюки.

— Это у неё игра. Она сама себя назначила сторожем при больнице и следит за порядком. Тамара, а ведь ты уже давно гуляешь. Пора ложиться. На сегодня достаточно, дорогая, — ласково сказала женщина девочке, и та беспрекословно пошла к дому.

Только теперь Игорь заметил, что одна рука и шея у неё забинтованы.

— Значит, ты, Ваня, привёл приятеля знакомиться с нашей новой родственницей? — спросила женщина.

— С какой родственницей? — не понял Ваня.

— Вот с этой самой Тамарой.

— Я ничего не знаю, тётя Нина.

Игорь сообразил, что это доктор Нина Абар, мать Лены, портрет которой он недавно видел у них в доме. Портрет в самом деле был не очень похожий. В жизни Нина куда красивее.

Она взволнованно начала рассказывать.

Неделю назад двое ребятишек в сванском селе затеяли новую игру: в охоту.

— Я буду козлёнок, а ты охотник, — предложила Тамара младшему братишке, — согласен?

Братишка осторожно прокрался в дом, снял двустволку, висевшую над отцовской кроватью, прицелился в сестрёнку и пошёл на неё, распевая весёлую песенку:

Тут он споткнулся и нечаянно нажал курок. Прогремел выстрел. Тамара упала.

Когда по крутым тропинкам девочку на руках принесли в больницу и положили на операционный стол, она уже не дышала.

Неужели никогда маленькая сванка не пойдёт в школу? Не будет петь, смеяться, играть с братишкой?

Ещё в годы войны доктор Абар, как злейшего врага, возненавидела смерть. С ней воевала она и в госпитале, и в партизанском отряде. Когда делала операции под гул бомбёжки.

Целые сутки просидела Нина возле девочки. Сначала она перелила ей свою кровь. Сердце Тамары еле слышно забилось. Но это была ещё не победа.

Три раза останавливалось сердце Тамары. Ей снова вливали кровь. Санитарка тётя Дуся, медицинская сестра Мери, больничный шофёр Ашот породнились с Тамарой в эту ночь…

Только неделя прошла. А Тамара уже норовит с кем-нибудь подраться. Скоро она совсем поправится. Отчаянная девчонка! Её новые родные никак не решат: к кому первому Тамара поедет в гости.

К тёте Дусе? Она хочет в отпуск взять Тамару в родную Рязань. Или к Ашоту в армянское село? Или к грузинке Мери? Но, наверно, правильнее всего ей сначала погостить у доктора Абар.

А пока что в ближайшее воскресенье все: тётя Дуся, Ашот, Мери и Нина Абар — приглашены к родителям Тамары. Они, конечно, поедут.

А ведь Нина Абар ещё помнит времена, когда самый смелый человек не решился бы запросто посетить сванов. Они жили в отдалённых деревушках, в каменных башнях. И каждая башня-крепость была готова к долгой осаде. К нападению врагов. А врагами чаще всего считались жители соседней деревни. И никто из них не знал, с чего началась бессмысленная вражда, жестокая и нелепая кровная месть…

Ваня вспомнил, зачем они с Игорем пришли в больницу.

— Тётя Нина, а где прадедушка?

— Он недавно был здесь. Принёс Тамаре в подарок куклу и ушёл. Сказал, что хочет погулять в заповеднике, — ответила Нина Абар и поспешила к своим больным.

Игорь и Ваня остановились возле автобусной остановки. Знак её, голубая буква «А», был просто-напросто нарисован на высоком валуне. Вдали, в хвосте пыли, мелькнул уходивший автобус…

— Не повезло. Теперь долго ждать придётся, — вздохнул Ваня.

— Что ты! Долго я не могу, — сказал Игорь. — Мне нужно на стоянку вернуться.

— Не беспокойся. Познакомишься с моим прадедушкой, и я тебя провожу в бухту самой короткой дорогой.

Ваня выбежал на середину шоссе. Приложив руку козырьком ко лбу, он внимательно вглядывался в даль. Высматривал попутную машину.

Игорь присел возле валуна. Отсюда, с пригорка, хорошо видна была Ванина деревня. Двухэтажные дома с открытыми террасами, обвитые зелёными и тёмно-красными плетями вьющихся растений, оттенённые развесистыми магнолиями, мелколистными лавровыми деревьями.

Совсем близко над деревней нависли белые горные вершины. Даже в такой зной на них не таял снег. А далеко внизу синело Чёрное море.

