Маньяк по вызову

Глава 26

Два дня прошли относительно спокойно. Я навела идеальный порядок в комнате, пришила все оторвавшиеся пуговицы, вычистила кастрюли, а также пополнила продовольственные запасы. Кроме того, вечерами я подолгу сидела в прихожей, прижав телефонную трубку к уху, и болтала с Нинон, которая целыми днями носилась по адвокатам и выясняла, как с наименьшими жертвами выйти из затянувшегося бракоразводного процесса, а потому мы никак не могли с ней увидеться.

— И что? И как? — громко вопрошала я в телефонную мембрану, не обращая внимания на недовольный ропот своих коммунальных соседок. Видно, я их здорово разбаловала, когда целыми днями пропадала на работе, если они откровенно тяготились моим большим (а точнее сказать, двухдневным) сидением дома.

А на третий вечер Нинон мне не позвонила. Тогда я сама стала ей звонить, но ее номер упорно отвечал мне протяжными тоскливыми гудками. И это несмотря на то, что я крутила телефонный диск до полуночи с небольшими перерывами, чуть указательный палец не вывихнула. Не знаю, как я дождалась утра, но и утром телефон Нинон молчал. Честно говоря, я забеспокоилась, и в мою голову полезли разные мысли, одна ужасней другой.

Что, если, думала я, с Нинон что-то случилось и это что-то связано с чередой ужасных событий, произошедших в Дроздовке? Так я вспомнила о дыре в ее заборе и клочке белой материи, зацепившемся за куст смородины. Вдруг это тоже важно, а я ничего не сказала Андрею? Может, мне стоит с ним связаться, но как? А номер помощника, который он мне оставил? Я лихорадочно принялась искать свой жакет, ведь в его кармане должна лежать та бумажка, если я ее только не выбросила…

Я облегченно вздохнула, когда бумажка нашлась. Кроме телефонного номера, в ней значилась фамилия Шерстобитов, и только, ни имени, ни отчества. Сначала я хотела позвонить этому Шерстобитову из дома, но вовремя сообразила, что мой разговор будет внимательно прослушан соседкой, а потому отправилась на улицу, к ближайшему телефону-автомату.

— Слушаю, — сердито сказал мужской голос на другом конце провода. Я немного растерялась, а он не стал ждать, когда я соберусь с мыслями, и дал отбой. Пришлось мне звонить в другой раз и теперь уж быть пооперативнее. Сердитый мужчина даже не успел произнести свое коронное «слушаю», а я уже затарахтела:

— Могу я поговорить со следователем по особо важным делам Беловым?..

— Не можете, — последовал суровый ответ.

— А… а с Шерстобитовым?

— И с Шерстобитовым тоже. Он будет позже, — недовольно буркнула трубка.

Я хотела спросить, когда именно «позже», но мой вопрос предвосхитили короткие гудки.

Ну вот, так всегда и бывает. Когда они нужны, эти Шерлоки Холмсы, их никогда нет, они всегда будут позже.

Я поплелась домой, ломая голову, что мне предпринять. Ну, прежде всего еще раз позвонить Нинон — вдруг она объявилась дома, — а потом отправиться по ее московскому адресу и уже в самом крайнем случае поискать ее в Дроздовке. Я твердо приняла это решение и рысью бросилась назад, в свою квартиру, где, как выяснилось, меня ждал весьма неожиданный и неприятный сюрприз — срочная телеграмма.

Телеграмма лежала на тумбочке в прихожей, а значит, предназначалась мне. Сердце мое почему-то екнуло, руки задрожали, а колени подогнулись. Я и развернуть-то ее решилась не сразу, сначала присела на стул и отдышалась. Когда я наконец ознакомилась с содержанием телеграммы, страх у меня прошел, зато появилось возмущение. А что я должна была испытать, когда перед моими глазами запрыгали печатные буквы, сложившиеся в слова: «Прилетаю двадцать шестого рейсом 1421 Светик».

Минут пять я тупо перечитывала этот идиотский текст, из которого следовало, что неугомонная девица из Барнаула, прежде засыпавшая меня поздравительными открытками, таки решилась отравить мне жизнь своим визитом. Потом я схватилась за телефонную трубку, как утопающий за соломинку. На этот раз я домогалась бывшего супружника Ивана, который несколько дней назад клятвенно обещал мне, что обуздает свою то ли двоюродную, то ли троюродную племянницу.

Увы, и на этом фронте меня ждало жестокое разочарование. Новая жена Ивана дала мне от ворот поворот короткой фразой: «Он в командировке».

