Маньяк по вызову

Глава 18

— А в общем-то он ничего, — сказала Нинон, когда силуэт моего коварного возлюбленного окончательно растаял в июльском мареве, — и к тебе неравнодушен.

Я хотела возразить, но Нинон решительно пресекла мою попытку:

— Не спорь, не спорь, у меня глаз-алмаз. И потом, я же не имею в виду ничего такого, а подразумеваю взаимное притяжение, которое возникает неосознанно…

Я фыркнула:

— Может, конечно, твой глаз и алмаз, но сильно близорукий. Какое еще взаимное притяжение, что ты плетешь! Меня, например, к нему нисколечко не тянет!

— Просто ты этого не осознаешь, — авторитетно заявила Нинон, которую мои доводы совершенно не трогали, — это же всегда происходит на уровне подсознания и рациональному осмыслению не поддается. Про феромоны слышала?

— Это что еще за хренотень? — на всякий случай насторожилась я.

— Это гормоны, которые человеческие особи вырабатывают, когда желают привлечь внимание противоположного пола.

Сама того не замечая, я начала потихоньку заводиться с пол-оборота:

— И как, интересно, ты определила, что я вырабатываю эти твои растреклятые гормоны, счетчик у тебя, что ли, для этого специальный имеется?

— Счетчик для этого не нужен, — заверила меня Нинон и примирительно прибавила:

— Ну хорошо, не вырабатываешь ты феромоны, не вырабатываешь. Только чего ты тогда так кипятишься?

— Я? Кипячусь? — воскликнула я и ужаснулась фальши собственного голоса. — И ничего я не кипячусь!

— Ну хорошо, ты не кипятишься, — с подозрительной легкостью согласилась Нинон, и эта ее сговорчивость понравилась мне еще меньше, чем прежнее упрямство.

В отличие от Нинон я так разволновалась, что уже не могла остановиться.

— И что ты ко мне прицепилась с этим следователем? — двинулась я в контрнаступление. — Что ты мне с ним проходу не даешь? Хочешь, в следующий раз, когда он явится, паранджу надену? Или скафандр, чтобы феромоны не просачивались?

— Ну вот, уже ничего сказать нельзя, — обиделась Нинон, — ты что, шуток не понимаешь?

Я поняла, что здорово перегнула палку, и, мысленно чертыхаясь, пошла на попятный:

— Ну ладно, извини. Ну его к черту, этого следователя, не стоит он того, чтобы мы из-за него спорили.

А сама подумала, что с удовольствием придушила бы этого негодяя, из-за которого я вынуждена ссориться с подругой юности, переживающей не самый лучший период жизни. Ему что, все как с гуся вода, он строит свою карьеру и наверняка мечтает о лишней звездочке на погонах, а я по этой причине, видите ли, должна жертвовать крепкой женской дружбой. Вот гад-то, вот гад, и откуда он только на мою голову свалился?!

В результате Нинон дулась на меня до обеда, а я ходила за ней, поджав хвост, как побитая собака, и виновато заглядывала в глаза, вымаливая прощение. И когда Нинон зачем-то сунулась в подвал, я полезла за ней. А там нас встретил рой мошкары.

— Что за черт? — почесала затылок Нинон.

Я раньше ее сообразила, в чем дело, заметив, что мошки концентрируются преимущественно вокруг эмалированного ведра. Смородина! Все, амба, смородина начала портиться.

— Ну и что теперь делать? — спросили мы с Нинон в унисон, одновременно присев на корточки и заглядывая в злополучное ведро.

— Варенье из этого явно не получится. — В носу у меня засвербило, и я потерла переносицу, чтобы не расчихаться.

— А что получится? — Нинон тоже красноречиво пошевелила ноздрями.

— Если только вино, — предположила я.

— А как его делать?

Я провела короткую ревизию собственных знаний в области виноделия и неуверенно выдала:

— Кажется, туда нужно засыпать сахару и поставить в тепло, чтобы оно еще сильнее забродило.

— Точно? — недоверчиво переспросила Нинон.

— По-моему… А потом отжать ягоды и добавить спирту. Получится смородиновая настойка.

— А что, вполне возможно, — согласилась Нинон. — Чего мы теряем? Она так и так пропадет. — И слетала наверх за сахаром.

Засыпав в ведро килограмма четыре сахарного песку — исключительно на глазок, — мы снова призадумались.

— Что-то мне подсказывает, что ягоды нужно помять, — высказала я очередную рацею.

— Чем? Скалкой? — Нинон постепенно увлеклась процессом.