Ваня поднял руку. Выехавший из-за поворота «газик» остановился, дрожа облинявшими боками.

— Вам куда, ребята? — спросил пожилой человек в трусиках и соломенной шляпе, сидевший за рулём.

— В заповедник, — ответил Ваня.

— Не по дороге… Постой-ка, парень, а ты не внук ли деда Ивана Абара?

— Правнук. А я вас тоже помню. Вы к прадедушке приходили песни старые записывать, да? Вас зовут Алексей Тимурович.

— Это близко к истине, — согласился Ванин собеседник. — А в заповедник вам зачем? На прогулку собрались?

— Нет, что вы! — возразил Ваня. — У нас там важное дело.

— Вот как? Дело чести? — очень серьёзно спросил Алексей Тимурович.

— Дело чести! — так же серьёзно ответил Ваня.

— Тогда я сейчас спущусь к морю. Узнаю, как там поживают мои мальчики. А потом подброшу вас, идёт?

Игорь и Ваня торопливо полезли в машину,

На пляже было жарко. Куда жарче, чем утром, когда Игорь загорал. Наверно, потому, что давно уже наступил полдень. Или потому, что это был совсем другой, широкий, песчаный пляж посреди города.

Плечистые мужчины в резиновых масках — трубки от этих масок тянулись к висевшим у них за спиной аквалангам — торопливо погружались в море, ударив на прощание по воде толстыми русалочьими хвостами.

Такой же акваланг был и у туристов, с которыми Игорь приехал сюда. Но сколько Игорь ни выпрашивал, ему ни разочку не дали его надеть. Оказывается, есть строгие правила: прежде чем получишь в руки акваланг, изволь сдать экзамены на умение с ним обращаться. А к экзаменам допускают только с шестнадцати лет.

Знал об этом, конечно, и Ваня. Он проворчал вполголоса:

Отсюда, с пригорка, хорошо видна Ванина деревня.

— Ох, уж эти взрослые! Всё интересное на свете хотят забрать себе.

И с досадой повернулся к морю спиной. Игорь последовал его примеру.

— Чего хорошего в аквалангах, скука одна! — пытался Игорь обмануть себя и Ваню.

Но тут откуда-то из моря послышался ликующий возглас:

— Эге! Эге-ге-ге!

По мелководью, размахивая сорванными ластами и маской, бежал высокий человек. Густая борода казалась приклеенной на его круглом, совсем мальчишечьем лице.

Он протянул Алексею Тимуровичу раскрытую ладонь, на которой лежал какой-то маленький, тусклый кружок.

— Ура! — закричал Алексей Тимурович, поднеся кружок к глазам.

Вое, кто оставался на пляже, окружили бородатого. Его обнимали, хлопали по плечу, поздравляли.

— Ну и чудаки! Нашли чем восхищаться. Какой-то несчастной железкой, — шепнул Игорь Ване.

Алексей Тимурович услышал.

— Дорогой мой, мне тебя жаль! — сказал он. — Ты не можешь разделить нашей радости, потому что совершенно не понимаешь, что здесь происходит.

— Чего ж тут не понять! — обиделся за Игоря Ваня. — Я тоже нырять люблю. Недавно знаете какой камень отыскал: как зебра полосатый,

— Камень! — воскликнул Алексей Тимурович. — А мы только что обнаружили послание от твоего прапрапрадеда.

— От кого? — Ваня широко раскрыл глаза.

— Скажем более точно: от далёкого предка. Ну, что вы оба так уставились на меня? Всё очень просто: мы ищем под водой развалины древнего города. Примерно две тысячи лет назад его затопило море.

— А при чём же тут какой-то предок? — спросил Игорь.

— Ты знаешь, что за люди жили здесь две тысячи лет назад? Как они выглядели? Чем занимались? Откровенно говоря, я тоже ещё очень мало о них знаю.

Известно только, что город этот в древности назывался Диоскурией. И находился он вблизи теперешней столицы Абхазии — Сухуми. То есть вблизи того самого пляжа, где мы с вами ведём сейчас нашу приятную беседу.

В Диоскурию приходили корабли из разных стран мира. Они привозили масла, пряности, статуэтки. Об этом нам рассказали осколки глиняных сосудов и разные вещицы, найденные на дне морском. Ещё больше могут поведать старинные монеты. На них ведь обычно чеканили портрет правителя той страны, где монета была выпущена, его имя, порой и дату. Поэтому я и назвал монетку, которую мы сейчас нашли, письмом от далёкого предка.