Вот так, он в командировке, а я должна расхлебывать эту кашу! Ну что прикажете делать с этой свалившейся на мою разнесчастную голову девицей?

Еще несколько минут я пребывала в совершенной растерянности, если не сказать панике, а потом снова схватилась за телефонную трубку. Чтобы выяснить, когда и куда прилетает рейс номер 1421. В справочной мне ответили, что самолет прибывает в Шереметьево в одиннадцать утра. А это значит, что в моем распоряжении осталось не больше часа. Гм-гм, а почему, собственно, это должно меня беспокоить? Какое мне дело до троюродной племянницы бывшего мужа, которая зачем-то рвется ко мне в гости и которую я не звала? Пусть сама расхлебывает результаты своей опрометчивости, а у меня и без нее забот хватает.

С другой стороны, она ведь знает мой адрес и запросто может ко мне заявиться, даже если я ее не встречу. И плевать, плевать… Скорее всего Нинон сейчас снова в Дроздовке, вот и я присоединюсь к ней, а эта нахальная барнаульская девица останется при своих интересах, потому что мои коммунальные соседки ее даже на порог не пустят. И правильно, сама виновата! Но уже через минуту мой боевой задор пропал. Я представила себе провинциальную девчонку со старомодным чемоданчиком в руках, которая мыкается по враждебным московским улицам, не зная, куда голову преклонить. Тут же на память пришла история другой провинциалки, той, с милицейской листовки, и на душе у меня стало окончательно неспокойно. Вдруг и с этой случится что-то подобное? А что, разве кто-нибудь может дать гарантию обратного, когда у нас маньяков развелось видимо-невидимо, можно сказать, один на другом. Черт, ну почему, спрашивается, я должна ломать голову над такими неразрешимыми дилеммами: и так плохо, и этак нехорошо.

Стоит ли уточнять, что в конце концов я, как последняя идиотка, приняла решение в очередной раз продемонстрировать свое глупое великодушие, которое еще ни разу не кончилось для меня добром. Повесив на плечо сумку, я выскочила за дверь с намерением отправиться в Шереметьево. При этом меня раздирало от противоречий: я мысленно честила себя последними словами и все же делала то, что совсем не обязана была делать. Еще и в расход вошла, разорилась на такси, поскольку другим способом добраться до аэропорта к прилету барнаульского рейса уже не успевала.

Но, как вы уже, наверное, догадались, мне всегда и во всем везет, как утопленнику. Именно так случилось и в этот раз. Не знаю, каким именно местом слушал меня молодой таксист, машину которого я остановила на проспекте, но завез он меня почему-то в международный аэропорт Шереметьево-2, а я, пребывающая в тотальном раздрае, обнаружила это обстоятельство, только приступив к изучению расписания самолетов, в котором почему-то не значилось Барнаула, зато присутствовали Мюнхен, Франкфурт и даже Вашингтон.

Когда я это поняла, то чуть не разревелась. И зачем я выбросила деньги на такси, уж лучше бы сидела дома и дожидалась, когда заявится это чудо природы по имени Светик. Конечно, еще можно было попытаться успеть в другое Шереметьево к прибытию барнаульского рейса, но силы меня покинули. Поникшая, я вышла на площадь перед аэровокзалом, решив целиком и полностью положиться на судьбу. Как будет, так будет. Я как раз понуро плелась в сторону автобусной остановки, когда за спиной у меня раздалось:

— Женя, Женя!

Я замерла, прислушалась, потом решила, что окликают какую-то другую Женю, и прибавила шаг. И тут кто-то осторожно тронул меня за плечо, повторив:

— Жень, да куда ты, постой… — Я подняла голову и встретила внимательный взгляд… Генки Поварова, неверного мужа Нинон!

— Привет… — произнесла я растерянно. — Ты откуда?

— Откуда, откуда, — хохотнул Генка, — из Швеции, вестимо.

— Из Швеции?

— Ты что, прилетел? — захлопала я глазами. Эта неожиданная встреча окончательно помутила мой рассудок.

— Естественно, прилетел, а не приплыл. — Генка выглядел прекрасно: за то время, что мы не виделись, его природная смазливость приобрела благородные признаки респектабельности. Про европейский лоск я вообще не говорю. На Генке была такая куртка — закачаешься. — А ты что здесь делаешь?

— Я здесь по ошибке оказалась, — призналась я, — поехала барнаульский рейс встречать, а таксист меня сюда завез.

— Да? — приподнял брови Генка. — Тогда чего мы тут торчим? Я поймал машину, садись — заскочим и встретим, кого ты там, кстати, встречаешь?