— Скалка подойдет, — ответила я тоном заправского винодела.

Нинон опять сбегала на кухню и, вернувшись, торжественно вручила мне деревянную скалку.

Я встала возле ведра на колени, засучила рукава блузки и приступила к ответственному делу уминания смородины. Трудилась я на совесть, даже вспотела немного, а еще у нас приключился небольшой казус. То ли я плохо рассчитала свою силушку молодецкую, то ли Нинон, увлеченная производством горячительного напитка, слишком низко наклонилась над ведром, но в какой-то момент густая пыхтящая масса особенно звонко чмокнула под моей скалкой, и прямо в лицо Нинон полетела лиловая примочка из забродившей смородины, залепив ей очки и глаза и перепачкав волосы.

— Ну вот, я так и знала! — мрачно сказала Нинон, похоже, не до конца оправившаяся после нашей недавней перепалки из-за мужчины моих несбывшихся снов. Неужели она подумала, что я сделала это специально?

Пришлось мне выводить Нинон наверх, заботливо обняв за талию и приговаривая:

— Осторожно, осторожно, держись за меня…

Благополучно поднявшись в кухню, мы неожиданно наткнулись на овдовевшего банкира, который посмотрел на нас почти с испугом. Правда, Нинон этого не увидела, поскольку была ослеплена смородиновой кашей.

— Что случилось? — ошалело спросил банкир.

— Да ничего особенного, просто мы вино делали, — объяснила я, подвела Нинон к раковине и, наклонив, сунула ее голову под кран.

— Горячо! — недовольно взвизгнула Нинон и осведомилась:

— С кем ты там разговариваешь?

Остроглазов смущенно откашлялся:

— Это я, Виталий… Звал вас, звал, никто не отвечает. Думал, вдруг что случилось, вот и вошел… Собственно говоря, я хотел сказать, что подобрал для Жени вариант. В смысле работы.

Нинон положила на край кухонного стола мокрые очки, на которых еще оставалось несколько смородиновых капель, шумно умылась и утерлась полотенцем. Обернулась, моргая беспомощными близорукими глазами:

— И какой вариант?

— Совместная фирма, — доложил банкир, — они с осени расширяются, и им требуются работники. Только на собеседование желательно попасть прямо сегодня, в крайнем случае завтра. — Он посмотрел на наручные часы. — Я сейчас как раз еду в Москву, так что могу завезти, если хотите. Ну что, едете?

Я оглянулась на мокрую Нинон, волосы которой слиплись от давленой смородины, и пробормотала:

— Да нет, сегодня не получится, лучше уж я завтра…

— Ну как знаете, — индифферентно отозвался Остроглазов, — тогда я оставлю вам адрес и телефон. — И он достал из внутреннего кармана стильного пиджака записную книжку.

Тут в разговор вмешалась Нинон:

— А почему бы тебе сегодня не поехать? Из-за меня, что ли? Поезжай, ничего со мной за полдня не сделается. Поезжай, поезжай…

— Ну так что! — снова уставился на меня овдовевший банкир.

Я посмотрела на свои вымазанные смородиной руки, мысленно ужаснулась, прикинув, что вымыть их как следует за один раз не удастся — под ногтями наверняка останется синий ореол.

— Но… но мне же нужно хотя бы переодеться, — только и смогла я выдавить из себя.

— Пятнадцати минут вам хватит, я надеюсь? — предположил Остроглазов и снова посмотрел на часы.

— Хватит! — ответила за меня Нинон и приказала:

— Быстро мой руки!

Через полчаса я уже сидела на заднем сиденье черного банкирского лимузина. Остроглазов сидел впереди, рядом с водителем, а лимузин медленно и важно переползал через железнодорожный переезд. Без Нинон я чувствовала себя не очень уютно и исподтишка рассматривала свои непрезентабельные ногти, которые, как я и предполагала, мне так и не удалось толком отмыть.

За всю дорогу банкир не сказал со мной ни слова и лишь изредка обменивался короткими фразами с водителем, комментируя состояние шоссе и убийственную жару, посетившую Подмосковье этим летом.

Когда лимузин вырулил на кольцо, Остроглазов объявил водителю:

— Паша, сначала заедем в «Омегу».

Так я узнала, куда, собственно, он меня сватал — совместная фирма называлась «Омега». Я сразу подобралась и стала вспоминать, как проходила собеседование, устраиваясь на прежнюю работу. Ничего в этом приятного нет, тебя придирчиво рассматривают, словно товар на мелкооптовом рынке, только что зубы не пересчитывают и мускулы не ощупывают. А вопросы, вопросы… Помнится, в одном месте осторожный работодатель даже заставил меня подписать бумагу обязательство не обзаводиться потомством в ближайшие пять лет. Впрочем, это мне не помогло, он все равно меня не взял.