— А разве Ванин предок мог эту монетку в руках держать? Негры же в Африке всегда жили, а не в Абхазии? — спросил Игорь.

— Ты в этом убеждён? А вот древнегреческий историк Геродот писал, что встречал в Диоскурии много негров, постоянных жителей этого города, — возразил Алексей Тимурович. — Да и неудивительно: негры считались тогда отличными мореплавателями. Почему им было и не поселиться в большом порту?

Игорь удивлённо поглядел на Ваню.

— А я думал, ты нахвастал, что ваша семья всегда здесь живёт, — признался он.

— Ну, в интересах истины должен добавить: некоторые учёные предполагают, что негры появились на Кавказе значительно позднее, — сказал Алексей Тимурович. — Примерно в годы правления царя Петра Первого. Один богатый вельможа будто бы выписал себе из Африки негров-слуг. Они стали болеть в непривычном климате. Он и отправил их в своё кавказское поместье.

Игорь спросил:

— Я всё-таки не понимаю: кто же прав? Эти учёные или тот, как его, Геродот?

— Очень может быть, что все правы, — задумчиво сказал Алексей Тимурович. — Возможно, вельможа потому и послал сюда негров, что знал: на Кавказе есть негритянские деревни. А они были совсем ещё недавно. Теперь-то у нас всюду в посёлках смешанное население… Мы живём одной семьёй.

— Ваня, не сердись, но мне давно пора вернуться! — сказал Игорь. — Мы прошли уже почти весь заповедник, а прадедушки твоего не видно.

— Пойдём ещё вот по этой, последней аллее, — попросил Ваня, — прадедушка очень любит по ней гулять.

Мальчики вышли на широкую аллею. По обеим сторонам её были посажены кусты роз. Сзади, за розами, виднелись целые заросли бамбука, ровные ряды сосен.

В заповеднике дружно росли деревья со всех концов мира. Остроконечные кипарисы, лохматые пальмы самых необычайных разновидностей, голубые дубы.

А вот посетителей было немного. Уж очень в этот предвечерний час палило солнце. На скамейке впору было не отдыхать, а печь пироги.

— Ты слышишь? — спросил Ваня.

— Что?

— Как поют деревья? Когда я был маленький, отец часто водил меня сюда и научил слушать их голоса, — объяснил Ваня. — Ты знаешь, чем их слушают?

— Какой-нибудь хитрой машиной? — предположил Игорь.

— Нет! Обыкновенным носом. У растений, как и у птиц, есть у каждого своя песня.

Игорь старательно понюхал ближайший колючий кустик, но не почувствовал никакого запаха.

— Он немой! — заявил Игорь.

— Э, просто у тебя немножко глухой нос. А песня у этого куста правда очень тихая. У него бутоны ещё не раскрылись.

Они уходили всё дальше в дебри заповедника. Аллее роз, казалось, не было конца.

Здесь были кусты с вишнёвыми пушистыми цветами и кустики со скромными, бледно-розовыми соцветиями. Розы жёлтые, чайные, сменялись ярко-красными, потом коричневатыми и, наконец, белыми, как бумага.

Серебристая пчела с басовитым жужжанием летела над кустами.

Игорь махнул на неё рукой.

— Не бойся, она не ужалит. В Абхазии пчёлы очень миролюбивые и людей не трогают. Видишь, какой у неё цвет красивый? А зовут её абхазянка, — сказал Ваня.

Игорь шёл следом за Ваней и по его примеру, низко наклонившись, старался услышать голос каждой розы.

Сначала он почувствовал слабый и как будто совершенно одинаковый аромат. Потом постепенно стал различать резкий, пряный запах чайной розы. Еле слышный, словно вкрадчивый, запах белой. Свежий, будто после только что прошедшего дождя, высоко поднимающийся над кустом запах вишнёвых роз.

Но ко всем этим запахам примешивался один влекущий к себе сильный запах.

Аллея уже кончалась. За ней виднелась недавно скошенная полянка. На поляне не росло ни одного цветка. А между тем запах слышался оттуда. Только уткнувшись носом в растрёпанную копёнку травы, Игорь понял, что самую громкую песню пело молодое сено…

Поглядев на Игоря, Ваня повалился в траву и заболтал в воздухе ногами.

— У тебя… У тебя весь нос жёлтый от цветов ной пыльцы! — еле выговорил он сквозь смех.