— Племянницу моего мужа, — выдохнула я.

— Это какого же? — уточнил Генка, подталкивая меня к открытой дверце черной «Волги».

— Бывшего, — пояснила я, — Ивана, если ты не забыл.

— Еще бы я его забыл, чай на одном курсе учились, — хмыкнул Генка. — Как он, кстати?

— Да ничего вроде бы. Ребенок у него есть, мальчик. — Честно говоря, это все, что я могла рассказать о своем бывшем муже.

— Понятно, — кивнул Генка и попросил водителя «Волги»: — Возле Шереметьево-1 притормози.

Тот послушно припарковался на стоянке возле аэропорта, мы с Генкой выбрались из машины и отправились разыскивать Иванову племянницу, что, конечно же, было делом, обреченным на неудачу. Во-первых, самолет давно приземлился, во-вторых, я понятия не имела, как выглядит Светик из Барнаула. А посему, потолкавшись в зале прилета минут пятнадцать, мы с Генкой снова загрузились в черную «Волгу» и устремились в столицу.

Генка сел на заднее сиденье рядом со мной, и до самой Москвы мы вспоминали студенческую юность и обменивались информацией. Генка говорил больше, потому что ему было о чем рассказать, — одна Швеция чего стоила! — я же в основном молчала и мотала на ус. А еще меня прямо-таки подмывало спросить, почему это он, Генка, так неблагородно поступил с Нинон, променяв ее на другую, и где она сейчас, эта подлая разрушительница семейного счастья моей подружки. Несколько раз вопрос готов был сорваться с моих уст, но что-то меня удерживало.

В конце концов я все-таки неуверенно вякнула:

— А Нинон знает о твоем приезде?

Генка как-то сразу приуныл:

— Нет, она пока не знает. Для нее это сюрприз, не знаю уж, насколько приятный.

Это уж точно, подумала я.

— Может, стоило ее предупредить? — поинтересовалась я.

— Может, — не стал спорить Генка, — хотя вряд ли это что-нибудь изменит. — И заработал желваками.

Смотри-ка, как серьезно у него, зашло с новой зазнобой, а ведь какая любовь была! В институте он глаз с Нинон не сводил!

— И все-таки вам с Нинон следовало бы обсудить ваши проблемы еще раз, — неуверенно посоветовала я. Честно говоря, не люблю влезать в чужие дела, но тут такой случай, что трудно остаться в стороне.

— Да разве я против, — пожал плечами Генка и отвел взгляд, — я ведь со всем желанием, как говорится. Соглашался на многое глаза закрывать, говорил: одумайся, остановись… Куда там, если она закусила удила, это безнадежно…

Генкин монолог произвел на меня странное впечатление. Такое ощущение, что мы говорили о совершенно разных вещах.

— Постой, — уставилась я на Генку, — как же ей не закусить удила, когда ты нашел ей замену?

Теперь уже у Генки физиономия стала обескураженной.

— Какую замену? Ты вообще про что говоришь?

Я его поправила:

— Я говорю не про что, а про кого. Про Нинон, которой ты предпочел другую.

— Я? Предпочел Нинон другую? — глупо ухмыльнулся Генка. — С чего ты взяла?

— Нинон мне сказала.

— Нинон? А давно ты ее видела?

— Два дня назад. Я была у нее на даче, в Дроздовке, — с готовностью пояснила я.

— Ах да, в Дроздовке, где же еще, — вздохнул. Генка. — И там она тебе сказала, что у меня другая женщина?

— Ну да, — растерялась я, — а разве это не так? Разве Нинон…

— Ну раз Нинон так сказала, значит, так оно и есть, — ответил Генка, и я поняла, что тему пора закрывать.

Мы еще перекинулись несколькими фразами. Я, кстати говоря, сообщила, что московский телефон Нинон почему-то не отвечает.

— Может, она в Дроздовке? — высказал предположение Генка.

А я, торопливо и путаясь в словах, изложила историю дроздовских ужасов, которая весьма взволновала Генку, что, впрочем, было очень даже неудивительно. Он сразу же погрузился в задумчивость и пребывал в таком состоянии до той минуты, как я вышла из автомобиля.

Мы сдержанно попрощались, и уже через пять минут я была дома. Поднимаясь по лестнице, я была почти уверена, что увижу у дверей своей квартиры сидящую на чемодане троюродную племянницу моего бывшего мужа. Однако ее там не было. Но она возникла через полтора часа после моего возвращения.