Торжественно проплыв по Садовому кольцу, лимузин свернул в малоприметный переулок и припарковался у симпатичного двухэтажного особнячка. Повернув ключ в замке зажигания, водитель Паша тенью выскользнул из автомобиля и предупредительно распахнул дверцу перед шефом.

Банкир грузно вывалился из лимузина, походя задев меня оловянным взглядом. Я тоже выкарабкалась с заднего сиденья и поплелась за ним на ватных ногах. Это все мои проклятые комплексы. Ну и что, пусть смотрят оценивающе, пусть задают не самые корректные вопросы, главное — найти хорошую работу, чтобы я могла продолжить перечисления на свой банковский счет и со временем купить себе наконец приличную отдельную квартиру. На большее-то я не зарюсь.

Самое удивительное — никакого собеседования в традиционном варианте и не состоялось. Просто мы поднялись наверх по мраморной лестнице, вошли в кабинет с высокими потолками. Чтобы догадаться, что это приемная солидного начальника, особого ума не требовалось. Потом банкир хозяйским жестом распахнул дверь с надписью «Генеральный директор», а меня оставил наедине с секретаршей, молодой фифой с холодными изумрудными глазами и тщательным маникюром.

Через минуту телефон на секретарском столе зазвонил, фифа подняла трубку, елейно произнесла: «Да, Юрий Иваныч», посмотрела на меня, сказала еще раз: «Да, Юрий Иваныч» — и опустила трубку на рычаг. Потом выдвинула ящик стола, достала из него какую-то бумагу и придвинула ко мне:

— Заполняйте.

Листок оказался анкетой с достаточно банальными вопросами: фамилия, имя, отчество, год рождения, образование, адрес и так далее. Я тщательно ее заполнила, а когда подняла голову, поймала надменный взгляд фифы, которая с любознательностью юного натуралиста рассматривала мои грязные ногти. Она забрала мой листок, сунула в красную папку и, крутанувшись на стуле, вперилась в экран компьютера, с этой минуты не обращая на меня никакого внимания.

Я сидела и, тихо злясь, посматривала на дверь с табличкой «Генеральный директор», не зная, что мне делать дальше. То ли встать и уйти, то ли дожидаться банкира. В конце концов, он мог бы быть ко мне и повнимательнее после того, как я битых два часа носилась с чайником, приводя его в чувство на пару с Нинон.

Наконец дверь отворилась, в нее боком протиснулся Остроглазов, а за ним совершенный пацан в дорогом костюме и очках в модной золотой оправе, такой акселерат-призер детско-юношеских математических олимпиад. По тому, как подобострастно уставилась на акселерата фифа, я поняла, что он-то и есть Юрий Иваныч, мой будущий шеф, если, конечно, его устроит моя анкета. И что творится на свете, люди добрые?! В прежние времена этот Юрий Иваныч был бы в лучшем случае самым младшим научным сотрудником в каком-нибудь пыльном НИИ и по поручению старших товарищей гонял в ближайшую булочную за пирожками.

Остроглазов и акселерат обменялись в приемной дружеским рукопожатием, потом акселерат панибратски похлопал печального вдовца по плечу, сказал со смешком: «Все, договорились, за тобой рыбалка» — и, пятясь задом, скрылся за дверью своего кабинета. Банкир бросил рассеянный взгляд на фифу, потом на меня и поманил за собой. И это все собеседование, так надо полагать? Я взлетела со стула, будто меня пружиной вытолкнуло, и шмыгнула вслед за ним.

Уже на мраморной лестнице Остроглазов меня просветил:

— Считайте, что вы приняты. Только работать начнете с сентября, когда они штатное расписание утвердят. Вы им телефон свой оставили?

— Указала в анкете, — клацнула я зубами.

— Тогда все в порядке, — заверил он и прибавил шаг. На нижней ступеньке притормозил и оглянулся. — Могу подбросить вас к вокзалу, если вы прямо сейчас собираетесь возвращаться в Дроздовку.

Я отрицательно замотала головой:

— Не стоит, я, пожалуй, прежде забегу ненадолго домой.

— Дело ваше, — равнодушно молвил банкир и был таков.

Черный лимузин резво сорвался с места и в мгновение ока скрылся за поворотом.