Но он и сам — выглядел не лучше. Пыльца особенно выделялась на тёмной коже, расцветив лицо Вани пёстрым узором.

Вдоволь насмеявшись, Игорь спросил:

— Ваня, а где же твой прадедушка?

Ваня сокрушённо развёл руками. Потом вдруг подскочил на месте и хлопнул Игоря по плечу.

— Знаю! Точно знаю, где сейчас прадедушка!

— Подожди, — шепнул Ваня Игорю. — Прадедушка очень сердится, если ему мешают репетировать.

Мальчики стояли под окном клуба, круглого каменного дома с висячими балконами. Игорь обратил внимание на большое объявление, приклеенное к дверям: «Продолжается приём в хор долгожителей. Принимаются лица в возрасте от ста лет и старше. Запись и прослушивание голосов — у старосты хора тов. Ивана Абара».

Подтянувшись на подоконнике, Ваня заглянул в окно клуба.

— Э, Игорь! Занятия-то уже кончились. Там только дедушка и прадедушка! Идём к ним!

На сцене просторного белого зала, возле раскрытого рояля, стояли два человека. Оба были немолоды, но ни одного, пожалуй, нельзя было назвать стариком. Слишком статны были их фигуры, развёрнуты плечи и почти лишены морщин белозубые лица.

У того, что повыше ростом и, кажется, постарше, кожа была шоколадного оттенка. Кольца чёрных волос короной поднимались над большим выпуклым лбом. Разгневанный чем-то, он наступал на своего смущённого собеседника, у которого на тёмном, блестящем лице скользила виноватая улыбка.

— Мальчишка! — кричал высокий. — Позволяешь себе опаздывать на репетиции! Забыл, что я, можно сказать, по знакомству принял тебя в хор: ведь тебе ещё и девяноста пяти не исполнилось.

Бормоча какие-то оправдания, младший отступал от старшего.

— Больше не буду, даад! Клянусь, это в последний раз. Я же по делу задержался: помогал своему соседу строить дом.

— Чтобы этого не было! Ты позоришь свой род! — сурово сказал старший и отвернулся.

Младший почти выбежал из зала. Проходя мимо мальчиков, он озорно подмигнул Ване.

— Здорово досталось дедушке, — посочувствовал Ваня и почтительно поздоровался со своим прадедушкой: — Добрый вечер, даад!

Лицо Ивана Абара мгновенно изменило выражение. Оно стало лукавым и добрым. Игорь понял, что сердился на своего сына он больше для вида.

— Даад! Это мой друг Игорь. Он на несколько дней приехал к нам из Москвы, — сказал Ваня.

Иван Абар величественно наклонил свою большую гордую голову.

— Мы рады видеть тебя, дорогой гость. Жаль, что ты намерен пробыть у нас так недолго. Однако в зале душно. Идёмте на свежий воздух.

Он вывел мальчиков в сад за клубом. Сел на лавочку под эвкалиптом и достал из кармана маленькую пилку и кусок твёрдого дерева.

— Извини меня, дорогой гость. Мои руки не могут лежать без дела. Но они не посмеют помешать нам беседовать. О чём ты хотел спросить меня?

— Прадедушка, он просто хотел посмотреть на вас. Он не поверил, что вам уже сто восемнадцать лет.

Иван Абар громко, совсем по-детски рассмеялся.

— Я должен показать твоему другу свой паспорт?

— Нет, нет, что вы! Теперь я верю, — торопливо сказал Игорь.

— Наверно, у тебя всё-таки есть о чём спросить меня, а? Все люди, которые со мной встречаются, задают мне вопросы. Они думают, что долгожители мудры. И, как знать, может быть, они не очень ошибаются?

— Я правда хочу задать вам один вопрос, — признался Игорь. — Он для меня очень важный. Скажите, пожалуйста, что мне сделать, чтобы сильно загореть?

— А зачем тебе это нужно? — спросил в ответ Иван Абар.

— Я натрепал ребятам с нашего двора, что иду в туристический поход со студентами. И что мы побываем на Кавказе, в таких жарких местах, где кожа у людей сразу обугливается. Если я вернусь с бледной кожей, меня лгуном станут звать.

— О, это серьёзное дело! — согласился прадедушка. — Я дам тебе верный совет. Человек всего на свете может добиться, если не сидит на месте и не ждёт, пока ему свалится в рот сладкая виноградина. Вы с Ваней сегодня много прошли по солнцу?

— Очень даже, — сказал Ваня.

— Ну вот твой друг и загорел. Да так, что лучше и пожелать нельзя.

Игорь посмотрел на свою руку. Действительно, за этот день его кожа сильно потемнела. Конечно, до Вани ему далеко. Но ребята во дворе уже не смогут над ним смеяться.

— Да, чего бы ты ни хотел добиться, какую бы дерзкую цель себе ни поставил, упорно двигайся к ней — и всего достигнешь. Это говорю вам я, Иван Абар, человек, который прожил сто восемнадцать лет и намерен прожить не меньше, — торжественно сказал прадедушка. — Только важно, чтобы это была благородная цель. Да. Однажды, когда я был молодой, я об этом забыл. И вышло нехорошо…

— Расскажите, даад, — попросил Ваня, усаживаясь поудобнее на скамейке.

— Ну, что яс… Как я уже сказал вам, я был тогда молод. И моя жена, а твоя незабвенная прабабушка, тоже была молода. И правили тогда ещё цари. А у нас, на Кавказе, большим начальством был родственник царя принц Ольденбургский, лысый, курносый старик с беспокойным характером.

Однажды пронёсся слух, что он приглашает к себе на работу по два человека из всех племён и народов Кавказа. Это должна быть красивая девушка и такой же красавец парень. Да. И случилось так, что мы с прабабушкой попали на эту работу. Деньги нам, понимаешь ли, были не лишними. Я как раз собирался купить коня…

Ну, вот. Управитель принца велел нам нарядиться в самую лучшую нашу одежду и приври нас в парадную залу дворца. Это была большая нарядная комната, разукрашенная дорогой посудой, убранная цветами. Ну, как сейчас украшают столовые в санаториях.

Управитель сказал, что работа у нас будет очень лёгкая. В час, когда у принца соберутся гости, мы должны парами медленно двигаться по комнате. Чтобы гости могли нас как следует разглядеть. Вот и всё.

«Мне не нравится такая работа», — шепнула твоя прабабушка. Но она была совсем ещё девчонкой, и я не стал её слушать. Уж больно хотелось мне купить коня!

Устроили репетицию. И на неё явился сам принц. Он нюхал табак из золотой табакерки с царским портретом и громко чихал. А потом велел, чтобы, уходя из комнаты, мы низко кланялись ему и целовали руку. Как своему владыке.

Тут я вспомнил старую абхазскую поговорку: «Если скажешь кому-нибудь «мой владыка» — услышишь в ответ «мой раб»!»

И я отказался от этой работы. Потому что абхазцы никому не кланяются.

«Какой же ты абхазец? — удивился принц. — Ты — негр. Арапчонок!»

«Да, — сказал я ему, — ты не ошибся, принц. Я— негр! Но я абхазский негр, а мы, абхазцы, в рабство не продаёмся!»

Да. Так я сохранил честь и потерял коня. А управитель закричал мне вслед:

«Ты ещё наплачешься, дерзкий мальчишка!»

Он, видно, не знал, что абхазцы никогда не плачут. Даже тяжело раненный, истекая кровью, абхазец должен сохранять на лице улыбку. А если боль будет особенно сильной, друзья сыграют ему на самодельной скрипке. И струны станут плакать вместо него… Да. А всё-таки я два раза в жизни плакал, — признался Иван Абар, — но тут были такие случаи, когда и мужчине плакать не стыдно.

Первой раз это произошло, когда я был ещё молод. Мне исполнилось восемьдесят пять лет. Праздничный обед готовил ныне уважаемый повар Константин Тариэлович. Он лишь начинал учиться своему искусству и насыпал во все блюда столько перца, что слёзы разом потекли и у меня, и у всех гостей. Ну, а потом и у неудачливого повара. Так ему от нас досталось.

А второй раз я плакал совсем недавно. И по-настоящему. В мою деревню приехал человек из Америки. Секретарь американской компартии.

Этот негр, который мог бы быть моим внуком, долго ходил по улицам, гладил тонкими пальцами виноградные лозы. А потом он сказал мне:

«Мистер дед Абар, камрад Иван! Недавно я видел дома, в Америке, убитых негритянских девочек. Их убили только за то, что у них такая же кожа, как у нас с тобой. Как я счастлив узнать людей, которые даже не понимают, что оттенок кожи имеет какое-то значение в жизни. Как я счастлив видеть негров, не затаивших горькой обиды. Я гляжу на вас и никак не могу наглядеться!»

И тут я почувствовал, что на лицо мне словно упали морские брызги. И солёные дорожки побежали к усам…

Этот человек с широко открытыми глазами был слеп. Совсем слеп. Он потерял зрение много лет назад, в сырой тюрьме. И он проделал такое большое путешествие, чтобы только увидеть мою деревню…

Дед Абар отвернулся и принялся старательно строгать пилкой кусок дерева.

— Что ты делаешь, прадедушка? — спросил Ваня.

— Разве ты не видишь? Выпиливаю спутник. Игрушечный, конечно. Для моих праправнучат, — объяснил дед Абар и углубился в свою работу.

В море поблёскивали светлячки. На пустом пляже валялся опрокинутый ветром зонтик. Туристы ещё не вернулись…

Над давно потухшим костром висели закопчённые котелки с каким-то чёрным липким порошком на дне. Даже сам мудрый прадедушка Абар вряд ли смог бы объяснить, где было пшено, а где компот.

— Ой! Что же делать! — испугался Игорь. — И времени нет новый ужин сварить. Они вот-вот вернутся! Зачем только на обратном пути мы снова заходили к Константину Тариэловичу! Сами-то поужинали, а туристы из-за меня останутся голодными!

— Не стоит огорчаться, — равнодушно сказал Ваня. — Поголодать иногда полезно. Давай лучше помоем кастрюльки.

С помощью песка и жёсткой травы он за несколько минут уничтожил следы преступления. Многострадальные бока походных котелков стали под его ловкими руками такими светлыми, какими были разве лишь в далёкой молодости на полках магазина.

Игорь не принимал участия в этой работе. Отвернувшись, он глядел на море.

— Мне пора, — сказал Ваня. — Завтра с утра пойду убирать виноград.

— А я завтра утром уеду домой, — грустно ответил Игорь, — и, может, никогда в жизни больше не побываю в Абхазии.

— Э! — сказал Ваня. — Кусочек Абхазии ты увезёшь с собой, в сердце. Я уж постарался, чтобы он к тебе туда попал. У нас полагается дарить гостю самое дорогое, что имеешь. Вот я и подарил Апсны. Страна Апсны. Так по-абхазски называется место, где ты провёл этот день. Абхазия…

Ваня пожал Игорю руку и ушёл.

Вскоре с плеском приплыл катерок. Из него высыпали студенты. Игорь не пошёл им навстречу. Он стоял на берегу так неподвижно, что его не сразу заметили.

— Вни-ма-ние! Без па-ни-ки! — закричала Майя, размахивая посохом. — Куда делся мой племянник? — И в её голосе послышалась настоящая тревога.

Несколько студентов — наверно, самые голодные — подбежали к костру. Зазвенели крышки котелков.

«Сейчас они увидят, что там ничего нет», — с ужасом подумал Игорь.

Но неожиданно он услышал восторженный вопль.

— Пища богов!

Студенты наперебой накладывали себе в тарелки и ели за обе щеки.

— Какие вкусные лепёшки!

— Откуда он взял копчёное мясо?

— Ну, и молодец твой племянник, Майка!

— Вни-ма-ние, без па-ни-ки! — повторила Майя. Она готова была уже отправить своих друзей на розыски, но тут наткнулась на Игоря. — Почему ты молчишь? У тебя не солнечный удар? Ты не утонул? Если б ты знал, как я волновалась, что оставила тебя одного, — зачастила Майя. — И откуда ты научился так хорошо готовить?

Игорь не ответил. Он догадался, что недаром Ваня о чём-то таинственно шептался на прощание с Константином Тариэловичем и взял у него какой-то набитый до отказа рюкзак. Он сумел незаметно для Игоря пронести еду и положить её в котелки…

Игорь всегда гордился, что он москвич. Но сейчас, слушая мягкий шум прибоя, он вдруг очень пожалел, что не родился, как Ваня, абхазским негром.

Он перебирал в памяти все события минувшего дня. Вспоминал людей, с которыми познакомился благодаря Ване.

Вспоминал горы… Он знал, что сколько ни проживёт на свете, никогда не забудет Абхазию, страну Апсны. Хотя успел пройти по ней всего каких-нибудь три шага.

А потом он подумал: ведь они с Ваней из одной большой страны. И, значит, Ваня немного москвич, так же как Игорь немного абхазец. И от этой мысли разлука показалась Игорю не такой тяжёлой.